МИНФИН: И все же финансовые общества запрашивают сбалансированный федеральный бюджет. Совет управляющих резервной системы практически настаивает на сбалансированном бюджете. Наш торговый баланс с горсткой стран, которые еще с нами торгуют, требует стабильного бакса, а значит, опять же сбалансированного бюджета.
ТАН: Третий фланг, Чет, нашей тройной дилеммы. Требуются расходы, ограничены доходы, необходим баланс.
ДЖЕНТЛ: Классическая административная дилемма, как в лабиринте Цербера. Шип розы в ахиллесовом сухожилии демократического процесса. А никто не слышит какой-то пронзительный писк?
ВСЕ СЕКР. И МИН.: (Переглядываются с пустыми глазами).
ВИЛС: (Пронзительно сморкается).
ДЖЕНТЛ (Экспериментально постукивая по внутренним поверхностям пузыря): Мне иногда слышится писк пронзительного диапазона, который, надо признать, большинство людей не улавливает, но сейчас это как будто какой-то другой пронзительный писк.
ВСЕ СЕКР. И МИН.: (Поправляют узлы галстуков, изучают лакированную поверхность стола).
ДЖЕНТЛ: Значит, по писку, так понимаю, предложений нет.
ВИЛС: Народ, можно эту встречу перевести хотя бы на легкий галоп?
ТАН: Возможно, это пронзительный писк, который иногда предваряет вашу готовность объявить эпохальные, визионерские прозрения, которых вы достигли, обдумывая ранее неразрешимую тройную дилемму, сэр.
ДЖЕНТЛ: Детка, Род, и снова прямое попадание. Господа: гляньте-ка на ресторанные образцы китайско-эпитетической календарной системы.
ТАН: То есть, конечно, салфетки, напрямую связанные с президентским визионерством по поводу прибылей.
ДЖЕНТЛ: Господа, как вам всем известно, я только что вернулся, на крайне высокой скорости, отрыгивая вкус сосисок, которые, уверен, просто-таки кишели микробами, из-за которых публичных продавцов следует считать позором и угрозой, которые…
ТАН: (Незаметно просит жестом молчать).
ДЖЕНТЛ: Ну, короче говоря, господа, я только что вернулся с послеколледжного кубка. Где и употреблял вышеупомянутые сардельки. Но вот к чему я веду: ребят, кто-нибудь из вас знает, как назывался этот кубок колледжей?
МИНСТРОЙ: Кажется, вы уже говорили, что он назывался Кубок Форзиции, шеф.
ДЖЕНТЛ: Это, мистер Сивник, я думал, что он так называется, в пути, когда мы с вами беседовали по защищенной линии. Так он назывался, когда я пел там гимн в 91-м.
ЛУРИЯ П: (Поднимая зодиакальную салфетку с еле заметной короной жира от «Горячего и Острого Супа» в верхнем левом углу): Возмощно, теперь вы раскроетэ кабмину, как называло себья соревнование футболя, мсье President.
ДЖЕНТЛ: (Бросив шоуменский взгляд на ВИЛСА, который ковыряется в щербинке исполинских передних резцов визитками директоров «Пилсбери» и «Пепсико»): Ребятки, я слышал панты, отрыгивал хотдогами, нюхал пивную пену и приходил в тихий ужас от общественных писсуаров на так называемом Кубке «Страховой-компанииКен-Л-Рейшн-Магнавокс-Кемпер» / Форзиции.
Год Впитывающего Белья для Взрослых «Депенд»
В прошлом июле на Служении Группы «Белый флаг» у Группы «Хреново, но пить все равно нельзя» в Брейнтри Дон Г. с кафедры публично признался, как ему стыдно, что он до сих пор не может похвастаться реальным внятным пониманием того, что такое Высшая сила. Третий из 12 Шагов бостонских АА предполагает, что ты препоручаешь свою больную волю заботе Бога «как Его понимаешь». Выбор Бога, по идее, один из главных продающих моментов АА. Можно выработать собственное понимание Бога, Высшей силы или Кого/Чего Угодно. Но Гейтли где-то на десятом месяце трезвости высказывается за кафедрой ХНПВРН в Брейнтри, что сейчас он слишком потерянный и беспомощный и, кажется, лучше бы Крокодилы-белофлаговцы просто взяли его за шкирку и объяснили, как понимать Бога АА, и выдали бы совершенно тупые и догматичные приказы, как же препоручить Больную волю какой-либо Высшей силе. Он добавляет, что у некоторых католиков и фундаменталистов в АА, как он уже заметил, было детское понимание Бога Строгого и Карающего, и Гейтли слышал, как они выражают невероятную благодарность, что АА наконец-то позволили его забыть и обратиться к Богу Любящему, Всепрощающему, Милосердному. Но у этих ребят для начала было хоть какое-то представление о Нем/Ней/Этом, пусть даже и ебанутое. Можно подумать, должно быть легче, если Приходишь с 0 в плане религиозного бэкграунда или предубеждений, можно подумать, легче как бы изобрести Бога с Высшей силой с чистого листа и постепенно, типа, построить свое понимание, но Дон Гейтли жалуется, что пока реальность расходится с представлениями. Пока реальность лично для него такова: он следует одному из довольно редких конкретных советов АА и бухается на колени по утрам, и просит Помощи, а потом снова встает на колени перед сном и говорит «Спасибо», вне зависимости от того, верит ли он, что его слышит Кто-то/Что-то, или нет, и так каким-то чудом проживает день в трезвости. И это – после десяти месяцев концентрации и рефлексии до дыма из ушей – все, что он «понимает» в отношении «вопроса Бога». Публично, перед очень крутыми и суровыми