Даже среди узкого круга знающих, что Хэл втайне накуривается, мало кто понимает, с чего вдруг ему страдать из-за Тэвиса или анализов мочи, если Пемулис сегодня беззаботен как никогда; уж если кого и вышибут, по химическим или иным причинам, то явно не родственника администрации ЭТА и второго по рейтингу парня.
И Хэл, и его брат Марио знают, что обезжиренное молоко в ЭТА сухое с тех времен, когда четыре года назад руководство принял Чарльз Тэвис и заявил миссис Кларк, что любой ценой хочет наполовину снизить долю животного жира за месяц в рационе детей. Ночная кухонная смена замешивает сухое молоко в огромных стальных чанах, потом снимает пенку и сливает его в молокоматные пачки из-под настоящего молока для некоего эффекта плацебо; в основном людей воротит только с самой идеи сухого молока.
Сбит поменял свою сияющую чистотой тарелку на тарелку отсутствующего Инканденцы с сооружениями из несъеденного филе, хлеба с низким уровнем глютена, кукурузного хлеба, молодой картошки, ольи с горохом и нутом, половинки свежего кабачка, пюре в звездообразной форме, а также на мелкую миску с десертным цимесом – на вид по большей части из слив. Хэл все еще стоит на одном колене перед стулом Ингерсолла, опираясь на другое, слушая Тони Нванги, который маячит за Ингерсоллом и Арсланяном в повязке. Кейт Фрир походя замечает, что сегодня Хэл какой-то не такой, поглядывая на Стайса в ожидании реакции. Сбит с набитым ртом мямлит трюизмы про пропадающую еду и детей в Африке. Сбит в кепке «Сокс», свернутой набок, так что тень от козырька закрывает пол-лица. Хлеб не очень дружит с брекетами Сбита. Фрир – в кожаном жилете на голое тело, ему нравится после качалки, когда дышится всем телом. У Стайса осталась психическая травма после случая в четырнадцать, когда он повесил слишком большой вес на верхний блок, и доктор Долорес Раск освободила его от всех тренажеров, кроме самых примитивных, пока не решится проблема страха перед весом. В ЭТА шутят, что Стайс, который явно после выпуска метит в Шоу, не боится высоты, но боится весоты. Кейт Фрир, хотя и, скорее, второсортный юниор, в опойковом жилете настоящий красавец – у него-то лицо и тело сходятся. В спортивные ведущие хочет Трельч, но это у Фрира из всех эташников такая внешность, что «ИнтерЛейс» бы с руками оторвал. Фрир родом из глубин Мэриленда, его семья – нувориши, с бизнесом в сотрудничестве с «Амвей», который достиг пика после изобретения его ныне покойным отцом игрушки по типу «домашнего камня» [175], заполонявшей каминные носки два предмиллениумных Рождества подряд, – так называемого Бестелефонного провода. Стайс смутно помнит, как батя клал ему в носок, который на вид распирало от подарков, всего один Бестелефонный провод, – в первое Рождество Орто, которое он может вспомнить, в Партридже, Канзас, – и как батя приподнимал бровь, а Невеста хохотала и хлопала по толстой коленке. Этот прикол уже мало кто поймет, теперь-то провода вообще используются редко. Но старик Фрира распорядился своим богатством с умом.
1 мая ГВБВД Выступ к северо-западу от Тусона, Аризона, США
– Мой собственный отец, – сказал Стипли. Стипли снова смотрел вне, одним бедром вперед и одной рукой на этом бедре. Царапины на его трицепсе стали совсем страшные и вздутые. Также одно место на левом пальце Стипли было белее окружающей кожи. Отсутствие кольца университета, или, многовероятнее, обручения. Марату показалось любопытным, что Стипли подверг себя электролизу, но не позаботился о кольцевой бледности пальца.
Стипли сказал:
– Мой собственный отец, где-то в зените жизни. На наших глазах его сожрало развлечение. Зрелище не из приятных. До сих пор не пойму, как это началось и в чем было дело.
– Ты теперь прилагаешь личную притчу о себе, – констатировал Марат.
Стипли не пожал плечи. Он притворился, что изучает что-то конкретное на дне пустыни.
– Но и близко не такое Развлечение, за которое мы трем, – обычный старый телесериал.
– Телевидение вещания и – как это именуют? – пассивности.
– Да. Эфирное вещание. Сериал, о котором я говорю, назывался «МЭШ». Название – акроним, а не ономатопея. Помню, в детстве меня это сбивало с толку.
– Знамый мною американовый исторический эфирный телевизионный комедийный многосерийный фильм «МЭШ», – констатировал Марат.
– Казалось, эта хрень никогда не кончится. Сериал, который не мог умереть. Крутили все 70-е и 80-е до э. с., когда его наконец прикончили из милосердия. События разворачиваются в военном госпитале во время действий ООН в Корее.
Марат оставался невыразительным.
– Действий наведения порядка.
Где-то высоко за их спинами начали петь и чирикать много маленьких птиц горы выступа породы. Также, возможно, робкий гром какой-либо гремучей змеи. Марат притворился, что отыскивает в кармане часы.
