Бесплодные земли — страница 5 из 8

ЛАД: ГРУДА ПОВЕРЖЕННЫХ ИЗВАЯНИЙ

Глава 4. ГОРОДОК И КА-ТЕТ

1

На утро четвертого дня после того, как Эдди втащил его через дверь между двумя мирами, Джейк, лишившийся пары штанов и кроссовок, но сохранивший ранец и жизнь, проснулся оттого, что кто-то теплый и влажный тыкался ему в лицо.

Случись что-то подобное в предыдущие дни, он наверняка перебудил бы всех жуткими воплями, потому что все эти три дня его мучила лихорадка, а во сне преследовали кошмары, где неизменно присутствовал страж-привратник из Особняка. В этих снах брюки Джейка не соскальзывали у него с ног, привратник не отпускал его и запихивал каждый раз в пасть… и страшные зубы смыкались, обрушиваясь на него, как прутья решетки, перегораживающие вход в старый средневековый замок. От этих снов Джейк просыпался с беспомощным стоном, весь дрожа.

Лихорадка случилась из-за укуса того гадостного паука. На второй день Роланд обследовал место укуса у него на шее, обнаружил, что ранка не заживает, а, наоборот, становится хуже, и, коротко посовещавшись с Эдди, дал Джейку какую-то розовую таблетку.

— Каждый день, всю неделю, тебе придется глотать по четыре таких, — сказал он.

Джейк с сомнением поглядел на таблетку.

— Это что?

— Кхефлет, — попытался выговорить Роланд, потом раздраженно взглянул на Эдди. — Скажи ему, как оно называется. До сих пор не могу его произнести, зубодробительное словечко.

— Кефлекс. Можешь не сомневаться, Джейк. Мы его раздобыли в Нью-Йорке, в старом-добром Нью-Йорке, в аптеке, имеющий государственную лицензию. Роланд сожрал гору этих таблеток, и ничего с ним не стало… здоров, как конь. Да и внешне немного похож, не находишь?

Джейк буквально опешил.

— А откуда у вас из Нью-Йорка лекарство?

— Это долгая история, — Роланд не стал вдаваться в подробности. — В свое время ты все узнаешь, а пока просто прими таблетку.

Джейк так и сделал. Подействовал кефлекс быстро. Уже через двадцать четыре часа воспаленная красная опухоль вокруг укуса начала бледнеть и спадать, а теперь прошла и лихорадка.

Кто-то теплый снова уткнулся ему в лицо, и Джейк приподнялся рывком, широко распахнув глаза.

Существо, которое самозабвенно вылизывало ему щеку, отступило поспешно на пару шажков. Это был путаник-ушастик, но Джейк об этом не знал: он никогда раньше не видел такую зверюшку. Этот был далеко не такой упитанный и пухлявый, как те, которых путешественники встречали раньше. Его шкурка, черная с серыми полосами, висела грязными клочьями. Мех был тусклым и нездоровым. На одном боку темнел сгусток старой запекшейся крови. И хотя черные глазки с золотым ободком глядели на Джейка с опаской, зверюшка миролюбиво помахивала хвостом. Джейк расслабился. Конечно, из всякого правила есть исключения, но существо, так забавно машущее хвостом — во всяком случае, пытающееся это сделать — оно, наверное, не очень опасное. Даже наоборот.

Рассвет еще только забрезжил на темном небе. Было около половины шестого утра. Точнее Джейк определить не мог: его цифровые часы «Сейко» здесь не работали… то есть, не то чтобы совсем не работали, но вели себя очень странно. Когда он взглянул на них в первый раз после того, как попал в этот мир, часы показывали 98:71:65 — время, которого не существует. Вскоре Джейк сообразил, что часы идут не вперед, а назад. Если бы цифры менялись на них с постоянной скоростью, он бы как-то сумел еще приспособиться, но часы словно взбесились. Иногда цифры менялись с обычной скоростью, во всяком случае, Джейк считал ее таковой (чтобы это проверить, произносил слово «Миссисипи» между изменениями секундной индикации), а потом вдруг останавливались, «зависая» секунд на десять, а то и на двадцать, так что Джейк начинал уже думать, что «Сейко» его приказал долго жить… но тут цифры менялись снова и часто — по несколько разом.

Джейк рассказал о загадочном их поведении Роланду и показал ему часы, думая, что тот удивится, но Роланд лишь мельком взглянул на них, потом кивнул и безнадежно махнул рукой, заметив только, что часы, да, хороши, но в теперешние времена от подобных приборов немного толку. Но Джейк все равно не хотел их выбрасывать, пусть они даже были совсем бесполезны… потому что часы напоминали ему о той, прошлой, жизни, от которой у Джейка и так мало чего осталось.

В данный момент, если верить часам, было 40:62 среды, четверга и субботы в марте и декабре одновременно.

Все было затянуто плотным туманом; на расстоянии в пятьдесят-шестьдесят футов мир просто-напросто исчезал. Если сегодняшний день будет таким же, как три предыдущих, солнце проглянет часа через два в виде бледного белого диска на сером небе, а к половине десятого день станет ясным и жарким. Джейк огляделся. Его спутники (он пока еще не решался назвать их друзьями) все еще спали под одеялами из шкур: Роланд — рядом с ним, Эдди с Сюзанной — с той стороны погасшего костра.

Он опять повернулся к зверьку, который его разбудил. Больше всего существо походило на помесь енота с сурком и немножечко с таксой — до кучи.

