193, но даже без рук изъявила готовность попробовать пожевать камень, когда ей так велел Мужик, Который Не Пользовался Даже Именем, при помощи торса и шеи попытавшись как бы надкусить камень сверху и поцарапав оба резца (на их уголках до сих пор видны коронки), и стала трезвой, и вновь вышла замуж, за какого-то другого, постарше, типа триллионера с Южного побережья с какими-то, судя по рассказам, детьмипсихопатами, и но еще восстановила неожиданно многие утерянные функции тела и с тех пор работала в Эннет-Хаусе. Правая сторона ее лица до сих пор была перекошена из-за какого-то паралича, и к речи Пэт Гейтли привык не сразу – казалось, будто она все время поддатая, говорила с нечленораздельной старательностью. Непарализованная половина лица была очень красивая, и у нее были длинные красивые рыжие волосы, и сексуально достойное тело, хотя правая рука атрофировалась в этакую полуклешню 194 и всегда находилась в таком черном пластмассовом ортезе, чтобы пальцы с наращенными ногтями не сворачивались и не вонзались в ладонь; и походка Пэт была полна достоинства, но смотреть на нее было больно: она подволакивала ужаснотонкую правую ногу в черных кожаных брюках так, будто в нее что-то вцепилось, а Пэт пыталась вырваться.
Когда Гейтли был жильцом, она лично выезжала с ним на большинство важных судебных заседаний, подвозя до Северного побережья на своей убийственной «Авентуре» с номерами для инвалидов, – из-за неврологической темы с правой ногой она буквально топила педаль в пол и водила всегда как маньячка, и Гейтли на шоссе N 1 обычно чуть не писался, – и придавала ему значительные эннетхаусовские уважение и солидность перед судьями и комиссиями, пока все до единого дела, какие можно было закрыть без решения, не отправились в «синие папки». Гейтли до сих пор не понял, чем заслужил столько личного дополнительного внимания и помощи. Как будто он был личным любимчиком Пэт среди жильцов прошлого года. Любимчики и нелюбимчики у нее были; наверное, это неизбежно. Правда, у Энни Пэррот, консультантов и управдома тоже были свои любимчики, так что выходило обычно то на то.
Где-то через четыре месяца после проживания в Эннет-Хаусе страшное желание употребить синтетические наркотики у Дона Гейтли исчезло, как по волшебству, прямо как и обещали сотрудники Хауса, Крокодилы и Группа «Белый флаг» в случае, если он будет просиживать ежевечерние собрания от звонка до звонка, оставаться хотя бы минимально открытым и готовым настойчиво просить какую-то крайне непонятную Высшую силу его забрать. Желание. Ему говорили вставать со скрипом на гигантские колени каждый день по утрам и просить Бога, Как Он Его Понимает, забрать страшное желание, и снова бухаться на колени еще по вечерам перед сном и благодарить свое божество за прошедший безВещественный день, если так и было. Чтобы не забывать вставать на колени, ему советовали держать ботинки и ключи под кроватью. Раньше Гейтли вставал на колени, только когда его тошнило, во время секса или когда замыкал низко установленную сигнализацию, или если кому-то везло в махаче и Гейтли прилетало в пах. У него не было какого-либо божественного или иисусовского бэкграунда, и все это коленопреклонство казалось просто самой наилевейшей чушью для слабаков, он чувствовал себя настоящим лицемером, честно вставая на колени каждые утро и вечер, без обмана, мотивированный таким ужасным желанием кайфануть, что часто замечал, что на деле молится, чтобы у него наконец взорвалась башка и все это кончилось. По словам Пэт сейчас было не важно, что он думает, во что верит и даже что говорит. Важно только то, что он делает. Если все делать правильно, и долго, то заодно как по волшебству изменится и то, что он думает и во что верит. Даже что говорит. Она видела такое не раз и не два, причем с самыми маловероятными кандидатами. Это случилось и с ней, говорила она. Левая половина ее лица была очень живой и доброй. А консультант Гейтли, бывший кокаинист и телефонный мошенник, у которого одной из Утрат оказалось левое ухо, довольно рано предложил Гейтли пресловутую аналогию бостонских АА с тортом. Сварливый филиппинец встречался с жильцом Доном Г. раз в неделю, катал Гейтли по Брайтону-Оллстону бесцельными кругами на кастомизированном внедорожнике «Субару», из тех, что Гейтли когда-то ломал и угонял для ограблений. У Эухенио Мартинеза был эксцентричный бзик: он утверждал, что мог общаться с Высшей силой только в машине на ходу. Однажды вечером у доков барж ЭВД за Оллстонским Отшибом он предложил Гейтли представить бостонских АА как коробку полуфабриката для торта «Бетти Крокер». Услышав очередную левую расплывчатую аналогию, Гейтли шлепнул себя по лбу – Эухенио и так уже завалил его инсектильными тропами для Болезни. Консультант дал ему выпустить пар, закурил, проползая мимо выстроившихся для разгрузки сухопутных барж. Он сказал Гейтли просто на секунду представить, что у него в руках коробка с полуфабрикатом для торта «Бетти Крокер», которая представляет бостонских АА. У коробки на боку инструкции, их может прочитать