— Тише, родная, — остаётся где-то на краю моего сознания нежно-успокаивающий полушёпот. — Тише.
Мужчина продолжая ласкать меня изнутри жестоко медленно и сладко. До такой степени безгранично томительно, что у меня перед глазами темнеет. Я уже ничего не вижу. Только чувствую, как каждый нерв раскалён до предела, а мышцы каменеют от судорог. Время словно замедляется, оставляя барахтаться и тонуть в омуте бесконечного круговорота, убивающего с такой изощрённостью, что кажется, будто бы эта пытка создана специально для меня. И тогда, когда я уже решаю, что это никогда не закончится, а я сама просто сгину в этой беспросветной пучине сладостной боли, мир рассыпается на мириады осколков чистейшего наслаждения, заставляя внутренние мышцы сжиматься в ошеломительном оргазме. Меня будто вышвыривает из реальности окончательно. И эта моя новая действительность настолько прекрасна, что просто не могу не остаться там…
— Жень, — доносится словно издалека.
Собственный организм напоминает нечто абстрактное, не способное больше чувствовать ничего, кроме оставшейся эйфории, наполняющей душу лёгкостью и безмятежностью. Но ласковое трепетное прикосновение к моим губам заставляется вернуться из своего недолгого путешествия.
— Жень, — уже требовательнее зовёт Артём.
Череда новых поцелуев вынуждает тянуться навстречу. Вновь забываюсь, потянув руки вниз, чтобы обнять мужчину. Острая боль прошивает запястья, а я невольно морщусь, сожалея лишь о том, что до сих пор так и не могу прикоснуться к любимому. Ничего не произношу вслух, но моя реакция остаётся услышанной.
Металлические пряжки на кожаных браслетах оказываются расстёгнуты уже вскоре, и я с наслаждением опускаю затёкшие ладони на широкие сильные плечи, впиваясь в загорелую кожу ногтями.
— Я здесь, любимый, — шепчу несвязно.
Его член упирается мне в промежность. Нужно лишь податься совсем немного вперёд и тогда… Тихий, но настойчивый стук в дверь разрушает ту иллюзию, которая только начала вырисовываться в моём воображении.
— Брат, я всё понимаю, — доносится из коридора приглушённый голос Рупасова-младшего. — Но у нас во дворе федеральный судья в компании злющего фээсбешника, а ты заперся с его женой… Имей совесть!
Артём замирает на мгновение, а взгляд цвета бездонной синевы застывает.
— С-сс… — так и не договаривает он.
Резко выпрямляется и садится. На его лице мелькает болезненная судорога, а с уст срывает шумный тяжёлый выдох. Руки сжимаются в кулаки с такой силой, что проступает рисунок вен, а кончики пальцев белеют.
— Не фээсбэшник он, — бормочу зачем-то в оправдание Косте. — Пограничник…
Поднимаюсь и сама, усаживаясь напротив Рупасова. В памяти максимально досконально прокручивается весь наш разговор за то время, что мы здесь находимся. Мужчина всё ещё предельно возбуждён. Даже представить себе не могу, что он может чувствовать сейчас. И тем более, не знаю, что он способен сделать дальше. Да мне и не особо интересно. Я уже приняла решение за нас обоих.
Вновь обнимаю Артёма за плечи с придвигаюсь ближе, прокладывая влажную дорожку из терпких поцелуев вдоль пульсирующей жилки на его шее, тем самым выказывая своё отношение к происходящему. Да, я намерена продолжать. И присутствие кого-то там, за пределами места, где есть только я и он — ничего не меняет.
— Вали на хрен, Сень! — следует от моего мужчины достаточно громко, чтобы послание дошло до адресата.
Не могу сдержать шальной улыбки, продолжая дарить любимому ласковые прикосновения своих губ и рук.
— Но… — слышится в ответ нерешительное.
Рупасов-младший так и не договаривает. Я обрываю его.
— Да, вали на хрен, Сень! — повторяю слова Артёма.
Немного отстраняюсь и всматриваюсь в его глаза. В них отражается такое буйство эмоций, что они в одно мгновение захлёстывают, утягивая в свой омут. Я тут же забываю обо всём остальном, возвращаясь в свой отдельный мир грёз, посвящённых самому идеальному мужчине. Хватает всего лишь осознания того, насколько сильно он хочет меня, чтобы почувствовать новую предвкушающую дрожь, въедающуюся в мою суть сладкой волной возбуждения. И, раз уж мои руки свободны, на этот раз всё будет так, как желаю того я… Не просто возместить полученный от него дар.
Намного больше. Чтобы и Артём захлебнулся во всём этом точно также, как я совсем недавно.
— А как часто вспоминал обо мне ты? — возвращаю ему его же вопрос.
Рупасов немного прищуривается, слегка склонив голову влево. И даже рот успевает открыть, наверное, в намерении ответить. Но всё, что мужчине удаётся — лишь едва различимый хрип, когда я обхватываю его эрекцию у самого основания, сжимая так крепко, как только позволяют силы.
— Часто? — интересуюсь повторно.
Подаюсь вперёд, прижимаясь приоткрытыми губами к краю чёрной татуировки на мускулистом плече. И тут же спускаюсь в этой ласке ниже, аккуратно царапая ногтями каждый участок кожи, где оставляю влажный след от своих поцелуев.
— Ты же знаешь, что да… — гулко сглатывает Артём.
На секунду отстраняюсь от него, чтобы вновь взглянуть в его глаза. И так и не отвожу взгляда, смотря снизу-вверх, когда опускаюсь ещё ниже, прокладывая новую дорожку из нежных поцелуев вдоль кубиков пресса.
