Надо ещё учитывать, что многие учёные и изобретатели преподавали в местном Политехе. Сами профессора считают Новгородский университет лучшим по уровню образования на данный момент. Не каждое учебное заведение может похвастаться таким преподавателями и лекторами как: Авогадро, Вольта, Бартельс, Гаусс, Гелен, Гумбольдт, Зольднер, Майер, Моисеенко или Штромейер. Весьма успешно преподавал даже ректор Политеха Страхов, который успевал ещё вести научные изыскания и исполнять свои непосредственные обязанности. Это повышало общий уровень обучения и давало возможность учёным обзавестись личными учениками. В лабораториях более половины персонала состояла из выпускников и студентов.
Вообще, лекции были отдельной темой. Не зря один попаданец настоял, чтобы в здании университета была максимально вместительная аудитория. В ней могли разместиться практически половина студентов с преподавателями. Особой популярностью зала пользовалась во время открытых уроков, на которых могли присутствовать все желающие. На лекциях Вольты с его опытами в области электричества или рассказах астронома Разумовского о тайнах Космоса, яблоку было негде упасть. Ажиотаж был такой, будто в Новгород моего времени приехал Илон Маск. Народ жаждал знаний, а может, любопытным просто было скучно. На лекции ходили не только дворяне. Часто в аудитории можно было увидеть публику попроще и множество школьников. Я в шутку предложил Страхову продавать билеты на самые популярные мероприятия, на что он явно обиделся. Люди не только бескорыстно двигают науку, но и живут ею. Для них это нормально, но продолжает удивлять одного выходца из более материалистического и циничного мира.
А ещё в Новгородский университет закончил Ом, который уже защитил диссертацию. Сейчас Георг работает в КБ и преподаёт в универе. Думаю, в Новгороде творит множество других известных учёных и изобретателей, известных в моём времени. Просто имена Вольты, Гаусса и Ома знают все более-менее грамотные люди, даже в моём невежественном времени. Про остальных я если и слышал, то без мельком. В плане поиска имён люди Волкова давно скооперировались с Кулибиным и привезли в Россию несколько самых настоящих бриллиантов от науки. Тот случай, когда не нужно мешать профессионалам.
Чего-то никак не могу сосредоточиться. Всё-таки выбил меня из колеи разговор в столице. С трудом возвращаюсь к обсуждаемому вопросу. А он был крайне важен для честолюбивых людей, коими являются большинство учёных. Часть сотрудников КБ беспокоило, что их работы были засекречены. Ну не понимают эти люди, что некоторые открытия вообще нежелательно предавать огласке. Особенно трудно объяснить сложившуюся ситуацию иностранцам. Лидером оппозиции, назовём так недовольных, выступал профессор Пфафф[3]. Он сейчас возглавляет научную группу, основанную ещё Ловицом, и пользуется большим авторитетом среди коллег.
— Кристоф, я прекрасно понимаю ваше желание ознакомить научную общественность со многими открытиями. Верю, что дело не только в желании учёных прославиться. Но давайте не будем обманывать самих себя, но честолюбие является одним из стимулов, двигающих людей науки. Только пока не время для широкой огласки большинства достижений КБ.
Пора заканчивать начавшиеся прения. В КБ царит достаточно демократическая ситуация, но всё хорошо в меру. Но надо сделать это аккуратно, так как профессура весьма ранима в некоторых вопросах. Поэтому беру слово и пытаюсь донести своё видение ситуации до очень нужного специалиста.
— Но позвольте, ведь речь идёт об открытиях, которые могут спасти тысячи жизней. Желание прославиться здесь вторично и вообще не имеет отношения к обсуждаемому вопросу, — пылко ответил немец.
Что мне нравится в деятельности Кулибина, так это принципиальность учёного в некоторых вопросах. Особенно его патриотизм и отсутствие пиетета перед иностранцами, будь они хоть трижды академики. Приехал работать в Россию — изволь выучить язык. Вне работы говори хоть на китайском, но с учениками и коллегами общение происходило только по-русски. Исключение делалось новичкам, у которых был адаптационный период в течение года.
Смотрю на немного расхлябанного учёного, и принимаю решение. Нет у меня права лишать людей возможности лечиться и выживать благодаря нашим открытиям. Да и не практиковалось это в Европе. Другой вопрос, что не мешает решить вопрос с патентами и заработать на этом деле денег. Учёные и их ученики заслужили хорошего вознаграждения за свой труд.
— Господин Пфайфер и поддерживающие его, люди не понимают общей ситуации в Европе. Россия непрестанно воюет уже более десяти лет. Предать широкой огласке некоторые достижения, значит, усилить потенциального противника. Тот же эфир производства КБ, позволят врагам вылечивать гораздо множество раненых солдат. Это звучит цинично, но такова реальность. Ещё более опасно, если врагам станут известны наши работы со взрывчатыми веществами и вообще в военной сфере. Те же мины, к производству которых вы приложили столько сил, фактически спасли российский флот от уничтожения англичанами. Знай они о новых взрывателях, то никогда бы не сунулись в ловушку. Поэтому я предлагаю мораторий на огласку, ограниченный тремя годами. Думаю, это достаточный срок, чтобы политическая обстановка на континенте стабилизировалось. Что касается военных разработок, то будет создана специальная комиссия, которая будет принимать решение о запрете или разрешении на публикации ваших работ.
