— Я же говорила тебе — не всё так просто, Тём, — делаю небольшую паузу, набирая в лёгкие побольше воздуха, пока он продолжает сверлить меня требовательным взглядом. — Дело не в том, что Рома не захочет давать развод. Просто это затрагивает не только нас двоих… У нас есть сын.
Наступившая тишина буквально рушится на меня шквалом прошлого, о котором Артёму знать совсем не нужно. Но я стойко подавляю проявление душевной слабости, дожидаясь ответной реакции, внешне изображая абсолютную непоколебимость.
— Сын? — единственное, что слетает с его уст.
В синих глазах отражается растерянность и замешательство. Кажется, он так и не верит сказанному мною. Продолжает смотреть на меня, словно ждёт, что я добавлю что-то ещё, что могло бы помочь прояснить ситуацию.
— Да, Тём. У меня и Ромы есть сын, — повторяю, глядя больше даже не на самого мужчину, а сквозь него.
Стоило бы добавить что-то ещё, но на большее не остаётся сил…
Глава 15
— Сын, — хмурится Артём.
На мгновение кажется, что он сейчас просто встанет и уйдёт, но Рупасов лишь болезненно морщится и садится на край постели, комкая в руках так и не одетую рубашку. Бездумно смотрит не вещь довольно долгое время в абсолютном молчании. Но я не спешу нарушать эту тишину. Даю ему время переварить информацию. Так и стою посередине комнаты, стараясь не поддаваться той панике, которая всё ещё живёт во мне.
— Как зовут? — наконец возвращается к диалогу мужчина.
Он до сих пор смотрит на ткань в своих руках и не смотрит на меня.
— Матвей, — отзываюсь тихонько.
И с замиранием сердца жду того, что он может спросить ещё.
— Сколько ему? — следует вполне закономерный вопрос.
Тот самый, которого я боялась больше всего на свете.
— Сколько ему? — переводит пристальный взгляд на меня Артём.
Ведь я так и не ответила. Не решила ещё как бы остаться честной и обойти то, что ему точно не понравится. Хотя подобное определение не совсем верно. Рупасов будет просто в бешенстве.
— В школу пойдёт в следующем году, — проговариваю, не слыша собственного голоса.
Удары проклятого органа в моей грудной клетке звучат намного громче слов. И этот ритм становится только сильней, когда замечаю напряжение в плечах мужчины в то время, как взгляд синих глаз подозрительно прищуривается, продолжая сканировать меня. Даже дышать перестаю, отчаянно молясь про себя, что этой отговорки будет достаточно… Пусть и временно, ведь Матвею — семь, а не шесть.
— Понятно, — шумно выдыхает Артём. — И где он сейчас?
У меня будто самый тяжёлый груз с души сваливается.
— В санатории, с Ромиными родителями, — отвечаю, стараясь внешне оставаться такой же спокойной, как и прежде. — Скоро вернуться должны.
Рупасов снова хмурится и смотрит на свою рубашку. Больше вопросов не задаёт. На его лице застывает маска отстранённости, когда он нехотя одевается и поднимается с кровати. А я так и продолжаю стоять посередине комнаты, не зная, как лучше поступить дальше.
В который раз наступившая в комнате тишина начинает потихоньку разъедать изнутри. Будто бы и не было последних трёх дней. Ощущение, словно мужчина снова далёк от меня. Настолько, что перешагнуть эту разделяющую нас пропасть не выйдет. Но и избавиться от гнетущего чувства я не могу. Потому и разворачиваюсь на выход, вспомнив о чём предупреждала Светлана Владимировна. Всё-таки она тут хозяйка, а я и так злоупотребила гостеприимством.
— Надеюсь, теперь понятно, почему я не смогу получить развод так легко, как ты считал, — бросаю напоследок прежде, чем отворить дверь и шагнуть в коридор.
Мысль о том, что теперь и вовсе необязательно рушить видимость семейного благополучия между мной и Агеевым, вспыхивает в сознании слишком ярко, чтобы я могла проигнорировать её. Но всё равно этот страх оставляю при себе. Предпочитаю, чтобы подобное озвучил сам Артём, если так посчитает… Когда будет готов.
В сознании царит кромешный хаос. И он не рассеивается даже тогда, когда я возвращаюсь во двор ко всем гостям. Ведь мой самый первый в жизни мужчина не последовал за мной. Так и остался на втором этаже. Зато, благодаря сумбуру, витающему в голове, не замечаю косых взглядов, направленных на меня, ровно, как и укоризненного взгляда матери. Вообще уже всё равно.
Не заботясь о мнении окружающих и дальше, пересекаю мощённую брусчаткой площадку и подхожу к мужу, который в компании своего брата рассеянно пялится на гранённый стакан в своей руке, вяло поддакивая завязавшемуся между ними разговору. Их голоса настолько тихие, что не могу разобрать ни одной связной фразы, а при моём появлении оба мужчины и вовсе замолкают.
— Собирайся и уезжай, — проговариваю без лишних предисловий.
Я зла на него не только за то, что посмел явиться сюда, пусть это и была инициатива матери. Смертельно необходимо выплеснуть всё то негодование, которое совсем скоро разорвёт меня изнутри.
— Хм… — слышится в ответ от Кости.
