Так или иначе, кухня «Марка Твена» была оборудована роскошнее, чем в любом попутном убежище. Джошуа обнаружил холодильник с достаточным запасом бекона и яиц и шкафчик для специй, набитый солью и перцем. Джошуа впечатлился: во многих мирах в обмен на пригоршню соли предлагали ужин и приют на ночь, а перец ценился еще выше. Джошуа принялся жарить бекон.
Голос Лобсанга заставил его вздрогнуть.
– Доброе утро, Джошуа. Надеюсь, вы хорошо спали?
Джошуа подбросил бекон на сковородке и ответил:
– Даже не помню, что мне снилось. Такое ощущение, что корабль не движется. Где мы?
– Более чем в пятнадцати тысячах миров от дома. Я сбавил скорость удобства ради, пока вы едите. Мы летим на высоте три тысячи футов, время от времени снижаемся, если датчики находят что-нибудь интересное. Во многих здешних мирах утро солнечное и на траве лежит роса, поэтому я предлагаю вам после завтрака пройти в наблюдательный пункт и насладиться видом. Кстати говоря, в кладовке лежат упаковки мюсли; не сомневаюсь, сестра Агнес хотела бы, чтобы желудок у вас работал как положено.
Джошуа яростно уставился в пустоту, потому что больше было некуда, и ответил:
– Сестры Агнес тут нет.
Тем не менее, памятуя о том, что монахини всегда знают, чем ты занят, где бы ты ни находился, он виновато порылся в кладовке и принялся жевать сухие фрукты и орехи, среди которых изредка попадался ломтик дыни.
А потом уже принялся за бекон и поджарил ломтик хлеба, чтобы вымазать жир с тарелки. В конце концов, было холодно и организм нуждался в топливе.
С этой мыслью Джошуа вернулся в каюту. В шкафчике, рядом с верхней одеждой, в которой он прибыл на корабль, Джошуа обнаружил целый ряд костюмов для умеренного климата, некоторые из которых к тому же имели камуфляжную расцветку. Он выбрал куртку с капюшоном, спустился в наблюдательный пункт и уселся в одиночестве, разглядывая миры, мелькавшие мимо, как на экране божественного кинопроектора.
Корабль внезапно миновал несколько скованных льдом Земель.
В глаза ударил свет, ослепительно-яркий солнечный свет, отражавшийся ото льда и наполнявший воздух. Казалось, будто наблюдательный пункт вдруг превратился в лампочку, а Джошуа в насекомое, попавшее внутрь. Проплывавшие внизу миры представляли собой ледяные равнины с чуть заметным рельефом, лишь изредка под снегом темной тонкой полоской проглядывали возвышенности. Потом облака, потом град, и снова солнечный свет, в зависимости от местного климата в каждом следующем мире. От мерцающего света болели глаза. От мира к миру уровень ледяного покрова менялся, напоминая гигантский прилив. Огромная ледяная корка, покрывающая Евразию, словно пульсировала, ледяные купола двигались, южный край качался туда-сюда, меняясь век от века. Джошуа наблюдал движение континентов как бы на слайдах.
А потом они миновали Ледяной пояс и поплыли над межледниковыми мирами, где Джошуа видел в основном верхушки деревьев. На Долгой Земле было много лесов. Мир за миром, лес за лесом.
Джошуа редко скучал. Но утро шло, и он с удивлением понял, что соскучился. Так быстро. В конце концов, перед ним проплывали тысячи пейзажей, которые, с вероятностью, не видел больше никто. Джошуа вспомнил сестру Джорджину, которая любила Китса.
Так и Кортес, уставив острый взор
На океан, в молчании счастливом
Смотрел, ошеломлен, на пики гор,
Что над Дарьенским высились заливом.
В детстве Джошуа думал, что «ошеломлен» – это какой-то сподвижник Кортеса, который смотрел на океан рядом с ним. И вот теперь он чувствовал себя именно таким «ошеломленом».
Позади послышались шаги. Появился передвижной модуль Лобсанга, ради такого случая надевший куртку с короткими рукавами и брюки. Джошуа подумал: как же быстро он начал считать Лобсанка одушевленным существом.
– Сбивает с толку, да? Вспоминаю собственные ощущения во время первого разведполета. Долгая Земля тянется и тянется, Джошуа. Излишек чудес способен притупить восприятие.
Наконец они притормозили в мире под номером, перевалившим за двадцать тысяч. Небо было затянуто облаками и грозило дождем. Без солнечного света бесконечная травяная равнина внизу казалась тускло-серой. Кое-где пятнами виднелись темные рощи. Джошуа не видел никаких человеческих следов, даже струйки дыма. Но кто-то двигался вдалеке. На севере он заметил огромное стадо, бредущее по равнине. Лошади? Бизоны? Или даже верблюды? Или что-нибудь еще более экзотическое? На берегу озера собрались и другие животные – черная линия на кромке воды.
Они остановились, и заработали системы «Марка Твена». Люки в гондоле и наверху оболочки открылись, чтобы выпустить шары-зонды; вешки затрепетали, направляясь на парашютах к земле. Каждая была украшена логотипом Трансземного института, а также американским флагом. Небольшие ракетные зонды с шипением взмыли ввысь, оставляя в воздухе дымные перистые хвосты.
