И снова замолкает, вновь внимательно разглядывая меня с ног до головы, будто мы с ним и не знакомы все эти годы. Теперь я отчетливо вижу в серых глазах отстранённость. И осознание этого почему-то причиняет боль. Пусть я и знала, что муж не будет в восторге, от моих походов к другому… Легче не становится.
— О так называемых основаниях мне знать тоже не положено, так ведь? — произношу больше в риторическом ключе, ведь и сама знаю, что ответ будет положительным.
Рома только подтверждает мои домыслы, небрежно хмыкнув.
— Всё, что тебе пока необходимо знать, ты уже знаешь. Остальное ни к чему. Лучше расскажи мне что такого тебе поведал твой бывший, что ты сразу же повелась как малолетка, — возвращается он к прежней теме разговора.
И пусть в данный момент мне бы совершенно точно не хотелось отвечать на подобное высказывание, вот только я же сама пообещала Артёму, что поговорю с мужем… Да и мои вопросы к нему никуда не делись, а сейчас самое подходящее время задать их.
— Он… — начала, а вот что дальше сказать, понятия не имею.
Все мысли, с которыми собиралась прежде, словно испарились, оставляя после себя лишь пустоту, которая сейчас буквально выжигает меня изнутри. Может быть, в первую очередь потому, что Рома прав. Я ведь три дня назад и видеть Рупасова не желала… Ладно, если уж быть честной с самой собой — желала ещё как, но лишь издалека, а не в такой близи, когда рассудок плавится и испаряется, оставляя за собой только завет на необдуманные поступки и череду глупейших ошибок, о которых абсолютно достоверно придётся сожалеть потом долгое время.
— Если тебе так интересно, я обязательно расскажу, — переиначиваю собственное высказывание. — Но не раньше, чем ты объяснишь мне, с какой радости скрывал от меня ваше неоднократное обоюдное общение. А ещё… — поднимаю взгляд, смотря на мужа в упор, ведь следующее будет гораздо большей наглостью, чем то, что могла бы себе позволить, — расскажешь мне, что за делишки у вас совместные. Что у тебя на него?
Последнее — чистой воды импровизация, основанная на догадках и домыслах. Просто я и представить себе не могу иной причины, почему бы Артёму ограничивать себя в своих желаниях, если таковые на самом деле существуют не только порывом минутной слабости или прихоти. Но, зная мужа и его способы решения некоторых ситуаций… Уверена почти на сто процентов, что не ошибаюсь. Вот и то, что плечи мужчины заметно напрягаются, говорит о том же самом.
— Сто одиннадцатая по УК, — слегка прищурившись, отзывается Рома, пусть и не сразу.
А во мне моментально вспыхивает противоречие. Раз Агеев и правда способен «надавить» на Рупасова, значит Артём действительно был искренен со мной… Вот только всплывшая в памяти информация о содержимом статьи, квалифицирующей умышленное причинение тяжких телесных повреждений, не очень вписывается в пределы моего радостного облегчения.
— Конкретней, Ром, — уточняю небрежно.
Ведь эта информация тоже важна… Вдруг всё не так, как гласят сухие строчки кодекса? Да и неплохо было бы определить какие конкретно абзацы данной статьи применяемы конкретно к моему самому первому мужчине.
— Заявление восьмилетней давности и медицинское освидетельствование потерпевшего… потерпевшей, — охотно откликается федеральный судья с тенью лёгкой усмешки. — В общем, вполне достаточно, чтоб даже сейчас возбудить уголовное дело со всеми вытекающими, учитывая до сих пор не истёкший срок давности.
Кажется, последствия принятия разного алкоголя и отсутствия еды на сегодняшний день, решают дать о себе знать именно сейчас. А может информация оказывается гораздо жёстче, чем могла бы себе представить. В любом случае, приступ тошноты подавляю с огромным трудом, шумно сглатывая, в то время как перед глазами темнеет, а желудок выворачивает в болезненном спазме.
— Должен же я был оградить своё семейное благополучие, — как ни в чём не бывало дополняет Агеев. — А тут такой удобный вариант подвернулся. Не смог себе отказать.
К тому же, на тот момент всем нам троим это было удобно. Ты же сама не хотела, чтобы он к тебе приближался, вот я и позаботился об этом. По-своему.
В серых глазах мелькает настороженность. Рома явно ждёт моей реакции… Большей, чем то, как я сейчас бестолково пялюсь на него, пытаясь усвоить сказанное.
— Условие? — спрашиваю, не слыша собственного голоса.
Оно определённо должно быть. Всегда есть. Тем более, на данный момент почему-то Рупасова сделка больше не останавливает… Неплохо было бы знать причину. То ли, чтобы соблюдать установленное, а может наоборот — нарушить, вопреки всему, если придётся.
— Пока ты сама к нему не придёшь, — муж вновь возвращает себе маску ледяной отстранённости и равнодушия.
И только едва заметно подрагивающие уголки губ дают понять о том, что Роме доподлинно известно — я сама приехала на пристань, туда, где был Рупасов, а значит сидящий передо мной вынужденно терпит нынешнее стечение обстоятельств. Тот факт, что об этом позаботился кое-кто ещё, уже не столь значим.
