Я еще раз поблагодарила ее, вышла на улицу с покупками и села в «Чарджер», где меня дожидался Финн. Нахмурившись, он внимательно следил за полицейской машиной, которая стояла возле другой бензоколонки.
– Финн? – позвала я, встревоженная выражением его лица.
– Этот коп не выходит из машины с тех пор, как остановился здесь. Ничего необычного, в общем-то, но он то и дело поглядывает на меня, а сейчас взял рацию и что-то говорит. И глаз с меня не сводит.
Я пожала плечами. Финн нервничал при виде полиции, и его можно было понять. Но мы ничего плохого не сделали, а мне так хотелось посмотреть на убежище Бонни и Клайда.
– Поехали. Может, он просто на тебя запал.
– Скорее он запал на нашу машину. В смысле решил, что она ворованная.
– Но это не так, поэтому волноваться нам не о чем. – Однако я вспомнила инцидент в банке и спорить не стала.
Финн выехал с заправки на перекресток, направляясь на юг по центральной улице и уставившись в зеркало заднего вида, будто ожидал, что полицейская машина пустится в погоню. Я же следила за поворотами, чтобы не пропустить Тридцать четвертую улицу. В две тысячи одиннадцатом я с другими кантри-исполнителями собирала деньги на восстановление Джоплина после торнадо. Некоторые кварталы смерч буквально сровнял с землей – он прошелся как раз по Тридцать второй улице, – однако сейчас город вновь процветал, разрастаясь во всех направлениях. А вот заправка, где мы останавливались, была старая. Буря выбирала жертв случайным образом, безо всякой логики: чей-то бизнес разрушила, а чей-то не тронула, кого-то лишила жизни, а кого-то пощадила. Но, пожалуй, в этом была какая-то справедливость.
– Направо! – воскликнула я, уже понимая, что нужно было предупредить Финна пораньше.
Он повернул резко, не раздумывая. Задние колеса завизжали. Машина, ехавшая за нами, засигналила, но я рассмеялась, а Финн наконец расслабился.
– И куда мы едем? – спросил он.
– Смотреть достопримечательности. – Я с сомнением вгляделась в дома вдоль улицы. Казалось, в Джоплине уже наступила весна.
Поздняя зима в южных штатах иногда производила такое впечатление. Солнце сияло, почки на деревьях готовы были вот-вот распуститься, Тридцать четвертая улица казалась сонной и спокойной. Даже не верилось, что восемьдесят лет назад здесь произошла перестрелка между полицейскими и грабителями, стоившая жизни двум копам.
– Между Джоплин-авеню и Оукридж-драйв справа, – повторила я указания, данные мне продавщицей на заправке. – Вот он!
Я показала на приземистое здание, покрашенное светлой краской. Прямо как на фотографии, на улицу выходили две гаражные двери и два больших окна над ними. Дом с боковым двориком выглядел аккуратным и ухоженным, даже симпатичным. Ничто не указывало на то, что это исторический памятник. Двор был окружен забором из сетки-рабицы, а окружающие его здания выглядели вполне обитаемыми. У соседей во дворе стоял шест для тетербола с привязанным к нему выцветшим мячом. Убежище преступников оказалось обычным домиком на старой улице в тихом районе. Я заглянула в книгу, чтобы убедиться, что ничего не перепутала.
– И что это такое? – спросил Клайд, припарковавшись напротив дверей. Его взгляд был устремлен на огромные окна.
– «Известные грабители банков прожили в этом доме с гаражом почти две недели вплоть до тринадцатого апреля тысяча девятьсот тридцать третьего года, когда произошло их столкновение с полицейскими, которым дали наводку на тайное убежище преступников. Два полицейских погибли, а Бонни и Клайду удалось скрыться», – зачитала я из брошюры.
– Вот этот дом? Тут они прятались? – удивился Финн, окидывая взглядом окружающие дома.
Мимо проехал мальчик девяти-десяти лет на велосипеде. Он с любопытством покосился на нас. Я подняла книжечку, показывая Финну обложку:
– Купила на заправке. Продавщица посоветовала мне посмотреть на гнездышко этих голубков.
Клайд забрал у меня книжку и открыл первую страницу.
– «Если вам надоел старина Джесси Джеймс[5]
И его грабежи и погони,
Но случилась опять
Вам нужда почитать —
Вот история Клайда и Бонни»,
– прочитал он.
Как оказалось, Бонни была поэтессой. Она написала два стихотворения, больше похожих на рассказы, и я сразу представила, что их можно было бы исполнить в стиле блюграсс, с проигрышами на губной гармонике. В куплетах, где речь идет о побеге, я бы добавила быструю скрипичную партию. Одна поэма называлась «Пропащая Сэл» и рассказывала о девушке, которая полюбила мужчину и из-за его предательства попала в тюрьму, а вторая – «История Бонни и Клайда». Я начала читать, а Финн завел машину и выехал на Сорок четвертую магистраль. Дом с дурной славой, а вскоре и весь Джоплин остался позади.
