— Нет. Никаких записей найдено не было. Более ста лет назад наши бабушки и дедушки, а также некоторые из наших родителей оказались в разрушенном мире. Находясь в зрелом возрасте, они ничего не могли вспомнить о себе. Кто-то буквально вычистил их знания, но в них оставались семена великого разума. Они экспериментировали и учились день за днем. Сначала это было просто дикое племя, но вскоре они превзошли всех своих соседей в мудрости.
Они нашли старые книги и расшифровали их. Они обнаружили, что когда-то на Земле существовала великая цивилизация, которая была уничтожена. Никто не знал, как это произошло. Повествования во всех книгах заканчивались одной датой — 10 июля 1942. Газеты тоже остановились на этой дате.
Вудли нахмурился от новой мысли.
— Как же вы тогда следите за временем? Когда вы оказались в разрушенной цивилизации, сколько времени прошло с 1942 года?
— Это было нетрудно. Сначала мы, конечно, ничего не знали. Но мы нашли фотографии, журналы и все, что подсказывало нам ответ. Мы нашли календари и карты звездного неба, которые предсказывали время рассветов и закатов, затмения и траектории движения планет. Когда происходило затмение, мы сверяли его со старыми записями и узнавали дату. Прошло сто тридцать лет с 1942 года...
— Судный день, — пробормотал Вудли себе под нос.
Седобородый председатель Сената кивнул.
— Именно. Какой-то неведомый суд снизошел тогда на Землю, превратил людей в дикарей, разрушил их умы. Но мы выжили и приспособились к новой реальности. Мы изучили все научные труды, доставшиеся нам от предков, и продвинули науку далеко вперед. В конце концов, мы отгородились от остального мира, построили этот город и окружили его непроходимым рвом, чтобы не подпускать дикарей.
— Как вы сделали ров?
— Давлением и температурой мы расплавили горную породу, превратив ее в вулканическую лаву.
— Что случилось с разумом дикарей?
— Этого мы не знаем, — сказал седовласый мужчина с квадратным лицом.
— Подожди, — председатель поднял руку. — Некоторые из наших ученых-исследователей только недавно кое-что обнаружили. Неизвестная сила воздействовала на умы и тела дикарей, разрушая интеллект и стирая память, но изменяя их базальный метаболизм и клеточную структуру. Наша цивилизация стареет только по одной причине — из-за потери энергии. ДНК дикарей изменилась, и они на свою жизнедеятельность тратят намного меньше энергии, чем мы.
Продолжительность жизни человека не зависит от количества потребляемой энергии. По крайней мере, этого пока не доказали наши ученые. Кванты не выделяются в количественном отношении. Дикари живут гораздо дольше нас. Они, скорее всего, почти бессмертны. Мы никогда не слышали о естественной смерти среди них. Конечно, они убивают друг друга. Они продлевают свою жизнь ценой потери разума. Так сохраняется природный баланс.
ОБЪЯСНЕНИЕ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ Сената было во многом неясным для Вудли, так как было выше его понимания. Он просто искал в его речи знакомые слова.
— Возможно ли возвратить людей в их прежнюю сущность? — спросил Вудли.
— Да, ценой бессмертия. В свете последних знаний, мы могли бы превратить дикарей обратно в нормальных людей.
Пульс Вудли забился быстрее. Он почувствовал неожиданный триумф. Прежде чем он успел заговорить, седобородый продолжил:
— Твой случай необычен. Пока ты спал, мы исследовали твое подсознание с помощью наших новейших приборов, с помощью гипноза и психологических манипуляций. Посредством ассоциаций и внушений мы узнали о тебе много такого, о чем и ты сам не догадываешься. Была вероятность, что через твои воспоминания мы сможем узнать природу катаклизма, который разрушил Землю.
— И что же? — с надеждой выпалил Вудли.
— Ну, в этом мы потерпели неудачу. Но мы узнали, почему ты внезапно проснулся, сто тридцать лет спустя. Мы поймали образы твоих мыслей, их вибрации почему-то были изменены и показали нам нечто неожиданное. Если хочешь, ты можешь их сейчас увидеть.
У Вудли пересохло в горле, и он смог только кивнуть.
— Тогда ложись на спину. Смотри в потолок.
Глава 8. Временное прозрение.
КЕНТ ВУДЛИ с готовностью повиновался. Сначала поверхность гладкого белого пластика была пуста. Постепенно смутная цветовая мешанина начала смещаться по нему, попадая в резкий фокус. И вот они — воспоминания Вудли, как же это было давно! Мигают, путаются, расплываются ... не в хронологической последовательности, проходя и задевая пронзительные струны воспоминаний...
Фермерский дом, где он жил в детстве... бешеная неразбериха Чикагских будней... пальмы на фоне желтого пляжа... лица, в которых некоторые черты были невероятно искажены собственной памятью Вудли. Школьная учительница, которая постоянно поучала его. Первое свидание с девушкой. Бесконечный поток незнакомых лиц, бурлящий на переполненной улице...
Постепенно он вспоминал все. Видения давно прошедших дней оживали. И сквозь все это, словно красной нитью, проплывало милое лицо девушки, обрамленное каштановыми кудрями, и ее голубые глаза искрились то смехом, то задумчиво серьезно смотрели с неподдельной нежностью. Джанет!
