Бросив рюкзак рядом со Скипом, он почти трусцой побежал с биноклем в руке, время от времени останавливаясь, чтобы осмотреть стены каньона, уступы и холмы над рекой, под оживленные разговоры о галлинах и их тайнах. Скип подумал, что для него это словно волшебная страна.
Они перешли реку вброд и начали карабкаться на крутой выступ на дальнем берегу, Скип изо всех сил старался не отставать.
«Квартирные блоки, где жила Галлина, — пропыхтел Эдисон, когда они поднялись на возвышенность, — будут скрыты, и их будет трудно найти. Большинство из них, вероятно, находятся в разных боковых каньонах». Он мгновение осматривал местность в бинокль, затем указал. «Видишь вон тот каньон? Гарантирую, там руины».
Он бросился вниз по дальнему склону. Скип, едва оправившись от подъёма после реки, последовал за ним. Перейдя травянистую пойму, они достигли скальной стены, в которой лежал каньон, едва заметный, как трещина в песчаниковом фасаде – изрезанный внезапными паводками, с отшлифованными и отполированными стенами. По мере того, как они поднимались, он становился всё более узким, окутывая их тенью и прохладой камня. Поток воды извивался по ложу из светлого песка.
«Ух ты!» — воскликнул Эдисон, останавливаясь и наклоняясь. На бледном песке лежал идеальный наконечник стрелы, высеченный из чёрного обсидиана.
«Ух ты», сказал Скип, «какая красота».
Эдисон положил его в карман.
«Э-э», сказал Скип, «знаешь, нам не следует ничего принимать».
«Наконечник стрелы?» Эдисон фыркнул. «Все берут наконечники стрел. То есть, если бы не я, это сделал бы следующий. Или его смыло бы в реку, и он исчез бы навсегда».
«Верно», — с сомнением сказал Скип, вспомнив о множестве наконечников стрел, которые он нашел и сохранил.
Они продолжили путь по извилистому каньону, заваленному упавшими еловыми стволами и валунами. Струя воды создавала прохладную, благоухающую атмосферу.
Внезапно Эдисон указал пальцем: «Туда!»
Скип поднял взгляд и с изумлением увидел идеальное маленькое скальное жилище, расположенное в нише примерно в девяти метрах над их головами, построенное на широком плоском выступе. Песчаниковый фасад, возвышавшийся над ним, был покрыт выбитыми в скале петроглифами: спиралями, изображениями оленей и эффектным стилизованным медведем с четырёхконечными звёздами на туловище. Крутая трещина вела к руинам, очевидно, использовавшимся прежними обитателями. Это было невероятно – прекрасно.
Не говоря ни слова, Эдисон начал подниматься по узкому уступу, поднимавшемуся наверх. Скип последовал за ним. В какой-то момент уступ обвалился, и им пришлось перешагивать через зияющую пропасть, но через несколько минут они прибыли. Конструкция была утоплена в нишу, оставляя перед собой плоскую площадку из песчаника, служившую своего рода рабочей зоной. Эдисон пересёк её, достал из рюкзака налобный фонарь и подошёл к тёмной двери, ведущей внутрь. Включив фонарь и пригнувшись, он вошёл, Скип последовал за ним.
«Вот дерьмо», — сказал Скип, оглядываясь по сторонам.
Казалось, обитатели только что ушли, оставив свои вещи. В глубине стоял ряд рифленых глиняных горшков с каменными крышками. В нише стояла небольшая чёрно-белая чаша, наполненная обугленными кукурузными початками. Каменный пол был завален черепками, а потолок потемнел от древней сажи.
«Давайте пройдём во внутренние помещения», — сказал Эдисон. Его лицо сияло от волнения.
Пригнувшись, он прошёл через ещё более узкую дверь в задней части дома, ведущую в комнаты, зажатые под низким каменным потолком. Когда Эдисон посветил вокруг фонарём, Скип замер.
«Пресвятая Богородица», — выдохнул Эдисон, освещая налобным фонарём груду человеческих костей, включая расколотый надвое череп. Рядом с кусками черепа лежал топор с древком, деревянная рукоять которого всё ещё сохранилась, а лезвие было сделано из того же блестящего чёрного обсидиана, что и наконечник стрелы, на который они наткнулись ранее.
Эдисон опустился на колени и потянулся за топором.
«Лучше это не трогать», — сказал Скип.
Но Эдисон проигнорировал его. Он схватил ручку и поднял её, поворачивая в луче налобного фонаря, который сверкал и отбрасывал блики по маленькой комнате. Он посмотрел на Скипа. «Это невероятный артефакт. Только посмотрите на сколы — и с целой ручкой!» Он снял рюкзак, словно собираясь положить туда предмет.
Скип сглотнул. «Это преступление».
Услышав это, Эдисон рассмеялся. «Ты же не думаешь, что я просто оставлю это здесь?»
«Вообще-то да».
Эдисон вздохнул. «Ладно». Он положил его обратно к костям. «Я просто оставлю его здесь, хорошо?»
«Спасибо», — сказал Скип, чувствуя себя неловко. Ему не нравилось, что его ставят в положение полицейского, контролирующего артефакты, но брать что-либо подобное было чертовски незаконно и неправильно — и Эдисон это знал.
