Скип уже выпил, но подумал: «Что за чёрт?» и сделал ещё один хороший глоток. Он почувствовал, как у него начинает кружиться голова.
И вот Эдисон наклонился к Скипу, его лицо пылало от выпивки. «Друг мой, мне нужно кое в чём признаться», — доверительно шепнул он.
"Что это такое?"
Не говоря ни слова, Эдисон отложил флейту, потянулся за рюкзаком и притянул его к себе. Он расстегнул молнию, пошарил внутри и вытащил большой пакет с застёжкой-молнией, внутри которого было что-то, завёрнутое в бумажное полотенце. Он вытащил топор. Это был обсидиановый топор.
Скип смотрел, и его охватывало нарастающее чувство тревоги, притупленное алкоголем, но не исчезнувшее окончательно.
«Я был непослушным», — сказал Эдисон, доставая из рюкзака ещё один пакет, а затем ещё один. Он открыл их, развернул и показал содержимое: обсидиановый топор, небольшой, но изящно расписанный горшок с изображением птицы, полированную каменную трубку, детскую сандалию из юкки, сплетённую вручную, и то, чего Скип не видел в руинах, но Эдисон, должно быть, тайком подобрал: пару празиолитовых молний.
35
ОГОНЬ УТИХНУЛ, ОСТАЛИСЬ УГЛИ. На инструментах играли, всё более виртуозно, по мере того как выпивали всё больше спиртного, а затем убрали. Пустая бутылка текилы лежала в стороне, поблескивая в красноватом свете углей. Скип посмотрел на неё – неужели они всё выпили? Боже.
Он посмотрел на Эдисона, растянувшегося под скомканным спальным мешком с открытым ртом, пуская слюни. Скип, несмотря на пьянство, не мог заснуть. Его тошнило, и он надеялся, что его не вырвет, как Эдисона, когда тот, спотыкаясь, вывалился в кусты. Он пошатнулся, вернулся в свет костра, пробормотал что-то невнятное, попытался залезть в спальный мешок, запутался и отключился. Теперь он лежал на спине, заложив руки за голову, и прислушивался к ночным звукам.
Становилось холодно. Скип отчаянно хотел спать, но каждый раз, когда он закрывал глаза, всё начинало кружиться, его начинало тошнить, и ему приходилось снова открывать глаза, чтобы сдержать тошноту. Господи, надо было сдержаться — эта текила была ужасной штукой.
Который час? Они говорили и говорили – вернее, Эдисон говорил – казалось, часами. Скип слушал, и его мысли были заняты артефактами, которые Эдисон забрал – забрал, несмотря на все его предостережения. И эти камни-молнии: откуда, чёрт возьми, они взялись? Скип знал, что подобные церемониальные предметы якобы можно найти только в кивах. Удалось ли Эдисону найти киву в один из тех промежутков, когда он исчезал?
Скип снова закрыл глаза, но тут же, точно по расписанию, началось вращение. Можно было просто блевать и покончить с этим: какое-нибудь пустынное существо могло бы насладиться тем, что когда-то было восхитительным стрипсом.
Он с трудом поднялся на колени и безуспешно искал налобный фонарь. Что за чёрт? Он вышел из палатки. Угли в костре рушились, открывая красные раны. Луны не было, а земля была такой тёмной, словно он стоял в омуте ночи. Он не видел своих ног, но всё равно побрел вперёд, вытянув перед собой руки. Тёмный силуэт дерева желтая едва различим, может быть, в пятидесяти футах впереди. Этого будет достаточно.
Шаркая и шаркая в темноте, он добрался до неё как раз вовремя, чтобы его вырвало один раз, потом второй. Он оставался там, сгорбившись, ещё около минуты. Затем он наконец выпрямился, несколько раз сплюнул и вытер рот банданой. Боже, ему стало лучше. Удивительно, на что способна хорошая рвота.
Ветерок доносил прохладный, сосновый воздух, и он сделал долгий, глубокий вдох. Голова немного прояснилась. Он замер, вдыхая ночной воздух, ощущая его целительное воздействие на своё опьяняющее состояние. Ему не хотелось снова ложиться и кружиться. Нет, он останется здесь ещё на мгновение, просто постоит, просто подышит. Он видел слабое свечение догорающих углей, красноватый след в море чёрного. Всё выглядело заманчиво, и он слегка поежился, чувствуя лёгкий холодок. Было бы неплохо забраться в спальный мешок, но прежде чем снова лечь, нужно было прочистить голову.
Оглядевшись, он увидел нечто: красноватое пятнышко костра померкло, а затем снова появилось через секунду. Скип моргнул. Казалось, перед ним двигалась какая-то тёмная тень. Он прищурился, глядя на слабое, далёкое свечение. Ничего. Пока он смотрел, небольшая крошка пепла прорезала трещину в куче углей, и пламя немного засияло.
Но затем, беззвучно, свечение снова померкло, и снова появились тени – тёмные тени, на этот раз двигавшиеся медленнее. Скип смотрел, сердце колотилось. Это не было плодом его пьяного воображения; он был в этом уверен. Несколько фигур прошли мимо костра, заслонив его собой. Были ли животные, кружившие вокруг костра?
Он едва смел дышать, напряженно прислушиваясь. Единственным звуком был далёкий рокот реки Галлина, невидимой позади него. Ему хотелось кричать, звать, что-то делать – и всё же невыносимый страх, казалось, парализовал его. Он мог лишь смотреть.
