Алексей только махнул рукой и, вздохнув, сказал:
— Пошли, уже.
Не успели они пройти и десятка метров, как Мио, с волнением в голосе, воскликнула:
— Смотрите!
Посередине болотной кочки лежала мумия человека, вся скрюченная и почерневшая от времени.
— Ё-моё! — изумился Алексей. — Как она умудрилась мумифицироваться во влажной среде?
— Её, наверное, из глубины подняло, — со знанием дела заключил Тарантул.
— Из какой глубины? — возразил Проныра. — Болоту и года нет. К тому же, тело мумифицируется в трясине только при очень низкой температуре — не более четырёх градусов по Цельсию. В противном случае, начинают загнивать внутренние органы и жертва разлагается.
— А что, — вмешался Диггер, — при температуре в четыре градуса ничего не тухнет?
— Тело успевает минерализоваться. Бактерии активны в более тёплое время года, а тут, как ты успел заметить, всегда тепловатенько.
— Может быть мумию принесли откуда-нибудь и бросили тут, подальше от посторонних глаз? — догадался Фриц. — Кстати, у нас, на немецких торфяных болотах, полно таких находок.
— Опять же на болотах! — резко возразил Тарантул.
Проводник почесал затылок и задумчиво промычал:
— Странные дела творятся в наших плавнях…
Витя Калахари прислушался к голосу топей и, со словами: "Тише вы!" — поднял руку вверх.
Все замолчали. Со стороны мелких заводей доносилось громкое пение, напоминающее щебетание лесных птиц. Оно отличалось чистотой голосов и насыщенностью тонов. Хор слаженно выводил произвольную мелодию, не путаясь в тональности.
— А это что за "хор имени Пятницкого"? — недоумённо спросил Диггер.
— Соловьи! — зло огрызнулся Калахари. — Брачный период у них…
— Это поющие водяные клопы, — пояснил Экономист. — Тропические. Гигантские. Они назывались гигантскими ещё на Земле, так что же говорить о размерах сейчас, когда в результате произвольной и рукотворной мутации появились, воистину, колоссальные экземпляры. Учти, — назидательно заявил он Вите. — Большинство их сородичей безжалостные хищники, не брезгующие каннибализмом. Поедание себе подобных — обычное дело, ну, а уж такой аппетитный представитель человечества, как ты — просто деликатесная закуска.
— Ты чо, Адам, — возмутился Проныра, — какие ещё клопы, тем более поющие?!
— Ты, Пётр, я смотрю, в энтомологии ничего не понимаешь, так поверь на слово.
С клопами, а тем более гигантскими, даже без упоминания про всеядность, никто встречаться не хотел. Ноги сами понесли разведчиков дальше, пока они не упёрлись в обширную водную гладь. То, что скрывается под водой, проверять не хотелось и возникла необходимость обходить неожиданное препятствие. Только товарищи перевели дух, как на их глазах произошла битва титанов. Гигантский водяной скорпион сошелся в смертельном поединке с таким же огромным водяным пауком. Оба выпрыгнули из-под воды внезапно, держа друг друга в смертельных объятиях. Потом враги, так же внезапно, погрузились на глубину. Так как в этом месте она была небольшая, а стоячая вода прозрачная, то в свете нескольких фонарей отлично просматривалось дно, возле которого разворачивались драматические события. Схватка огромных насекомых была короткая, но яростная. Уворачиваясь от ядовитых желваков паука, скорпион выжидал момент и когда соперник забрался в свой дом, чтобы глотнуть воздуха, изловчился и проткнул хвостовой иглой воздушный пузырь. Паук, если можно так сказать, в одночасье потерял и дом, и "акваланг". Ему пришлось спешно ретироваться к поверхности водоёма, чтобы не задохнуться на его глубине. Наши герои ретировались ещё быстрее, не дожидаясь окончания боя и не полагаясь на имеющееся вооружение. Топор, он и в Африке топор, но размеры насекомых настолько впечатляли, что топор уже не казался серьёзным инструментом в борьбе с местными тварями.