Стипли сказал:
– Вообще на prima facie [176] ничего исключительного в том, чтобы подсесть на сериал, не было. Видит бог, я сам подсаживался, и не на один. Так все и началось. Привязанность или привычка. Вечером в четверг в 21:00. «Девять часов по восточному, восемь часов по центральному и горному времени». Так рекламировали, чтобы предупредить, когда смотреть, ну или если там хочешь записать, – Марат сзади наблюдал, как дебелый мужчина пожал плечи. – Ну, стал для него сериал важным. Ну ладно. О'кей. Ну, удовольствие он от него получал. Видит бог, он заслужил – всю жизнь пахал как вол. Ну, о'кей, ну, сперва он планировал четверг исходя из времени сериала, в некоторой степени. Трудно было заметить что-то опасное или затягивающее. Он, да, по четвергам всегда был дома с работы к 20:50. И всегда ужинал за сериалом. Это было почти что мило. Мамулька его даже поддразнивала, думала, это очаровательно.
– Милота в отцах, это редкость, – Марат ни за что не собирался касать детское американовое выражение «мамулька».
– Старик работал в продаже топочного мазута. Мазут для дома. Есть это в ваших досье? Факт для мсье Фортье: Стипли Х. Х. из ДНССША: покойный отец – диспетчер доставки топочного мазута, «Мазут от Чири», Троя, Нью-Йорк.
– Штат Нью-Йорка, США, прежде Реконфигурации.
Стипли обернулся, но не до конца, отсутствующе почесывая пупырышки на коже.
– Но потом – синдикация. «МЭШ». Сериал стал невероятно популярным, и после пары лет вечеров по четвергам его стали показывать ежедневно, днем, или иногда поздно вечером, благодаря, как я навсегда запомнил, синдикации – когда местные станции покупали старые серии, и нарезали, и фаршировали рекламой, а потом крутили. И это притом, заметь, что новые серии сериала по-прежнему показывали по четвергам в 21:00. По-моему, тогда все и началось.
– Умиление, оно пришло к концу.
– Мой старик стал замечать, что синдицированные повторы тоже для него крайне важны. То есть – пропускать ни в коем случае нельзя.
– Хотя он ознакомился и насладился ими ранее, этими повторами.
– В столичном округе долбаный сериал шел сразу на двух местных станциях. В Олбани и окрестностях. Какое-то время на одной станции был даже час «МЭШа», две серии подряд, каждый вечер, с 23:00. Плюс еще полчасика днем, типа для безработных.
Марат сказал:
– Буквальная бомбардировка американовым вещательным комедийным сериалом.
После короткой паузы внимания к пупырышкам на лице Стипли сказал:
– Он завел на работе маленький телевизор. У себя в агентстве.
– Для дневного показа вещания.
Стипли казался Марату просчетливым в своих рассказах.
– Эфирные телики – под конец их выпускали совсем маленькими. Такая жалкая попытка пересилить кабельное. Некоторые хоть на руке носи. Ты молодой, не помнишь.
– Я могу хорошо упомнить доцифровое телевидение, – Марат – если в казусе Стипли о себе имелась политическая подоплека или коммюнике, – Марат пока этого не различал.
Стипли переместил злоуханную бельгийскую сигарету в правые пальцы и щелкнул в пространство под ногами.
– Развивалось все очень медленно. Постепенное погружение. Потеря интереса к жизни. Помню, как звонили мужики из его лиги по боулингу, что он бросил. Мамулька узнала, что он ушел и из Рыцарей Колумба. Шутки и умиление по четвергам прекратились – он пялился в телик, даже ложку до рта доносить забывал. И каждую ночь, по ночам, в ночной час, батя тоже вскакивал, и пялился в телевизор, вытянув голову, будто его притягивало.
– Я тоже ознакомлен с такой позой просмотра, – сумрачно сказал Марат, вспоминая второго по старшинству из братьев и канадскую НЛХ.
– И он нервничал, страшно, если из-за чего-нибудь пропускал хоть одну. Хоть одну серию. А попробуй скажи ему, что он уже и так их все видел по семь раз. Мамульке пришлось начать врать, чтобы отменять договоренности, которые иначе ставились под угрозу. Ни он, ни она об этом не упоминали. Не помню вообще, чтобы кто-то поднимал эту тему – темную перемену в его привязанности к сериалу «МЭШ».
– Организм семьи просто привык.
– И ведь развлечение даже было не такое уж и затягивающее, – сказал Стипли. Марату он казался просчетливым и отчего-либо моложавей нынешнего. – Ну то есть – нормальное. Но это же эфирное ТВ. Простенькая комедия и записанный смех.
– Я замечательно помню этот повторный сериал, не изволь переживать за меня, – сказал Марат.
– И вот где-то во время этого постепенного периода впервые появился блокнот. Он стал что-то записывать в блокнот по ходу просмотра. Но только во время «МЭШ». И никогда не бросал блокнот на видном месте, чтобы никто не читал. Он не скрывал его открыто; даже так сразу и не скажешь, что что-то не так. Просто на виду блокнота «МЭШ» никогда не было.
Марат поднял большой палец и указательный палец руки, которая была не под пледом со все еще рукояткой «Стерлинга UL35», против красного пятна над краем гор Ринкон и наклонил шею, чтобы увидеть свою тень на склоне под ними.
Стипли сменил бедро, выставленное вперед, в своей позе, на другое свое бедро.