Еще я сам подставился со всех сторон. Вломился как слон в посудную лавку со своими идеями, не учитывая неспешный ритм окружающего мира. Ладно, рассуждения о политике и критика церкви, здесь как раз нет ничего необычного. Молодой и категоричный юноша начитался всяких философов и проявляет бунтарский дух. А вот с играми я поспешил. Надо было привлечь Юлю к процессу создания, и получился бы наш совместный проект. Если петанк и «Разбойники» достаточно простые игры, то с «Уно» вышла откровенная промашка. Благо что сейчас выпуском игр займется фонд, и идеи будут идти от коллектива авторов. Кому надо, могут обратить внимание на несоответствие интеллектов прежнего и нынешнего Константина. Это и остановило меня при создании мануфактуры с Астафьевым. Для окружающих именно Семен являлся главным изобретателем и вообще отцом русских канцтоваров. Я же вроде покровителя, что типично для нынешней России и не выбивается из шаблона. Решено, изображаю из себя вундеркинда только в своем кругу. В остальных случаях генераторами новых идей будут подставные люди. Хорошо бы создать предприятие вроде конструкторского бюро, подкидывать им новые идеи, а самому выступать в роли организатора и не более того.
Вспоминаю события после приема. Вернувшись из Зимнего дворца, Юля дала волю чувствам. Ребенок еще, что поделаешь, слезы лились рекой. Еле-еле объяснил, что это наилучший вариант, а в армию я сам давно хотел. Далее жена обиделась, что хочу оставить ее одну. Объяснил, что до Новгорода двести верст, а в приказе императрицы не было запрета на посещение меня супругой. Пообещал, что как обустроюсь, пришлю весточку, чтобы она могла приехать в гости. В данный момент супруга нужна мне в Питере, это мои глаза и уши в окружении Александра. Уж с Лизой они точно будут видеться каждый день. К тому же Мраморный дворец стал штаб-квартирой фонда, я сразу выделил часть помещений для казначея, гостей и совещаний.
Следующим паникером оказался Астафьев. Купец прибежал на следующий день с утра пораньше. Здесь все было проще, я объяснил ему, что в любом случае свяжу свою судьбу с армией, просто пришлось начинать раньше, чем планировал. Семен переживал, что могут начаться проблемы с мануфактурой и типографией. Панику я пресек сразу. Выдал ему заранее написанные инструкции. Связь решили поддерживать через его брата Василия, который перебрался в столицу, но будет посещать Новгород.
Вслед за Семеном приехали Александр с Лизой и ее бессменной попутчицей Шаховской.
– Я сегодня же постараюсь переговорить с бабушкой, – начал Александр с порога, едва поздоровавшись. – Это какая-то ошибка. Ты не сделал ничего предосудительного. К тому же это унизительно, получить звание поручика.
Не знаю, верить или нет в его искренность, но надеюсь, что мы вернули прежнее доверие. В искренности Лизы и ее фрейлины я ничуть не сомневался, они обе девушки открытые, без всякого двойного дна.
– Не нужно этого делать. Ты прекрасно знаешь, что я давно мечтал об армии. Гвардия и шефство над гренадерами – это совсем не то, что мне нужно. Надо начинать служить и познавать науку с самых низов. А звание поручика даже лучше, чем бы я получил чин подполковника и стал командовать полком, ничего не зная о службе.
– Но эти обидные слова про ваши занятия гимнастикой и проекты по усовершенствованию дворца, – произнесла Лиза.
– Я действительно бегаю по парку в непотребном виде. А что касается водовоза, то бабушка могла обозвать меня и похуже, говновозом например.
Александр засмеялся над таким незамысловатым юмором, девушки же моей шутки не оценили.
– Все что ни делается, то к лучшему, – продолжаю беседу.
– А как же фонд?
– Я вам уже без надобности. Мы давно утвердили проект развития фонда, нашли нужных людей и здания. С учетом пожертвований уже в этом году можно открыть приют для сирот и инвалидов. Главное, быть в курсе всего, что будет происходить в приютах. Нельзя позволить людям нечистым на руку, жестоким и просто дуракам превратить наш проект в тюрьму или каторгу для обездоленных детей с калеками. Подробные инструкции я написал. Приют не тюрьма – это основной девиз нашего фонда. Далее никаких нищих с паперти и подобных проходимцев. В приюте как мальчики, так и девочки должны получить не только кров с пищей, но и освоить рабочий навык, который пригодится им во взрослой жизни. Калеки, которые обладают каким-нибудь мастерством, и есть готовые учителя или работники мануфактур фонда. Если человек двадцать лет чинил сапоги, то почему он не может делать это в приюте и обучать мастерству детей? С одной ногой или из-за возраста его навыки никуда не денутся.
В течение часа в Мраморный дворец приехали все основные участники нашего кружка. Настроение у всех, кроме Браницкой, было упадническое. Целый день мы посвятили систематизации работы фонда. Мне понравилось, что наши дамы очень серьезно отнеслись к проекту. Назначили управляющих сиротского дома и приюта для калек. Также утвердили бюджет и штат. По итогам работы первого приюта решили подумать о строительстве уже своего здания. Браницкая продолжила помогать фонду, заодно и ее дочь вошла в круг самых знатных дам страны. Умная тетка, и пользы от нее действительно много.