Отбежав на приличное расстояние и переведя дух, все огляделись по сторонам. Спокойствия не предвиделось. Мио дрожащей рукой показала на берег небольшой калужины и жалобно пропищала:
— Крокоди-и-ил!
— Да нет, — вяло возразил Диггер. — Это, наверное, варан.
— Сам ты баран! — возмутился Проныра. — Они в воде не водятся!
— Кто?
— Бараны!
— Я думал — вараны, — растерянно промычал Копала.
— Они — тоже, — согласился Пётр.
Экономист криво усмехнулся и предположил:
— Это, наверное, ползающая по деревьям индийская рыба "анабас", только гигантская.
Ноги уносили резво. Кто его знает, чем питается эта гадина. Вот уже впереди спасительная дверь на другую, свободную территорию и… Ничего не произошло.
Выскочив, как пули, из заболоченного отсека, разведчики долго отдыхали, усевшись прямо на полу и прижавшись спинами к холодной переборке коллекторного перехода. По раскрасневшимся лицам стекал такой же холодный пот, а пересохшие рты требовали дополнительной влаги.
— Хочу пи-и-ить, — жалобно пропищала Мио.
— Чего хочешь, — переспросил Дервиш, — пи-пи?
— Пи-пи она уже сделала, — заверил его Калахари. — Пока выскакивала из болот.
— Можно подумать — ты не сделал, — вступился за азиатку Фриц.
Тарантул приподнял голову и, посмотрев на Гнома, спросил:
— Сосо, а ты чего молчишь?
Гном обречённо махнул рукой. Он ещё толком не отдышался и вступать в полемику желания не было. Иван посмотрел на своего наставника и спросил:
— Алексей — куда мы теперь?
— На север… На север…
— Какой север? Мы же не на Земле!
— Ну и что? — возразил Проводник. — Все карты с чертежами комплекса условно поделили на сектора — по широте и долготе. Соответственно, условно назначили северный и южный сектора, а так же восточный и западный. О промежуточных вариантах, таких, как северо-запад, говорить просто неуместно.
— А-а-а! — понятливо кивнул Иван головой. — Значит, нужно по мху определить, где юг, а где север.
— Да-да, — подтвердил Проныра. — Мох, в космических условиях, растёт на стволе дерева равномерно. И как же мы определим нужную нам сторону?
— Чего её определять-то? — несколько раздражённо выдохнул Проводник, не выдержав бесполезного трёпа. — Вон, вдалеке, входная дверь мелькает.
— Но, здесь же трёхмерное пространство, — засомневался Мутант.
— Да задолбали! — раздражённо крикнул Алексей. — Опять же, как на земных плоских картах — если наверх — высота, вниз — глубина.
Глава четырнадцатая
Что посеешь, то и пожнёшь
"Лаборатория синтеза растений — оранжерея". В её стенах обитали две группы людей: "Синтетики", занимающиеся общим руководством и "Органики", отвечающие за всё произрастающее на обширных плантациях лабораторного комплекса. Тут же выращиваются растения, производящие воздух, но, совсем немного. Здесь тянутся к свету растения для питания, такие, как пшеница, картофель и так далее. Многие обитатели станции "Пионер" сокрушались о том, что это жрать нельзя. И не потому, что можно задохнуться, а потому что в рот не вломишь. В составе лаборатории, для чего-то, закреплена "Станция дезинфекции". Правда, химические реактивы находятся в юрисдикции "Химиков", в том числе и хлорка. Поэтому, неизвестно, чем устранять возможные инфекции. Вероятно, "Станция дезинфекции" изначально предназначалась исключительно для личного пользования лаборатории.