Немного поспорив, профессура согласилась с моим предложением. Тема создания нового научного центра и увеличения количества лабораторий с исследовательскими группами, встретила полное одобрение. Здесь решили просто — я строю комплекс, а учёные сами определят, какие направления надо выделить в отдельные проекты.
Была у меня ещё одна плюшка для научной братии. Мы не просто так общались с Александром. Император полностью поддержал моё предложение о создании специальных премий в области литературы и искусства, которую решили назвать именем Сумарокова. То же самое касалось науки. Учёные и изобретатели заслуживают поощрения поболее разнообразных бумагомарак. И фрондёров среди этой братии практически нет. Люди заняты делом, а не ищут пути спасения России. Только все эти поэты почему-то забывают спросить, а надо ли её спасать.
— Недавно я имел долгую беседу со своим царственным братом, — при упоминании Императора публика сразу подобралась и подтянулась, — Его Величество одобрил создание специального фонда, который будет вручать премии за научные открытия и вклад в развитие промышленности. Награду решили назвать в честь Михайло Ломоносова. Что касается процедуры выбора достойных, то создадим специальную комиссию, в которую войдут учёные, изобретатели и промышленники. Само вручение будет проходить в Новгороде. Дату пока не согласовали, но, скорее всего, это будет конец лета.
Новость была встречена восторженно и аплодисментами. В последние годы Император особо не балует народ наградами. Павел раздал столько орденов, что просто нивелировал саму суть государственного признания заслуг конкретного человека. Паркетные шаркуны и проходимцы получали высшие награды страны. Ситуация была абсурдная. Я не просто так продавил закон о награждении. Чтобы сейчас получить орден Андрея Первозванного, нужно совершить деяние сродни швейцарскому походу Суворова. Да и менее значимые награды выдавались весьма скупо. Хорошо, что в этом случае брат был полностью на моей стороне. С военными орденами и медалями было проще. Награждаемые должны были получить одобрение большей части сослуживцев. Но всё равно, надо совершить действительно героическое деяние. Обвешанные как новогодние ёлки генералы и офицеры, давно стали раритетом. Александр в этом плане брал пример с меня и не перегружал мундир незаслуженными железками.
— Зимой мастера и часть рабочих будут заняты строительством инфраструктуры, как вы это называете.
После заседания с лидерами научного сообщества Новгорода был банкет, на котором присутствовал весь коллектив КБ и Политеха. Мероприятие прошло весело и громко, благо народу было чего праздновать. Я выступил с коротким приветствием, посидел часик и удалился, дабы не мешать людям отдыхать. Наутро у меня был запланирован осмотр будущей железной дороги, поэтому, вернувшись в Путевой, я поработал с бумагами и лёг спать пораньше.
Экскурсию проводил начальник строительства Павел Фролов, брат моего верного соратника. Надо сказать, что работы шли по плану и сама насыпь продвинулась на сто вёрст от Новгорода. Укладка шпал и рельсов была проведена в будущих депо, которые тоже сооружались стремительными темпами. Дело — это новое, поэтому рабочие кадры готовились в процессе строительства. С наиболее толковыми людьми заключали долговременный договор и перебрасывали зимой период на другие объекты. Кроме непосредственно дороги, надо было возвести с нуля станции, депо, водокачки, склады и многое других сооружений.
Кстати, проект новгородского вокзала выиграл Матвей Казаков, сын великого русского архитектора. Думаю, отец тоже приложил руку к совершенно новому делу, но это не важно. С вокзалами вообще забавная ситуация. Мы заранее договорились с Александром, что новгородский проект утверждаю я, а столичный он. Понятно, что макеты и рисунки новгородского вокзала были предоставлены брату в первую очередь. Он не на шутку увлёкся железной дорогой и старался вникать в мельчайшие детали. Это меня очень радовало. Оборонный концерн под его руководством показывал впечатляющие результаты. Значит, можно быть спокойным, что РЖД тоже в надёжных руках.
Проект Московского вокзала должен был стать визитной карточкой Империи, поэтому Александр постоянно вносил в него новые изменения. Мне кажется, что ситуацию хорошо описывает пословица — «Лучшее враг — хорошего». В финал вышли проекты того же Казакова и Каварнеги[4]. Оба архитектора подошли к задаче примерно одинаково. Грандиозные и помпезные сооружения даже на бумаги выглядели внушительно. Наш новгородский вокзал, выполненный в старорусском стиле, смотрелся бледной тенью на фоне будущего имперского величия. Другой вопрос, что бюджет РЖД не предполагал таких огромных трат. Но здесь брат закусил удила и решил, что покроет все лишние расходы из своего кармана. Вокзалы в Твери и Москве он тоже решил утверждать лично. До них ещё надо дожить, но чем бы дитя ни тешилось.