полную антиквариата комнату, то увидел Ашота в широких штанах, вальсирующего напаркете с царственной докторшей. Он повел меня смотреть икону, котораяоказалась малоценной, академического письма. Хорош был только ее резнойкипарисовый киот.
По-прежнемунеслись гнусавые звуки из антиквариатного, с громадной трубой, граммофона.Около него в кресле сидела царственная докторша, источая нежный запах парижскихдухов и деликатно поглощая шоколадные конфеты с ромом из большой открытойкоробки.
В последнийраз, примерно через год, я встретил Ашота на Кировском проспекте под ручку спышной яркой блондинкой. Он торопился на какую-то деловую встречу, ноостановился поговорить со мной, сетуя, что жизнь не удалась, здоровья нет, сын— наркоман, а дочь — шлюха. Говорил, что у него срочный и богатый заказ наотличное надгробье-люкс на могилу хозяина района, богатого деньгами иродственниками. Что из райкома по междугороднему все звонят, торопят сприбытием товара. Такой шедевр придется везти самому, чтобы было все всохранности. Больше Ашота я не видел.
Через годпоехал в Грузию к мощам святой равноапостольной Нины. На дороге во ВнешнейКахетии автобус сделал остановку. Все пассажиры пошли в тень к источнику. Этобыло родное село Ашота. Кладбище было при дороге, и я осмотрел его. Тяжелыегранитные плиты и глыбы, мраморные памятники и черные плиты лабрадоритапридавили могилы спесивых кахетинцев. Некоторые вызывали удивление своим явнымязычеством. На этих могилах был поставлен дом из ажурной кованой решетки, социнкованной крышей и затейливыми трубами водостока. Внутри домика все былоубрано и обставлено в восточном вкусе. Здесь был и диван с круглыми мутаками(Подушка цилиндрической формы.), и большой ковер на полу. Под ковром — могилапокойника. Посредине стоял стол, покрытый бархатной скатертью, с кувшинамивина, бокалами и фруктами в вазах. Трубки дневного света круглые суткииспускали ртутный мертвящий свет. Электросчетчик исправно отсчитывал киловаттыи беспрестанно гремела радиотрансляция. Кладбищенский сторож рассказал мне, чтогод назад на этом кладбище погиб уважаемый батоно Ашот из Ленинграда приразгрузке больших плит для могил секретаря райкома. С машины свалилась чернаятяжелая плита и придавила его, как жабу. Пока был жив, кричал все, бедный. С большимтрудом отвалили плиту от страдальца. Ноги и нижняя часть живота — в лепешку.Вон там, в стороне, и его могила под скромным грузинским камнем. Царствие емуНебесное!
— Вряд лиЦарствие Небесное, как любил поговаривать игумен Прокл, — подумал я и пошел ксвоему автобусу.
С тех порпрошло порядочно времени, распался Советский Союз. Грузия стала самостоятельнымгосударством, но многие скорби пришлось перенести грузинскому народу. Были имеждоусобные войны, и потеря Абхазии с изгнанием грузин, землетрясения,наводнения, снежные лавины и грязевые сели, а главное — нищета и холод. Вобщем, почти полный набор казней египетских. Когда-то веселая и богатаястолица, Тбилиси погружалась во мрак и холод. Не шумел больше богатыйтбилисский рынок, где раньше, с трудом пробиваясь сквозь тысячные толпы,развозчики овощей со своими тележками кричали во все горло: “Хабарда! Хабарда!”Толстые румяные мясники в белоснежных халатах и колпаках, похожие напреуспевающих профессоров-хирургов, превратились в ветхих голодных старцев,сухими ручками приготовляющих себе скудную трапезу из хлеба, зелени и воды надавно пустующей мясной колоде.
Опять я поехалв Кахетию, в Бодби, и опять автобус сделал длительную остановку около селапокойного Ашота. Я вышел из автобуса и не узнал кладбища. Где кичливые краденыемраморные и гранитные памятники? Ничего этого не было, а было только простоетрадиционное грузинское кладбище с простыми низкими каменными надгробиями.
Постаревшийкладбищенский сторож узнал меня и в ответ на мои недоуменные вопросы рассказалмне удивительную историю. После смерти и похорон Ашота на селение и прилегающуюокругу навалились разные беды, как, впрочем, и на всю Грузию. То на овец напалавертячка и половина сельского стада околела, то весной их коровы в ущельях нажралиськакой-то ядовитой травы, их раздуло, и от стада мало чего осталось, то вдомашних хранилищах завелось такое обилие мышей, пожравших всю кукурузу, какогоне помнят древние старики. Но самое плохое — это град. Каждый год летом наполя, виноградники и селения с небес выпадал густой и яростный град, побивавшийвсе посевы и виноградники, и ничего с этим нельзя было поделать. Во избавлениеот града служили молебны, приносили в жертву баранов, прикатили даже зенитнуюпушку и стреляли в небо по тучам, но все было бесполезно. Народ приуныл исовсем обнищал. Не было на продажу вина, не было ни кукурузы, ни пшеницы.Наконец решили привезти древнего столетнего священника отца Мираба из храмаНино-Цминдо.
Старик сдороги устал. Поел чахохбили, выпил вина и лег спать. На следующий день изцеркви вынесли иконы, хоругви и крестным ходом пошли в сторону кладбища слушатьотца Мираба. Собралось все селение. Отец Мираб влез на арбу, помолился,поклонился народу на все четыре стороны и сказал: “Гнев Божий на наших головахза то, что забыли мы Бога и предались маммоне! Для чего вы работали, для чеготрудились? Вы работали не для Царства Божия, а для плоти, вот и пожинаетескорби в плоть. Посмотрите на ваше кладбище! Оно украшено памятниками икамнями, украденными с далеких северных могил. Это великий грех — разорятьчужие могилы и украшать свои. Ашот привозил вам эти камни, и вы, как бараны,бросились покупать их и ставить на своих могилах. Вот теперь за грехи ваши иАшота эти северные камни и притягивают на землю убийственный град.
Дети мои,послушайте меня, старого священника, что надо сделать, и, может быть, тогдаГосподь Бог помилует вас: прах Ашота надо перенести в дальнее пустынное ущельеи там похоронить его. Туда же надо перенести все эти памятники и камни. Пустьград вечно побивает это бесплодное дальнее ущелье. Снимите и языческие дома надмогилами и устройте обычное грузинское кладбище. Кроме того, для покаяниянакладываю на вас сорокадневный пост. Пригласите епископа и пусть он вновьосвятит ваше кладбище, Я все сказал. Благословлевие Божие на вас! Аминь”.
И народпослушал старца и сделал все, что он сказал им. С тех пор градобитиепрекратилось. Нельзя сказать, что насовсем. Бывает иногда небольшой град, нотакого бедственного градобития, как прежде, больше не было.
Эта маленькая,но назидательная история всплыла в моей памяти, когда недавно я посетил одностаринное петербургское кладбище и с горечью обозревал его жалкое состояние.Весь этот грабеж и мародерство совершались при попущении безбожных властей, ипусть это будет на их совести.