Целая корзинка с упругими белыми овалами, похожими на варёные яйца, занимала отдельное место. Их поверхность слегка мерцала, будто внутри теплился собственный источник света.
На десерт этой ночью у караульных будет огромный рулет, конец которого выглядывал из-за края стола. Его поверхность была усеяна тёмными пятнами — следами ягод, впечатанных в тесто. Янис провёл пальцем по краю рулета, собирая сладкий сок, и отправил его в рот со счастливым выражением лица.
Венцом продовольственной магии стали несколько бутылок: одна с горячительным напитком, а остальные, судя по цвету и этикетке, были наполнены фруктовым соком.
— Братва, вы только зацените этот жирный улов! — Янис едва не заорал, но осёкся и заговорил шёпотом. — Столько хавки нам не сожрать! Колбасу, сыр, фрукты и всё, что не портится, пакуем в торбы, а остальное — в кишку.
Когда центр стола освободился, Густаво расположил в нём ведро с ромом.
Караульные окунули чарки, наполнив их до краёв, и жадно осушили в несколько глотков. Началась трапеза, которая была похожа на спортивное состязание — настолько люди отвыкли от нормальной и разнообразной еды. Когда желудки насытились, а ведро опустело наполовину, начались задушевные разговоры о жизни.
— Не, ну психбольная ваще красотка, целый бочонок бродягам подогнала! Мы ж терь каждую ночь будем кайфовать! Да и когда отчалим, ещё останется. Ханна-то чёткая девица! Надо тоже её в нашу толпу подтягивать! — как из пулемёта стрелял словами Янис.
— Что, понравилась? — подмигнул Густаво. — Дойки у неё что надо! Но мне больше Нита по душе. Кровь с молоком! Дерзкая какая! Ух-х, я б её!
Густаво привстал с табуретки и, пошатываясь, показал несколько возвратно-поступательных движений, сопровождаемых шлепками ладонью по чему-то невидимому.
— А я был тайно влюблён в Бурундильду, — поддержал разговор Жека. — Но её вместе с братом проклятый живоглот растерзал!
На минуту за столом повисла немая пауза.
— Помянем Бурундильду, — сказал тост Янис, подняв чарку. — И братана.
— А можно мне тоже этого рому? Хочу быть как вы!
— Ты ж малой ещё совсем! Соку вон попей.
— Гус, не кипишуй, — усмехнулся арестант. — Завтра, может, и дышать перестанем. Пусть пацан берёт своё, тут не детсад.
Троица, теперь уже закадычных друзей, скрепивших узы многократными тостами, вновь налегла на закуски и ром. Когда в ведре осталась лишь четверть, тема разговоров сменилась.
— Братва, и-ик, — Янис поднял палец и качнулся. — Вы хоть думали, к чему катитесь? Я вот с детства грезил морем, пиратами, золотишком. Фильм про Воробья глянул — и всё, крышу снесло. Даже треуголку мне мать купила, но батя, блин, выкинул. Пьяный всегда был, меня с мамкой постоянно мутузил. Пока кто-то его в подворотне не успокоил. Короче, гляжу я на всё это и думаю — детские мечты сбываются!
— Кореш, ты не поверишь! — Густаво облокотился на стол и с хрустом разорвал булку. — Я так зажрался, что даже жить скучно было. Ну вот представь — шесть ярдов на счету, всё есть: яхты, самолёты, икра на завтрак, блондинки на ужин… А кайфа — ноль! Ну не мразь ли я, а?
Бразилец прервался и осушил очередную кружку. Достал из рюкзака палку полукопчёной колбасы, смачно тяпнул и продолжил.
— Да я даже в Тибете с монахами жил! — Он хлопнул себя по груди, залпом опрокинул ещё одну чарку. — До того жизнь наскучила, что реально думал с самолёта сигануть. Без парашюта. В море. И знаешь, Янис, я с президентами за руку здоровался, министры передо мной приседали, а я только об одном мечтал — снова прочувствовать жизнь. И вот, походу, звёзды сошлись! Начинаю всё с нуля. Здесь я никто, и звать меня никак! Но я выстрою новую империю!
— Фига ты красава, — подытожил собеседник с лёгкими нотками зависти в голосе. — Малой, а ты чё по жизни хочешь? Э-э, малой?
Жека сдался первым. Его сознание отключилось, вероятно, ещё четверть часа назад, но никто этого не заметил в пьяном угаре. Морда молодого грызлинга покоилась прямо возле тарелки с остатками листьев салата, которые так пришлись ему по вкусу.
Пара опьяневших собутыльников не могла упустить такой шанс. Янис и Густаво, с глазами, мутными от алкоголя, но горящими детским озорством, вооружились столовыми ложками и начали свою маленькую шалость. Они осторожно тыкали спящего в разные части тела, вели себя как мальчишки, впервые сбежавшие с уроков. Каждый тычок сопровождался приглушённым злодейским хихиканьем.
— Смотри, как дёргается, когда тыкаешь в левый бок, — шептал Густаво, борясь с приступом смеха. — Чувствительный, зараза.
Усики Жеки реагировали на каждое прикосновение, дёргаясь и вибрируя, словно антенны радара. Это только подстёгивало энтузиазм мучителей.
Когда дружки наигрались с Жекой, случился поворотный момент в пьянке: глухой удар кружки о пустое дно ведра.
— Я пойду на вышку, освежусь чутка, чтоб до утра дотянуть, — заплетающимся языком пролепетал Янис.
