Она оставила калитку распахнутой, и Финн скользнул внутрь, радуясь, что скрип не выдаст его. Он хотел окликнуть ее, попросить спуститься или хотя бы сесть, но побоялся, что Бонни испугается и упадет от неожиданности. Поэтому он замер, шепотом произнося ее имя и чувствуя, как сердце уходит в пятки.
Было непохоже, что она расстроена или плачет. Финн сделал еще несколько шагов, но Бонни смотрела в другую сторону. Оттуда, где он стоял, Финн видел только изгиб ее скулы. На розовом пуховике не было никаких кровавых пятен. Она, похоже, просто любовалась видом, открывающимся с вершины горки, ничуть не боясь высоты.
Я просто скиталец по смертной юдоли,
Несущий с собою котомку-беду.
Но нет ни печали, ни страха, ни боли
В тех радостных землях, куда я иду.
Ее голос колокольчиком зазвенел над парком, и Финн ошеломленно отступил на шаг назад.
Там ждет меня милый отец у порога
Н люди, кого я любимыми звал.
Я просто скиталец в призоре у Бога,
Н близится мой грозовой перевал.
Он никогда не слышал эту песню. В церковь Финн не ходил, а его мать никогда не пела, если не считать мелодию из сериала «Веселая компания», да и то фальшиво. Пение Бонни звучало настолько по-другому, что не стоило и сравнивать. В этих словах, обращенных лишь к звездам и кронам деревьев, соединились тоска и благодарность, жалобный плач и хвала Господу. Песня эхом отозвалась у Финна в груди, и он невольно начал подпевать.
Сгущаются тучи, дорога все круче,
Но тихо сияет небесный приют,
Где царствует вечно один Искупитель
И ангелы песни другие поют.
Там нет ни печали, ни страха, ни боли,
Там встретит меня мой потерянный брат.
Я просто скиталец по смертной юдоли,
Не знающий больше дороги назад.
Последняя нота повисла в воздухе на целых пять секунд, и Финн вдруг понял, что задержал дыхание, и сказал себе, что именно из-за этого у него сдавило грудь, а на глазах выступили слезы. Ему хотелось, чтобы Бонни спела еще. Но, очевидно, на сегодня это был единственный номер. Она опустила голову, села на верхней площадке горки и вытянула ноги вперед, словно готовясь съехать вниз.
Теперь свалиться от неожиданности ей не грозило: она крепко сжимала металлические поручни по бокам и даже не обернулась, когда Финн подошел ближе. Похоже, она даже не подумала, что ее маленький концерт в парке мог кто-то услышать. Финн обошел горку, остановился внизу и поднял взгляд на Бонни.
Она ахнула и удивленно заморгала, на мгновение решив, что он ей почудился. А потом улыбнулась, словно рада была его видеть. Точно такая же улыбка расцвела на ее лице, когда Финн пообещал, что дождется ее из парикмахерской. И когда он сообщил ей, что придется ночевать в «Блейзере», пережидая метель. И когда сказал Шайне и ее девочкам, что подвезет их домой. И вот теперь Бонни точно так же улыбалась ему, сидя на вершине горки, как будто в этом не было ничего странного, как будто она не угоняла у Финна машину и не заставляла его гнаться за ней через два штата. Бонни улыбалась. Эта улыбка осветила ее лицо, и он тут же простил ее. Мгновенно. Финн больше не злился, не боялся и не мечтал придушить ее, связать и сдать полиции. Все эти помыслы исчезли, растаяли, как снежинки на губах.
В час ночи, в последний четверг февраля, Финн, стоя посреди холодного пустого парка в Сент-Луисе, понял: он ни на что не променял бы это мгновение.
– Привет, – сказала Бонни.
– Привет. – Черт, он и сам не смог сдержать улыбку. Финн покачал головой, признавая поражение. – И что мне, черт возьми, с тобой делать?
– Для начала можешь отойти в сторону, чтобы я скатилась с горки. – Она подмигнула.
Он не пошевелился, поэтому Бонни отпустила поручни. Финн ожидал этого. Она с восторженным возгласом полетела ему навстречу. В последнюю секунду он все же сделал шаг в сторону, чтобы не получить каблуками по ногам, но Бонни все равно влетела в него на всей скорости, и Финн, успев подхватить ее, повалился навзничь. Падать на детской площадке было почти не больно. Он распластался на резиновом покрытии, а Бонни рухнула на него.
– Говорила же, отойди. – Она засмеялась, глядя на него сверху вниз.
Шапочка и так уже почти сползла с ее головы, поэтому Финн протянул руку и стащил ее совсем. Бонни тут же принялась приглаживать волосы, явно обеспокоенная, что наэлектризованные пряди встали торчком. Финн принялся ей помогать – не потому что с волосами было что-то не так, а потому что ему очень хотелось к ней прикоснуться.
Он не обнял меня, не прижал к себе. Его губы были так близко, но я не смела пошевелиться. Не потому что не хотела, а потому что боялась, что Финн вдруг очнется, стряхнет с себя пелену неведомых чар, оттолкнет меня и бросит здесь.
Я бы его поняла. Он имел полное право меня ненавидеть. Однако сейчас Финн смотрел на меня так, будто знал, все будет хорошо. Будто хотел снова поцеловать меня. И я тоже этого хотела – больше всего на свете. Его дыхание касалось моих губ, и я едва не облизала их, чтобы почувствовать его вкус.