Немного курьезный случай произошел через день. Вернее, сначала курьезный, далее сильно повлиявший на многие события в моей нынешней жизни. По утрам я бегал в сопровождении тройки конных гвардейцев. Со мной бегал Дугин, вернее, пытался это делать. Петр сильно отставал и присоединялся к нам, когда я возвращался обратно. Но человеком он оказался упорным и с каждым днем прогрессировал. Мое нынешнее тело тоже оказалось абсолютно не готово к бегу. Пришлось заставлять себя через не могу. На обратном пути издалека увидел стоящего на коленях человека. Конники рванули к нему галопом, мы с Дугиным подбежали через полминуты. Гвардейцы успели о чем-то переговорить с заросшим светлой бородой мужиком. Так как гнать они его не стали, значит, и я выслушаю.
– Прояви милость, великий князь, – произнес мужик хрипловатым голосом. – Спаси дитя невинное.
Речь у него была достаточно грамотная, да и взгляд отнюдь не забитого крестьянина. Одет как горожанин средней руки, но вместо шляпы папаха, которую он держал в руках.
– Ты не ошибся? При чем здесь я и какое-то дитя?
– Не ошибся я, великий князь, – возразил мужик. – Только ты и твой доктор можете помочь. Но без твоего решения к немцу меня никто не допустит. А дочь моя уже совсем плоха. Прояви милосердие, прикажи доктору хотя бы посмотреть, что с Машей. Она у меня одна-единственная, мать ее померла недавно. Я все деньги отдам и отслужу, но спаси дитя, ради Христа.
Говорил проситель спокойно, но было видно, что каждое слово давалось ему тяжело. Выдержка, конечно, у мужика железная.
– Что с ребенком?
– Два дня назад начал болеть бок. А сегодня с утра совсем плохо. Встать не может и стонет от боли.
– Куда ехать?
– Так не надо никуда. Я ее на телеге привез. Здесь недалеко, – засуетился проситель, сразу вскочив с колен.
– Михайлов, – обращаюсь к старшему сопровождения, – давай быстро одного бойца к доктору, пусть готовит инструменты, а второго отправь с мужиком. Ну и пусть обеспечит въезд телеги с ребенком. Как тебя звать-величать? – спрашиваю просителя.
– Иван Первушин Николаев сын, из свободных людей, – представился мужик.
– Беги за всадником.
Минуты через три я был у входа во дворец, там меня уже ждала делегация, состоящая из Блока, гофмейстера, управляющего, гвардейца и нескольких слуг.
– Доктор, надо помочь человеку. Я иду переодеваться и мыться. Вы готовьте операционную, опиумную настойку и водку, есть у меня подозрения, что случилось с ребенком. Николай, – говорю гофмейстеру, – как придет подвода, девочку кладите на одеяло и осторожно несите к доктору.
Я быстро последовал в свои покои. Дугин принес кувшин с теплой водой для умывания. Душ бы не помешал, но пока моюсь, как позволяют условия. Через некоторое время в комнату влетела Юля.
– Что случилось? Почему половина слуг толпится во дворе?
– Я тоже хотел бы знать, почему слуги во дворе. У них, наверное, работы нет. Потом проведу беседу с гофмейстером. А шум из-за больной девочки. Сейчас ее привезут.
– Девочка из какой-то знатной семьи? – спрашивает Юля. – Ты проявляешь такое участие.
– Нет. Просто русская девочка, которой нужна помощь, – ответил я и вышел из комнаты.
В комнатах Блока был сам доктор, его помощник Яков Блинд из семьи обрусевших голландцев, Первушин и девочка лет одиннадцати, которая лежала на софе. Бледная и осунувшаяся.
Блок уже расспросил девочку и начал осмотр, слегка надавил ей на правый бок. Особой реакции не последовало.
– Надавите на левый бок, – предложил я.
Крик боли, и ребенок скорчился от боли. Отец попытался броситься к ребенку, но я его остановил.
– Все ясно, – произношу уверенным тоном, – Это, скорее всего, воспаление червеобразного отростка[35]. Готовьте операционную. И позовите служанку, надо протереть ребенка водкой. Нам нужно убрать всю грязь с тела.
– Я тоже так думаю, – отвечает Блок. – Херр Гейстер[36]дословно описал это заболевание. Но я никогда не делал таких операций. Вы уверены, что у нас получится?
– Выхода все равно нет. Иначе девочка умрет в муках. Иван, даешь добро на операцию? Только сразу учти, что неизвестно, как все обернется, – обращаюсь к Первушину.
– Все в руках Божьих, великий князь. Спасибо тебе, что проявил участие. Раз надо, значит, режьте.
Удивительно, но во время операции меня не стошнило. Я крови не боюсь, но смотреть, как режут человека, пусть и на операционном столе, совсем другое дело. Заметил за собой такую черту, что в некоторых моментах я переключался на восприятие окружающего мира реципиентом. Иначе давно помер бы от культурного шока. В принципе, Блок был очень опытным хирургом, тридцать лет в действующей армии как-никак. Я только дал в свое время ему несколько советов по дезинфекции и гигиене. Мы надели белые халаты, которые док заказал по моей рекомендации. Первушина из комнаты выгнали. Ребенка напоили опиумной настойкой и привязали к операционному столу, который Блок тоже заказал по моему совету. Операцию делали Блок и Блин