Калиновского притащили минут через двадцать. Особо егеря его не мяли и даже дали возможность воспользоваться собственным выездом со слугами. Лет сорока, ничего необычного без явного порока на лице. Весь такой строгий и чуть ли не благообразный. Глазки только забегали, когда его взгляд метнулся к могилам. Я не представлялся, поэтому гонору у него пока ещё хватало. Он и начал с наезда, мол по какому праву, вообще это приют госпожи Кашиной и солдатам здесь делать нечего.
Сам не заметил, как плавно переместился к уроду и ударом в печень поверг его на свежий холмик. Несколько хороших ударов по почкам и селезёнке и в глазах поляка появляется животный ужас. Молча впечатываю его рожу в землю и начинаю давить. Первым опомнился Богдан и осторожно отодвинул меня в сторону. Правильно, убью ненароком, а нам надо ещё всю верёвочку распутывать.
—Ты сам додумался калечить детей или кто подсказал? — уже спокойно спрашиваю подвывающего и обосравшегося помещика.
В тоге допроса выяснилось, что Калиновский банально решал финансовые вопросы, кладя в карман прибыль от приюта, ну, проигрался наш пшек, бывает. А далее к нему уже подошли с предложением расширить ареал своей деятельности. И вполне себе неплохо люди жили целый год, пока мимо не промаршировала доблестная русская армия, а один неугомонный учитель попал на глаза Дугину.
—Взять всех по-жёсткому, — приказываю ощерившемуся предвкушающей улыбкой Богдану, — Помещиков, жён, детей, родню, управляющих, подозрительных слуг, ксёндзов с прислужниками. Всех спеленать как тюки и на суд в Витебск.
Поворачиваюсь в сторону усадьбы. Чего-то я упустил. А ведь местные работники вполне себе семейные люди. Неплохо так устроились на чужом горе. Объедали и так голодных детей, доворовывавли объедки и совестью особо не мучались.
—Всю замаранную обслугу с семьями в кандалы и на самый грязный завод или шахту. Чтобы там всё их семя и сдохло. Совсем мелких детей изъять и поместить в приют. Они не виноваты, что родители у них шакалы. И найдите какого-нибудь православного попа. Пусть заберёт у католиков местный костёл и освятит нормальную церковь. Хватит здесь польских изуверств.
—Ты не можешь, чтобы всё шло спокойно! Тебе обязательно нужно всё испортить. Особенно мой триумф! Какой суд? К чему сейчас этот твой проект и возможные трения с польской аристократией?
Кричать на меня бесполезно, да и не позволю. Вот и Александр истерил, забрасывая меня глупыми претензиями. Какой к херам триумф? Он уже забыл, как сбежал с поля битвы, испачкав штанишки? Точно! Какая всё-таки избирательная вещь — человеческая память. Восторженно встреченный блистательной публикой, проведший в честь Императора два грандиозных приёма, братец явно разомлел. И уже впал в забывчивость. А здесь вдруг неугомонный Константин решил испортить ему праздник. Напомнить неадеквату, что у монарха может быть только рабочее настроение? Даже если тебя сняли с аппетитной любовницы, то будь любезен сразу переключиться на дела военные или экономические. Таковы законы власти. Для нормальных правителей уж точно. А деваху под братца сразу подложили, у поляков за этим дело не постоит. Да и многие офицеры из свиты смотрю неплохо так проводят время.
—И вообще, как ты собираешься судить благородных людей? — нашёл лазейку Александр, — Здесь ещё действует уложение законов ВКЛ и только со следующего года вступит в силу новый указ. Это будет коллегия шляхетского суда и они в своём праве.
—Как раз будет повод форсировать указ. Если поляки оправдают убийц, то это завуалированный плевок в твою сторону. Вот переработанный проект нового закона о Западном крае. То же самое будет касаться Новороссии с Малороссией, но с отсрочкой через год. Югороссия регион новый и там подобные инициативы без надобности. Хватит церемоний. У нас есть два года перед войной с османами. За это время тылы должны быть вычищены, приведены в полное подчинение русской администрации, и работать на армию как единый механизм. Все уполномоченные лица давно определены, осталось только отдать приказ как церкви, так и чиновникам.
Александр давно понял, что есть вопросы, когда со мной лучше не спорить. Злить он меня боялся самым натуральным образом. Тяжело объяснить, но я это чую как зверь. А здесь именно я и есть самое страшное существо, по сравнению с которым хищники просто брехливые шавки. Но вот внимательно изучать бумаги братец у меня научился. Он и ранее был подозрительным и мнительным товарищем. Став Императорам своим привычкам, не изменил, наоборот, прибавил в педантичности.
—Ты сошёл с ума! — опять начался этот скулёж, переходящий в визг, — Что значит запрет католикам владеть православными крепостными? Какая такая безвозмездная передача пашен общинам по их требованию? Это фактически секвестирование земель польских помещиков в сторону крестьян. Ты хотя бы представляешь ответную реакцию?
