– Ну все, сарказм.
– Я так красива, что безобразна.
– Ну все, неуважительное обращение, будто я дебил какой, потому что, видите ли, пытался помочь преодолеть страх прямого «нет», который она преодолевать не собирается.
– Я безобразна от красоты.
– Хочешь увидеть мое профессиональное лицо сотрудника – вот тебе лицо сотрудника. Я улыбаюсь и киваю, я обращаюсь с тобой, будто тебя надо подбодрять, улыбаться и кивать, а сам за этим лицом все кручу и кручу пальцем у виска, типа: «Ну и долбанашка», типа: «Где санитары-то».
– Хочешь верь, хочешь нет. Здесь я бессильна, я знаю.
– Смотри, вот профессиональный сотрудник записывает в Журнал лекарств: «Шесть сверхмощных доз аспирина для сотрудника, пережившего сарказм, и съезжание с преодоления страха, и саркастическое поведение от новичка, которая думает, что видит всех насквозь».
– На какой позиции ты играл?
По Эннет-Хаусу пошли слухи, что Рэнди Ленц нашел собственный мрачный способ справляться со всем известными Гневом и Бессилием, которые угнетают наркомана в первые месяцы воздержания.
– «…что сотрудник даже поражается, как это она попала сюда на лечение, если такая вся из себя умная».
Ежевечерние собрания АА и АН закругляются к 21:30 или 22:00, а отбой – в 23:30, и жильцов Эннета подвозят до Хауса жильцы с машинами, а некоторые выбираются на машинах за огромными дозами мороженого и кофе.
Ленц – из тех, которые с машиной, – сильно модифицированным старым «Дастером», белым с как будто 12-калиберными прострелами ржавчины над нишами колес, с крупногабаритными задними шинами и таким прокачанным ради рокочущей скорости движком, что чудо, как у него еще права не отняли.
Лоферы Ленца ступают за пределы Эннет-Хауса только после заката, и даже тогда только при белом парике, усах и в развевающемся пальто с высоким воротником, и ходит он только на обязательные ежевечерние собрания; и потом тут такая тема: он никогда не ездит на собрания в своей машине. Всегда выходит с кем-нибудь еще и подсаживается в чужую машину с другими. И всегда только на самое северное место, почемуто, с компасом и салфеткой рассчитывая сегодняшний ночной маршрут поездки и затем прикидывая, на каком месте он будет максимально на севере. У Гейтли и Джонетт Фольц уже вошло в привычку каждый вечер объяснять остальным жильцам, что Ленц преподает им ценный урок терпения и терпимости.
Но когда собрание закругляется, Ленц ни к кому не подсаживается. После собраний он всегда идет в Хаус пешком. Говорит, ему нужно подышать свежим воздухом, особенно когда весь день просидишь в забитом Хаусе, избегая дверей и окон, скрываясь сразу от обеих сторон системы правосудия.
И вот однажды в среду после «Бруклайнской молодежи» АА на Биконстрит у Чеснат-Хилл он добирается до дома ровно в 23:29, почти два часа, хотя там можно и за полчаса дойти, и даже Берт Смит в сентябре управился меньше чем за час; и Ленц успевает минута в минуту к отбою и, не сказав никому ни слова, сразу пилит в свою и Глинна с Дэем спальню, хлопая фалдами пальто поло и осыпая пудру с парика, вспотев, производя неприемлемый грохот дорогими туфлями по бесковровой лестнице на мужскую половину, по поводу чего у Гейтли нет времени подняться и предъявить, поскольку ему еще разбираться с опоздавшими к отбою Брюсом Грином и Эми Дж.
Ленц бродит в городской ночи, в одиночку, почти на ежевечерней основе, иногда с книжкой.
Жильцов, которые часто гуляют одни, на четверговой Летучке сотрудников в кабинете Пэт вносят в группу риска как очевидных потенциальных рецидивистов. Но у Ленца пять раз брали пробы мочи, и три раза, когда в лаборатории не напортачили с иммуноанализом, моча у Ленца была чистая. Гейтли в итоге решил оставить Ленца в покое. У некоторых новичков Высшая сила – типа, Природа, небо, звезды, зябкий осенний ветерок, ну кто знает.
Так что Ленц бродит в ночи, без компании и в маскировке, якобы прогуливается. Он изучил перекошенную сеть улиц Энфилда-Брайтона-Оллстона как свои пять пальцев. Южный Кембридж, и Восточный Ньютон, и Северный Бруклайн, и отвратительный Отшиб. После собраний он чаще всего добирается домой боковыми улицами. Дешевые, заставленные помойками жилые улицы и дороги у типовых спальных районов, переходящие в переулки, грязные подворотни за магазинами, помойками, складами, погрузочными платформами, огромными ангарами «Эмпайр Вейст Дисплейсмент» и т. д. Лоферы Ленца начищены до убойно слепящего блеска и элегантно, чечеточно прищелкивают, когда он шагает в поисках – руки в карманах, пальто нараспашку. Что именно ищет и зачем, он начинает понимать лишь через несколько вечеров 224. Он ежевечерне ходит по городским ареалам обитания зверей. Вокруг выгнанные домашние кошки и суровые дворняжки перетекают из тени в тень, роются в помойках, трахаются и дерутся с адскими воплями, пока он шагает, ушки на макушке, в злачной ночи. Тут и всяческие крысы, и всяческие мыши, и всяческие бездомные псы с висящими языками и ребрами на пересчет. А то и залетный дикий хомяк и/или енот. Вся ловкая и вороватая послезакатная братия. А также домашние собаки, которые звенят цепями, или лают, или бросаются, когда он проходит мимо дворов с собаками. Двигаться он предпочитает на север, но по подходящим сторонам улицы пойдет и на запад, и на восток. Звонкий цокот туфелей по цементу разнообразных текстур разносится на сотни метров по округе.
