Хаккет снова побледнел и согнулся пополам, держась за живот и тяжело дыша. До этого Луи совершал подобные путешествия только в одиночку, и теперь присутствие другого человека в месте, которое он считал своим личным убежищем, оказалось для него потрясением.
Хаккет с усилием выпрямился, достал из кармана жилета бумажный пакетик и проглотил пару пилюль.
– Вы этим не страдаете?
– Чем?
– Тошнотой. Словно удар ногой в живот от разбойника из Ист-Энда.
– У меня никогда такого не было.
– Тогда вы счастливчик. И вы видели, что меня уже тошнило, когда я быстренько переместился туда-обратно, чтобы показать свою квалификацию. – Хакетт выпрямился и уставился на Луи. – Завидую вам, сэр, вы, несомненно, более способный вальсер, чем я.
– Вальсер?
– Так я называю то, что мы делаем. Вальсирование. Подходящее заимствование, не считаете? Потому что мы танцуем, вы и я, легко, словно два германских князька, и скользим влево и вправо, или в другом направлении, быстрее, чем может уловить глаз. Вальс, видите? Правда, я знаю, что этот танец еще не так моден на дешевых танцевальных вечерах Ламбета, как в Виндзоре. И вот мы привальсировали в лес. Скажите, вы хоть немного исследовали этот новый мир?
Луи пожал плечами.
– Зачем? Тут никого нет.
– Никакой выгоды, да?
– Сэр, мой мир – Англия. Лондон.
– И вы всегда оказываетесь в лесу, куда бы ни перемещались?
– Я пробовал только в Лондоне и в Кенте, где рос. Да, в лесу.
– А по часовой стрелке?
– То же самое.
– Что ж, лес повсюду, куда пойдешь, во всяком случае, в Англии. Некоторые из моих предков – потому что эта черта передается из поколения в поколение и сохранилась в семейной легенде, однако не записанной, поскольку одну далекую тетушку сожгли как ведьму, – некоторые из них называли себя лесными людьми, знаете ли. Один из них водил дружбу с Робином Гудом. Не удивительно, что шериф Ноттингемский никогда не мог поймать этих разбойников.
– Гуд – вымышленный персонаж, – фыркнул Луи. – Из баллады.
– Как вам угодно. Но скажите, если перейти еще дальше, что тогда?
Вопрос поставил Луи в тупик.
– Не понимаю, что вы имеете в виду, сэр.
Хаккет вытаращился на него.
– Вы серьезно? Вы выросли, обладая способностью сделать этот первый поворот вальса, но вам никогда не приходило в голову сделать второй или третий? Танцевать дальше, в другой мир, и в следующий за ним?
Луи нахмурился. Нет, ему такое никогда не приходило в голову.
– Зачем?
Хаккет покачал головой.
– То есть вы совсем не любопытны, в вас нет ни капли исследователя. Да уж, капитан Кук, должно быть, переворачивается в могиле. Мне было интересно, отражает ли сценическое имя, которое вы себе выбрали, ваш характер. Элюзиво, что значит «ускользающий» или «ускользать», происходит от латинского корня «обманывать»[3], знаете?
– Правда? Я не знал.
– Однако характеризует вас, не правда ли?
– Ну и что из этого? Что человеку делать с таким даром, кроме как скрывать его? Извлечь немного прибыли – обмануть, если вам угодно.
– Ох, Валиенте, какой же вы скучный. Мальчишкой я и сам так думал, но вырос из этого. И как я уже намекал, многим моим предкам приходили в головы более блестящие идеи. Как насчет ограбления? Или шпионажа, или наемных убийств, или… – Хаккет решительно шагнул к нему, от тошноты не осталось и следа. – Послужить своей стране?
В голове Луи паровозным гудком зазвучала тревога. Пришлось импровизировать.
– Понятия не имею, о чем вы.
– Конечно, не имеете. Позвольте объяснить. Но сначала… как насчет устриц? Давайте вернемся и поедим.
В устричной действительно очень вкусно готовили, а ради бесплатной еды Луи был бы счастлив подыграть и более подозрительным личностям, чем Хаккет.
Луи давно заметил, что совместный прием пищи всегда создает некоторую степень доверия, особенно если обедаешь с клиентом. За едой они почти не разговаривали и к тому времени, как пустые створки были сложены стопкой и заказана вторая порция, стали странным образом союзниками. Не совсем друзьями, но уже связанными друг с другом. Союзниками, каждый из которых знал, что другой может исчезнуть в любой момент, но утешался фактом, что и сам так может.
Луи сделал большой глоток портера и спросил:
– Итак… вальсеры. Сколько нас?
– Я знаю пятнадцать, – сказал Хаккет. – Ныне живущих. И еще существуют записи из прошлого, отрывочные, что вызвано необходимостью, даже внутри моей собственной семьи, и чем дальше в прошлое, тем больше они превращаются в легенды и откровенный вымысел. Мы, вальсеры, Луи, большая редкость, как двухголовые телята, и рады нам примерно так же. И подозреваю, мы не часто сохраняем чистоту породы, так что дар, должно быть, появляется и снова исчезает, когда носитель забирает свою тайну в могилу. Но все равно, я предполагаю, что в мире нас намного больше. Недавно я обнаружил двоих в Маргите во время короткого отдыха.
