В разгаре действа рыжая гетера, лик которой стал совершенно ведьмовским от зелья и сладострастия, приблизилась к маршалу и сняла с него ботинок, под которым оказалась не человеческая ступня, а нечто чудовищное, двупалое, возможно, похожее на ногу австралийского страуса, хотя Комаров был не слишком силен в зоологии. Не смутившись этим обстоятельством, рыжая стала в каком-то полоумном исступлении вылизывать маршалу ногу. Маршал смотрел на нее без особого сочувствия, как будто ничего не происходило. Затем гетера оставила его ступню, далеко отшвырнув ботинок, забралась на стол и стала извиваться, вибрировать, танцуя прямо над подставкой с головой высокого гостя. При этом она постепенно задирала и засучивала узкий подол своего вечернего платья, так что вскоре показались ее бедра.
Видимо, опасаясь, что она наступит на голову, Геродос водрузил голову себе на шею и, беззвучно нашептывая что-то, взирал на пьяную гетеру снизу вверх. Она схватила его за галстук с большой бриллиантовой звездой и попыталась притянуть к себе, маршал перехватил галстук, чтобы не позволить ей сорвать голову с шеи. Тем не менее, гетера аккуратно и нежно взяла маршала за уши и впилась в его губы страстным поцелуем… Маршал не оказывал ей сопротивления. Тогда она потянула голову вверх и как будто ненароком сняла ее с шеи. Она покрыла лицо высокого правителя тьмы несколькими слюнявыми поцелуями, а потом вновь водрузила голову на место.
Однако что-то она сделала не так, видимо, был некий секрет в том, как следует надевать голову, чтобы все контакты соединились правильно. Маршал захрипел и забулькал, его руки судорожно всплеснули, в одной из рук оказался изящный стек из легкого металла, он неловко задел им гетеру и после этого как-то обмяк и затрясся в очень мелкой вибрации. Можно было предположить, подвисла какая-то программа.
В следующий момент к маршалу подскочили двое из его стражей в оранжевых сутанах. Они потребовали от гетеры немедленно удалиться, желая починить своего босса. Однако гетера, совершенно обезумев, вцепилась в редкие волосы вице-магистра и при этом резко толкнула его ногой в грудь. Маршал Геродос, все еще испытывавший нечто вроде короткого замыкания, потерял равновесие и съехал на пол, а голова осталась в длинных, покрытых иссиня-черным лаком ногтях исступленной вакханки.
Гетера водрузила голову на перламутровую подставку и с кошачьей ловкостью перепрыгнула на другой край стола, где ранее сидели рыцари-госпитальеры. Там она подняла подставку с головой на вытянутой руке и принялась исполнять танец змеи. Не обращая внимания на окруживших ее людей маршала, она вновь впилась смачным поцелуем в рот Геродоса, так что он, задыхаясь, не мог даже позвать на помощь, ведь говорить он мог только головой, но не безголовым туловищем, притом что его правая рука под столом беспомощно хватала воздух, а стек в его левой руке стучал по столу, стульям, полу так, как это делают своими палочками слепые.
Вот Геродос, вернее, его туловище, наконец, пришел в себя, вылез из-под стола и встал прямо. Он затряс кулаком в направлении безумной дивы, а его голова над ней разразилась вдруг неожиданно громким воплем:
— Бухая сучка! Оставь голову в покое! Ты отправишься на дно темных миров за твои проделки!..
В толпе никто не мог понять, кто это кричит. Происходящее тонуло в стонах и криках все еще продолжающихся совокуплений и драк.
Рыжая бестия тем временем, как будто дразня оранжевые сутаны, принялась играть с головой маршала, подбрасывала ее вверх, а затем раскрутила на двух пальцах как глобус. При этом она беспрестанно перепрыгивала со старого на новое место, поразительно ловко ускользая от охраны Геродоса, пытавшейся ее окружить. Стремительно и грациозно неслась она по залу, несмотря на то, что была уже изрядно пьяна. Когда погоня приобрела яростный характер, она оставила поднос и ухватила похищенную высокопоставленную башку за волосы, держа ее на вытянутой вверх руке. Но вот она, не сумев пробиться сквозь преследователей, уронила свой трофей — и тот полетел сначала под стол, а потом выкатился на середину зала. Только в этом момент голова вице-магистра Ордена Вепвавета оказалась в центре всеобщего внимания. Туловище Геродоса затряслось, в его жестах слышалось отчаяние. Из его головы раздался приказ:
— Немедленно верните голову в президиум!
Никто не ожидал, что маршал способен отдавать приказы столь громко, даже раскатисто, ведь ранее все страдали от его тихого голоса. Еще несколько секунд замешательства, и почти вся толпа, забыв об оргии, забыв обо всем другом, бросилась на поимки беглянки, расталкивая друг друга. При этом кавалеры Ордена чрезвычайно шумели, многие из них хохотали, не будучи способны сдержать эмоций, явно не приличествующих моменту. Стражи из свиты маршала замешались в густую толпу и, надо сказать, их там изрядно потрепали.