—Да! Всё продумано и давно планировалось. Полностью земли не отнимаются, но православные на этих землях теперь свободны. Более того, в следующем году католикам, как до этого мусульманам, заодно всяким грузинам и прочим проходимцам с мутными родословными, запрещено иметь православных крепостных на всей территории Империи. Грядущий суд убедит тебя, что для данной публики есть только её интересы, а Россия вторична. Это потенциальное кубло предателей, которые лучше разрубить сейчас одним ударом. Всё равно часть армии станет в крае на зимние квартиры. Вот и проконтролируем процесс немедленного исполнения указов. Подписывай!
Убогая польская знать, держащаяся за свои мнимые и уплывающие привилегии показала свой оскал. Здание витебской магистратуры было переполнено. Кстати, наш дипломатичный Император грамотно отстранился от суда и уехал в имение своей любовницы. Ну пусть потешится и залечит раны душевные, дело нужное. Я же спокойно сидел на специальном постаменте и наблюдал за шоу. Атмосфера в зале была просто перенасыщена ненавистью и негодованием в мою сторону. А меня это просто веселило. За безопасность переживаний не было. Хватало пятёрки егерей и грамотно разведённой публики. Плюс три десятка моих головорезов дежурили в здании. Сегодня с безопасностью я не шутил.
Ну, что можно сказать? Лицедейство удалось на славу. Допрашивать пострадавших детей, конечно, никто не собирался. Аргументы Глеба, доктора и ещё одного вменяемого учителя были приняты наветом. Помещиков полностью оправдали. Они испуганно косились в мою сторону и особо не вякали, хотя части точно хотелось предъявить претензии. Но есть такая вещь, как репутация. И она у меня весьма специфическая. Когда вас везут в телеге как скот на заклание, не обращая внимания на крики, что вы природные князья и графы — отрезвляет. Зыркали, шептали проклятия, наверняка нажаловались родне, но проглотили. После объявления решения коллегии суда я взял небольшую речь.
—Приготовьте списки всего этого лицемерного действа, — обращаюсь к председателю шляхетского суда, — Судьи, прокуроры, проголосовавшие за оправдательный приговор члены коллеги и ксендзы. Также жду список чиновников, к которым обращался господин Глеб, указывая на творящиеся беззакония. Они же частично давали показания. В общем, через час должен быть готов перечень всех участников.
—Но позвольте, — попробовал возразить по-французски лощённый маршалок, — Так не принято и не соответствует нашим законам.
—Час, — произношу, не оборачиваясь, покидая эту мерзкую атмосферу лжи и злобы.
— А хорошо так горит. Красиво! — хохотнул Дугин, расположившийся за мной с Филипсом, — Прямо-таки фейерверк!
Огонь полыхал действительно немалый. С учётом того, что до нашего лагеря было вёрст пять, то в поместье сейчас жарковато. Вечер надвигался достаточно неспешно, я сидел за раскладным стульчиком и пил. Не надирался, а просто добивал вторую бутылку под отличный сыр. Моральные терзания меня не смущали. Я анализировал ситуацию и вообще свою деятельность. Есть всё-таки у нас русских тяга к самокопанию. Ведь прекрасно понятно, что невозможно добиться всего здесь и сейчас. Никто не обещал лёгкого пути и сплошных успехов. И вроде уже близка цель, многое получается, но потом тебя макают головой в дерьмо. Далее приходит рефлексия, которую я начал постепенно давить алкоголем. Ещё курить начал. Хорошая сигара тоже релаксант и теперь периодически смолю.
—Ваше Высочество, — Филипсу видать тоже не совсем хорошо, — А не слишком ли это демонстративное и жестокое деяние? Люди не дураки, пойдут слухи. По сути, это откровенная казнь.
—А это и есть казнь, капитан. И стыдиться мне нечего. Люди сами сделали свой выбор. Если ты поставил себя выше законов человеческих и божеских, то готовь нести ответ. Ведь сейчас там горят не семьи всех этих Калиновских с Новицкими, — тыкаю сигарой в сторону продолжающего полыхать поместья, — Это и есть суд. А также отрезвление для оскотинившейся публики, что есть предел любой человеческой мерзости. Может, само государство пока не способно реагировать на подобное, но есть я. И сотни заживо сожжённых, включая детей помещиков, мой крест. Но и мой ответ с предостережением. На произвол я отвечу только террором и так будет впредь.
—У них множество родственников, и не только в России. Будет большая волна и попытки обвинить вас в изуверстве. И вообще, всё это может привести к совершенно разным последствиям.
— Это просто неосторожное обращение с огнём, Пётр Яковлевич, — ухмыляюсь в сторону егеря, — Нужно соблюдать правила пожарной безопасности и будет вам счастье. Факт поджога надо ещё доказать. А вот у многих чиновников и прочих участников сего богомерзкого действия неожиданно проснулась совесть. Прямо какое-то помешательство! Сейчас они массово стреляются, вещаются и травят себя ядами. Даже говорят пара ксендзов не готова выдержать муки моральных пыток, но им на помощь придёт благопристойный Богдан и поможет разрешить религиозные нестыковки. Наше дело же просто помочь людям. Они должны понять, что всегда надо оставаться человеком и не преступать определённые грани дозволенного. К сожалению, этот путь будет вымощен смертями отступников и просто людей недалёких. Другого выхода из ситуации я просто не нахожу. Не понимают — значит, пойдём по заветам библейских героев — око за око.