– А вдруг на небесах тоже есть бесконечное множество людей, живущих в бесконечном множестве комнат? – спросила она.
Может, Бонни представила, что Минни теперь живет в номере небесного отеля? Может, и Фишер там, по соседству с ней? Может, они тоже нашли друг друга, как Бонни и Финн? Подумав об этом, он едва не застонал от досады. Что за дурацкие романтические мысли? Финн окончательно погряз в самообмане, и виновата в этом Бонни.
– Я не знаю, Бонни Рэй, – ответил он.
– Жители Аппалачей поют этот псалом с незапамятных времен. Они мечтают о бесконечных комнатах. О прекрасных обителях на небесах.
– Это как-то грустно. – Живущему внутри него цинику не нравилось, что люди воспевают несуществующие обители. Очень похоже на покупку лотерейных билетов: пустая трата нервов и энергии.
– Да, пожалуй. Но эта песнь дает надежду. И порой только надежда стоит между жизнью и смертью.
Финн не нашелся что ответить.
– Ой! – Бонни резко повысила голос, вдохновленная внезапным открытием. – Я знаю, как освободить место в Бесконечном отеле, не заставляя всех переезжать! Официально заявляю: я решила парадокс! Назовите его парадоксом Бонни Рэй.
– Неужели?
– Ага. Все образуют пары и селятся по двое в номер! Все, задача решена. Хочешь образовать пару, Инфинити Клайд?
Финн не сомневался, что, не будь в комнате темно, он бы увидел, как Бонни поигрывает бровями. Она постоянно его поддразнивала, и у нее это отлично получалось. Да. Финн был совсем не против образовать пару. Но все же предпочел подколоть Бонни в ответ:
– Беда в том, что, когда люди образуют пары, они начинают размножаться.
Она хихикнула, и Финн невольно улыбнулся.
– И в итоге мы возвращаемся к изначальной проблеме, – прошептал он.
Бонни поплотнее прижалась к Финну, перекинув руку через его колени. Несколько минут она молчала, потом снова заговорила:
– Как вышло, что мы встретились? Тебе не кажется, что это… странно? – пробормотала Бонни, уткнувшись в одеяло. – То есть, ну… какова была вероятность?
Финн и сам постоянно задавался этим вопросом, но пока не был готов в этом сознаться, а потому обратился к старому доброму учебнику математики. Его слова прозвучали мягко, но безлично:
– С математической точки зрения вероятность крайне мала. Но не так мала, как может показаться.
Таким облегчением было погрузиться в рассуждения о процентах и шансах. Это намного проще, чем думать о судьбе и предопределении. Финн привел несколько примеров того, как случайности оказывались неслучайными, если внимательно изучить цифры. Все это была чистая правда. И в то же время такая чушь.
Он почувствовал, как голова Бонни тяжелеет у него на коленях. Она уже несколько минут никак не реагировала на его болтовню. Финн приподнялся и взглянул на нее. У него снова получилось. Вторую ночь подряд. Он заговорил о числах, и Бонни тут же уснула. Уснула в его тесной кроватке – в кроватке Кейти. Финн вздохнул, подхватил ее под мышки и подтянул повыше, укладывая рядом с собой. Кровать была узкой, но ничего, сойдет. Финн укрыл их обоих розовым одеяльцем и зажмурился, изо всех сил стараясь отвлечься от ее теплого тела. Он вернулся к числам в голове и вскоре тоже погрузился в сон.
10Отрицательный вектор
ОНИ УЕХАЛИ ОКОЛО семи утра, не дожидаясь, пока проснутся Шайна и девочки. Бонни решила, что так будет проще, и разбудила Финна, положив ему руку на плечо. Он напугал ее, резко подскочив на кровати. У него в унтах еще отдавался грохот тюремных дверей, которые снились ему почти каждую ночь.
Если бы Финн действительно проснулся за решеткой, пожалуй, это было бы не многим хуже его нынешнего положения. Всю ночь он провел в обнимку с Бонни в кукольной кроватке, которая оказалась жесткой и тесной. Просто розовая пластиковая коробка для обуви. У Финна ныли бедра и спина, а голова болела так, что помог бы только черный кофе или секс. Поскольку секс ему в ближайшее время не светил, Финн быстро собрался и уже через несколько минут после пробуждения сидел в «Блейзере», надеясь на скорую встречу с кофе и, увы, все еще думая о сексе.
Бонни тоже села в машину, и они наконец отправились в путь. Впрочем, уехать далеко им не удалось. Финн едва успел заехать в «МакАвто» за кофе, пролить половину себе на штаны, выехать на Пятьдесят первую автомагистраль в направлении Цинциннати и разогнаться до максимальной скорости, как раздался хорошо знакомый стук. Машина в один миг стала почти неуправляемой.
Финн вцепился в руль, разлив на себя остатки кофе, и сумел кое-как свернуть на обочину. Час ушел на то, чтобы заменить колесо. Повезло еще, что с собой у него было запасное, пусть и простая докатка, которую нужно будет поменять, как только появится возможность. Из Портсмута до Цинциннати можно было добраться только по старому шоссе, которое петляло от города к городу, – быстро не поедешь, да и сервисные центры встречаются редко. На запасном колесе им удалось доползти до городка под названием Винчестер. Финн к тому моменту был бы рад другому винчестеру, такому, из которого можно пустить пулю себе в висок. Бонни все утро просидела тихо, и, как ни странно, ему было неприятно ее молчание.
