– Как она?
– Полагаю, внучка станет весомой компенсацией за то, что я ушла из недвижимости.
– Она не пыталась уговорить тебя вернуться? – спросил я, так как знал, что представляет собой Сюзанна в любом мире.
– Ну, пыталась, но без былого рвения. Сюзанна заговорила об этом лишь раз и тотчас же сменила тему. Правда, она напомнила мне, что ты работаешь в некоммерческой организации, а поскольку я сижу дома, денег у нас практически нет.
– И что ты ей ответила?
– Я сказала, что тебе до работы десять минут пешком, а я ничего не имею против гамбургеров.
Карли перевела взгляд на Элли, и лицо у нее засияло любовью.
– Тебя правда все устраивает? – спросил я.
Она оторвала взгляд от Элли, и ее глаза стали серьезными.
– В жизни постоянно приходится выбирать, Дилан. Это был мой выбор. И я ни о чем не жалею.
Как мне хотелось, чтобы я мог сказать то же самое! В это мгновение я испытывал лишь одно сожаление. Я снова сказал себе: «Ты должен уходить». Мне нужно было покинуть этот дом, оставив его тем, кому он принадлежал по праву.
Но я не мог.
– Сегодня я написала еще одно стихотворение, – продолжала Карли.
– Замечательно.
Она закатила глаза:
– Да, поскольку мы еще не совсем нищие, я хочу получить бесполезный диплом и заниматься поэзией. Отцу я еще ничего не показывала. Он постоянно пристает ко мне, но я пока что не готова. Мои стихи, правда, очень мрачные. Ума не приложу, откуда все это. Я так счастлива в жизни, но когда берусь за перо, выходят какие-то самые настоящие кошмары.
– По-моему, это свидетельство глубины души.
– Ну да, как же, – сказала Карли, однако блеск у нее в глазах сказал мне о том, что ей были приятны мои слова.
– Можно взглянуть на то, что ты написала?
– Конечно. Я прочитаю вечером, когда мы ляжем в постель.
Я с огромным трудом скрыл свое разочарование, поскольку меня тогда здесь уже не будет.
– Ладно.
– Милый, ты не приготовишь мне чаю?
– С радостью.
Я поднялся из кресла. Больше всего мне хотелось провести вечер вот так, в приятном полумраке, под звуки мелодичной музыки. Потом я бы уложил свою дочь в колыбельку и лег бы в постель к своей жене. Жажда остаться в этой жизни захлестнула меня, однако всему хорошему рано или поздно приходит конец. Подобно пловцу, стоящему на краю обрыва, я наконец прыгнул в воду, но тотчас же пожалел об этом.
– Думаю, я разомну ноги на улице, – сказал я. – Мне нужно освежиться.
– Все в порядке?
– Да. Просто хочу подышать свежим воздухом. Ты ничего не имеешь против? Вам здесь хорошо?
– Я ничего не имею против, но, пожалуйста, не заходи в парк. Ты слышал о том, что там пропала женщина? Мне не нравится, когда ты вечером ходишь домой через парк. Я понимаю, что так короче, но было бы лучше, если бы ты ходил по Фостер-авеню.
– Хорошо. Как скажешь.
Я прошел на кухню, чтобы приготовить Карли чай. Я знал, какой она любит: с апельсином и корицей. Для меня он был слишком сладкий, но Карли его обожала. Я мог бы сделать для нее это последнее дело, но мне нужно было уходить. Пока чайник закипал, я собрался. Схватив с вешалки у двери легкую куртку, я натянул ее на себя.
Затем я взял со стола длинный острый нож и засунул его в карман куртки.
Глава 31
Несмотря на предостережение Карли, я направился прямиком в парк. Он притягивал меня своей темнотой. Там никого не было – лишь пустые аллеи и густые тени в тех местах, куда не проникало сияние фонарей. Ночь скрывала меня, но она скрывала и его тоже. Я прошел по сырой траве к густым зарослям вдоль берега реки. Мой взгляд не мог проникнуть сквозь сплошную стену переплетенных ветвей. Когда я подошел к реке ближе, мне в нос ударило зловоние сточной канавы, похожее на аромат раскрывшегося трупного цветка[22]. Ветер совсем затих, позволяя смраду висеть в воздухе.
Я подумал было о том, чтобы окликнуть своего двойника. Я был уверен в том, что он меня услышит. «Давай покончим с этим прямо сейчас! Ты и я». Но я сомневался в том, что он объявится прямо сейчас. Подобно вирусу, он бесшумно выслеживал свои жертвы и открывал себя, только убедившись в том, что они беззащитные и уязвимые.
В тишине я услышал треск сверчка, похожий на предостерегающий сигнал, который подает разведчик. У меня над ухом загудел комар, и я его прихлопнул. Я шел, обхватив пальцами рукоятку ножа в кармане. Сделав несколько шагов, я оборачивался, стараясь разглядеть среди деревьев силуэт.
Вокруг никого не было.
Я продолжал искать живущего в этом мире Дилана, который сейчас должен был возвращаться с работы домой. Я не знал, какие чувства испытаю, увидев его. У нас с ним одинаковые лица, одинаковые тела, одинаковая походка, но у него было много такого, что отсутствовало у меня. Дома его ждали Карли и Элли. Когда он вернется к себе, он поцелует свою дочурку и ляжет спать рядом со своей женой. Меня в моем мире не ждал никто. Всех близких мне людей больше не было в живых.
Мне оставалось только позаботиться о том, чтобы этот Дилан Моран благополучно вернулся домой к своей семье.
По крайней мере я уверял себя в том, что я здесь именно ради этого.
Тропинка впереди разделилась. Одна аллея вела к Фостер-авеню. Вторая уходила в тоннель у реки. Я выбрал тоннель. Редкие лампы освещали ржавчину, разрисованные стены и полчища насекомых. Когда я побывал здесь в предыдущий раз, я обнаружил труп Дилана Морана, обглоданный крысами. У меня мелькнула мысль, не опоздал ли я и сейчас. Возможно, Дилан из этого мира не вернется домой с работы. Возможно, мой двойник оставил его тело у реки и я сейчас ощущаю носом смрад его разлагающейся плоти. Но я прогнал прочь подобные мысли. Мне нужно было двигаться вперед.
Выйдя из тоннеля с противоположной стороны, я взобрался по сырой траве на северную сторону Фостер-авеню. Редкие машины освещали меня своими фарами. Я прошел несколько кварталов по направлению к Северо-Западному университету. Там училась моя мать Элеонора. Я дошел до студенческого городка и увидел напротив одноэтажное административное здание. Над дверью белели буквы вывески.
«Жилищное управление Чикаго».
Это была та самая некоммерческая организация, в которой работал Дилан Моран.
Внутри горел свет. Я различил фигуры людей, но разглядеть их лица не смог. Мне оставалось только ждать, когда Дилан направится домой, и последовать за ним. Неподалеку был «Макдоналдс», а я проголодался, поэтому решил заглянуть туда и купить что-нибудь перекусить. Вернувшись на улицу, я уселся на невысокую ограду и принялся уплетать гамбургеры.
Я пробыл там минут двадцать, когда голос у меня за спиной произнес:
– Мистер Моран?
Мне даже в голову не приходило, что меня могут здесь узнать. Я обернулся, лихорадочно соображая, что сказать. На стоянке перед «Макдоналдсом» у двери старого «Камри» стояла полная чернокожая женщина лет шестидесяти, с бумажным пакетом в руке. За другую ее руку держался мальчик лет десяти. Увидев мое лицо, женщина широко улыбнулась, демонстрируя отсутствующие передние зубы:
– О, мистер Моран, я знала, что это вы! Решили устроить небольшой перерыв и поужинать?
– Да, конечно.
Она перевела взгляд на мальчика:
– Уильям, пожми дяде руку, хорошо? Ну же, смелее! Это необыкновенный человек.
Мальчик боязливо приблизился к ограде, однако его рукопожатие оказалось крепким.
– Меня зовут Билли, – сказал он.
– Рад познакомиться с тобой, Билли. Меня зовут Дилан.
Женщина также подошла к ограде.
– Вы меня не помните, да?
Я начал было извиняться, но она махнула рукой:
– Нет, нет, что вы! Вы каждый день принимаете столько народу, я нисколько не удивлена. Я Кора-Ли Гобарт. В прошлом году вы помогли моему сыну Лайонелю. По сути дела, спасли его. Спасли всех нас, в том числе меня и моего внука. Лайонель на пару месяцев остался без работы и не мог платить за квартиру. Я после инфаркта нуждалась в уходе, но, думаете, нашему хозяину было до этого дело? Он собирался выставить нас на улицу. Вы этого не допустили. Вы позвонили кому надо, написали письма, привлекли на нашу сторону юристов и людей из городской администрации, и хозяин пошел на попятную. Дал Лайонелю возможность устроиться на работу и расплатиться по долгам. Одному небу известно, где бы мы сейчас были без вас. Благослови вас бог, мистер Моран!
Я улыбнулся, но снова ощутил зависть.
Я завидовал тому, что никто и никогда не говорил со мной с такой признательностью в голосе. Завидовал тому, что сам я еще никогда не оказывал такого благотворного влияния на чужую жизнь.
– Что ж, рад слышать, что у вас все в порядке, – сказал я.
– Да, и все благодаря вам. – Оглянувшись по сторонам, Кора-Ли понизила голос: – Не знаю, мистер Моран, догадываетесь ли вы, но здесь всем известна ваша история. Вы совершали ошибки, и я не сомневаюсь, что вам было тяжело, но я знаю, что вы заплатили за всё. Я могу только сказать, что я благодарю Бога за ваши ошибки. Именно они привели вас к нам. Это не случайно, точно вам говорю. Вы здесь с определенной целью.
Я покачал головой, не в силах поверить своим ушам.
– Мне очень приятно это слышать.
– Это правда.
Ее внук снова крепко пожал мне руку. Они сели в машину, Кора-Ли помахала мне рукой и выехала со стоянки. Они повернули на Фостер-авеню в сторону реки, а я снова остался один. Когда машина скрылась из виду, я пересек улицу и остановился перед зданием Жилищного управления Чикаго. Я надеялся, что темнота поможет мне оставаться невидимым по эту сторону от окон. Мне было нужно увидеть этого Дилана Морана вблизи – не только посмотреть на его лицо, но и понять, что у него внутри.
Судя по всему, фонд не мог похвастаться хорошим финансированием. Вся мебель была подержанная. На грязной желтой стене криво висел плакат «Каждый человек имеет право на жилье», приклеенный скотчем. Протертый серый ковролин был в пятнах. Несмотря на поздний час, человек десять продолжали работать на телефонах и за компьютерами. Двое были в костюмах, а остальные – в синих футболках с эмблемой ЖУЧ, говорящим о том, что они волонтеры. На одном из столов я увидел две коробки с пиццей, несколько литровых бутылок питьевой воды и видавшую виды кофеварку с огромной стопкой бумажных стаканчиков.