[259]. Стремительно рос экспорт и развивались финансовые операции; в первый же год по основании Санкт-Петербурга была учреждена товарная биржа, организованная Петром I по примеру Амстердамской, а данные городу торговые льготы быстро переориентировали торговлю с Северного моря на Балтику[260]. За достаточно короткий период были реформированы армия и флот: с 1696 по 1725 г. в России построили более тысячи военных судов, что к концу петровского правления сделало российский военный флот с его 40 линейными кораблями, 10 фрегатами и сотнями галер и более мелких судов только на Балтике третьим по мощи в Европе[261]; численность регулярной армии к концу Северной войны оценивается историками от 130 тыс. до 210 тыс. человек, не считая гарнизонов и казачьих войск[262], что делало ее одной из самых больших на континенте. При этом особенно важны были качественные изменения: армия стала профессиональной и возглавлялась хорошо обученными иностранными и русскими офицерами, к тому времени получившими значительный боевой опыт в годы Северной войны. Последствия реформ стали очевидны в середине столетия, когда русские нанесли поражение войскам Фридриха II в Семилетней войне 1756–1763 гг.[263], несколько раз выиграли кампании против Турции между 1768 и 1812 г., победили армию республиканской Франции в Итальянском и Швейцарском походах 1799 г., а позднее сыграли основную роль в разгроме наполеоновской Франции.
В-третьих, в ходе европейской рецепции в России преобразились не только мануфактурный сектор, армия и образование; радикальные перемены произошли в сфере управления и администрирования. В 1708 г. страна была поделена на восемь губерний[264] (к середине XIX века их число увеличилось до 44); с 1717 г. устаревшая система приказов была заменена коллегиями, которые начали работу с 1 января 1719 г. (показательно, что в пяти из восьми коллегий их вице-президентами стали состоявшие на русской службе иностранцы)[265]; в 1722 г. был издан «Табель о рангах», фактически ставший своего рода уставом государственной службы[266]. Был учрежден регулярно утверждавшийся государственный бюджет, вводились новые налоги, включая и всеобщую подушную подать, приуроченную к завершению переписи населения, проведенной в 1718–1724 гг.; в итоге за менее чем 30 лет петровского царствования налоговые поступления в казну выросли в пять раз[267]. Церковь была окончательно институционализирована с упразднением патриаршества в начале XVIII века и учреждением в 1721 г. Священного Синода, руководимого светским чиновником[268]. Государственная служба, на которую Петр I, по сути, мобилизовал дворянское сословие, стала популярной, и путь в нее был открыт уже не только представителям привилегированных классов; уже в 1762 г. был издан Манифест о вольности дворянства[269], а военная или административная служба превратилась в самый эффективный социальный лифт в стране. Несмотря на практическую неизменность начал самодержавия, в России начали приниматься законы и нормы, отрицавшие прежние средневековые начала; в 1723 г. было отменено упоминание холопства[270], в 1766 г. инициировано создание Уложенной комиссии[271], и даже стали появляться размышления о необходимости конституции[272]. По мере расширения границ в рамках империи начали появляться части, управлявшиеся в соответствии с их собственными законами, некоторые из которых были вполне европейскими (а порой даже либеральнее некоторых из них), — здесь достаточно упомянуть особую систему управления Царством Польским, которая существовала с 1815 г. до подавления Польского восстания в 1832 г.[273]
Наконец, в-четвертых, принципиальным отличием европейской рецепции от всех прочих была ее очевидная функциональность. Основной задачей ставилось не просто обеспечение геополитической успешности России, захват новых или возвращение «исконных» земель: главными целями провозглашались обеспечение выхода к морям, гарантирование стране права на свободную торговлю, наращивание взаимовыгодных контактов с внешним миром. Оборот российской торговли с европейскими странами с начала XVIII века по 1740 г. вырос более чем в девять раз, начала меняться и структура российского экспорта, в котором впервые после 1724 г. резко сократилась доля пушнины и начала стремительно расти доля промышленной продукции (пусть и не слишком обработанной — от пеньки до железа), а с 1760-х гг. — и зерна (за 30 лет рост экспорта составил несколько десятков раз)[274]. По мере расширения империи на юге к бурно развивавшейся балтийской добавлялась еще и средиземноморская торговля. Оставаясь самодержавной империей с обычными для империй экспансионистскими целями, Россия тем не менее впервые в своей истории начала формировать если и не «экономическую», то «экономизированную» внешнеполитическую повестку, ориентируясь в том числе и на интересы отечественных купцов и промышленников.
