– Пожалуй, в этом есть смысл, – закивала Бонни. – Жить на свободе, в реальном мире? Действительно жутко! Но в таком случае не знаю, почему я сбежала.
На этот раз уже Финн решил подождать продолжения. Он не видел большого сходства между тюрьмой и жизнью поп-звезды. Определенно нет. Но Бонни в точности повторила его слова.
– А потом я представляю, что должна вернуться. И мне становится так мерзко, что хочется… хочется…
– Залезть на мост? – договорил он.
– Да, – прошептала она, и у Финна внутри шевельнулась тревога.
Он заставил себя прогнать это чувство и продолжил рассказ:
– Так вот, я пообещал себе, что ни за что не поступлю, как он. Не вернусь. Было непросто, врать не стану. Прошло почти два года, а у меня до сих пор нет постоянной работы. В общем-то, я могу понять работодателей. Я отсидел пять лет. Проще нанять кого-нибудь другого, без тюремных наколок и судимости. Я поселился в подвале дома, где вырос, потому что верхнюю часть мама сдала жильцам. Пока я сидел в Норфолке, она во второй раз вышла замуж и переехала с новым супругом в симпатичный дом в Челси. Звала меня жить к ним, но я понимал, что ее муж вряд ли будет рад мне, и не хотел рушить ее семью. К тому же я стремился к независимости, а жизнь с мамой этому не способствует. Так что я поселился в подвальной комнате с электроплиткой, маленьким холодильником и матрасом в углу, радуясь, что у меня есть отдельная ванная и не нужно платить за аренду.
– Звучит не так уж плохо.
Голос Бонни прозвучал с какой-то меланхоличной мечтательностью, и этот тон разозлил Финна. Она понятия не имела, о чем рассуждает.
– Ты говоришь так, потому что у тебя денег куры не клюют и куча народу мечтает жить как ты. А я хватался за любую работу. Иногда мама что-нибудь подкидывала. Кому стены покрасить, кому починить что-то. Чиню я неплохо. Исправить неполадку гораздо проще, чем исправить себя. Но нормальной жизнью это не назовешь, Бонни. Поэтому, когда Каваро, мой знакомый из тюрьмы, позвонил мне и пообещал работу в Вегасе, я решил, что так будет лучите. Его брат владеет сетью казино. Не знаю, связан ли он с криминалом. Мне сказали, работа простая: следить за столами и за крупье, запоминать цифры. Ничего нелегального или подозрительного. – Финн замолчал и помотал головой. Если честно, он не был уверен, что ничего подозрительного в его новой работе не будет.
– Значит, числа снова тебя выручают? – тихо спросила Бонни, и Финн вспомнил, о чем рассказал ей вчера.
– Ага. Иногда мне кажется, что ничего, кроме чисел, у меня и нет… Но зато числа бесконечны, так что могло быть и хуже.
– Значит, они стремятся к Бесконечности? – хитро переспросила Бонни, поигрывая бровями.
– Ага. Мои фанаты.
На этом разговор закончился. Бонни снова уперлась ногами в приборную панель, прижав колени к груди, и задумалась о чем-то своем. Поэтому Финн вздрогнул от неожиданности, когда на въезде в город она вдруг заговорила:
– Я помню Цинциннати. Я была здесь примерно месяц назад. Видишь? Вон, наверху! Пора поменять рекламу, ребята! – нараспев сказала Бонни.
И действительно, справа от дороги висел огромный билборд с ее изображением. Развевающиеся светлые локоны, приоткрытые алые губы, зовущий взгляд. Она смотрела с рекламного щита на машины, въезжающие в Цинциннати, штат Огайо, запоздало напоминая им о том, что они пропустили: двадцать пятого января она выступала здесь на площадке «Ю-Эс Бэнк Арена».
Финн на секунду перестал дышать, и если бы Бонни вовремя не окликнула его, то врезался бы в машину, ехавшую впереди.
– Прикольный зал, – сказала Бонни и снова замолчала.
Финн выругался и переключил внимание на дорогу.
Нам не обязательно было останавливаться в Цинциннати – ничто не мешало ехать дальше. Когда мы заселились в мотель, был всего час дня. Но на штанах у Финна остались кофейные пятна, к тому же он весь перепачкался, пока менял колесо. За последние сутки так много всего произошло, что нам действительно пора было сделать перерыв, поэтому я не стала спорить. И еще Финн настаивал, чтобы я позвонила бабуле.
У меня не было кредитки, если не считать бабулиных карточек, от которых уже не было толку, а Финн боялся пользоваться своей, учитывая, что его вроде как разыскивают. Он сказал, что ни в одном приличном отеле нам не дадут номер без карты, а если мы будем настаивать на оплате наличными, то только привлечем лишнее внимание.
Поэтому пришлось выбрать не слишком приличный отель. Один номер, две кровати, одна ночь. Сто долларов за все плюс пятьдесят – залог, если мы что-нибудь сломаем. Поскольку вся мебель была приколочена к полу или к стене, нанести ущерб мы могли разве что зеркалу или друг другу. Последнее, пожалуй, вполне могло случиться. Я была почти уверена, что Финн уже не раз подумывал о том, чтобы врезать мне, с тех пор как он связался со мной… Точнее, с тех пор, как я напросилась ехать с ним. По крайней мере, мы сняли один номер на двоих. Если уж мне суждено спать в самом обшарпанном и дешевом мотеле Огайо, я бы не хотела делать это в одиночестве.