Но свечение оставалось ровным. Он снова прислушался, не шевелясь. Ничего.
Ладно, это было просто его воображение, или, скорее, галлюцинация, вызванная дорогой текилой. Скип не знал, что именно было в этом репосадо, что делало его таким дорогим, но он молча пообещал себе и Норе больше его не пить.
Но он не мог вернуться в лагерь. Он всё ещё боялся.
И тут он услышал звук: крадущиеся шаги. Потом ещё один. И сквозь шум реки он различил шёпот, который мог быть ветром, а мог и не быть.
Еще один шепот.
И теперь он знал, что там были люди. Люди подкрадывались ближе, тихо собираясь в темноте. Он тут же вспомнил историю, рассказанную ему Эдисоном: об изуродованном теле, плывшем по реке Галлина много лет назад, – об убийстве, которое так и не было раскрыто.
Сильный страх начал прояснять его мысли. Ему нужно было найти налобный фонарь. Возможно, он оставил его на краю брезента рядом с палаткой. Фонарь должен был быть справа.
Но нет, это было бы огромной ошибкой. Ему нужно было как-то обойти их, подобраться к ранцу Эдисона и выхватить этот чертов пистолет.
Он сделал шаг вперёд, затем ещё один. Мягкая трава заглушала любой звук. Внезапно он без всяких сомнений ощутил присутствие людей – это могли быть только люди – собирающихся и кружащих вокруг палатки.
План провалился, и Скип на секунду замер. Затем очень медленно опустился на четвереньки. Его налобный фонарь теперь был совсем рядом. Но его интересовала не она, а нож EDC, который он держал для быстрого доступа в переднем кармане рюкзака на липучке.
Внезапно он услышал громкий треск разрывающейся ткани палатки и звук «Бум!», за которым последовал ужасный стон. Ещё один удар!
Какого черта?
Бух! И тут раздался приглушённый голос, искажённое, хриплое «Бляяяяяя» — голос, без сомнения принадлежавший Эдисону.
Скип мгновенно вышел из оцепенения. Боже, они бьют Эдисона! Его пальцы нащупали край брезента, и он лихорадочно схватил его, быстро нащупывая свой рюкзак. Он вцепился в него, в панике шаря, пытаясь выхватить нож. Раздался приглушенный крик. Он услышал, как Эдисон пьяно дерётся, как он в палатке бьётся, хрипит, а затем наносит ещё более страшные удары.
«Эй! Эй, ты!» — закричал он, вскакивая на ноги и, спотыкаясь, двинулся вперёд, направив нож онемевшими пальцами, а затем резко раскрыл его лезвие — и почувствовал, как оно снова выскользнуло из руки. «Какого чёрта…»
Скип слепо присел, лихорадочно шаря по траве. Он услышал, как кто-то бежит к нему, и инстинктивно начал подниматься, чтобы встретить его. Секунду спустя он почувствовал сильный удар по рёбрам, от которого с хрипом упал на колени, а затем второй удар в голову, от которого он упал на землю и канул в небытие.
36
НА РАССВЕТЕ ВЕРТОЛЁТ ФБР «Белл-407» поднялся в воздух с площадки на авиабазе Киртланд, где Бюро хранило свои воздушные силы. В нём была Корри, Шарп и четыре наблюдателя из группы реагирования на улики. Корри нервничала: её запрос на осмотр остальных пяти доисторических маяков, отмеченных на карте Драйвера, был встречен без энтузиазма и одобрен лишь после множества вопросов. Время вертолёта было дорогим, требовало много персонала и создавало тонну бумажной волокиты. Они уже потратили много времени на вертолёте, блуждая по пустошам, прежде чем нашли вторую жертву. Предположение Норы, поддержанное Корри, о том, что у оснований пяти маяков на карте Драйвера могут быть и другие недавние жертвы, было встречено ответственным спецагентом со скептицизмом, а Шарп – без энтузиазма.
Но теперь они были в воздухе, солнце только-только показалось из-за горизонта. Шарп молчал – даже в наушниках было трудно разговаривать из-за грохота винтов. Корри смотрела в большое окно, как «Белл» летел на север, над резервациями пуэбло вдоль Рио-Гранде, мимо источников Хемес, над кальдерой Валлес, а затем взял курс на запад, к обширному региону пустошей, окружающему каньон Чако. Глядя на проплывающую мимо местность, она снова поразилась тому, насколько огромен и пустынен Нью-Мексико – что большая его часть представляла собой практически необитаемые пустыни и горы.
«Пожалуйста, пожалуйста, Господи, дай мне мёртвое тело», – подумала она. Она попыталась, хотя бы вполсилы, выбросить из сознания эту мрачную молитву.
По мере того, как они приближались к обширным бесплодным землям, ландшафт внизу переходил от зеленых склонов гор к серым, белым, оранжевым и фиолетовым. Глядя вниз, она видела, как эрозия превратила землю в камень и песок, с бесчисленными блуждающими сухими промоинами, ручьями, скалами худу, безжизненными эскарпами и столовыми горами. За крошечным поселением навахо Нагизи она видела западную часть нефтяного месторождения бассейна Сан-Хуан, недавно обновленного методом гидроразрыва пласта. Среди скальных образований были разбросаны ряды резервуаров для гидроразрыва пласта и трубопроводов, все скрученные вместе, качалки и свежие грунтовые дороги, идущие во всех направлениях. Это была территория, сданная в аренду Geo Solutions GmbH, компании, в которой работали — или работали — Хорас Драйвер и его дочь.