даже восьмилетний. Гейтли сказал, что все ждет, когда же в полуфабрикате для торта окажется какое-нибудь гребаное насекомое. Эухенио М. сказал, что Гейтли надо на секунду, сука, расслабиться, заткнуться разок и просто следовать инструкциям на сраной коробке. И ни на хренайоту неважно, типа, верит ли Гейтли, что торт получится, или понимает ли он, сука, всю эту пекарную химию, из-за которой получится торт: если он просто последует гребаным инструкциям, не будет тупить и послушается пекарей помастеровитей, как все не запороть, если он не допер до чего-то в инструкциях, – но, короче говоря, суть в том, что если он последует этим детсадовским инструкциям, то получится торт. У него будет торт. Гейтли знал о тортах лишь одно: что глазурь – это самое вкусное, и лично он считал Эухенио Мартинеза самодовольным и заносчивым снобом, – плюс никогда не доверял азиатам и латиносам, а Эухенио М. умудрялся быть похожим на всех сразу, – но все же он не свалил из Хауса и даже не сделал ничего, за что его могли бы Выселить, и ежевечерне ходил на собрания, и говорил более-менее правду, и каждые утро/вечер 24/7 вставал на колени «искать ботинки под кроватью», и последовал советам вступить в Группу, проявлять бешеную Активность, вычищать пепельницы и выступать как спикер на Служениях. У него было по нулям в плане концепта Бога, и на тот момент даже меньше чем по нулям относительно интереса ко всей этой фигне;
молитву он рассматривал как установку нужной температуры в духовке согласно инструкциям на коробке. Представлять, что он говорит с потолком, казалось все же предпочтительней, чем говорить с Ничем. И еще он находил унизительным вставать на колени в трусах, и, как остальные мужики в комнате, всегда делал вид, что у него, типа, кроссовки забились под кровать, и нужно постоять так на полу, чтобы их найти и достать, когда он молился, но все же молился, и взывал к потолку, и благодарил потолок, и спустя где-то пять месяцев Гейтли ехал по зеленой в 04:30 убирать человеческие какашки из шаттакского душа и внезапно осознал, что прошло уже нехило так дней с тех пор, когда он хотя бы вспоминал о Демероле, Талвине или даже травке. В эти последние дни он уже не просто тянул лямку – Вещества просто даже на ум не приходили. Т. е. Желание и Влечение Забрали. Шли еще недели, суп из Служений, собраний, дыма сигарет и клише, а он по-прежнему не чувствовал ничего вроде старого желания кайфануть. Он стал, в каком-то смысле, Свободен. Впервые, наверное, лет с десяти выбрался из подобной ментальной клетки. Он поверить в это не мог. Чувствовал не столько Благодарность, сколько недоверчивость, насчет того, как у него их Забрали. Каким это образом какая-то Высшая сила, в которую он даже не верил, когда лицемерно просил о помощи, как по волшебству освободила его из клетки, из которой он даже не надеялся выбраться? Если он вообще мог встать на колени ради молитвы, только сделав вид, что ищет ботинки? Ну хоть убей, он не мог допереть, как же эта фигня, которая явно помогает, собственно, помогает. Просто с ума сойти. Где-то через семь месяцев, на небольшом Воскресном собрании новичков, он даже реально оставил трещину в столе «Провидента», пока бился о столешницу большой квадратной головой 195.
У белофлаговца («Грозного») Фрэнсиса Гехани, одного из самых древних и заскорузлых Крокодилов, были белый ежик, ирландская кепка и подтяжки поверх фланелевой рубашки, обрамляющие брюхо, и огромный красный шнобель огурцом, под кожей которого даже можно было разглядеть артерии, и бурые пеньки зубов, и эмфизема, и маленькая переносная штука с кислородом, голубая трубочка которой держалась под шнобелем на белом пластыре, и очень чистые яркие белки глаз, которые вкупе с крайне низким пульсом в покое были обязательными чертами мужика с геологическими эпохами трезвой жизни в АА. Грозный Фрэнсис Г., во рту которого всегда торчала зубочистка, а на правой руке красовалась поблекшая винтажная татуировка времен Корейской войны с голой дамочкой в бокале мартини, бросивший пить при Никсоне и говоривший неприличными, но древними эпиграммами 196, которыми пользовались все Кроки, – Г. Г. после инцидента со столом и головой взял
Гейтли распивать потрясающие количества кофе. С легкой скукой отстраненной Идентификации он выслушивал жалобы Гейтли: по словам Дона, нечто, которое он не понимал, не говоря о том, чтобы даже начать в него верить, в ответ никогда бы всерьез не захотело спасти его задницу, даже если Он/Она/Оно в каком-то смысле и существует. Гейтли до сих пор не понимает, почему оно помогло, – но зато как-то помогли слова Грозного Фрэнсиса, когда тот предположил, что вряд ли какая-нибудь фигня из младшей лиги, которую Дон Гейтли понять в состоянии, спасла бы его жалкую задницу от такой хреновины из старшей лиги, как держиморда в приличном прикиде, а, ек-макарек?
Это было давно, много месяцев назад. Теперь Гейтли обычно не переживает, что он там понимает, а что нет. Дважды в день молится на коленях потолку, и вычищает говно, прислушивается к снам, и проявляет Активнос