На секретных плантациях, надёжно скрытых от посторонних глаз, проросли первые ростки "Запретного цветка". Агроном, Василий Кузьмич Бакланов, по прозвищу "Баклажан", намекнул на то, что это, собственно, не цветок, а растение, но культиваторам этот факт был по барабану. Многие несведущие люди, которые впервые сталкивались с агрономом, искали параллели между прозвищем и его фамилией. Им сразу объясняли, что искать какие-либо графологические корни бессмысленно — прозвище агроному дано в связи с его профессиональной деятельностью. Он суетился, делая вид, что ничего не делает. Отсюда имелся огромный риск того, что делянка, в скором времени, займёт собой всё жизненное пространство, в настоящее время, занятое культурными растениями. Спасло "Синтетиков" с "Органиками", да и остальные голодные рты станции "Пионер", одно обстоятельство — растение оказалось техническим. Его раньше выращивали для производства канатов и очень грубой ткани.
— Неправильная! — скривив рожу, почти проорал Василий Кузьмич, выпуская изо-рта плотный клубок сизого дыма.
Заместитель руководителя лаборатории Жан Батис Велакруа почесал затылок и задумчиво спросил пустоту:
— И куда теперь всё это девать?
— Канаты будете плести! — злобно крикнул руководитель лаборатории Питер Петерсен, по прозвищу "Просто Пит".
Кое-кто, не забывал добавлять в конце ещё одно "Просто". Иногда ставя акцент на многоточии.
Велакруа вяло пожал плечами и тихо спросил:
— Зачем?
— Для швартовки станции — прилетим же мы куда-нибудь, в конце концов!
Агроном, для пользы общего дела и чистоты эксперимента, часть плантации поместил в антигравитационный отсек, пожертвовав другими растениями. "Над всем не поэкспериментируешь!" — здраво рассудил Василий Кузьмич, любовно ухаживая за зелёными насаждениями. Они росли в невесомости, тянулись к свету, но принимали какие-то неестественные формы. При одном и том же ботаническом виде подросшие саженцы выглядели по-разному, но, с неизменно резкими чертами, как треугольники для черчения. Баклажан не слишком сильно горевал по этому поводу, справедливо полагая, что потребительский результат важнее визуального.
Секретную оранжерею агроном поделил на участки, в которых имелись глухие карманы. На их грядках росли особо ценные экземпляры редких экзотических растений. Первый глухой карман секретной оранжереи — "Грибница". В нём Василий Кузьмич производил эксперименты с грибами: чёрными и белыми трюфелями, шампиньонами, способными расти без освещения. В этом кармане имелась дверь, за которую Бакланов ни разу не заходил. Её замуровали ещё на околоземной орбите, до прибытия агронома на службу. Поговаривали, что ещё тогда проводились какие-то секретные разработки на основе грибов — "Кордицепсов". В условиях тропических дождевых лесов Земли существует тысячи видов этих плодовых тел и каждый специализируется на одном виде насекомых, не давая ему доминировать над другими. Внедрившись в тело жертвы, кордицепс поражает мозг насекомого. Прорастает гриб около трёх недель и созревает, обзаведясь смертоносными спорами. Любые родственники, например, муравья, на виде которых гриб паразитирует, будут атакованы спорами, которые разбрасываются на пути его следования. Какие были показания к эксперименту, неизвестно, так как учёные, проводившие их, остались на Земле. Или в том замурованном помещении… Ходили слухи, что грибы, в условиях жёсткого ионизирующего излучения, которому они подверглись, поменяли свои гастрономические пристрастия… Как уже было сказано, в настоящее время лаборатория изолирована; дверь наглухо заварена и залита бетоном. Для этого сделали опалубку в метр толщиной, предварительно сварив железный скелет. Железобетонная перегородка перегородила всякий доступ в помещение. Кое-кто выдвигал версию о том, что там уже давно нет никакой жизни, но оппоненты возражали, мотивируя фактами — клопы могут впадать в анабиоз на триста лет… Да и что там делать? Вот это был самый весомый аргумент! Для чего-то, неустановленные личности подавали робкие голоса: что происходит за стеной, неизвестно, но иногда оттуда доносятся шорохи — тем самым подогревая нездоровый интерес к лаборатории. Провокаторы!