– Сэр, можно спросить, во время отдыха от чего? Думаю, я знаю всех иллюзионистов и подобных артистов в городе, но вас вижу впервые.
Хаккет прочистил горло.
– Я не артист. Ни в коей мере не хочу принижать ваш жизненный курс. Мне повезло иметь независимое состояние. Мой отец умер, когда я был еще ребенком, но по достижении совершеннолетия я унаследовал приличный трастовый фонд. А затем мне хватило ума вложить немалую его часть в железнодорожные акции и удачи верно выбрать фонд.
Луи ничего не сказал, но внутренне скривился. Его собственный отец, для сравнения, ставил не на тех лошадей в железнодорожной лихорадке, которая последовала за открытием знаменитой дороги Ливерпуль – Манчестер, и оставил семью без средств к существованию. Он холодно смотрел на Хаккета и думал: удача любит тех, кому уже повезло.
– Что же до моих занятий, – продолжал Хаккет, – то я считаю себя ученым, не состоящим в какой-либо организации, хотя среди прочих подавал документы в Королевское общество и Королевский институт. Меня очень заинтриговали богатейшие сведения, привезенные смелыми натуралистами, начиная с тех, кто путешествовал с Куком, которого я упоминал, и заканчивая недавними исследователями вроде Дарвина. Вы читали его многотомные отчеты о путешествии «Бигля»? Кому известно, как много в ближайшие десятилетия мы можем не узнать о действии чудесного поддерживающего жизнь механизма, которым является Земля? И, конечно, мое научное любопытство обратилось на собственные странные способности, а также на способности моих родственников и остальных участников нашего рассеянного тайного общества. Как возник наш особый дар? Что именно мы делаем? Где находятся эти загадочные леса, в которые мы попадаем? Что все это значит? И что нам делать с этим странным даром? Скажите мне, Валиенте, когда вы впервые обнаружили свой талант? Вы помните?
– Очень живо. За мной гнался бык. Это не очень интересная история о том, как мы воровали яблоки там, где не следовало. Мне было не больше шести. Вдруг я оказался не на фермерском поле перед быком, а в густом лесу и смотрел на какую-то дикую свинью. Я заорал на весь лес, потом внезапно оказался обратно на поле, но бык меня потерял. Весь случай походил на ночной кошмар, каковым я его и счел. Мне потребовалось некоторое время, чтобы выяснить, как делать это сознательно.
Но ему пришлось развить свое умение, когда отчим выгнал его через несколько лет после случая с яблоками, хотя Луи не собирался рассказывать об этом Хаккету, если тот еще не знал.
Хаккет достал трубку, набил ее, прикурил и снова заговорил:
– Шесть? Я был старше. Подозреваю, ваш талант более развит, чем мой. Я обнаружил его, когда мне было около шестнадцати. Я находился в колледже, в объятиях директорской жены. Не буду вдаваться в подробности, но когда понадобилось быстро уйти и я обнаружил, что окно заперто… В общем, я каким-то образом ушел, только рядом не оказалось ни окна, ни директора или его жены, ни колледжа, ни поля для регби. Ничего, кроме дубов и ясеней, болота и собственной растерянности.
Он щелкнул по пустой створке на столе.
– После этого, стыдно признаться, будучи нескромным юношей, я решил, что мир – это моя устрица, и забирал все жемчужины, которые мог найти. В отличие от вас, мне всегда мешала ужасная тошнота, но существуют способы ее побороть. Как вы, наверное, догадались, ни один будуар не был защищен от меня. Со знакомыми леди я всегда был джентльменом, но настойчивым и весьма вездесущим. И конечно, деньги не представляли для меня проблему, ни одно хранилище не могло устоять передо мной.
– С годами я пресытился, стал взрослее и, раз или два едва чудом избежав столкновения с представителями властей, научился осмотрительности. Был там один разгневанный отец с древним мушкетоном… Потом, конечно, у меня появились собственные деньги, и я стал респектабельным деловым человеком. И ужасно напыщенным, наверное, как большинство исправившихся повес – судите сами. Но я никогда не забывал о своем происхождении, если угодно.
– Как вы нас находите? Я имею в виду тех, кто может… вальсировать.
– В большинстве случаев так же, как нашел вас: прячась на виду. Я восхищаюсь вашим артистизмом, сэр. Ваши трюки могут быть всего лишь очень ловкими иллюзиями, их можно устраивать с помощью дыма и зеркал, или чуточки гипноза, или каких-нибудь других уловок. Вы достаточно умны, чтобы быть чрезвычайно хорошим, но не становиться невероятным. Даже очень наблюдательный и очень недоверчивый свидетель может уйти после представления уверенным, что разгадал ваши трюки, и в результате приятно довольным собой, при этом не зная ничего о ваших истинных способностях. Но я, такой же, как вы, вижу сквозь мишуру.
– И с какой целью вы нас ищете, сэр?
– Что ж, я могу сказать, что моя конечная цель – хотя это прозвучит немного высокомерно для типа, у которого подбородок измазан ламбетскими устрицами, – конструктивно использовать наши умения. Я намерен, возможно впервые в человеческой истории, объединить тех, кто обладает нашей способностью. Преподнести подарок Ее Величеству и ее правительству. Поставить на службу талант, который сохранит Британии господствующее положение на земном шаре, которое мы приобрели после падения Корсиканца. И кто станет отрицать, что это пойдет на пользу всему человечеству?