Я читала почти час. Рассказ о преступниках оказался весьма подробным. Книгу явно написал человек, которому была небезразлична судьба Бонни и Клайда. Мне показалось забавным, что Клайд носил среднее имя Честнат, а вовсе не Чемпион, как утверждают некоторые. Я решила, что пора пополнить список прозвищ для Финна. Тот, кстати, все время молчал и среагировал только тогда, когда я прочитала отрывок про тюремную жизнь Клайда.
– Его отправили в тюрьму-ферму Истхем в апреле тысяча девятьсот тридцатого года. Там Бэрроу до смерти избил заключенного, который неоднократно пытался принудить его к сексуальному контакту. Это было первое убийство Клайда Бэрроу. Другой заключенный, отбывавший наказание одновременно с ним, рассказывал, что на его глазах Клайд превратился из школьника в гремучую змею.
Условно освобожденный в феврале тысяча девятьсот тридцать второго, Бэрроу вышел из Истхема закоренелым и жестоким преступником. Его сестра Мэри говорила: «В тюрьме с ним явно произошло что-то ужасное, потому что вернулся он совершенно другим человеком».
Финн протянул руку, схватил книжку и вышвырнул ее в окно. Я проследила за тем, как она полетела по дороге, а потом изумленно повернулась к Финну.
– Я хотела узнать, что было дальше! – крикнула я.
– Нам незачем это читать, правда, Бонни?
– Но… – начала возражать я. Вообще-то, у меня было еще несколько таких же книжек. Я могла спокойно достать другую. – Это так увлекательно!
– А я ничего увлекательного не вижу, – отрезал Финн, глядя прямо перед собой.
К горлу у меня подкатила тошнота. Мы помолчали, поскольку я не знала, что сказать. Наконец он посмотрел на меня. Видимо, я сидела слишком уж тихо.
– Судя по лицу, ты вот-вот расплачешься, Бонни Рэй.
– С тобой тоже такое случилось, да, Финн? – спросила я. Впервые в жизни я испытала столь сильное чувство вины.
Он выругался и покачал головой, словно не мог поверить, что я вот так взяла и спросила его в лоб. А я просто не понимала, что еще можно сделать. Он был дорог мне, поэтому я должна была знать.
– Нет. Со мной нет. Но такое случается. Сплошь и рядом. В тюрьме я боялся этого больше всего и изо всех сил старался избежать. Поэтому сочувствую ему, хотя и не одобряю.
– Кому, Клайду?
– Да, Клайду. Теперь я понимаю, почему после этого он выбрал такую жизнь.
Я вытащила из пакета еще одну книжку. Финн только покачал головой, но ничего не сказал.
– Клайд попросил одного из сокамерников отрубить ему два пальца на ноге, чтобы уклониться от тяжелой работы. В результате получилось так, что его освободили условно.
– Охренеть.
– Он совсем отчаялся. – Я не могла даже представить себе такую степень отчаяния. Или могла? Но одно дело – отрезать волосы. Пальцы на ногах – совсем другое.
– А что я тебе говорил про решения, принятые от отчаяния? Отчаяние заставляет делать неверный выбор.
Мне нечего было ответить, и я продолжила читать. Финн больше не перебивал, хотя слушал внимательно, положив руки на руль, глядя на дорогу и лишь изредка переводя взгляд на меня. Так я дочитала до последней страницы.
– Мать Бонни не разрешила похоронить дочь рядом с человеком, втянувшим ее в преступную жизнь. Поэтому, хотя они умерли вместе и сама Бонни предсказывала, что их похоронят рядом, в итоге их могилы оказались на разных кладбищах на западе Далласа.
История завершалась последней строфой из стихотворения Бонни:
Кто от горя всплакнет,
Кто от счастья вздохнет —
Смерть пришла и за Клайдом, и Бонни.
– Они грабили банки и убили девять полицейских, – сказала я, глядя в окно, за которым раскинулись залитые солнцем просторы. Когда мы начинали это путешествие, по краям дороги всегда тянулись деревья.
– Ага, – отозвался Финн.
– Они уж точно не были хорошими людьми, – добавила я, но мой голос прозвучал неуверенно.
– Не были.
– Так почему же их образ так всех привлекает? Про них снимают кино. По всей стране столько музеев. И почему эта старушка, – я прочитала имя автора, указанное на буклете внизу, – почему она их так любила?
Финн смотрел на меня серьезно и внимательно, будто ждал, пока я сама дойду до какого-то важного вывода. Его глаза были яркого небесно-голубого цвета – полная противоположность моим. Один взгляд – и все мои мысли, спотыкаясь, разбежались в разные стороны. На минуту я забыла собственный вопрос. Но потом Финн отвернулся к окну, сжав зубы.
– Вот ты мне и скажи. Почему их образ привлекает?
Я всмотрелась в его профиль – в линию подбородка, четко очерченные губы. Несколько прядок выбились из хвоста и упали на худые щеки. Мне захотелось заправить их обратно – просто как предлог для прикосновения. Так странно! Меня все время тянуло к нему прикоснуться. А ведь он рассказывал, что мечтал о неприкосновенности.
– Потому что они любили друг друга.
Этот ответ возник из ниоткуда. Может, его подсказала интуиция или он прятался в том уголке сердца, где хранится истина, до которой мы еще не дошли умом. Так или иначе, я почувствовала, что угадала, едва успев произнести эти слова.