Мы вошли в комнату, побросали сумки, и Финн тут же протянул мне телефон. Я посмотрела на мобильник – черный и такой маленький по сравнению с державшей его ладонью, – но не притронулась к нему.
– Я не стану звонить бабуле, – тихо сказала я, опускаясь на кровать.
– Бонни! – Финн повысил голос.
– Я позвоню Медведю! – предложила я. Этот компромисс я обдумывала все утро. – Скажу ему, где я и что делаю, и попрошу усмирить бабулю. Готова поспорить, что весь этот переполох подняла она. Золотой гусь улетел на юг… Точнее, на запад. Куда мы сейчас направляемся? Какой крупный город следующий?
– Индианаполис. Но до него меньше трехсот километров. Туда мы доедем часа за три максимум. Я даже не планировал там останавливаться. Собирался проехать через него и направиться в Сент-Луис. Это еще часа четыре или около того. Долго, но вполне реально, если с погодой повезет.
– А зачем тебе в Сент-Луис? – спросила я, чтобы отвлечь его и оттянуть неизбежное.
– У меня там отец.
Его ответ удивил меня. Финн собирался заехать к отцу. Все, что я слышала о его отце, было связано с математикой. Я знала, что он учил Финна в детстве и разошелся с женой, когда сыновьям было семнадцать.
– Он возглавляет кафедру математики в университете Вашингтона.
– Понятно. Что ж, я бы тоже не против съездить в Сент-Луис. – Мне пришла в голову внезапная мысль, и я поспешила ею поделиться. – Я могу позвонить Медведю. Он быстро перешлет мои вещи – водительские права и кредитки – на адрес твоего отца. И тогда я… смогу обойтись… без тебя. Ты поедешь своей дорогой, а я своей. А что, это идея! – Мне показалось, что это довольно логичный план.
Финн вздохнул и присел на столик, стоявший возле большого окна с видом на парковку и два больших мусорных бака. Он покачал головой и слегка подался вперед, глядя мне в глаза.
– Ты должна позвонить ей, Бонни. Если откажешься, тогда я вызываю полицию, и ты при мне расскажешь им обо всем, что произошло. Выбор за тобой.
– Хреновый какой-то выбор, Клайд.
Я хотела сказать это насмешливо, но горло у меня свело. Я откинулась на кровать и уставилась в потолок, белый в крапинку, выглядевший так, будто перед покраской его измазали овсянкой. Мне захотелось подпрыгнуть на кровати, дотянуться до этой кашеобразной субстанции, схватить в горсть и разбросать по комнате. Интересно, покроют ли наши пятьдесят долларов затраты на ремонт?
– Я не могу с ней разговаривать, Финн, – прошептала я. – Пока нет.
Клайд вздохнул и выругался, но я даже не посмотрела на него. Я не сводила глаз с шершавого потолка, мысленно умоляя оставить меня в покое еще ненадолго.
– Вот что я сейчас сделаю, Бонни Рэй. Я пойду в душ. Когда я выйду, я позвоню в полицию. Клянусь, я это сделаю. Но пока у тебя есть время решить, чего хочешь ты.
Он оттолкнулся от стола, схватил сумку, зашел в крохотную ванную и захлопнул за собой дверь. Через пару минут зашумел душ.
Забавно. Клайд велел мне решить, чего я хочу. Я решила. Но хотела я совсем не этого.
Я вскочила с кровати и сгребла ключи от «Блейзера». Клайд бросил их на тумбочку рядом с телевизором, как делают все, когда заходят в номер мотеля. Там же лежали его кошелек и телефон. Он сразу выложил все из карманов.
Мобильник я тоже забрала. Потом отсчитала две тысячи долларов и положила рядом с кошельком, чтобы Финн наверняка их заметил. Это была половина оставшихся у меня денег. В номере лежали три фирменных бланка и ручка на цепочке, как будто кто-то все еще писал родным и близким длинные письма от руки. Но я была рада этому. Мне как раз нужно было написать письмо, и очень быстро.
«Встретимся в Сент-Луисе, Луис. Встретимся на ярмарке», – всплыли в голове слова старой песни. У нас в школе ставили этот мюзикл, «Встретимся в Сент-Луисе». Это было осенью в десятом классе. Я пробовалась на роль, которую в фильме играет Джуди Гарленд, и через неделю после прослушивания уже знала все песни наизусть. Роль я получила, но так и не сыграла. Мое место заняла Джеки Джейкобсон, потому что дата премьеры совпала с отборочным этапом «Нэшвилла» и мне пришлось отказаться от участия в мюзикле. Положив ручку на стол, я вышла из номера, тихо прикрыв за собой дверь.
Через десять минут телефон зазвонил. Я уже ехала по федеральной магистрали, вглядываясь в дорожные знаки, слушая Блейка Шелтона по радио и надеясь, что найти Индианаполис будет проще простого. Я приглушила музыку и взяла трубку.
– Твою мать, Бонни Рэй, поворачивай назад и верни мне «Блейзер».
– Я еду в Сент-Луис, Финн. Я оставила тебе деньги. Возьми машину в прокат, встретимся на месте. Ну… или позвони копам, но, полагаю, тебе будет непросто объяснить мое отсутствие. Полиция, чего доброго, решит, что ты связал меня и прячешь в каком-нибудь подвале.
Его гнев ощущался даже через телефонную трубку. Я поморщилась и поспешила продолжить, поскольку Финн ничего не ответил: