Я закрыл входную дверь.
Вернувшись в дом, я сел в кресло у камина, чувствуя полное опустошение. Наклонившись, я подобрал с пола бриллиантовую сережку Карли и покрутил ее в пальцах.
Как это ни странно, визит следователя Бушинга наконец убедил меня в том, где я находился. У меня возникло ощущение, будто разрешилась последняя маленькая тайна. Во время этих потерянных недель я наткнулся на труп Бетси Керн, и это событие оставило след в моей памяти.
Но теперь все было кончено. Множественные миры остались позади.
Это была реальность, как и сказала Ева Брайер.
Осененный этой мыслью, я понял, что она означает. Я больше никогда не увижу Карли. Она умерла. Что бы я ни узнал о себе, изменить прошлое было уже слишком поздно. Теряя близкого человека, ты теряешь его навсегда.
Всю ночь я просидел в кресле, закрыв лицо руками, оплакивая свою жену.
Глава 35
Утром началась гроза.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как продолжать жить, поэтому я поехал под проливным дождем в центр, в гостиницу «Ласаль плаза». Черные тучи сплошной пеленой затянули небо над городом и не собирались никуда уходить. Настоящий поток струился по лобовому стеклу машины, не позволяя видеть, куда я еду. Мостовая под колесами превратилась в озеро, вдоль тротуаров текли настоящие реки, несущие мусор.
Как обычно, я вошел в офис первым. Рассвета за окном не было – лишь темнота. На столе у меня царил идеальный порядок, как всегда. Я увидел новые договоры с моей подписью, наклеенные на монитор записки с напоминаниями, составленными за последнюю неделю, номера телефонов и имена тех, кому мне нужно перезвонить. Все это время я работал здесь, хотя ничего не помнил. Судя по всему, я отсутствовал на работе только один день, вчера, когда был на приеме у Евы Брайер.
Меня ждал миллион дел – утро было самым обыкновенным. Это была моя работа; это была моя жизнь. Я постарался принять это, однако время шло, а мне никак не удавалось сосредоточиться на деталях. Я снял трубку телефона и положил ее на место. Я включил компьютер и выключил его. Все те дела, которые прежде заставляли меня задерживаться допоздна на работе, теперь казались мелкими пустяками.
Во мне что-то изменилось. Изменилось все. Я должен был принять то, что я не тот Дилан Моран, кто работал здесь на протяжении нескольких лет. Того Дилана убили Множественные миры. Он исчез и больше никогда не вернется. Мне нужно было стать другим человеком, но я по-прежнему понятия не имел, как это сделать.
Дождь не прекращался, нисколько не утихая. Встав из-за стола, я оперся о подоконник, глядя на стекающие по стеклу капли воды. Серая пелена полностью скрыла из вида город и озеро. Несмотря на разгулявшуюся непогоду, я чувствовал внутреннее беспокойство. Меня неудержимо тянуло уйти отсюда, уехать навстречу дождю, найти то, что я потерял. Мне нужно было быть где-то в другом месте.
Но где?
– Это настоящий потоп.
Услышав за спиной голос, я обернулся. В дверях кабинета стояла Тай, промокшая насквозь. Ее слова заставили меня вздрогнуть.
– Что?
– В центре половина улиц затоплена. Вот почему я так опоздала.
– Ничего страшного. Все в порядке.
– Кстати, доброе утро.
– Да, доброе утро.
– Ну, как вчера? Ты собирался испробовать новый метод Евы Брайер. Что получилось?
Тай без колебаний просила меня поделиться самой сокровенной информацией. Раньше я бы рассказал ей всё, но сейчас у меня не было такого желания.
– Все прошло замечательно.
– И это все, что ты хочешь мне рассказать? Замечательно?
– Это все, Тай.
– А. Ну хорошо.
Я понял, что она колеблется, пытаясь понять, почему я веду себя столь отчужденно. Тай неуверенно шагнула в кабинет, словно решая, подойти ли ко мне. Заговорить. Прикоснуться к плечу. Сказать, что, если мне что-нибудь потребуется, она здесь, рядом. Если мне будет одиноко, я могу сегодня вечером заглянуть к ней, а там как знать, что будет дальше.
Но она увидела у меня на лице категорический отказ. Я не смог это скрыть. Глядя на Тай сейчас, я видел, как оживают все мои былые ошибки в отношении нее. Я знал, каково спать с ней, лежать в одной кровати. Я даже повидал мир, где мы с ней были мужем и женой, и это был еще один неправильный выбор. Тай ни о чем этом не подозревала, но для меня все было реальностью, и я не мог это вынести.
– Нам нужно обсудить свадьбу Ситонов, – сказала Тай, и ее голос стал холодным.
– Давай попозже, хорошо? Мне нужно ненадолго отлучиться.
– Ладно, как скажешь.
Я отвернулся к окну, обрывая наш разговор. Какое-то время у меня за спиной стояла тишина, затем я услышал шаги Тай, направляющейся к двери.
Она окликнула меня с порога:
– Найди меня. Я по-прежнему здесь.
Я резко обернулся:
– Что ты сказала?
Тай обернулась, уже в коридоре:
– Я сказала, когда вернешься, найди меня. Я буду здесь.
– Конечно. Найду.
Недоуменно посмотрев на меня, она ушла.