Началась азартная борьба, члены Ордена довольно жестко толкали и мутузили конкурентов, перехватывали голову, вновь роняли ее на пол, и однажды даже кто-то, чтобы голова не досталась другому или чтобы ее не затоптали ненароком, пнул ее, так что она отлетела метров на десять в сторону. Безголовая часть вице-магистра скорчилась от боли, а из головы раздались стон и проклятья.
В конце концов, голову с ловкостью вратаря схватил двумя руками высоченный рыцарь-иллюминат, стоявший у дверей в зал. Он был в звании старшего генерала. Но, несмотря на его высокое положение, другие стражи окружили его и попытались перехватить добычу, как будто это был бейсбольный мяч. Так сильно каждому из них мечталось преподнести голову ее владельцу.
И тут из головы раздался вопль:
— Все вон отсюда! Полудурки, выкидыши тьмы! Я покажу вам, что такое дисциплина Ордена! Всех отправлю на войну. На передний край битвы с Врагом!
Вопль был настолько ужасен, что даже одурманенные зельем члены Ордена встали как вкопанные, а генерал-иллюминат чуть было не уронил голову маршала, в последний момент перехватив ее за ухо.
Маршал проталкивался к генералу, нанося тумаки и удары стеком по голым и полуголым детям шабаша. Кого-то из замешкавшихся у него на пути он ударил своей мощной страусиной ножищей с огромным когтем, так что тот скорчился от боли. Было непонятно, чем и как он видит, или сигналы зрения поступали к его туловищу от находящейся на дистанции головы. Он шел через толпу в дичайшем обличье — с дырой на месте шеи, в одном ботинке, стукая по полу двупалой костяной ступней. Приблизившись, он выхватил драгоценную черепушку из рук генерала и водрузил ее на место. Воссоединение удалось не с первого раза — сначала контакты явно не сошлись, и все тело Геродоса заходило ходуном. Видимо, краткий бейсбольный матч привел к смещению каких-то элементов. Маршал вновь снял ее, поправил какой-то узел в заднем, затылочном, отделе — было абсолютно непонятно, как он это делает, учитывая, что его глаза находятся с другой стороны! На этот раз все обошлось благополучно. Сама внешность головы не слишком пострадала, если не считать пары царапин на скуле. Из толпы высунулся интендант, он был абсолютно голый, в одних носках, но при этом протягивал вице-магистру платок, чтобы тот вытер кровь со щеки. Однако маршал ударил по руке с платком стеком и, как был полубосым, стремительно, лишь слегка ковыляя из-за высокого каблука на обутой ноге, покинул зал. За ним гордым строем вышла и его оранжевая свита, немного истерзанная спортивной схваткой за голову шефа. Одна из оранжевых сутан подсуетилась, отыскала недостающую туфлю маршала и радостно понеслась, обгоняя других, к дверям, чтобы обуть страусиную лапу командующего.
Скомканное заседание Совета Ордена на этой унылой ноте завершилось. Младшие служители затаптывали кое-где тлеющие остатки пожара и собирали осколки стекла. Интендант распорядился допросить рыжую тварь, которая от выпитого зелья уже потеряла дар речи и что-то бессвязно мычала. Ее утащили сержанты охраны. Полусонные чиновные стражи и их дамы, похватав одежды, поспешно разбрелись с места своего исступления.
Лишь парочка кавалеров Ордена, особенно чувствительных к зелью, не видя и не слыша ничего вокруг, продолжали, сидя на полу, свои мутные пророчества. Один из них, с нехарактерной для стража внешностью, абсолютно лишенный волос, закатив глаза под веки и светя вокруг белками как бельмами, исступленно взывал: «Я вижу тебя, вражий отросток, ты колесован по законам Свободного града! Ты предан позорной казни — и о жертве твоей не узнает никто, кроме хозяина нижних миров!..»
«Прозекторы человеческих душ»
В анфиладе вокруг зала, где проходила оргия, Комаров заметил вдруг то, на что не обратил внимания, следуя за стражами в парадных мундирах. Вся анфилада была увешана задрапированными картинами. А во время оргии драпировки сняли. Это была та самая выставка, о которой упомянул в своей речи рыцарь-интендант. Очевидно, для участников совещания власти мегаполиса устроили своего рода культурную программу. Да и вышестоящему начальству они хотели показать товар лицом. Но маршал стремительно покинул Ликополис, даже не взглянув на экспозицию.
Комаров же, увидев холсты, не мог не задержаться — они завораживали его, как магнитом притягивали. И не потому, конечно, что это было местное высокое искусство, и не потому, что в выставках он знал толк по земному опыту. А по содержанию самих картин. Были среди них и работы Шапошника, их Комаров сразу узнал.
Все картины были подписаны, и названия говорили сами за себя.
Вот полотно, изображавшее женщину, которую преследуют абортированные ею младенцы, показывая ей странные бесовские жесты, намекая на что-то, ведомое лишь им одним. Вот мучительное изуверство — пытка человека крылатыми суккубами, которых он раньше вызывал в своих сладострастных мечтах, а теперь выказавших отвратительные лики фурий. Вот картина, героем которой стало крупное пятно на Солнце, причем и пятно, и само Солнце имеют ярко выраженные лица — и мы видим, как плохо этому пятну, как ненавидит оно само Солнце, пятном на котором является.