Ирвины обернулись, будто смех их оскорбил, что было вполне вероятно. Агнес рассказывала Джошуа, что произошло, когда «Джордж» наконец раскрыл, кто такие они с Агнес на самом деле. Все, что Агнес могла, – это извиниться перед соседями, которых они обманывали. Теперь они не подпускали к ней детей, словно она вот-вот превратится в Терминатора.
И еще был Бен. Насколько видел Джошуа, Агнес с Лобсангом подводили мальчика к правде медленно и осторожно. Это была нелегкая задача. Конечно, этот день, день открытия правды, рано или поздно настал бы для их приемного сына. Но им пришлось ускорить этот процесс в свете разразившегося глобального кризиса.
Да, команда твена определенно была пестрой и разрозненной. Но кого еще можно было в нее отрядить? У кого квалификация была столь же высокой, чтобы справиться с проблемой?
А реальность проблемы не вызывала сомнений. Даже сейчас перламутровый диск утреннего солнца, временами видимый в насыщенном пеплом воздухе, заметно двигался, как казалось Джошуа, тени смещались, как при ускоренном движении солнечных часов. Всевозможные таймеры, запущенные корабельной командой ученых, подтверждали, что вращение этого мира за последние несколько месяцев ускорилось, сутки сократились до головокружительных двенадцати часов – наполовину от изначальной продолжительности. Даже оба Лобсанга отказались от попыток оценить энергию, которая лилась с небес, отказались предсказывать, к чему это приведет.
Наконец кабина лифта прибыла под бурные приветствия.
Джошуа Валиенте не был фанатом замкнутых пространств и определенно не дружил с американской армией.
Но когда ранним январским утром 2059 года они наконец оторвались от земли Нью-Спрингфилда, укрывшись от жесткого солнечного света в стерильной утробе военного дирижабля «Брайан Каули», для него это стало облегчением. Джошуа глубоко вдохнул чистый воздух – переработанный, увлажненный, отфильтрованный, который не пах ничем, кроме электроники, напольных покрытий и армейского обувного крема, воздух, который не вонял смертью, пеплом и серой, гнилью и дымом горящих лесов, воздух, от которого не болели легкие, потому что мир внизу терял кислород в охвативших весь континент пожарах.
Сам твен заинтересовал Джошуа, ветерана путешествий на таких судах. «Гондола» этого корабля класса «Армстронг», хотя экипаж называл ее жилым отсеком, вообще не была гондолой, а полностью помещалась внутри тысячефутовой оболочки, вместе с галереями для наблюдений по экватору корабля, протянувшимися от мостика на самом носу.
Гражданскую часть группы из Спрингфилда привела на одну такую галерею Маргарита Джа, научный офицер корабля. Здесь их ждал Кен Боуринг. «Похоже, дородный сейсмолог чересчур наслаждается происходящим», – подумалось Джошуа. Между ними прошелся младший офицер, смышленый молодой человек с подносом кофе, газировки и воды.
В отдалении загудели турбины, огромный корабль слегка вздрогнул, будто окончательно просыпаясь, и они плавно поднялись в воздух.
– Значит, «С поднятыми якорями»[14], – промурлыкала Агнес, глядя в окно.
Ирвины, Оливер с Мариной, подошли к огромному обзорному окну и стали смотреть на задымленный воздух.
Кен Боуринг вышел вперед и сказал Ирвинам:
– Понимаю ваши чувства. Но смотрите, сколько изменений произошло за те годы, как жуки начали ускорение. Даже отсюда видно, сколько нанесено вреда. – Он показал вниз. – Основные черты ландшафта, конечно, сохранились, и они по-прежнему носят названия, которые вы им дали. Холм Мэннинг, ручей Соулсби. Вон старый дом Паульсонов, как вы его называете…
Старый дом Паульсонов, жучиный портал, теперь был центром интенсивных наблюдений, он строго охранялся военными, а ученые днем и ночью не спускали глаз с трещины в мире.
– Но взгляните туда, где когда-то был лес Уолдрон.
Участок дремучего леса к северу за ручьем теперь превратился в пепелище.
Поселок быстро затерялся в сереющем лесу, когда твен поднялся выше и плавно полетел на северо-восток.
Оливер мрачно произнес:
– Все умирает, правда? Что не умирает, то горит. Или и то и другое.
– Верно, – ответил Боуринг. – Серьезное вымирание началось, как мы и предсказывали, когда местные сутки стали меньше двадцати часов. Это мир лесов, и все эти погибшие деревья – очень хорошее топливо.
В разговор вступила Маргарита Джа, элегантная в военно-морской форме:
– Знаете, что самое интересное, Кен? Когда вращение ускорилось до нынешних двенадцати часов, мы заметили у дикой живности слабую попытку восстановиться. Похоже, местные зверьки способны как-то адаптироваться, воспринимая двое половинчатых суток как одни целые, если вы понимаете, о чем я. То же самое с цветковыми растениями. Похожий эффект мы наблюдали при шестнадцати часах, хотя ясно, что резонанс не так прост.
– Интересно, – сказал Боуринг. – Возможно, есть научные исследования…
– Вы чертовски бессердечны, – выпалила Марина Ирвин. – Там наш мир. Мир умирает. А вы говорите «интересно».