Я не стал терять ни минуты. Мне не терпелось поскорее уйти отсюда. Погасив в кабинете свет, я закрыл дверь. Плащ и зонт лежали в машине в гараже, но я решил не ходить за ними. Я спустился прямиком в фойе, не обращая внимания на тех, кто пытался со мной заговорить. Мне необходимо было выйти на улицу. Мне были нужны кислород, свет, открытое пространство. Я задыхался, словно застрял под водой. Ко мне на грудь уселся тяжелый зверь, придавливая меня.
Тай сказала правду про погоду. Улицы были затоплены. По Мичиган-авеню струился поток воды глубиной шесть дюймов. Машины и автобусы рассекали лужи, поднимая фонтаны брызг. Промокшая насквозь одежда липла к телу, волосы приклеились к черепу. Мне приходилось щуриться, поскольку ветер швырял струи дождя мне в лицо. Хоть на дворе стояло лето, ливень казался ледяным. Я направился в парк, который оказался в полном моем распоряжении, поскольку все люди укрылись под крышей.
Что я здесь делал?
Куда я направлялся? Я этого не знал.
Я дошел до скамейки у фонтана, где встречался с Евой Брайер. Вот только на самом деле ни с какой Евой я здесь не встретился. Только не в этом мире. Я сел на скамейку и подумал: «Скажи слово». Вот что сказала мне Ева, когда мы сидели здесь. «Скажи слово». Я произнес его вслух, громко, перекрывая грозу, словно по-прежнему был заперт в своем сознании, матрешка внутри матрешки внутри матрешки.
– Бесконечность!
Я затаил дыхание, надеясь, что мой мир преобразится, однако дождливый чикагский день продолжался как ни в чем не бывало. Что бы ни случилось со мной, все это закончилось, и возврата назад не было. Почему я не мог признать то, что это конец пути?
Почему продолжал искать что-то еще?
Я сидел в парке, одинокий человек, безраздельный хозяин города. Своего города. Взглянув на часы, я мысленно выругался: «Эдгар!» Он ждал меня. Грозы, смерчи и ураганы не могли помешать ему в четверг прийти в Институт искусств. Встав со скамейки, я прошел мимо Букингемского фонтана, выбрасывающего воду в воздух, несмотря на потоки воды, низвергающиеся на него с неба. Я шлепал по брусчатке, глядя на небоскребы, которые появлялись сквозь прорехи в тучах и тотчас же снова исчезали. Вокруг были клумбы, беседки, залитые дождем.
Добравшись до музея, я быстро взбежал по ступеням мимо каменных львов. В фойе толпились туристы, укрывшиеся от дождя. Запах промокшей одежды ударил мне в нос подобно тошнотворному зловонию реки. Я поднялся по главной лестнице на последний этаж и протиснулся сквозь толпу посетителей. Проходя мимо «Воскресного дня на острове Гранд-Жатт», я поймал себя на том, что высматриваю Дилана Морана в кожаной куртке. Я ожидал увидеть его лицо – свое лицо, устремившее на меня ледяной голубой взгляд. Я ждал, что все лица вокруг меня превратятся в мое лицо, словно я снова очутился в портале.
Но нет – это был обыкновенный день в музее.
Я нашел Эдгара в том крыле, где и обычно. Дед был в плаще и фетровой шляпе, насчитывающей уже не один десяток лет. Со спины он немного напоминал загадочного мужчину с «Полуночников», чье лицо не видно зрителям. Лавируя в толпе, я приблизился к нему, и он бросил на меня нетерпеливый взгляд.
– Ты опоздал, – сказал Эдгар, и его дыхание обдало меня запахом табачного дыма.
– Знаю.
– Я тащился сюда через полгорода, блин. А тебе сколько идти – четыре квартала? Автобуса пришлось ждать бесконечно долго, улицы затоплены. Ноги у меня промокли насквозь.
– Извини, Эдгар. У меня сегодня выдался плохой день.
– Ну, попробуй доживи до девяноста четырех лет, и тогда скажешь мне, что такое плохой день.
У меня не было желания с ним спорить. Несмотря на все наши стычки на протяжении многих лет, я был многим обязан деду – тем, что он впустил меня в свою жизнь, предоставил кров и стол, терпел от меня всякое дерьмо, пока я был озлобленным подростком, а не выставил меня на улицу. Эдгар играл теми картами, какие были у него на руках, и да, он жаловался на то, что ему не повезло с раскладом, до тех пор, пока я уже не мог это слушать. Я все равно его любил. И слишком мало говорил ему это.
– Почему ты сегодня не рассказываешь мне свою историю? – спросил я, кладя руку ему на костлявое плечо. – Тебе от этого станет лучше.
– Какую еще историю?
– Про «Полуночников».
– О чем это ты, Дилан? – нетерпеливо посмотрел на меня Эдгар.
– Ну как же, про того человека, которого ты в детстве спас на Стейт-стрит.
Дед раздраженно цокнул языком:
– Спас? Когда я был маленьким, у меня на глазах грузовик раздавил человека в лепешку!
– Что?
– Прямо передо мной. Мне до сих пор это снится в кошмарных снах.
Отвернувшись от Эдгара, я впервые посмотрел на стену музея.
И только тут до меня дошло, что «Полуночников» на ней нет.
Предположив, что мы не в том зале, я удивленно сделал пару шагов, но, окинув взглядом галерею, понял, что мы на нашем обычном месте. Все остальные картины висели там, где и должны были висеть. Но «Полуночников» не было.