— Ну а я скрою улики и прикончу всё съестное, — заговорщицки подмигнул Густаво и зловеще улыбнулся.
Спустя час дверца общей женской лачуги скрипнула, выпуская Фелицию в холодную ночь. Сон ещё туманил её разум, когда она неуклюже брела к биотуалету, повинуясь простым человеческим потребностям. Волосы красавицы, обычно тщательно уложенные, сейчас свисали спутанными прядями, прилипая к лицу от ночной влажности.
Фелиция щурилась в темноте, машинально проверяя карман в штанах — кухонный нож всегда должен быть под рукой. Её мозг едва регистрировал необычное: пустые посты караульных, тишина там, где должны быть голоса дежурных, явно заметивших движение внутри лагеря.
Что-то было не так, но осознание опасности не успело пробиться сквозь сонливость.
Тихий свист рассёк воздух. Возникла острая боль в шее, похожая на укус змеи. Фелиция вздрогнула, мгновенно пробуждаясь от гормонального выброса адреналина. Её тело среагировало раньше, чем мозг. Рука взлетела к источнику боли, пальцы нащупали что-то тонкое, чужеродное, впившееся в плоть.
— Что это…
Её итальянский акцент, обычно едва заметный, сейчас прорезался сильнее — верный признак волнения. Фелиция выдернула предмет. Им оказался маленький дротик с оперением. В бледном свете небесной спирали она разглядела окровавленную иглу.
Понимание пришло мгновенно.
— Нет, нет, нет! Только не… — голос девушки сорвался на полуслове.
Первая волна онемения прошла от шеи вниз по позвоночнику. Как будто кто-то выключал тело секцию за секцией. Колени подогнулись первыми, и Фелиция рухнула на влажную от росы землю. Её глаза, широко раскрытые от ужаса, лихорадочно метались, пытаясь уловить силуэт нападавшего.
Но никого не было видно. Или, может быть, она просто не могла повернуть голову.
Вторая волна парализовала руки. Они безвольно упали вдоль тела, больше не подчиняясь командам мозга. Дротик выпал из пальцев и затерялся в траве.
Фелиция пыталась закричать, позвать на помощь, но из горла вырвался лишь слабый хрип. Яд действовал методично, отключая системы организма одну за другой.
Третья волна накрыла её сознание. Зрение затуманилось, земля и небо поменялись местами, звёзды закружились в сумасшедшем танце. Последней связной мыслью было понимание о скорой гибели.
Фелиция потеряла сознание.
Где-то в темноте послышался мягкий шорох шагов. Фигура убийцы приблизилась к распростёртому телу, наклонилась, проверяя пульс. В свете ночного светила мелькнули пальцы, прижавшиеся к шее жертвы. Удовлетворившись ровным, хоть и замедленным биением, силуэт выпрямился, оценивая обстановку вокруг.
Лагерь спал, не подозревая о происходящем. Никто не слышал, как нападавший поднял безвольное тело Фелиции, закинув его на плечо с лёгкостью, выдающей немалую силу. Итальянка висела как тряпичная кукла, её руки и ноги бессильно раскачивались в такт шагам похитителя.
Вскоре скрипнули створки южных ворот. Убийца замер на мгновение, прислушиваясь к звукам ночи, но тревоги не последовало. Только сверчки продолжали свою монотонную песню, будто ничего не произошло.
Парализованное тело Фелиции было вынесено за пределы лагеря. Ночной ветер трепал её волосы, когда фигура растворилась среди деревьев, унося свою добычу в непроглядную тьму джунглей.
Конец интерлюдии.
Глава 7
— НЕ-Е-Е-Е-ЕТ!
Крик Эстебана разорвал предрассветную тишину, выдирая меня из объятий сна. Я мгновенно вскочил, инстинктивно нащупывая рукоять шпаги, и выскользнул из лачуги. Воздух, ещё не успевший раскалиться под тропическим солнцем, освежил лёгкие.
Эстебан торопливо спускался со смотровой вышки, перепрыгивая через несколько перекладин сразу. Его лицо исказила гримаса, которой я никогда прежде не видел.
Вокруг зашевелилось поселение. Сонные соплеменники покидали свои жилища, тревожно озираясь, пытаясь понять источник опасности.
— Что такое, амиго?
Эстебан даже не посмотрел в мою сторону. Его глаза были устремлены куда-то за частокол. Он бросился к восточным воротам, распахнул их с нечеловеческой силой и помчался в сторону джунглей.
Я молча бросился следом, чувствуя, как призрачная рука сжимает сердце ледяной хваткой. Когда мы приблизились к подземелью, увидели шокирующую картину. Эта чертовка-судьба нанесла нам коварный удар, от которого раны никогда не заживут. С каменной арки входа в подземелье безвольно свисало неестественно выгнутое тело.
Фелиция…
По бледной коже нежной руки тянулся тёмный кровавый след. Весь вход в подземелье был залит алым.
Челюсть непроизвольно сжалась от приступа ярости и обиды. Глаза предательски намокли, пока в груди разгорался праведный огонь. Эстебан рухнул на землю и зарыдал. Хрипло, по-звериному, раскачиваясь взад-вперёд.
Я стоял, впитывая эту картину, позволяя ей выжигаться в памяти навсегда. А потом — словно переключатель щёлкнул. Эмоции ушли, оставив холодную, расчётливую ясность.
— Вставай, Эстебан, — мой голос звучал неузнаваемо твёрдо. — У нас много дел. Нужно всё осмотреть, опросить караульных и провести расследование. Помоги мне снять её.