Финн вошел в ванную, где располагалось встроенное в пол огромное джакузи в форме сердца и гигантская стеклянная душевая кабина. Подойдя к ее двери, он наконец услышал Бонни и улыбнулся, хотя от самого звука в груди у него все сжалось. Она плакала. Рыдала в душе. Опять. И Финн невольно засмеялся сквозь слезы, которые внезапно покатились по его лицу. Дверь была не заперта. Слава Богу. Ну или Фишу – его ангелу-хранителю. Это было бы вполне в его духе – открыть дверь душа для брата. Фиш обожал все, что связано с голыми девушками. Он повернул ручку и мысленно попросил брата остаться снаружи – на случай, если он все еще где-то поблизости. Обнимать жену Финн предпочитал без свидетелей.
Он скинул смокинг, бросил его на туалетный столик, а потом открыл дверь, шагнул под горячие струи прямо в одежде и обнял Бонни, которая еще не успела его заметить. Она дернулась и отстранилась, но тут же узнала его.
– Финн? О, Финн! – воскликнула Бонни и снова прижалась к нему, крепко обнимая его и изумленно глядя на него снизу вверх.
Он поправил короткие прядки, налипшие ей на лоб. С его собственных волос тоже капало.
– Бонни, милая, глупо плакать в дуйте и думать, что никто не заметит. Вода, конечно, скроет слезы, но звук твоих рыданий точно нет. А я хочу, чтобы ты больше никогда не плакала. – Он поцеловал ее, чувствуя, как липнет к коже промокшая рубашка, как вода постепенно пропитывает брюки и стекает в туфли, которые стоили намного больше, чем кольцо Бонни.
Оно все еще было у нее на руке, и Финн прижался губами к ее пальцам. А она зарыдала еще громче.
– Я думала, ты не придешь.
Всхлипывая, Бонни уткнулась в него, и Финн покрепче обнял ее, позволяя воде смыть эти горькие слова. Ведь он действительно готов был сбежать и не возвращаться. При этой мысли у него едва не подкосились ноги, а сердце вновь замерло. Он изо всех сил прижал Бонни к себе, пряча лицо в изгибе ее шеи, гладя ее обнаженное тело, словно желая убедиться, что она все еще принадлежит ему. А Бонни вдруг принялась лихорадочно расстегивать пуговицы у него на груди, стремясь скорее избавиться от мешающей ткани и прикоснуться к его коже. Рубашка упала на пол с тяжелым влажным звуком.
– Твоя бабуля сказала, что ты не желаешь меня видеть.
Бонни закрыла глаза, ее руки застыли, а лицо исказилось. Она отчаянно замотала головой.
– Нет. Это неправда. Никогда такого не было. Никогда, с той самой секунды, как мы встретились. Я знала, что делаю, когда выходила за тебя замуж. Я молилась и надеялась, что ты тоже знаешь.
Бонни потянулась к нему, обхватила его лицо ладонями, запрокинув голову, чтобы посмотреть ему в глаза, не обращая внимания на воду, которая стекала по ее щекам и волосам. Финн снова поцеловал ее, не в силах удержаться. Губы Бонни дрожали, влажные и горячие. К их вкусу примешивались соленые нотки – жар нежных слов, приправленный слезами.
– Она сказала, что все было не по-настоящему, – прошептал он.
– Но… ведь мы же решили, что нам больше не нужно искать настоящее, – ответила она, не отрываясь от его губ.
– Да, верно, – выдохнул Финн. – Но я не стану от него отказываться. Я согласен на все: мнимое, действительное – что угодно, Бонни, я все возьму. – И ему действительно хотелось взять все прямо сейчас, погрузиться в нее, ощущая бесконечные потоки теплой воды, стекающие по их телам. И на мгновение он забыл обо всем, кроме ее губ, ее кожи, ее груди, изгибов тела под его ладонями. Ему очень хотелось всего этого, но Бонни, хоть и целовала его с ответным жаром, плакать не перестала. Как будто все еще не верила, что Финн здесь, что он вернулся.
– Я хотела приехать за тобой, – призналась она, прижимаясь губами к его коже. Она говорила быстро, будто боялась не успеть. – Но я решила, что ты имеешь право сам сделать выбор. Вдруг ты решишь, что для тебя это слишком. Моя семья, мой братец-наркоман, моя жизнь. Я сделала тебе больно, Финн. Очень больно. Я так виновата перед тобой. Я во всем виновата. И в том, что Медведь пострадал, и в том, что ты попал в тюрьму по ложным обвинениям. Даже в том, что сделал Хэнк. И бабуля. Все это началось из-за меня.
– Тсс. Не надо, Бонни. Ты не можешь отвечать за их жадность. Все это началось из-за жадности. У тебя есть недостатки, но жадность в их число не входит, – принялся утешать ее Финн. – Никакие ужасы меня бы не отпугнули.
Он поймал ее руки, прижал их к стеклу, чтобы она не отвлекала его прикосновениями, и прислонился лбом к ее лбу, пытаясь подобрать слова, чтобы выразить все, что ему нужно было сказать, а ей – услышать. Чтобы Бонни не ломала голову до конца своей жизни, не понимая, что он чувствовал и почему вернулся.
– Я люблю тебя, Бонни. Люблю до боли. Это мучительно и прекрасно, и мне хочется, чтобы это закончилось – и в то же время длилось вечно. Господи, я совсем не умею говорить! – Он рассмеялся от досады. – Мне так неловко, будто это я прошу Медведя заняться со мной сексом. Черт, ужасно было, наверное.
