От волнения моё сердце до сих пор бьётся слишком часто и громко. Не слышу даже как срабатывает механизм подъёма ворот, перед тем, как я въезжаю во двор.
Агеев-старший сидит на крыльце у центрального входа, вяло разглядывая очередную за этот вечер порцию алкоголя в гранёном стакане. Уличное освещение работает в половину своей возможности, поэтому царящий полумрак не позволяет вот так сразу разглядеть лица федерального судьи и удостовериться в благополучии его физического состояния.
Выбираюсь из машины как можно быстрее, тут же приближаясь к мужчине.
Опускаюсь перед ним на корточки, обхватывая его лицо обеими ладонями и долго всматриваюсь в привычные немного суровые и отстранённые черты лица, на краю сознания замечая, как во взгляде серых глаз вспыхивает недоумение.
— Ты в порядке… — выдыхаю в облегчении.
Ни на лице, ни на всём теле, не замечаю никаких повреждений.
— Эмм… — немного растеряно отзывается Рома. — Ну да, а что со мной может случиться? — добавляет заинтересовано.
Запоздало вспоминаю, что руки от него так и не убрала. Отшатываюсь немного назад, а после усаживаюсь рядом на последнюю ступеньку, оставив между нами пусть и небольшую, но дистанцию.
— Думала, вы с ним подрались, — признаюсь нехотя.
Уточнять о ком конкретно речь, помимо самого Агеева, не вижу необходимости.
— С чего бы? — хмыкает мужчина в ответ. И, через небольшую паузу добавляет, удручённо вздохнув. — Твоя способность верить в меня — просто зашкаливает, Жень.
Виновато улыбаюсь, мысленно выстраивая новые теории о том, где бы тогда Артём мог получить ту травму…
— Что делала? — добавляет мужчина, очевидно, желая продолжать диалог.
Прекрасно знаю — и сам знает. Но всё равно отвечаю.
— В магазин ездила, — проговариваю, невольно нахмурившись от попутных воспоминаний. — С одной девушкой разговаривала… — с трудом подбираю более нейтральное обозначение для Ани Лебедевой, но почти сразу решаю, что лучше уж быть честно. — С невестой Артёма, — поправляю саму себя. — У них свадьба послезавтра.
Если я примерно и представляла себе, что реакция Агеева будет не слишком богата на эмоции, то он всё равно смог меня удивить.
— Ясно, — устало вздыхает муж.
Расценить выказанное я могла бы по-разному, но больше всего напрашивается очевидное…
Да твою ж мать!!!
— Ты знал? — разворачиваюсь к нему всем корпусом. — Ты всё знал!
Агеев неопределённо пожимает плечами, чем только подтверждает мою догадку.
— Собственно, о том и разговор был у нас с твоим ненаглядным, — бросает он в полнейшем безразличии. — Подумал, что, если уж тебе и узнавать о таком, так точно не от меня, а от него… Жаль, не успелось.
Мужчина неприязненно морщится и залпом допивает остатки содержимого своего стакана, после чего берёт стоящую у ног наполовину пустую бутылку коньяка и наливает себе ещё.
— Да без разницы уже, — вздыхаю тяжело.
Бесцеремонно отбираю у него из рук стакан и делаю глоток. Спиртное обжигает горло, но зато сердце наконец немного успокаивает ритм. На мгновение даже кажется, будто бы мир вокруг становится значительно лучше, а жизнь — чуточку легче… Пока не вспоминаю чем ещё была занята этим вечером. И не я одна думаю об этом, потому что с добрую минуту муж разглядывает загнанный во двор «RangeRover», капот которого довольно заметно деформирован, а бампер разбит, при этом фары до сих пор в рабочем состоянии, хоть и с трещинами.
— Что с машиной твоей? — интересуется он задумчиво, отпивая прямо из горла. — Куда въехала?
Не сразу решаю сознаться. Конкретно перед Ромой… Стыдно.
— В машину Рупасова въехала. Намеренно. Разбила её в хлам… — произношу нерешительно.
Смотреть на мужа смелости тоже не хватает.
— Как это? — мрачно отзывается Рома.
Переводит взгляд то на меня, то на мой автомобиль, явно силясь уловить произошедшие события. Но, видимо, понять что случилось, ему всё же не удаётся.
— Рассказывай! — даже не просьба, безоговорочный приказ.
Вот только взгляд серых глаз хранит не властность, вынуждающую подчиняться, а тревогу… За меня. Поэтому и сознаюсь, вопреки тому, что не очень-то и хочется.
— Он мне дорогу перегородил, а я к тебе ехать собиралась. Думала, тебе плохо. Вот и психанула. Со всей дури въехала в его мустанг, чтобы подвинуть, а тачка с обрыва рухнула в итоге, — произношу, глядя перед собой и в то же время в никуда. — Надеюсь, убивать меня за это Рупасов будет быстро и не очень мучительно, — добавляю с горькой усмешкой.
Агеев заметно хмурится, но практически сразу же его лицо озаряется лукавой улыбкой, а мужчина притягивает к себе, обнимая за плечи.
— Хорошо, что я никогда не злил тебя до такой степени, да, Жень? — отзывается он добродушно и тяжело вздыхает. — Из-за меня психанула? Серьёзно? Ты не перестаёшь удивлять.
Если минуту назад мне было просто стыдно, то теперь я совершенно точно краснею, пусть и не вижу своего лица. Щёки в одно мгновение буквально пылают жаром.