— Ты всё отдашь. Мне. До последнего клочка бумаги, — отвожу от него взгляд и поднимаюсь со скамьи, пытаясь сосредоточиться на том, чтобы не упасть по пути. — И сделаешь так, чтобы об этом больше никто не вспомнил. Совсем. Ни при каких обстоятельствах. Ты и не такое можешь.
Разворачиваюсь в сторону дома, намереваясь уже попасть внутрь, а после и в свою спальню, чтобы прилечь ненадолго. Стоило бы конечно остаться и продолжить столь занимательную беседу, ведь так и не сказала главного, но самочувствие не желает улучшаться на пустом месте, а мне вскоре ещё предстоит идти в гости к Светлане Владимировне. Последнее я точно не пропущу.
— С чего бы это вдруг? — доносится флегматично мне в спину.
Ну вот, удобнее момента и не придумаешь. Словно сама судьба подталкивает объясниться именно сегодня, как было мною обещано!
— Потому что я ухожу от тебя… чтобы к нему вернуться, — проговариваю тихо и останавливаюсь, так и не дойдя до крыльца. — Развод, Ром, — дополняю, немного громче. — Ты дашь мне развод. И не будешь препятствовать моей самостоятельной жизни. С ним.
Надеюсь, мой голос звучит достаточно ровно и убедительно, потому что выставлять ультиматум такому, как Роман Агеев… Уж лучше прикопать себя где-нибудь на окраине города — так будешь чувствовать себя гораздо счастливее.
— Хм… — единственное, что следует от мужа.
И это очень-очень плохо!
Оборачиваюсь, демонстративно скрещивая руки на груди.
— Может быть я и повела себя как малолетка, может и правда совершаю ошибку, — произношу всё также ровно и спокойно. — Но я хочу попробовать… Заново. Он был вполне убедителен, чтобы я поверила ему. И даже если потом я буду горько сожалеть, я прошу тебя, не останавливай меня… — замолкаю ненадолго, не сразу решаясь произнести дальнейшее. — Я люблю его, понимаешь? Всегда любила. Это никакой не секрет для тебя, поэтому, говорю ещё раз: пожалуйста, Ром, дай мне свободу.
С такого расстояния не видно, какие эмоции заполняют взгляд серых глаз, но у Агеева на лице довольно ярко написано насколько сильно он не согласен с принятым мною решением.
— То есть, тебя абсолютно не волнует то, что наш сын не сильно вписывается в этот твой вариант новой фееричной жизни? — даже не говорит, буквально режет меня насквозь своими словами, пропитанными ядовитой реальностью. — Ладно я, х*р с ним. Так и знал, что рано или поздно ты устанешь играть в примерную жену и захочешь чего-нибудь эдакого в силу твоего возраста, но… Матвей — о нём ты подумала вообще?
Внутренности выворачивает сплошным потоком боли. И дело уже не только в том, что мне физически становится всё хуже и хуже с каждой истёкшей минутой.
— Да… Подумала. Я всё объясню ему. Он поймёт, — отвечаю односложно.
Самой себе не сильно верю, но стараюсь сохранять твёрдость и решимость в голосе.
Просто страх, что Рома просто-напросто отберёт у меня сына… Уже давно живёт в моём сердце. Опасение не безосновательно. Мужчина вполне способен так поступить и в силу характера, и в меру возможностей.
— Ты же не… — дополняю, но тут же умолкаю.
Прикусываю губу, мысленно проклиная себя за то, что вообще подняла в довершение ко всему ещё и эту тему. Упустила шанс хоть ненадолго отложить очередное тяжёлое последствие моего спонтанного эгоистичного решения. Остаётся надеяться, что муж не понимает о чём я собиралась сказать…
Надежда не оправдывается.
— Оставлю ли я Матвея себе, запретив тебе видеться с ним в случае развода? — вкрадчиво уточняет Рома.
Его тон слишком бесцветный, чтобы я могла понять, что кроется за ним, поэтому лишь нехотя киваю, чувствуя, как новый приступ тошноты подкатывает к горлу.
— А сама как считаешь? — не спешит облегчать мне жизнь Агеев.
Внешне никак не реагирую. А внутренняя истерика, зарождающаяся во мне, с виду и не заметна вовсе. По крайней мере, я очень надеюсь на это. Так и стою, не шевелясь, ожидая, что мужчина может сказать что-то ещё. Но он молчит. И мне ничего не остаётся, как вытерпеть минуту немого противостояния, после чего возобновить шествие в дом.
— В одном ты права, Жень — он поймёт. Я уверен в этом. Матвей — уже большой мальчик, — флегматично бросает напоследок Рома, дополняя через длинную паузу едким тоном. — Чего я не могу сказать о четвёртом участнике той каши, которую ты сейчас завариваешь.
Вновь останавливаюсь. Но не оборачиваюсь. В какой-то мере я согласна с услышанным. Но и признавать правоту Агеева тоже нельзя. Наверное, именно поэтому, оставляю при себе абсолютно всё, что так рвёт изнутри, погружая в пучину беспросветного хаоса. Мысли путаются, а сознание потихоньку плывёт в непроглядную даль, приказав долго жить отдельно и самостоятельно. И мне страшно. До жути. Настолько сильно и неотвратимо, что и не уверена больше в правильности содеянного только что… Но и вернуть всё обратно я не могу. Не теперь, когда уже ступила на эту скользкую дорожку. Главное, теперь не расшибиться насмерть, когда придётся снова падать.