Вудли забыл, где он находится.
Он снова очнулся в мире, который когда-то окружал его. Это было все равно, что перешагнуть через порог в прошлое. Все это дремало в его сознании, спало, но не было забыто.
Затем последовало видение внутреннего убранства помещения, похожего на музей. Были видны стеклянные витрины. В одной из них лежал полурасплавленный зазубренный валун из искореженного металла. Метеорит, вспомнил Вудли. На экране появилось лицо Джанет. Затем смутное пятно двинулось слишком быстро, чтобы Вудли мог уследить за ним. Чей-то голос вернул его к действительности.
— Мы перенастроились, — объяснил седобородый. — 10 июля 1942 года ты был в музее, рассматривал метеорит под стеклянным колпаком. Когда произошла катастрофа, ты упал, разбив стекло и частично провалившись под метеорит. Его масса защитила тебя от всего, что могло повлиять на остальное человечество. Химический состав обломка метеорита подействовал как экран и защитил тебя. Таким образом, ты выздоровел от пандемии бессмертия через сто тридцать лет.
— Тогда, может быть, остальные тоже придут в себя? — спросил Вудли.
— Это весьма сомнительно.
— Вы сказали, что сможете вылечить их.
— Мы можем.
— А вы будете это делать?
Долгое время в саду царила полная тишина, нарушаемая лишь журчанием фонтанов. Видение на потолке исчезло.
— Это наш мир, — тихо сказал председатель Сената. — Мы почти достигли совершенства. Зачем нам смута? Мы не имеем никакого отношения ни к дикарям, ни к чему-либо вне Центра. Здесь мы навсегда останемся в изоляции в поисках гармонии и счастья. Внешний мир для нас больше не существует. Мы не будем вмешиваться в ход событий. Дикари должны оставаться дикарями.
Спор оказался бесполезным. Сенат был непреклонен. Вудли наконец сдался, когда его оппоненты один за другим начали расходиться. Он позволил Шарн увести себя. В глазах девушки было сочувственное понимание.
— Давай поужинаем вместе, — сказала она. — Выйдем на террасу.
Закат превратил башни Центра в черные силуэты на фоне сумерек, которые охватили запад. Вудли отдыхал в саду на крыше, и в мозгу у него крутился только один вопрос: Что послужило причиной катастрофы?
ОБЕСПОКОЕННЫЙ И РАЗДРАЖЕННЫЙ Вудли ужинал, и еда казалась ему безвкусной. Шарн с беспокойством наблюдала за ним.
— Эта девушка, — сказала она с тревогой. — Что с ней случилось?
Вудли рассказал страшную историю. Его угнетало собственное бессилие и безысходность.
— Если бы ты ее видела! — закончил он. — Она стала безмозглой дикаркой, а ваш Сенат мог бы вернуть ее в прежнее состояние, если бы захотел. Но они «не хотят вмешиваться в естественный ход событий»!
— Мы гедонисты, — сказала Шарн. — Нас интересуют только удовольствия. Я могу понять решение Сената. Но тебе, должно быть, очень тяжело, Кент Вудли.
— Тяжело? — его голос замер, сменившись горечью. — Тебя миновали тяжелые испытания, что выпали на мою долю, Шарн. Целый мир, моя собственная жизнь — все это стало руинами еще сто лет назад. Если бы Джанет вновь стала прежней, то мне было бы гораздо легче дальше строить свою жизнь.
— Мне искренне жаль, — Шарн встала и подошла к парапету.
Наклонившись над бездной, она сорвала лепестки красного цветка и начала бросать их вниз. Они падали, напоминая капли крови.
— Мы научились читать старые книги. Мы скопировали многие из них в библиотеки для того, чтобы любой человек из нашего мира мог подчерпнуть знания из них. Я вспоминаю стихотворение Честертона:
Ведь мира конец миновал давно,
И всем Воскресение было дано,
Восстали все из могилы,
И старое вновь прорастает зерно,
Но людям иными воскреснуть дано,
Трусливы они, молчаливы...
Г.К. Честертон. «Баллада о Белом Коне», (пер. А. Бурцев)
— Я тоже думала о прошлом, — после некоторой паузы сказала она. — Из того, что я читала в старых книгах, я могу представить себе, что это был очень удивительный и прекрасный мир. В нем было много боли и печали, но и много радости. Здесь у нас есть только удовольствия, и то мы перенасыщаемся ими. Пока не появился ты, Кент Вудли, я не вполне понимала, что означает эта пресыщенность, которую я иногда испытывала. Но сейчас...
Она обернулась, ее лицо в сумерках казалось очень бледным, а над головой как будто светился нимб.
— Когда постоянно потакаешь своим желаниям, рано или поздно наступает момент, когда ничего больше не доставляет тебе удовольствия. Приходит меланхолия, и ты находишься в постоянном поиске приятных ощущений. И все же мы боимся. Мы боимся потерять то, чего достигли, боимся потерять смысл жизни. Как мы сможем отказаться от привычного и знакомого мира, надеясь в своих глупых поисках отыскать что-то неизведанное?