– Да не знаю я. И один человек меня заверил, что ответ на этот вопрос я никогда не получу.
– Что за человек?
– Да так… Неважно. Хороший человек.
– Дурак он. Ну, или это ты его не понял. Потому что без знания, кто ты, ты не обретешь мир в душе.
– Он сказал, что на все можно посмотреть с другой стороны, и иное увидишь.
– Пускай так, и что?
– Типа, как себя не назови, все однобоко выйдет. Там: гений, дурак, бездарность, слабак, посредственность, беглец, мечтатель, путешественник, жертва, спаситель…
– Все, что ты перечисляешь… Это не о том.
– Ну хорошо: злодей, добряк, гордец, подвижник, невежа, бунтарь, дезертир…
– И это не о том!
– Тогда я уже ничего не знаю!
– Знаешь. Ты всегда все знал. Осталось только эту правду расшифровать самому себе, а дальше все просто. Сложнее и легче. Пойду я… А… ты?
– Знаешь, я, наверное… своей дорогой.
– Конечно. Будь… счастлив.
Я забыл! КАКОЙ ЖЕ Я… Я забыл про казнь ее сына! Вечно все о себе-любимом. Господи… ДО ЧЕГО ЖЕ ВСЕ!.. Сколько этот мир может вынести? И почему Ты сотворил меня БЕЗДУШНОЙ ТВАРЬЮ? А я хотел быть светом, как она…
Удивительный человек! В такое утро, и успокаивать меня-дурака. За что Ты ей все это? Бесконечная любовь к людям, и вот итог, да? А то ли я итогом считаю? Она-то уж точно знает, кто она. Знай я истину о себе, я был бы тверд духом. Я разучился бы бояться. Ты прав, черт побери, будь ты лишь моим подсознанием или явись ты взаправду. И будь ты Йеошуа или кем-то другим, скрывшимся под его лицом. Ты прав, мной движет страх. Воистину. И он творит зло, которым я являюсь. Она же не боится, а если боится, то не так. Не так, чтобы страх был неоспоримой мерой истины. Не так, чтобы ненавидеть. Вот что Ты дал ей!..
Мне-то что делать? Я поверил ей. Ну, в то, что я хороший человек. Что еще делать, когда слышишь от другого то, что сам про себя сказать не можешь, но надеешься, что кто-то скажет про тебя? Она не стала бы лгать, да? Наверное. А может, и стала бы, чтобы подарить надежду. Оттащить за шкирку от края. Поставить на ноги упавшего на ее порог невротика в припадке. Быть может, это она – хорошая? Да-да, и точка. А я опять под вопросом. Я так решил. Что-то же иное внутри, что далеко от мыслей, но ближе к эмоциям, доверило ей суд надо мной и ее вердикт приняло беспрекословно. Она всадила мне намертво в сердце кол, что свербит о добре. Добре, которое властвует во что бы то ни стало. Это просто мираж, Господи!.. Я же знаю. Но он воткнулся так глубоко, что больше нет никакой свободы ощущать мир иначе.
Я опять не понял, как это произошло, но мне стало хорошо. И, главное, совершенно неясно, почему от короткой встречи все перевернулось. Меня никогда не трогала чужая мысль. Я неспособен верить словам так сильно. А тут лишь накануне с треском падал вниз… Да я вчера умер, даже хуже того! Сегодня – живой. Сегодня я вижу свет внутри себя. Он мой, не чужой, даже не Того внутреннего. Он мой, он – я. И все тени, все призраки, которые мучают меня – это тоже я. Этот мир в голове – он ведь родной и нет ничего ближе! Действительно, ничего другого человеку не доступно, только мир в черепной коробке. Пусть даже он ад. Ад это ты. А с самим собой всегда можно договориться. Да нет, на самом деле, нельзя. Но можно принять и полюбить то, что является тобой. Не по приказу самому себе – словами дорогу не выстроишь, как и поступками, как и всем известным. Кому-то, может, удастся, но не мне. Со мной проходит только то, что не вполне ясным образом случается. Как обухом по голове, когда ты один посреди пустынных песков: упал-пропал, отмираешь, а все само собой улеглось и зовет тебя на торжество. Умирал – танцуй, потому что так решило Небо. Я осознал, как чертовски здорово, на самом деле, было все это время жить в собственной голове, блуждая в компании воспоминаний да выдумок. Мои вечно-родные убийцы, которые не справились со своей душегубской задачей. Потому что из пустоты, из ничего среди моего сумасбродства нагрянул свет.
Я думал, оно никогда не кончится. Мир внутри вечен, все повторяется да повторяется. Ничто из него не уходит, если попало однажды. Обновляется, но не меняется. Люди не меняются, ты знаешь почему? Потому что не хотят. А я, думаешь, лучше что ли? Но тут раз и прервалось. Может, мои призраки мне приелись? Может, если еще раз и еще много-много-много-много раз, да еще раз, да со страстью, да до последней нитки, оно потеряет силу? Иссякнет. Когда надоест… Ох, откуда это вообще? Что вспомнил-то, а? Что за знаки дурацкие Ты мне подаешь? Или это опять всего лишь моя чертова бессознательная душонка? Как же хотелось закричать: то ли от отчаяния, то ли от веры.
Что ты сказала такого мне, женщина, чтобы мир перевернулся? Верно, чаша была переполнена, а ты бросила в нее последнюю каплю. Да что она такое без тысячи предыдущих, ничего не значащих капель? Если ты и подала мне руку, вытащив из бурлящего потока, то это все та же равнодушная вода-убийца принесла меня к тебе. В закономерной последовательности сущность пути. В преемственности мгновения по отношению к предыдущему мигу.