— Не то, чтобы из-за тебя, но… В общем, психанула и всё, — оправдываюсь едва слышно.
Вдаваться в подробности собственной истерики, по большей части посвящённой другому мужчине — не буду точно.
— Хм… — привычно откликается Рома.
На некоторое время воцаряется тишина. Мы так и сидим на крыльце. Я позволяю ему обнимать себя, а сама склоняю голову, уложив ему на плечо. Очень хочется сохранить это мимолётное умиротворение в душе, которое сейчас необходимо мне как воздух. За последние три дня произошло слишком много всего, и данный покой, пожалуй — лучшее, что только можно теперь пожелать.
— Мама твоя звонила, — вспоминаю то, что ещё упустила. — Они послезавтра утром прилетают. Я обещала их встретить в аэропорте.
Так и не смотрю на мужчину, но всё равно чувствую, как он заметно напрягается.
— Я же сказал ей не приезжать, — выдавливает он сквозь зубы.
Невольно улыбаюсь. Редко, когда Агеев позволяет себе вот так в открытую показывать гнев или злость. Для меня такое откровение дорогого стоит.
— Да ладно тебе, — отзываюсь, внимательно вглядываясь ему в лицо. — Заберу сына, останемся дома — он у нас как крепость, а ты охрану дополнительную поставишь. Всё хорошо будет… Вообще не понимаю зачем тебе было заставлять меня ехать сюда.
Можно подумать, первый раз мы сталкиваемся с ситуацией, когда требуется помощь в обеспечении безопасности, — заканчиваю уже в раздумьях.
Вот только это нисколько не помогает.
— Ты сейчас находишься в этом городе — не потому, что я не могу обеспечить тебе и сыну безопасность в нашем доме, — нехотя сознаётся муж. — Есть кое-что ещё, Жень…
— он замолкает, явно не собираясь договаривать.
Но на этот раз я не позволю ему молчать.
— Агеев, не беси! Говори, как есть!
Мужчина в очередной раз тяжело вздыхает, а затем поднимается на ноги в явном намерении вернуться в дом. Но возразить по этому поводу я не успеваю.
— Тут подожди меня. Я сейчас вернусь. Всё покажу тебе и расскажу… Может так и правда будет лучше, — натянуто улыбается он. — А то Нина Анатольевна уже спать легла. Да и, в любом случае, не хотелось бы, чтобы она услышала.
Пока муж исполняет своё обещание, я успеваю допить оставшееся в стакане. К тому времени, как он возвращается, моё сознание окончательно успокаивается и напоминает больше нечто абстрактное и плавающее, чем здравое.
— Вот, — он протягивает довольно объемный пластиковый пакет, — смотри.
Мужчина усаживается рядом и терпеливо ждёт, пока я доберусь до содержимого.
Мне же в срочном порядке нужна ещё порция алкоголя, как только моему взору предстают фотографии с мест преступлений и куча сопроводительных документов по ведущемуся следствию дела… которому уже почти восемь лет.
— Ни черта не понимаю, — бормочу едва слышно.
К горлу подкатывает тошнота, но я проглатываю ещё немного алкоголя, и она временно отступает. Повторно смотреть на распятые и истерзанные тела девушек я больше не рискую… Как же много крови и зверства!!!
— В общей сложности на данный момент мы имеем двенадцать убийств. Серия идентичного почерка. То, что это дело рук одного человека — уже неоспоримо.
Сначала их долго избивали, потом насиловали, ну а уже после они просто истекали кровью от внутренних повреждений, — терпеливо констатирует действительность Рома. — Наша соседка, да и все остальные жертвы… Знаешь, что их связывает?
Помимо возрастных данных, внешних параметров, а также обширного территориального признака по месту жительства?
Мотаю головой в отрицании. Буквы, напечатанные двенадцатым шрифтом в документах, плывут перед глазами. Как ни стараюсь вникнуть в суть написанного, мне явно понадобится гораздо больше времени, чем пара минут, чтобы понять хоть часть из того, что держу в руках, поэтому всё, что могу сейчас — лишь перебирать бумаги между пальцами, бегло вглядываясь в строчки… И даже когда натыкаюсь на имя одной из бывших одноклассниц, всё равно не понимаю. Так и застываю, бестолково пялясь на него. Последний раз видела Ольгу Орлову, когда та вместе с Ленкой подвозила меня до вокзала в день, когда я, будучи семнадцатилетней беременной сбежала из родительского дома и покинула город. Она и сама собиралась уезжать тогда.
М-да… А я-то думала, что она и правда уехала.
— Каждая из них так или иначе была знакома с тобой, Жень, — озвучивает Агеев выводы, на которые я пока не способна. — Каждая, — подчеркивает повтором. — Вся эта х*рь завязана на тебе, дорогая моя жена. И мне пришлось быть о-очень убедительным перед некоторыми ребятами, чтобы тебя не привязали ко всему этому дерьму, хотя это первое, что необходимо было сделать.
Следующие несколько минут мужчина тыкает пальцем в имена и изображения, рассказывая подробно о каждой из тех, кто запечатлён там. Не сразу вспоминаю большинство из списка. С кем-то я и правда общалась раз или два в жизни, со многими вообще была знакома лишь визуально.
Сердце вновь начинает биться как бешеное, а пульс зашкаливает просто запредельно. Мне снова дурно. Пусть я и привыкла к подобным образам и видам чужих трупов, ведь деятельность федерального судьи предполагает и большее, однако, легче воспринимать действительность всё равно не становится.