– О да, – выдавила она сквозь смех и слезы, и Финн, не удержавшись, поцеловал ее еще раз, однако не выпустил ее рук. Бонни всем телом потянулась к нему, очаровательно возмутившись, что ей мешают.
– То, что между нами… это очень больно, – продолжил он. – Но это сладкая боль, потому что я знаю, что у меня есть ты. Что у нас есть мы. И об этом я никогда не пожалею, даже если мне придется таскаться с тобой на приемы и делать вид, что я не злюсь, когда меня узнают на улицах и фотографируют, когда обсуждают мои выдающиеся успехи…
– Выдающиеся успехи?
– Ага, на криминальном поприще. У тебя список альбомов, а у меня – судимость. Я бывший уголовник, и вместо того, чтобы уехать туда, где я смогу все забыть и начать с чистого листа, я решил остаться и построить новую жизнь там, где мне не дадут оставить прошлое позади. Потому что ты этого стоишь. Простейшая арифметика.
– Ты готов на это ради меня?
– Нет. Ради себя, – признался он.
– Мне нравятся эгоисты, – сказала она, и ее губы сложились в улыбку, ту самую, которую Финн так любил.
Он почувствовал, как в груди у него понимается волна, и выпустил руки Бонни, чтобы сжать ее лицо в ладонях.
– Сколько будет бесконечность плюс один? – прошептала она и поцеловала его неулыбчивые губы.
На этот раз Финн ответил не умом, а сердцем:
– Не бесконечность. И даже не два. Бесконечность плюс один равняется единице, Бонни Рэй.
Помнишь, что ты говорила? Мы с тобой половинки одного целого. Вместе мы едины.
Он прижал ее к себе и обнял. Вокруг них поднимался пар от горячей воды, напоминая о ночи на мосту, когда Бонни встретила Клайда. И тогда Финн кое-что понял. В ту ночь они оба прыгнули. Оба разжали руки и что-то отпустили. В ту ночь они оба упали.
И это был самый большой на свете парадокс.
ЭпилогДальнейшее направление
Я СТАЩИЛА ВСЕ С КРОВАТИ и сложила в кучу на полу, потому что не могла смотреть на зеркала. Дожидаясь возвращения Финна, я спала на этой куче, подальше от собственного одинокого отражения и от постели, на которой он совсем недавно обнимал меня, словно не собираясь никогда никуда отпускать.
Вернувшись, Финн отнес подушки и одеяла на место и аккуратно заправил простыни, рассмешив меня своим занудством. Я превращала комнату в хаос быстрее торнадо. Минни это всегда раздражало. Я решила, что постараюсь следить за собой, чтобы моему трудолюбивому мужу не пришлось терпеть еще и это. И вообще, мы наймем горничных. Целую толпу.
– Мы все равно их сомнем, – заметила я. – Ты прекрасный любовник, Клайд. В итоге все опять окажется на полу, как в прошлый раз.
Финн рассмеялся и покраснел. Именно этого я и добивалась и теперь повалила его на кровать, поверх мягких подушек и тщательно расправленного одеяла. А потом мы начали обсуждать, что будем делать дальше.
В Вегас уехать не выйдет. В Нэшвилл тоже. Моего брата будут судить в Сент-Луисе за покушение на убийство, и как бы мне ни хотелось убраться подальше от всех своих семейных проблем, нам с Финном не избежать участия в процессе. Хэнк совсем сорвался с цепи. Он сидел на наркотиках и задолжал деньги очень опасным людям. Когда я исчезла и пошли слухи о том, что меня похитил бывший уголовник, Хэнк решил, что воспользуется подвернувшейся возможностью. Это было довольно просто, ведь он жил с бабулей и узнавал обо всем, что происходит, одним из первых. Он отправил бабуле требование выкупа от имени Финна и назначил место и время – вечер четверга. Но потом я связалась с Медведем. Хэнк испугался, что меня вернут раньше, чем он получит деньги, поэтому он начал следить за домом моего телохранителя. Когда утром в четверг Медведь отправился в Сент-Луис, Хэнк поехал следом. Увидев, что Медведь покинул дом Джейсона Клайда на арендованной Финном машине и без меня, Хэнк последовал за ним до заправки и выстрелил ему в спину, чтобы он не смог помешать ему забрать выкуп и все бы решили, что убийство совершил Финн. Вот только моему братцу не хватило ума провернуть все чисто. Он не убедился в том, что телохранитель мертв, и перешагнул через него, чтобы заглянуть в машину. Медведь увидел его ботинки из змеиной кожи, мой подарок брату на позапрошлое Рождество, и понял, кто в него стрелял. Если бы я поехала в Нэшвилл с Медведем, Хэнк застрелил бы и меня. И, что самое печальное, я легко могла в это поверить. Поэтому, честно говоря, сильно о нем не горевала. Явно не так, как сестра должна горевать о брате. Нас с Хэнком связывала только фамилия, так был ли смысл притворяться?
Но в Сент-Луисе нас ждали и другие дела. Отец Финна уговаривал его пойти работать в исследовательскую группу, работавшую на базе математической кафедры университета Вашингтона. Если бы он согласился, у него появилась бы возможность больше времени проводить с отцом и найти применение своему таланту. Клайд принадлежал мне, но Бесконечность была слишком велика, так что я готова была поделиться. По словам Джейсона, математическое сообщество было узким кругом, в котором никого не волновали социально-эко