на вид АА, он одновременно сознается и жалуется, что чувствует себя крысой, которая заучила в лабиринте один маршрут к сыру и вот бегает за сыром по этому маршруту в крысином духе, и все такое прочее. Где сыр в этой метафоре – Бог. Гейтли до сих пор кажется, что ему недоступна как бы Общая духовная Картина. Его ритуальные молитвы с «Пожалуйста» и «Спасибо» больше напоминают ему о хиттере, который, когда попадает в полосу везения, не меняет ракушку, или носки, или предыгровые обычаи, пока полоса не кончится. Где трезвость – полоса везения и все такое прочее, объясняет он. Воздух в церковном подвале буквально синий от дыма. Гейтли говорит, ему самому кажется, что это довольно левое и отстойное понимание Высшей силы: радость из-за сыра или немытый суспензорий. Он говорит, что когда пытается выйти за пределы очень примитивной рутинной автоматической колеи с «пожалуйста-помогипрожить-еще-день», когда встает на колени и молится, или медитирует, или пытается духовно постичь Бога как он Его понимает в масштабе Общей Картины, то чувствует Ничего – именно чувствует Ничего, а не «ничего не чувствует», бескрайнюю пустоту, которая даже еще хуже, чем неосмысленный атеизм, с которым он Пришел. Он говорит, что не знает, понятно ли объясняет, есть ли в этом смысл, или это все просто по-прежнему симптомы незатыкающейся Больной воли и «духа», в кавычках. Он обнаруживает, что раскрывает публике «Хреново, но пить все равно нельзя» такие мрачные сомнения, о каких, сука, даже заикнуться бы не смел Грозному Фрэнсису наедине. Он даже взгляд на Г. Г. в ряду Крокодилов поднять не может, когда говорит, что от всего этого божественного его уже тошнит, из-за страха. То, что нельзя увидеть, услышать, потрогать или понюхать: ладно. Еще ничего. Но то, что даже почувствовать нельзя? Потому что именно это он чувствует, когда пытается понять, к чему реально обращать молитвы. Ничего. Он говорит, что когда пытается молиться, ему представляется, как мозговые волны, или как это назвать, летят и летят, и ничто их не останавливает, летят, летят, излучаются типа в самый космос, и за него, и все летят, и не достигают Ничего, не говоря уже о Ком-то с ушами. И даже совсем не говоря о Ком-то с ушами и Кому не насрать. Ему одновременно стыдно и херово, что рассказывает он про это, а не про то, как это абсолютно здорово – быть в силах просто прожить день без Веществ, – но что поделать. Вот такая фигня творится. Он не ближе к выполнению 3-го Шага, чем в день, когда начальник по УДО привез его из тюрьмы Пибоди в «дом на полпути». От одной мысли обо всем этом божественном его тошнит, до сих пор. И ему страшно.
И снова повторяется вся та же херня. Суровая курящая Группа ХНПВРН встает и аплодирует, и мужики свистят в два пальца, и на лотерейном перерыве к нему подходят пожать большую руку и даже иногда пытаются обнять.
Как будто всякий раз, стоит ему забыться и начать разглагольствовать, как он косячит в трезвости, бостонские АА так и бегут, роняя тапки, чтобы рассказать, как его хорошо услышать, и ради бога Приходи еще – ради них, если не ради себя, что бы это, сука, ни значило.
Группа «Хреново, но пить все равно нельзя», кажется, более чем на 50 % состоит из байкеров и их телок, то есть куда ни плюнь – везде стандартные косухи и сапоги с 10-см каблуками, пряжки ремней со спрятанными ножиками в форме масти пик, которые надо доставать из щели сбоку, татуировки, больше похожие на фрески, серьезные сиськи в хлопковых майках, бородищи, «харлеевские» шмотки, деревянные спички в уголках ртов и тому подобное. После «Отче наш», когда Гейтли и прочие спикеры из «Белого флага» сбиваются покурить у дверей в церковный подвал, рев заводимых с кик-стартера многолитровых движков пробирает до самого нутра. Гейтли в принципе не понимает, каково быть трезвым байкером без наркоты. Как бы – в чем смысл вообще. Он представляет, что эти люди полируют косухи до дыр и как бы реально много и метко играют в бильярд.
Один трезвый байкер, который на вид не старше Гейтли и почти его габаритов – хотя и с очень маленькой головой и зауженной челюстью, отчего напоминает какого-то симпатичного богомола, – пока они толпятся у дверей, он подкатывает к Гейтли свой чоппер длиной с авто. Говорит, что хорошо было его услышать. Жмет руку сложным рукопожатием в стиле ниггеров или металлюг. Представляется как Роберт Ф., хотя нашивка на его косухе гласит «Боб Смерть». Телка обвила его сзади руками, как и полагается. Он говорит Гейтли, что хорошо услышать, как кто-то новенький от всего сердца делится, как мучается с божественной компонентой. Очень странно слышать, как байкер употребляет слово бостонских АА «делиться», куда уж там «компонента» или «от всего сердца».
Прочие белофлаговцы замолчали и смотрят, как двое мужчин неуклюже замерли друга напротив друга, один – в объятиях телочки на рокочущем байке. Он в кожаных гетрах и косухе на голое тело, и Гейтли замечает, что у мужика на мясистом плече – тюремная наколка непонятной эмблемки АА, треугольник в круге.