– Будучи в известности о крысиной и дельфиньей гибели через рычаг.
Отец Марата всегда поручал Реми, своему младшему, войти первым
в какой-либо публичный ресторан или лавку, чтобы найти присутствие микроволн или излучающих передатчиков. Особую опасность представляли магазины с инструментами для ловли воров – кричащими инструментами у выхода.
Стипли сказал:
– И, понятно, такая готовность на имплантацию добавила целую палитру тревожных оттенков в исследования человеческих удовольствия и поведения, и в Брэндоновской больнице на скорую руку собрали новую команду, чтобы профилировать всех тех, кто готов затоптать друг друга, лишь бы попасть на опасную операцию на мозге с имплантацией чужеродного объекта…
– …И стать сумасшедшей крысою.
– … И все ради шанса на такое удовольствие, и эти орды потенциальных добровольцев прогнали по миннесотским многоаспектным, миллонским опросникам и апперцептивным тестам, – ордам сказали, что это часть собеседования, – и результаты оказались поразительно, ужасающе среднестатистическими, нормальными.
– В других словах, ни единого девианта.
– Неаномальные по всем осям. Просто обычная молодежь – канадская молодежь.
– В доброй воле готовая на роковую зависимость от электрического удовольствия.
– Но Реми – оказывается, удовольствие беспримесное, самое чистое на свете. Нейронный дистиллят, скажем, оргазма, религиозного экстаза, соответствующих наркотиков, шиацу, потрескивающего камелька в зимнюю ночь – сумма всевозможных удовольствий, очищенная в беспримесный поток и доступная по нажатию рычажка. Тысяча раз в час, по желанию.
Марат пусто посмотрел в ответ.
Стипли изучил заусеницу.
– Разумеется, по свободному выбору.
Марат изобразил лицом карикатуру на грузные думы олуха.
– Так, но через недолгое время эти утечки и слухи о центрах-У достигли ушей правительства в Оттаве и общественности, и канадское правительство отреагировало в ужасе.
– О, Оттава – еще ладно, – сказал Стипли, – Ты же понимаешь последствия, если бы элдерсовская технология вышла в свет. Я знаю, что Оттава проинформировала Тернера, Буша, Кейси – кто там у нас был в то время, – и все в Лэнгли хором закусили в ужасе кулаки.
– ЦРУ жевало руки?
– Потому что уж наверное ты понимаешь последствия такого открытия для любого индустриального, рыночного общества с высокими дискреционными расходами.
– Но это стало бы нелегально, – сказал Марат, отмечая для себя помнить различные привычки движений Стипли для согревания.
– Хватит под дурачка косить, – сказал Стипли. – Все равно существовала перспектива черного рынка, куда пагубнее, чем наркотики или ЛСД. Технология электрода-и-рычага в то время казалась недешевой, но легко было предугадать, как гигантский широкий спрос сведет ее до уровня, где электроды будут не экзотичней шприцов.
– Но да, но хирургия – имплантировать очень трудоемко.
– Подпольных хирургов и так за глаза хватало. Аборты. Электрические половые импланты.
– Операции «МК Ультра».
Стипли невесело усмехнулся:
– Или тайные ампутации для молодых отважных поездовых сектантов, а?
Марат высморкал лишь одну ноздрю носа. Это был квебекский манер: одна ноздря за один раз. Поколение отца Марата, оно обычно нагибалось и высмаркивало одну ноздрю в канаву подле улицы.
Стипли сказал:
– Вообрази миллионы среднестатистических неаномальных североамериканцев – все с электродами Бриггса, все с электронным доступом к личным центрам-У, не выходят из дома, без конца тычут в свои личные рычаги стимуляций.
– Лежа поверх диванов. Игнорируя женщин в течке. Получая реки вознаграждения, не заслужив вознаграждения.
– Лупоглазые, слюнявые, стонущие, трясущиеся, с недержанием, дегидратацией. Не работают, не потребляют, не разговаривают и не участвуют в общественной жизни. И, наконец, откидываются от чистого…
Марат сказал:
– Отдают свои духи и жизни за стимуляцию центров-У, желаешь сказать ты.
– Нигде не видишь аналогии? – сказал Стипли через плечо с улыбкой в кривой манере. – И было это, друже, в Канаде.
Марат произвел очень легкую вариацию кругового жеста нетерпения.
– Из 1970-го года н. э. времени. Этого так и не стало. Иначе не могло быть развития новых «Веселых пластырей»…
– Мы все вмешались. Обе наши страны.
– Втайне.
– Сперва Оттава урезала финансирование программы Брэндона, отчего Тернер, или Кейси, или кто там был, взвыли – наше старое доброе ЦРУ хотело эту процедуру развить и отточить, а потом засекретить – для военных целей или чего-то такого.
Марат сказал:
– Но гражданские блюстители здоровья общественности решили иначе.
– По-моему, президентом был Картер. Обе наши страны сделали проект приоритетом нацбезопасности, прикрыли лавочку. Наше старое доброе АНБ, ваши старые добрые С7 на пару с КККП.
– Ярко-алые камзолы и шляпы с широкими полями. В 1970-х – все еще на лошадях.
Стипли подставил открытую сумочку слабому свету Тусона, что-то высматривая.