Бросаю ему красноречивый взгляд, полный презрения.
— И ты тоже, — реагирую даже резче, чем изначально в адрес Ромы.
Встречаю две натянутые улыбки, ярко демонстрирующие, что их владельцам глубоко плевать на моё мнение. Что только злит ещё больше. Но высказаться более развёрнуто я не успеваю. К нам подходит мама, улыбаясь не менее фальшиво чем эти двое, на которых смотрю.
— Дочь, на пару слов… — мягко, но в то же время настойчиво, проговаривает она.
Подхватывает меня под локоть и насильно тащит в сторону калитки, после чего мы обе выходим за пределы двора.
— Ты что вытворяешь, Жень? — начинает женщина тихим шипением. — Твой муж ни слова мне не сказал, как мы сюда явились, но по его виду и так всё понятно. Даже идти сюда изначально не хотел, когда я его позвала… Правда теперь понятно почему… У вас не ладится? Ты ему так мстишь за то, что мы тебя заставили сюда приехать? Не находишь, что использовать Артёма для этих целей — это уже чересчур?
Ведёшь себя, как… — так и не договаривает, неприязненно поджимая губы.
А я просто стою и молча смотрю на неё, невольно размышляя о том, что, конкретно в данных обстоятельствах совсем не узнаю её. За всю мою жизнь она ни разу не читала нотации и уж тем более не лезла в личную жизнь.
Что изменилось?
— Дочь! — переходит на повышенный тон мама. — Объяснись!
Моё сердце болезненно сжимается. Нельзя ей так нервничать. Тем более, из-за меня.
— Никого я не использую. И Рома молчит, потому что прекрасно знает это, — произношу негромко, решив, что воспользуюсь диалогом по максимуму, раз уж так вышло. — Я развожусь, мам. Ухожу от него. Решила начать всё заново.
Негодование в серых глазах сменяется на откровенный ужас.
— А как же Матвей… — почти не слышно шепчет она.
Теперь она выглядит растерянной.
— Мы пока не решили, — говорю, как есть. — Я Роме о разводе вообще только сегодня сказала. Не обсудили ещё ничего толком. Но забрать ему сына у меня я не позволю точно, так что не переживай. Договоримся как-нибудь.
Я и сама себе в этот момент не верю. Но пытаюсь изображать обратное изо всех сил.
И даже получается выдавить довольно искреннюю приободряющую улыбку, когда вижу, как по маминым щекам катятся слёзы.
— Ну а ты-то чего расстроилась? — произношу ласково, обнимая её за плечи. — Я же сказала — договоримся мы, всё хорошо будет… — дополнить что-либо ещё не позволяет звук открывающейся калитки.
Оборачиваться не обязательно, чтобы знать, кому принадлежат шаги за моей спиной. Наверное, всё дело в окончательно сдающей психике, но отчего-то кажется, будто тяжесть взгляда, которую я мгновенно на себе чувствую, просто не может принадлежать другому человеку.
— Добрый вечер, Нина Анатольевна, — здоровается с моей матерью Артём.
Голос слишком сухой и бесцветный, чтобы я могла различить хоть малейший намёк того, на что настроен мужчина, поэтому и отстраняюсь от матери, замирая в напряжении. Просто жду, дальнейшего развития событий, пытаясь поймать ртом как можно больше воздуха, потому что в лёгких его катастрофично мало.
— Добрый вечер, Артём, — нехотя отзывается мама.
Напряжение, исходящее от неё, ничуть не меньше моего собственного.
— Мне с Женей поговорить надо… Вы не против? — продолжает он вежливо.
С пару секунд женщина сканирует взглядом того, кто стоит за моей спиной, а после переводит на меня неверящий взгляд.
— Так вот почему… — только и говорит она, оставив возможность додумать окончание фразы самостоятельно.
Тут же удручённо качает головой, больше не смотря ни на кого из нас. И просто уходит, печально улыбаясь каким-то своим мыслям. Но и это не снимает витающее в воздухе напряжение. Артём молчит, оставаясь за моей спиной. Правда подходить чуть ближе — отчётливо чувствую и слышу его дыхание. И тоже не спешу встретиться с ним лицом к лицу. Наверное, мне слишком страшно увидеть в безграничной синеве его взгляда то же равнодушие, которое так и пронизывает всё, что делает Рупасов за последние минуты.
— Почему сразу не сказала? — наконец нарушает тишину Артём.
Первым моим стремлением возникает мысль — воспроизвести каждое из оправданий, которое я мысленно уже и заготовила на этот вопрос. Вторым — промолчать, потому что ни одно из них всё равно ровным счётом ничего не изменит. И только по истечению нескольких секунд я решаю остановиться на другом… Том, что гораздо значимее для меня. Просто больше не могу держать это в себе.
— А разве это изменило бы что-то лично между нами двумя? — интересуюсь глухо.
Сердце сжимается в болезненно спазме, а душу разрывает на клочки… Нет, не само ожидание его ответа — сам факт того, что суть нашего разговора вообще имеет настолько огромное значение для мужчины. Ведь он начал сомневаться практически с первого мгновения и сомневается до сих пор. Пусть обстоятельства и располагают к подобному, но оттого менее обидно не становится.
— А сама как считаешь? — отзывает Рупасов в открытой усмешке.