— Жень, — мучительным полушёпотом отзывается он.
Тяжесть мужской ладони ложится на затылок и стягивает волосы. Мне почти больно, но это ощущение лишь подстёгивает к дальнейшему. Подушечкой большого пальца я размазываю часть проступивших капельна головке и тут же слизываю оставшееся.
— Бл*дь… — шумно втягивает воздух Рупасов.
И тут же порывисто выдыхает, как только мои губы обхватывают возбуждённую плоть, вбирая в себя максимально возможно. Сжимаю ладонь на нём с новой силой, лаская вверх-вниз… С наслаждением отмечаю как член в моей руке подрагивает и пульсирует, а пальцы Артёма ещё крепче и болезненнее впиваются мне в затылок.
Понятия не имею насколько правильно я всё делаю, но мужчина кончает буквально в считанные секунды, позволяя горячей жидкости стекать по моему горлу. Я не отстраняюсь. Проглатываю абсолютно всё, чувствуя вязкий привкус подаренного удовольствия.
— Теперь я буду вспоминать тебя ещё чаще, — сипло бормочет Рупасов.
Отчётливо слышу в его голосе явную насмешку. Но она нисколько не задевает. Ведь то, что до сих пор хранит устремлённый на меня взгляд синих глаз — гораздо значимее всего, что Артём мог бы произнести.
Нежность, тепло, благодарность и что-то ещё, настолько безграничное, что я понятия не имею значения этой эмоции… Вполне возможно, то самое, которое многие называют «любовь». По крайней мере, очень хотела бы, чтобы это было именно так. И пусть я не уверена, но…
— До одури люблю тебя, родная, — добавляет мужчина.
Он обхватывает моё лицо обеими ладонями и притягивает к себе, вынуждая приподняться. Целует в губы так жадно и голодно, будто бы ничего и не было между нами только что. К тому же, всё ещё никуда не девшаяся эрекция явно сулит нам обоим продолжение уже совсем скоро… Вот только помимо нас двоих у кое-кого ещё есть своё мнение по этому поводу. На этот раз стук в дверь гораздо громче и настойчивее. Да и голос принадлежит не Арсению.
— У вас обоих есть минута, чтобы вернуться во двор, — ледяным тоном отчеканивает Светлана Владимировна.
Не слышала, как она подходила к дверям, но удаляющийся перестук её каблуков надолго остаётся в моей голове укоризненным эхо. Виновато опускаю взгляд и отстраняюсь от мужчины, будто бы она до сих пор где-то рядом. Поднимаюсь на ноги, разворачиваясь к нему спиной. Пальцы заметно подрагивают, когда я натягиваю лиф платья обратно, попутно пытаясь вспомнить куда делся мой бюстгальтер. В сознании зарождается сильнейшая истерика, не сулящая мне ничего хорошего в ближайшем будущем. Ведь если я была вполне готова к осуждению в глазах собственного мужа, то вот увидеть то же самое на лице матери Артёма или моей…
Господи, какая я всё-таки непроходимая дура!
— Жень, — тихим ласковым тоном зовёт мужчина.
Он встаёт позади меня, прижимаясь со спины. Целует в шею, обнимая за плечи.
— Лучше помоги, — отзываюсь нервозно.
Справиться самостоятельно и при том быстро с процедурой одевания вряд ли выйдет. К тому же, верхняя часть нижнего белья до сих пор вне зоны моей видимости, что только добавляет эмоциональному состоянию накала. Невольный стон вырывается сам собой, а досада и сожаление буквально переполняют меня.
— Так, успокоилась быстро! — неожиданно резко реагирует Артём и разворачивает к себе лицом, прошивая полным неодобрения взглядом. — Может развод ты и не получила ещё, но теперь мы вместе. И пох*р мне кто и что думает по этому поводу!
Тем более — они. Это тебе понятно?
Чего уж тут непонятного, когда я сама на это подписалась, а его тон такой, что даже, если бы и считала иначе, моего мнения всё равно никто бы не учёл?!
— Да, — отвечаю тихо.
Закусываю губу, отводя взгляд в сторону. Мужчина до сих пор не одет, и пусть нынешнее моё состояние не очень-то и располагает к чему-либо с сексуальным подтекстом, но вид обнажённого Рупасова словно последний ржавый гвоздь в могилу, на надгробье которой напишут: «Придавило тяжестью свершённых грехов».
— Я сейчас оденусь, а потом мы спустимся вниз и поговорим с твоим мужем. Вместе, — больше не глядя на меня, продолжает Артём. — И с матерями нашими тоже поговорим. Я всё объясню. Не беспокойся. Сегодня же ко мне переедешь.
Ударная волна паники мгновенно пронзает рассудок. Мимолётно даже вспыхивает мысль остаться в этой комнате навечно и не выходить совсем… Я лучше сдохну, чем позволю ему это сделать!
— Нет, — произношу негромко, но твёрдо.
Рупасов как раз успевает натянуть штаны и уже собирается одевать рубашку. Да так и замирает, медленно поворачивая лицо в мою сторону. Помимо бескрайнего удивления, ничего на нём и нет, что, конечно же, неудивительно.
— Это ещё почему? — напряжённо отзывается мужчина.
Мой разум до сих пор разрывается в продолжающемся приступе истерики. Не удаётся придумать хоть какой-нибудь маломальски правдоподобный повод, который бы пояснил мою реакцию. Потому и решаю сказать, как есть. Всё равно давно уже пора бы сознаться и объясниться.