– Помнится, они пришли во всеоружии. С шашками наголо. Вышибли двери. Вырубили лаборатории. Добили из милосердия дельфинов и коз. Олдерс куда-то пропал.
Медленный циркулярный жест Марата.
– Твоя суть, наконец, та, что канадцы также, мы выбирали умереть за это – тотальное удовольствие пассивного козла.
Стипли обернулся, почесывая ногти пилочкой.
– Но ты не видишь более конкретной аналогии с Развлечением?
Марат потрогал языком внутри щеки.
– Ты говоришь, что Развлечение, оно какая-либо стимуляция центра-У? Путь обойтись без электродов Бриггса для удовольствий оргазма-и-наслаждений?
Сухой шорох пиления ногтя.
– Я только говорю, что это аналогия. Прецедент в твоей стране.
– Мы, наша страна – страна Квебек. Манитоба же…
– Я только говорю, что если бы твой мсье Фортье сумел отложить на секундочку слепое желание причинить зло Соединенным Штатам, то он увидел бы, что хочет выпустить из клетки на самом деле, – его тренировка находилась на таком уровне, что он мог пилить ногти без пригляда. Для Стипли самая эффективная тактика допроса была долго глядеть в лицо без какой-либо эмоции. Ибо Марату было неудобнее не знать, верит ли Стипли во что-либо, чем если эмоция лица Стипли показывала, что он не верит ни во что.
А сегодня, узнав про хот-доги с вареными сосисками на ужин, два самых новеньких жильца выкинули типично стандартные диетические коленца новеньких жильцов в духе «принцессы на горошине»: сегодняшнее поступление Эми Дж., которая просто сидит на виниловом диване, трясется как осинка и просит принести ей кофе и сигареты, разве что без знака на шее «Беспомощная жертва: ищу няньку», теперь, значит, заявляет, что от красного красителя N 4 у нее «пучковые мигрени» (Гейтли дает девчонке где-то не больше недели, прежде чем ее снова затянет Ксанакс 199; вид у нее такой), и Джоэль ван Д. со странно-знакомым-нокаким-то-что-ли-южным голосом, крышесносящими формами и лицом за тряпочкой, значит, сообщает, что была вегетарианкой и скорее «жука съест», чем падет до вареной сосиски. И но в невероятном желании пойти Джоэль навстречу Пэт М. просит Гейтли, где-то в 18:00, слетать до «Пьюрити Суприма» в Оллстоне и купить яиц и перца, чтобы две новоиспеченных жилицы с деликатными кишечниками состряпали себе квише, или чего они там едят. По мнению Гейтли, это выглядело как потакание именно тому классическому наркоманскому ощущению своей исключительности, которое Пэт, по идее, должна ломать. Эта самая Джоэль в. Д., похоже, приобрела, типа, как бы немедленный незаслуженный вес и статус любимчика в глазах Пэт, которая уже поговаривает об освобождении девушки от требований искать работу и просит Гейтли поискать ей какую-то особенную «Большую красную газировку», потому что она, видите ли, все еще страдает от обезвоживания. Далеко же Эннет-Хаус ушел от перекуса шпатом. Гейтли давно уже бросил пытаться понять, что у Пэт Монтесян на уме.
Погода вечером странная – и гром, и мокрый снег. Гейтли наконец научился отличать настоящий гром от вентиляторов ATHSCME и катапульт ЭВД – это после того, как он в дождевике из «Гудвила» девять месяцев каждое утро садился на поезд на зеленой ветке в 04:30.
Одно из возможных слабых мест в несгибаемой личной честности Гейтли, которую требует реабилитационная программа АА, – стоит ему впихнуться в черную как вода «Авентуру» и увидеть, как дрожит воздухозаборник, когда заводится плотоядный двигатель, и т. д., как Дон выбирает все менее и менее прямой маршрут до локации, необходимой для дел Эннет-Хауса, чем, наверное, мог бы. Если говорить без обиняков – ему просто нравится гонять по городу на тачке Пэт. Подозрительные задержки по времени он минимизирует благодаря тому, что водит как псих: плюет на светофоры, подрезает, смеется в лицо знакам «Одностороннее движение», визжит шинами, пугает пешеходов, из-за чего те бросают вещи и отскакивают в сторону, давит на гудок так, что тот скорее орет как сирена воздушного налета. Можно подумать, это юридически неразумно, при отсутствии прав и нависшей угрозе отсидки из-за вождения, но дело в том, что при виде подобного стиля вождения «у-меня-женщина-рожает-дарогу» бостонские Органы даже бровью не поведут, потому как у них и без того дел хватает в наше непростое время и потому, что в метрополии Бостона в такой социопатической манере водят все, включая сами Органы, так что все, чем Гейтли реально рискует, – его собственное чувство несгибаемой личной честности. Клише, которое он находит особенно полезным в случае с «Авентурой», – что в Реабилитации важен Прогресс, а не Совершенство. Он любит чинно съезжать налево на Содружества, отъезжать подальше от эркеров Хауса, а затем издавать то, что про себя воображает боевым кличем, и газовать по засаженному деревьями змеящемуся бульвару авеню, ползущему мимо мрачных районов Брайтона и Оллстона и мимо Бостонского университета к большому треугольному неоновому знаку CITGO [144]