А потом его губы стали еще ближе – нет, даже не ближе. Они соединились с моими. Казалось, что они везде. Мои веки задрожали, внутри все оборвалось, тело потяжелело, заставляя меня погрузиться в поцелуй, как якорь погружается в песок, зарываясь все глубже, но при этом даря странную невесомость. А потом руки Финна запутались в моих волосах, не давая мне ускользнуть. Он продолжил пробовать мои губы на вкус, словно умоляя впустить его. А я и рада была открыться ему. Мой вздох растворился в ночи, улетел вдаль, как песня. Это был новый куплет, спетый дуэтом двумя парами губ. Он весь состоял из головокружительных крещендо и звона цимбал, не похожий ни на один из моих хитов. И даже когда Финн отстранился, его поцелуй продолжил эхом отзываться у меня внутри, требуя повторения.
Клайд обхватил мое лицо ладонями. Пока мы целовались, он успел приподняться, и я теперь сидела верхом на его коленях. Я бы предпочла там и оставаться, прижимаясь к нему всем телом, но Финн легонько оттолкнул меня и встал, отряхивая штаны. Мне хотелось притянуть его к себе, заставить снова опуститься вниз, но он взял меня за руку и помог подняться.
Клайд на несколько долгих секунд встретился со мной взглядом, будто готовясь снова пустить в ход язык, но на этот раз для того, чтобы отчитать меня. Но в итоге лишь вздохнул, повернулся и потянул меня за собой.
– Все завтра, – сказал Финн.
Держась за руки, мы вышли из калитки и зашагали по извилистой дорожке к воротам парка. Она была такая узкая, что мне пришлось идти чуть позади Финна, поэтому, когда он вдруг замер на месте, я врезалась в него, а потом выглянула из-за его спины, пытаясь понять, почему он остановился.
– «Блейзер» исчез.
– Что?! – Я вылезла вперед и посмотрела туда, где оставила машину меньше часа назад. Финн был прав. «Блейзера» не было. На обочине стояла только одна машина, маленькая, неясного темного цвета.
Клайд побежал туда, где раньше стоял «Блейзер», и я кинулась следом. Стук моих каблуков по тротуару напоминал аплодисменты.
– Здесь запрещена стоянка! – прокричал Финн, указывая на знак эвакуатора метрах в тридцати от того места, где я припарковала «Блейзер».
– Но… почему тогда вон ту машину не эвакуировали? – возмутилась я, не в силах поверить, что снова накосячила.
– Если постоим тут еще немного, то и ее эвакуируют!
– Это твоя? – спросила я.
– Да, арендованная. Как бы я, по-твоему, тут оказался?
Боже. Я покрутилась на месте, будто надеясь, что «Блейзер» сам куда-то переместился или же мы просто вышли из парка не с той стороны. Но нет. Машина Финна была здесь, и он наверняка поставил ее рядом с «Блейзером». Я остановилась там, где останавливаться нельзя, и «шевроле» увезли. Я села на бордюр и уткнулась головой в колени. В «Блейзере» остались мои деньги и вещи. Но это я могла пережить. А вот недовольство Финна не могла. Не теперь, когда он только-только меня простил.
Прошло несколько минут, Финн уселся справа от меня, вытянув ноги. Я задержала дыхание, ожидая, что сейчас-то меня точно пошлют куда подальше. И тут он рассмеялся. Сначала это был просто тихий смешок, услышав который я удивленно подняла голову. А потом Финн прямо-таки затрясся от смеха, повалившись на траву на обочине. Я в шоке уставилась на него, пока не готовая присоединиться к его веселью.
– Финн?
– Невероятно, – выдавил он, закрывая лицо руками, будто желая спрятаться от реальности. – Поверить не могу.
Нам повезло, что у Финна был этот копеечный мобильник из «Волмарта». Мы набрали напечатанный на дорожном знаке номер компании, занимающейся эвакуацией. Кстати, знак был такой маленький и висел так далеко, что я мгновенно воспылала праведным гневом. «Блейзер» действительно оказался на штрафной стоянке, и нам предстояло отдать двести пятьдесят долларов, чтобы получить его обратно. Ко всему прочему, прямо сейчас это сделать было невозможно, поскольку в ночное время работал только один дежурный эвакуатор и водителя уже вызвали на аварию, так что он понятия не имел, когда вернется. Нам предложили приехать утром, в рабочие часы. К тому времени, разумеется, набежит еще сто долларов за стоянку. Финн сказал, что университетские эвакуаторы славятся своей оперативностью, особенно в ночные часы, когда велика вероятность обнаружить машины без водителей. По его словам, нам еще повезло, что не успели увезти обе машины. Мне не хватило духа признаться, как сильно нам на самом деле не повезло, ведь мой, в смысле бабушкин, кошелек остался в «Блейзере», а с ним деньги и телефон Финна.
В полвторого ночи нам ничего не оставалось, кроме как поехать к отцу Финна. Самого Клайда-старшего дома не было, он должен был вернуться только к середине следующего дня. Я уже жалела, что не приехала сюда сразу, как велел мне Финн. Если бы я это сделала, сейчас «Блейзер» не стоял бы на штрафной стоянке. С другой стороны, тогда не было бы поцелуя в парке. Я в очередной раз поняла, что не могу по-настоящему жалеть о принятых решениях. Все, что происходило с нами в этом путешествии, казалось предопределенным и неизбежным, словно какая-то непреодолимая сила влекла нас к запланированному финалу.