«Эй, посмотри-ка на это!» — воскликнул Эдисон, его лёгкий удар приземлился на другой предмет — каменный фетиш в виде горного льва, разломанный пополам. Он протянул руку и поднял осколки, с благоговением разглядывая их, в то время как Скип смотрел на него с тревогой. «Не волнуйся, я их не возьму». Он положил их обратно. «Давай продолжим. После тебя».
Скип выбрался из небольшой комнаты, и Эдисон вскоре последовал за ним, присоединившись к нему на прохладном воздухе площади. «Это место невероятное», — сказал Эдисон. «И то, что мы обнаружили, — это только начало».
Скип бы не назвал эту сцену насильственной смерти «невероятной». Скорее, «жуткой». Он почувствовал дрожь от страха.
Они исследовали боковые каньоны, пока темнота не вынудила их вернуться к рюкзакам, где они разбили лагерь. Скип размышлял о том, что это место чудес, полное нетронутых руин, но и тревожное. Эдисон, казалось, обладал сверхъестественным даром точно знать, где их найти; он словно вступал в контакт с древними индейцами галлина. Несколько раз он исчезал в лабиринте комнатных блоков – один раз почти на четверть часа. Они нашли ещё несколько скелетов, многие с наконечниками стрел или топоров, перемешанных с костями, у некоторых – с проломленными черепами. Эдисон оставил себе несколько вещей – наконечники стрел и несколько топоров – каждый раз споря со Скипом, но оставляя действительно важные вещи. Скип всё ещё чувствовал себя неловко, но больше ничего не говорил об этом, когда они покинули руины. Эдисон был настолько взволнован всем происходящим, что Скип вряд ли мог сказать что-то, что остановило бы его. И, сказал он себе, в идее, что это лишь вопрос времени, когда мародёры обнаружат каньон, была доля правды. На самом деле, он удивлялся, почему они ещё не сделали этого. Это было странно, очень странно. Он решил, что когда они вернутся, обязательно расскажет Норе о своих открытиях. Он отмечал их на GPS, отмечая места, многие из которых, вероятно, никогда ранее не фиксировались.
Даже в июле, когда солнце садилось, в воздухе ощущалась прохлада. Они поставили палатку и развели веселый костер к ужину. После стейков (Эдисон прихватил с собой пару стрипсов «Нью-Йорк» в мягкой сумке-холодильнике) и бутылки вина появились бутылки текилы. Эдисон открыл одну, с хлопком вытащил пробку, сделал большой глоток и передал её Скипу, который тоже сделал большой глоток жгучего напитка.
«Двадцатилетняя выдержка», — сказал Эдисон. «Пятьсот баксов за бутылку».
«Он удивительно мягкий», — сказал Скип, сделав еще один глоток.
«Только самое лучшее», — сказал Эдисон. «Разве это место не невероятно?»
Скип кивнул.
«Здесь можно провести месяц и так и не исследовать всё. Только представьте себе этот каньон в расцвете сил! Эти луга вдоль реки, засаженные поливными полями, дети, играющие в реке, женщины, готовящие еду, мужчины, возвращающиеся с охоты с оленями на плечах… А потом…» — он сделал театральную паузу, —
«Вторжение грядёт». Он сделал большой глоток текилы, глаза его блестели в свете костра. «Они наступают с обоих концов каньона, держу пари, захватив их в клещи. Воины уже тайно разместились по краям каньона. Галлина в ловушке. Они с криками бегут к своим убежищам в боковых каньонах, матери подхватывают детей. Они поднимают лестницы, занимают позиции у иллюминаторов и сражаются как в аду. Но слишком поздно. Захватчиков слишком много, а сюрприз слишком велик». Эдисон театрально обвёл рукой тёмные скалы. «Это была не просто война. Это был геноцид. Одно за другим скальные жилища галлины падают под натиском захватчиков, и их убивают: мужчин, женщин, детей, раскалывают черепа, разбивают мозги. Захватчики пришли не воровать, а уничтожать. Они не грабят жилища. О нет: они оставляют всё как есть, тела там, где упали, чтобы показать миру, что они сделали».
При этих словах Эдисон поднялся и отвесил величественный поклон. «Вот, дамы и господа, что произошло».
Скип зааплодировал. Он чувствовал себя хорошо: его прежние опасения развеялись выпивкой и полным желудком.
«Доставайте свою укулеле», — сказал Эдисон, — «и давайте создадим немного музыки».
«Конечно», — Скип открыл легкий дорожный чемоданчик и вытащил его.
«Я думал, у тебя винтажный Martin», — сказал Эдисон, когда Скип достал маленькую синюю укулеле с грифом из темного дерева.
«Хочу, но ни за что на свете я не собираюсь его здесь выносить. А вот это, — он гордо похлопал по инструменту, — довольно неплохая замена. Enya 25D, меньше сотни баксов, если вы можете в это поверить».
"Действительно?"
«Ага. Тогда мне не будут мешать вмятины и грязь».
Эдисон потянулся за своим рюкзаком и вытащил дорогую копию костяной флейты. Затем он замолчал, снова устремив взгляд на стены каньона. «По тому, как тщательно были спрятаны эти скальные дома, по их амбразурам и толстым каменным стенам, можно сказать, – сказал он, – что галлина, должно быть, очень, очень боялась». Слова Эдисона начали путаться. «И не без оснований! Но вот в чём вопрос: боялись ли галлина, потому что там были плохие парни… или потому что они сами были этими плохими парнями?» Он рассмеялся и сделал глоток, затем передал бутылку Скипу.