Ты одарила меня, женщина, каплей добра. Этого хватило, чтобы я встал на ноги. Чтобы разбередить внутри любовь. Вспомнить отвергнутую веру.
И я ничего не понял. Ни куда приведет меня мой корявенький путь, ни как соединить воедино то, что мне вечно говорят люди. Как объяснить самому себе мир, если философия одних неукоснительно опровергает других, а каждый возделывает реальность с любовью, надеждой и жертвенностью? Доктрины несовместимы, да каждая реальна. И люди служат ей, возвышая душу служением. Я так хочу понять истину, как все устроено. И что ждет нас, и как лучше всего поступать. А везде одна только правда (в глазах каждого), которую я готов был бы принять, если бы не знал соседней правды. Той, которую ты, например, считаешь ложью. А согласно этой самой лжи, которая тоже правда, неправеден ты. Я слышу вас обоих. Только вот понять никак не могу, что с этим делать. И что мне считать правдой, когда я знаю их слишком много. Когда я отвергаю почти все и остаюсь никем. И одинаково верю вашим несовместимым мнениям обо мне, расщепляясь до сумасбродства.
Я не обрел ничего, что так важно. Мне просто явилась любовь. На сегодня мне хватит. Сегодня прекрасно, вчера было и завтра будет такими, какими их требует логика событий. Нет мне откровения – и к черту! Продолжу молить о нем завтра. А вчера я проклял Бога… И завтра, верно, опять ввергнусь во тьму.
Я не знаю, был ли Господь в ту минуту рядом. Но если только Он существует, Он слышал величайшую молитву благодарности. И не так уж важно, БЫЛ ли Он. Все это условность, все не более чем надстройка над бесконечным, длиной в несколько минут, неисчерпаемым счастьем человека на этой земле! Таким счастьем, когда за минуту формулируешь то, что смутно проживал месяцами… Когда не блуждаешь, а разъясняешь себе, а за откровением твоим стоят тысячи шагов непроходимого пути, которые ты преодолел на своих двоих – умирая и с песней! И вот Он, Бог, ПРЯМО ЗДЕСЬ, правда это или нет. Для меня Он здесь, и это определяет текущее качество моего бытия.
17. Пошлое
– Не ходи туда, там тебя ждут неприятности.
– Ну как же туда не ходить? Они же ждут!
Котенок по имени Гав
Подобное счастье быстро проходит: закончилось время прозрений, наступил период действия. И я вернулся в реальность – у подножия Храмовой горы. Меня ждала моя миссия: не такая уж высокая, но все-таки больше меня самого – передать записку дальше. Жаль, что я забыл рассказать Марьям про садовников. Ее душу согрела бы эта история. А моя роль – приблизить добрую развязку.
Оказалось, что в торговой толкучке пристроить душевную записку по меньшей мере тяжело. Напомню тебе, у меня была почеркушка, которую я не мог прочесть. Еще были слова: «Этим утром и я подрезал мои розы». И я знал, что где-то здесь, среди торговых лавок, мне может встретиться нужный человек. Так что я подходил к людям наугад и спрашивал: «Прости, добрый человек, не знаешь ли ты о двух друзьях-садовниках, которым нужно передать записку?»
Первый, кто ответил мне неодносложно, это весовщик. Напор ожидавших своей очереди, как он объяснил, отвлекал его от ремесла, а работа с весами требует едва ли не молитвенной концентрации. Об истории, которую я нес на устах и в сердце, он никогда не слышал, но с большим интересом старался запомнить все детали, что-то мог и уточнить или прокомментировать. Скоро он забросил работу, разогнав ожидавших, и принялся рассказывать мне свою жизнь. Простой путь трудяги, каким я всегда завидовал. Понимаешь, смотрю я на людей, которых он разогнал, и вот восхищаюсь, что его труд востребован. Они же ждут: ничего замудренного, вроде бы, но всем необходимо. И весовщиков-то вокруг тьма, да каждый нарасхват. А он тосковал. Жалел, что жизнь его однообразна, нет в ней глотка свежего воздуха, нет сладкого безумия, великое ему не по плечу. А я только и думал, как бы сказать, что небудничный путь – такая же будничность, что «высокое» – не более чем миф, когда оно не несбыточная мечта, а пошлая каждодневность с удушливым зноем, разорванной обувью, постылыми мыслями и отвращением к себе.
– Чудеса так редки, – сказал я.
– Да кому нужны эти чудеса! – возразил он. – Мне бы только выйти и пойти на все четыре стороны, куда глаза глядят! Можешь такое представить? И искать что-нибудь самое главное в жизни, не знаю, что угодно, любовь, истину, Бога!.. Открывать тайны мироздания!
Я даже не пытался ему ничего объяснить. Что правда всегда горька и, сколько бы раз ты ни слушал повтор этой сентенции, в реальности оно все равно пронзит тебя. Что внутри человека тьма, погружаться в которую увлекательно, но крайне неприятно. Что «высокая» душа – душа праздная. Что идти черт знает куда и искать черт знает что обречено на осуждение и сомнение. Что человек остается человеком, где бы он ни оказался. И, главное, чем больше бежишь от опостылевшей реальности в какую-то другую, тем сильнее тебя настигает твоя прежняя. И финал здесь один – сдаться прошлому. Это будет совсем не так, как если бы ты отказался вначале – нет, пройденный путь есть пройденный путь. Просто все проходит и все возвращается. И мы не так уж свободны в своем выборе, ведь этот мир устроен не для таких, как мы.