Иногда Ленц видит серьезных таких крыс рядом с канализационными трубами, а иногда и на помойках, где нет кошек. Первой его осознанной жертвой стала крыса, когда он набрел на крыс в широком переулке с запада на восток у погрузочной платформы за компанией «Свелт Нэйл». чуть к востоку от Уотертауна на Сев. Гарвард-ст. Это в какой же вечер. На пути из Восточного Уотертауна – выходит, с АН «Дальше откроется больше» с Глинном и Дилем, а не с АА «Лучше поздно, чем никогда» в Святой Е. с остальными хаусовцами, – значит, понедельник. Значит, прогуливался он в понедельник по одному переулку, его шаги отдавались утроенным эхом от погрузочной платформы и северной стены слева, вдоль которой он шел в поисках сам не знал чего. Впереди виднелся стегозавровый силуэт контейнера «Свелт». – это вам не всяческие обычные контейнеры ЭВД пониже и поуже. В тени помойки слышалась сухая возня. Он ничего не подбирал осознанно. Поверхность переулка раскрошилась, и Ленц, не сбиваясь с пританцовывающего шага, подобрал килограммовый булыжник бетона с крошками асфальта. Это были крысы. Между северной стеной и крюком помойки для сухопутной баржи на горчичной одноразовой тарелке из «Ланчвагон» на недоеденную сосиску наседали две здоровые крысы. Их мерзкие розовые хвосты торчали из темноты в тусклом свете переулка. Когда Рэнди Ленц подкрался на носках лоферов, они и ухом не повели. Хвосты у них были мясистые, голые и как бы дергались взад-вперед, дергались то на тусклый желтый свет, то в тень. Здоровый плоский булыжник приземлился на большую часть одной крысы и край другой. Раздался пронзительный чирикающий писк, но и основное попадание по одной из крыс тоже произвело довольно солидный и примечательный звук – некую ауральную комбинацию помидора об стену и молотком по карманным часам. Из ануса крысы показалось содержимое. Она лежала на боку под не самым лучшим с медицинской точки зрения углом, хвост дергался, и содержимое из ануса, и капли крови на усиках, которые казались черными – капли – в натриевом охранном освещении под крышей «Свелт Нэйл». Ее бок поднимался и опускался; задние лапки перебирали, будто на бегу, но эта крыса уже никуда не убежит. Вторая исчезла под помойкой, волоча заднюю часть. Повсюду лежали еще куски раскрошившейся улицы. Когда Ленц грохнул другим по башке крысы, он осознанно обнаружил, что в момент разрешения внутреннего напряжения ему нравится говорить: «Вот так».
Для Ленца раскардаш крыс стал решением накопившихся внутренних проблем на первую пару недель прогулок до дома в паразитной ночи.
Дон Гейтли, шеф-повар и закупщик Хауса, покупает такие большие коробки размера «эконом» с мешками для мусора «Хефти» 225, которые хранятся под кухонной раковиной для дежурных по мусору каждой недели. Эннет-Хаус производит серьезные объемы мусора.
И вот когда мелкие паразиты становятся непримечательными и так себе, Ленц начинает срывать из-под раковины и брать с собой на собрания мешок «Хефти» и ходить домой с ним. Мусорный мешок, аккуратно сложенный, покоится во внутреннем кармане пальто – развевающейся модели поло от «Лорен» с высоким воротником, которую он любит и ежедневно чистит роликом. Также он берет с собой в другом кармане в пакетике-струне немножко тунца из чулана Хауса, а среднестатистический наркоман – профессионал в скручивании всяческих пакетиков, чтобы ничего не вываливалось и не было запаха.
Жильцы Эннет-Хауса зовут мешки «Хефти» «ирландским багажом» – даже Макдэйд – это уличный термин.
Рэнди Ленц обнаружил, что если достаточно близко подманить городского кота тунцом в вытянутой руке, то можно накинуть на него «Хефти» и подхватить так, что кот окажется на дне мешка, а затем можно накрепко завязать проволочным хомутом, который идет бесплатно к каждому мешку. Завязанный мешок можно положить возле самой северной стены, забора или помойки в окрестностях, закурить сигу и присесть рядом, посмотреть на широчайший диапазон изменяющихся форм, которые примет мешок, пока у взбудораженной кошки кончается воздух. С течением времени формы становятся все более дикими, скрученными и оторванными от земли. После того как показ форм прекращается, Ленц тушит бычок слюнявым пальцем, чтобы оставить на потом, встает, развязывает хомут, заглядывает в мешок и говорит: «Вот так». «Вот так», согласно мнению Ленца, стало критичным для ощущений бризантности, завершения и разрешения проблем бессильного гнева и беспомощного страха, которые как бы накапливались в нем за целый день в северо-восточных углах убогого «дома на полпути», пока он целый день боялся за свою жизнь.
Так у Ленца выработалась целая охотничья иерархия всяческих кошек и районов с типами кошек, что бродят в ночи; и так он становится знатоком кошек, как рыбак разбирается, какие виды рыб сражаются за свою подводную жизнь яростнее и возбужденней. Впрочем, самые лучшие и яростно жизнелюбивые кошки обычно вырывались из мешка «Хефти