– Стандартная процедура при остановке для взятия образцов, – объяснил Лобсанг. – Для меня – способ распространить исследование любого отдельно взятого мира за пределы наблюдательного пункта. Я соберу некоторое количество информации и загружу результаты наблюдений с зондов на обратном пути, ну или это сделает в будущем другой корабль, проходя мимо.
Среди животных у озера топтались и гигантские твари, похожие на носорогов, только с тонкими ногами. Они теснились у кромки воды, отпихивая друг друга в попытке напиться.
Лобсанг сказал:
– Рубка оснащена биноклями и фотоаппаратами. Кажется, перед нами эласмотерии. Или их изрядно эволюционировавшие потомки.
– Мне это ничего не говорит, Лобсанг.
– Ну конечно. Хотите дать им имя в свою честь? Придумывайте любое. Я записываю все, что мы видим, слышим, говорим и делаем, так что по возвращении сможете предъявить законные требования.
Джошуа откинулся на спинку.
– Летим дальше. Мы тут зря тратим время.
– Время? Да нам совершенно некуда торопиться. Но как хотите…
Корабль снова перешел, и носорогоподобные животные исчезли. Джошуа непрерывно ощущал легкие толчки, как будто ехал в машине с хорошей подвеской по разбитой дороге.
Он прикинул, что переход занимает несколько секунд, итого сорок тысяч новых миров в день, если поддерживать темп круглые сутки (чего они не делали). Джошуа был впечатлен, хоть и не собирался этого признавать. Под носом корабля сменялся ландшафт, предоставляя ему догадываться об облике очередной Земли лишь по самым очевидным чертам; миры мелькали со скоростью биения пульса. Стада и отдельные животные появлялись и тут же исчезали, скрываясь в нереальности Долгой Земли. Даже купы деревьев меняли форму и размер – меняли, меняли, меняли… То секундная темнота, то внезапные вспышки света, то брызги странных цветов на фоне пейзажа. По-своему исключительные миры, которые исчезали из поля зрения раньше, чем Джошуа успевал их оценить. Не считая этого – просто цепочка миров, Земля за Землей, которые казались приглаженными и однообразными.
– Джошуа, вы когда-нибудь задумывались о том, где находитесь?
– Я и так знаю. Я здесь.
– Да, но что такое «здесь»? Каждые несколько секунд вы оказываетесь в новом мире. Где он находится относительно Базовой Земли? А каждый следующий? И как они вообще все тут помещаются?
Честно говоря, Джошуа об этом задумывался. Невозможно переходить и не задавать себе подобных вопросов.
– Я знаю, что Уиллис Линдси оставил записку: «Последовательный мир удален от нас на толщину мысли».
– К сожалению, больше ничего в его записях нам просто не удалось понять, и мы совсем запутались. Где же находится этот мир, эта конкретная Земля? В том же времени и пространстве, что и Базовая. Как будто гитарная струна стала вибрировать чуть иначе. Единственная разница в том, что теперь мы можем побывать в последовательных мирах, а раньше мы их даже не замечали. Лучшего ответа наши прикормленные ученые из Трансземного института пока не дают.
– И в записках Линдси все это тоже есть?
– Неизвестно. Он, похоже, изобрел собственную математику. Над интерпретацией работает университет Уорика. Вдобавок Линдси делал записи каким-то невероятно сложным шифром. Ай-би-эм даже не назначает награду за расшифровку. И почерк у Линдси ужасный.
Лобсанг продолжал говорить, но Джошуа немного отвлекся. Он понял, что эти знания придется довести до совершенства.
На палубе зазвучали холодные звуки клавесина.
– Не могли бы вы выключить музыку?
– Это Бах, – заметил Лобсанг. – Фуга. Оптимальный выбор для совокупности математических данных, коей являюсь я.
– Я предпочитаю тишину.
– Ну разумеется. – Музыка затихла. – Вы не возражаете, если я продолжу слушать в голове?
– Делайте что угодно, – Джошуа невозмутимо смотрел на пейзаж внизу.
И на следующий, и на следующий…
Потом он встал, откатив кресло, и заглянул в уборную. Там оказались химический туалет и узкая душевая кабина с пластмассовыми стенками. Джошуа задумался, есть ли у Лобсанга глаза и там. Конечно, есть.
Так и прошел день. Наконец во всех мирах стемнело, и тысячи солнц удалились за соответствующий горизонт.
– Мне обязательно идти спать к себе?
– Кресло, в котором вы сидите, раскладывается. Потяните за рукоятку слева. А в ящике лежат одеяла и подушки.
Джошуа потянул за рукоятку. Кресло походило на сиденье в первоклассном авиалайнере.
– Разбудите, если будет что-нибудь интересное.
– Здесь все интересно, Джошуа. Спите.
Устроившись под приятно тяжелым одеялом, Джошуа прислушивался к шуму моторов и чувствовал слабые, вызывающие легкое головокружение рывки во время переходов. Ему нравилось качаться между мирами. Он быстро заснул.
А когда проснулся, корабль опять стоял.
Глава 20
«Марк Твен» приземлился возле груды валунов, за которые Лобсанг зацепил якорь. Было раннее утро, и над головой синело небо, испещренное редкими облачками. Типичный мир Ледового пояса. Вокруг сверкали снежные поля, а неподалеку виднелась полоска открытой воды.