Она не стала жаловаться, даже не застонала от досады, когда лопнула шина. Стояла рядом, пока Финн возился с запасным колесом, хотя он и рявкнул ей, чтобы полезала обратно в «Блейзер». Бонни не послушалась, села на корточки возле него, молча подавая инструменты и глядя на пролетающие мимо машины. Финну больше нравилось, когда она придумывала дурацкие шутки про его имя и дразнилась. Сейчас Бонни больше напоминала ту девушку, которую он увидел на мосту в тумане.
В Винчестере они пробыли два часа, дожидаясь своей очереди в автомастерской. Новое колесо стоило двести долларов. Финн с Бонни поругались из-за того, кому платить. В конце концов на них начали коситься. Лишнее внимание им определенно было ни к чему. Финн тут же вспомнил, что их ищет полиция. Точнее, не их, а Бонни. Потому что он якобы похитил ее. Хотя, возможно, окружающие так странно на него смотрели из-за кофейного пятна в районе паха и вымазанных в масле рук. Так или иначе, никто к ним не подошел. В итоге Финн позволил Бонни расплатиться наличными, чтобы ему не пришлось показывать документы и кредитку, на которой было выбито его слишком запоминающееся имя.
Когда они вернулись на шоссе, он напомнил Бонни, что из Цинциннати она должна позвонить бабушке. Чем больше все это затягивается, тем хуже для них обоих. Особенно для Финна. Бонни кивнула, но ничего не пообещала. Он едва не закричал от досады. Ее угрюмое молчание убивало его. И пугало. Финн протянул руку и включил радио, чтобы отвлечься, занять голову чем-то еще.
– У тебя татуировка на руке, – сказала вдруг Бонни, проследив за его движением. – Пять точек. Что это означает?
– Если соединить внешние четыре точки, получится квадрат. Видишь? – Он показал ей тыльную сторону кисти.
Бонни кивнула, уставившись на точки.
– Ага.
– Они символизируют клетку.
– А та, что внутри?
– Человек в клетке, – сухо ответил Финн. – У многих сидевших есть такая наколка. Но эту я сам захотел. – Он печально улыбнулся. К горлу подкатила тошнота, которая всегда сопровождала мысли об остальных татуировках.
– А почему? – Бонни коснулась точек, набитых между большим и указательным пальцами.
Финн хотел бы схватить ее за руку и не выпускать, но вместо этого снова вцепился в руль.
– Пять точек? Пять – это единственное известное нечетное неприкосновенное число… по крайней мере, пока, – ответил он, стараясь не обращать внимания на чувства, вызванные ее прикосновением.
– Нечетное неприкосновенное число? – озадаченно переспросила Бонни.
– Ну, про нечетность ты наверняка знаешь. При делении нечетного числа на два единица всегда остается лишней. Пять – нечетное число, и при этом неприкосновенное, то есть оно не может быть представлено суммой всех собственных делителей любого целого положительного числа.
Бонни уставилась на него без всякого выражения.
– Я бы спросила, что такое целое положительное число, но не уверена, что это мне поможет.
– Целые числа – это один, два, три и так далее, а также их отрицательные эквиваленты: минус один, минус два, минус три, минус четыре… Ноль тоже целое число. По сути, целые числа – это все, что пишется без дробей или знака квадратного корня, – тут же объяснил Финн.
Бонни кивнула, как будто поняла.
– Лишняя единица, значит? Неприкосновенное число? Так ты себя видишь, Финн? – Она явно пыталась его поддразнить, но ему было не до смеха.
– В тюрьме мне хотелось стать неприкосновенным. А лишним я себя чувствовал всегда. – Финн на мгновение встретился с ней взглядом и снова уставился на дорогу. – В общем, да. Я хотел отличаться от остальных заключенных, хотел быть один. Кстати, восемьдесят восемь тоже неприкосновенное число. – Он потер татуировку на груди сквозь одежду.
– Что ты почувствовал, когда вышел? – вдруг спросила Бонни.
– Из тюрьмы? – Финн обнаружил, что не против даже таких вопросов, лишь бы она не молчала.
– Ага, – кивнула Бонни. Она испытующе смотрела на него, уголки ее губ, которые он привык видеть приподнятыми, сейчас были печально опущены.
– Я был в ужасе.
– Почему?
– Выйти на свободу почти так же страшно, как попасть в тюрьму.
Бонни, шокированная таким ответом, ждала продолжения.
– Когда человека только посадили, он считает дни, ожидая освобождения… Если, конечно, оно ему вообще светит. Но, как ни странно, чем дольше сидишь, тем меньше хочется на свободу. Тюрьма уже кажется тебе самым безопасным местом. Единственным местом, где ты умеешь жить. Был среди нас один парень, на пять лет старше меня, сидел с семнадцати. Ему дали десять лет. Вышел ненамного раньше меня. – Финн повернулся к Бонни, чтобы убедиться, что она поймет его следующие слова. – Но, когда я досиживал последний месяц, он уже снова был в тюрьме. И радовался этому. Жить на свободе, в реальном мире? Жуть! Бедняга просто не представлял, как это. Он ничего не умел, мир забыл о нем, и ему оставалось лишь заползти обратно в знакомую нору. Избил кого-то, украл кошелек – и все, проблема решена. И знаешь что? Мне было жаль этого ублюдка. Я знаю, как он рассуждал. Я не согласен с ним, но прекрасно его понимаю.