Однако довольно быстро стало понятно, что ориентиры европейской рецепции существенно отличаются от задач российского государства. К началу XIX века Россия — по вполне понятным геополитическим причинам — превратилась в лидера коалиции, действовавшей против Наполеона; однако, в отличие от той же Великобритании, столкновение которой с Францией было продиктовано сугубо геополитическими моментами, Россия имела и более серьезные причины противостоять главному европейскому революционеру. Сложившийся на Венском конгрессе «Концерт держав» усилиями России очень быстро превратился в более локальный Священный Союз, основной задачей которого было сохранение status quo в Центральной Европе[275]. Страх перед настоящей европейскостью, которая во все большей мере ассоциировалась с политическими свободами, привел (особенно после выступления декабристов и польского восстания) к мощной волне реакции, сопровождавшейся серьезным экономическим застоем и нарастанием военно-технологического отставания. Поражение России в первой Крымской войне стало знаком того, что потенциал изначальной европейской рецепции исчерпан и стране критически необходима новая порция заимствований.
Вторая волна европейской рецепции известна в России как эпоха Великих реформ; начавшаяся на рубеже 1850-х и 1860-х гг., она в том или ином виде растянулась до начала Первой мировой войны, переживая свои взлеты и падения, ускорения и откаты. За этот долгий и драматический период в стране было отменено крепостное право, проведены судебная, земская, образовательная и финансовая реформы[276], новый динамизм приобрело хозяйственное развитие, существенно выросла промышленность, страна покрылась сетью железных дорог. К началу 1910-х гг. Россия стала вполне европейской экономикой: по сравнению с первой половиной 1860-х гг. объемы производства чугуна выросли в 13 раз, добыча угля — в 84 раза, потребление хлопка текстильной промышленностью — в 8,8 раза, а протяженность железных дорог увеличилась более чем в 50 раз[277]. Этот хозяйственный подъем следует назвать в полной мере европейским: угольные месторождения Донбасса развивались англичанином Д. Хьюзом, бакинскими нефтепромыслами оперировал швед Э. Нобель; в 1900 г. доля иностранного капитала в российской промышленности достигла 45 % (превышая при этом в добывающих секторах, металлургии и машиностроении 70 %)[278]. Ни до этого времени, ни после доля иностранных капиталовложений в общем объеме инвестиций в российскую экономику не была столь значительной — однако министр финансов С. Витте подчеркивал: «Только разлагающиеся нации могут бояться закрепощения их прибывающими иностранцами»[279]. Россия уверенно догоняла передовые державы: средний темп экономического роста в стране в 1890–1900 гг. составлял по основным отраслям от 6,5 до 9,5 %; в начале XX века Россия стала первой в Европе по протяженности железнодорожных путей и мировым рекордсменом по добыче нефти[280].
Впечатляющий экономический прогресс последней трети XIX века сопровождался масштабной модернизацией социальной и политической жизни. В стране появились элементы правового государства и был учрежден независимый суд[281]; быстро развивались начала местного самоуправления и так называемые земские структуры; после политических потрясений 1905 г. император санкционировал появление парламента и создание легальных политических партий[282]; выезд граждан за рубеж был существенно упрощен[283]. При этом уже тогда можно было заметить, что политические реформы, которые в большинстве европейских стран оказывались средством преодоления имевшихся социальных противоречий, в России во многом лишь провоцировали новые; уже одно это указывало на то, что очередная волна заимствований европейских практик принесет намного более драматические последствия, чем любая из предшествующих рецепций, порождая социальные и политические конфликты такого масштаба, с которыми страна не сможет справиться. Нарастающие противоречия между европейски организованной эко