Марвин и Стелла Велч, двое Следующих, отреагировали на это. Повернулись друг к другу и обменялись короткими репликами на странном непостижимом быстроговоре. Джошуа это напомнило стремительный обмен данными между двумя копиями Лобсангов, когда те синхронизировались.
Заговорила копия Лобсанга из мира транспортеров:
– Не осуждайте ученых за их бесстрастность. Похоже, мы ничего не можем сделать, чтобы спасти этот мир. Мы должны постараться, чтобы активность жуков не распространилась за пределы этой Земли. И мы можем как следует изучить этот феномен путем наблюдений, анализа, теоретизирования.
– Хотя вы правы, осуждая наш тон, – сказал Боуринг Марине. – Я прошу прощения, не хотел вас оскорбить.
– И фактически лучший способ воздать должное умирающему миру – это почтить его предсмертную агонию.
Салли повернулась к Джошуа, состроив гримасу.
– Сдается мне, что Лобсанг за время, проведенное в глуши, утратил все, что было в нем забавного, осталось только то, что я всегда терпеть не могла. Вся эта чушь про космическое предназначение. Помпезность.
Джошуа пожал плечами.
– Лобсанг – это Лобсанг.
Они поднялись в слой задымленного серого воздуха, который скрыл вид на пересеченную пожарами зелень. Шум двигателей изменился, подстраиваясь.
– Мы поднялись в слой вулканического пепла, – пояснил Боуринг. – Сейчас в воздухе его полно.
– О корабле можно не беспокоиться, – сказала Джа. – После Йеллоустона все двигатели военных твенов оснастили фильтрами от пепла. Мы можем неделями летать в этом дерьме.
Боуринг продолжал:
– По нашим подсчетам, экватор сейчас выпирает примерно на пятьдесят миль – это соответствует толщине земной коры под материками. Поэтому мы наблюдаем землетрясения, вулканизм, как на суше, так и под водой. – Он невесело усмехнулся. – Довольно странно, что местная версия Йеллоустона не взорвалась, пока еще нет. Но Сан-Андреас сильно раздвинулся, и Каскадные горы раскалываются…
– Как далеко все это зайдет? – спросил Оливер.
– Трудно сказать. Это непохоже на какие-либо естественные явления, которые мы изучали. Все, что мы наблюдаем, – это следствие целенаправленной деятельности этих созданий, жуков. И конечное состояние этого мира будет определяться не только естественными процессами, которые мы можем прогнозировать, но и замыслами жуков.
– А что вы думаете об этих замыслах? – резко спросила Марина. – Вы же специалисты. У вас должны быть какие-то предположения. Мы просто будем смотреть, как все летит к черту?
Кен Боуринг коснулся ее руки.
– Мы пытались что-то сделать. В Нью-Йорке. Мы летим туда, вы все увидите. Но, возможно, вас это не утешит. – Он заговорил с расстановкой: – Люди, мы потратим свое время на это путешествие. Мы будем наблюдать, вести съемку по мере продвижения, но не будем высаживаться, разве что в случае крайней необходимости. Через двенадцать часов мы должны быть над последовательным Нью-Йорком, не раньше – то есть примерно в это же время «завтра», учитывая сокращение суток.
Джа одарила их профессиональной улыбкой.
– Из-за этого мое приглашение на коктейльную вечеринку на закате в капитанской каюте кажется не слишком остроумным, потому что она состоится всего через четыре часа. Тем временем, пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Младший офицер покажет отведенные вам каюты. Можете оставаться там или посетить научную часть, но, пожалуйста, не бродите без сопровождения. Если вам что-то понадобится, спрашивайте у кого-нибудь из экипажа…
– Господи, коктейльная вечеринка, – проворчала Салли. – Это что, «Лодка любви»?[15]
– Идем, Салли, – ответил Джошуа. – Немного отдохнем. Даже ты не можешь переходить в воздухе. Прими ванну. Выпей коктейль.
Она сердито посмотрела на него.
– Может, я выплесну этот коктейль тебе в лицо, Валиенте. Эй ты, энсин Крашер! Есть на этом корыте спортзал? Хочется потягать железо…
Глава 46
Короткий день закончился быстро.
Когда стемнело, Джошуа решил пропустить коктейли и поспать. Но все казалось неправильным, выбивалось из привычного ритма.
Незадолго до рассвета, еще было темно, он вернулся в обсервационную галерею. Перед иллюминатором собрались несколько человек: Джордж и Лобсанг, Агнес и двое Следующих, Марвин и Стелла Велч. А может, они и не уходили.
Стелла улыбнулась Джошуа.
– Ваша подруга Салли неугомонная, да?
– Верно подмечено. Всегда была такой. Ведь она с детства умела переходить.
– Да. Выдающаяся врожденная способность.
Джошуа с любопытством посмотрел на Стеллу. Он не ожидал, что Следующих будут интересовать отдельные люди, не-Следующие, «тусклоголовые», как всегда называли их Пол Спенсер Уагонер и его приятели. Следующие всегда казались намного более заинтересованными друг в друге. И тем не менее эти двое здесь.