— Как поживаешь, малыш? — спросил он тихонько.

— Ыш! — отозвался мгновенно ушастик, не сводя с Джейка встревоженных глаз. Голос его, глуховатый и низкий, больше всего походил на лай — голос английского футболиста, которого донимает жестокий кашель.

Джейк даже вздрогнул от неожиданности. Ушастик-путаник, испуганный резким движением мальчика, отпрыгнул еще на пару шагов назад. Джейку показалось, что тот сейчас бросится наутек, но зверек остановился и еще энергичнее замахал хвостом, продолжая с опаской разглядывать Джейка своими большими черными глазами с золотым ободком. Усы на его острой мордочке мелко подрагивали.

— Он все еще помнит людей, — раздался голос за спиной у Джейка. Он обернулся и увидел, что Роланд проснулся. Стрелок сидел, опершись локтями о колени и свесив длинные руки между ног, и смотрел на ушастика с неподдельным интересом, которого и в половину не удостоились часы Джейка.

— Это кто? — спросил Джейк, понизив голос, чтобы не вспугнуть животное. Он был очарован. — Какие красивые у него глаза!

— Ушастик-путаник.

— Утаник! — выдал зверек, отступая еще на шаг.

— Он разговаривает!

— Ну, не то чтобы разговаривает. Ушастики лишь повторяют, что слышат — по крайней мере, так было раньше. Я уже многие годы такого не слышал. А этот приятель, похоже, изголодался. Пришел, наверное, чем-нибудь поживиться.

— Он лизал мне лицо. Можно, я его покормлю?

— Только учти, мы потом от него не избавимся, — строго сказал Роланд, но потом улыбнулся и щелкнул пальцами.

— Эй! Ушан!

Зверек на удивление точно воспроизвел звук щелчка. Казалось, он щелкает язычком по небу.

— Эй! — повторил он своим хриплым голосом. — Эй, Юшан! — И замахал хвостом еще пуще.

— Подойти к нему и чего-нибудь дай, — сказал Роланд Джейку. — Помню, один старый конюх все говорил, что хороший ушастик приносит удачу. Этот, по-моему, хороший.

— Да, — согласился Джейк. — И по-моему тоже.

— Когда-то ушастики были совсем ручными, то есть, их приручали, и каждый барон держал их с полдюжины при своем замке или в поместье. В общем, они ни на что не годятся в хозяйстве, разве что крыс ловить да забавлять детишек. Они очень преданные животные — во всяком случае, так было раньше, — хотя в этом смысле с собаками им не сравниться. А дикие особи — настоящие стервятники. Они не опасны, но могут доставить немало хлопот.

— Опот! — воскликнул ушастик, глядя встревоженно то на стрелка, то на Джейка.

Джейк медленно залез в ранец, стараясь не делать резкий движений, чтобы не вспугнуть зверька, вынул оттуда остатки «стрелецкого голубца» и бросил кусочек ушастику. Тот отскочил, слабо по-детски вскрикнув, и повернулся к ним задом, демонстрируя пушистый закрученный штопором хвост. Джейк решил, что зверек убежит, и немного расстроился, но ушастик остановился и с сомнением оглянулся через плечо.

— Ну давай, — подбодрил его Джейк. — Кушай, малыш.

— Ыш, — буркнул ушастик, но не сдвинулся с места.

— Дай ему время, — сказал Роланд. — Мне кажется, он не уйдет.

Ушастик потянулся, подняв кверху длинную и на удивление изящную шею. Черный носик задергался, уловив запах пищи. Зверек осторожно приблизился к угощению, и Джейк заметил, что он немного прихрамывает. Ушастик понюхал «голубец», а потом, ловко поддев его лапой, отделил оленину от листа, в который было завернуто мясо. Проделал он это очень аккуратно, едва ли не торжественно. Вытащив кусок мяса, зверек проглотил его одним махом и поднял голову, глядя на Джейка.

— Ыш! — сказал он.

Джейк рассмеялся. Ушастик снова отпрыгнул назад.

— Отощала зверюга, — пробормотал сонный Эдди у них за спиной. При звуке нового голоса ушастик мигом развернулся и скрылся в тумане.

— Вы его напугали! — произнес Джейк с укоризной.

— Ну, извини, — сказал Эдди, приглаживая ладонью всклокоченную после сна шевелюру. — Знай я раньше, что это твой друг, я бы ему предложил кофе с булкой.

Роланд похлопал Джейка по плечу.

— Он вернется.

— Вы думаете?

— Если с ним ничего не случится, то да. Мы же его покормили, верно?

Не успел Джейк ответить, как снова раздался грохот барабанов. Они слышали этот странный ритм уже третье утро подряд, и дважды — по вечерам, когда день тонет в сумерках: глухой, монотонный гул, доносящийся со стороны города. В это утро, однако, звук был более четким, пусть и столь же бессмысленным, как и прежде. Джейк успел уже возненавидеть его. Ему все представлялось, что где-то там, под покровом густого безликого утреннего тумана, бьется сердце какого-то исполинского зверя.

— Ты так и не знаешь, Роланд, что это такое? — спросила Сюзанна. Она тоже уже проснулась. Завязала волосы в хвост и сворачивала теперь одеяло, под которым они спали с Эдди.

— Нет. Но скоро, по-моему, мы все узнаем.

— Весьма обнадеживающе, — кисло заметил Эдди.

Роланд поднялся.

— Пойдемте. Не будем зря тратить время.

2

Уже час они шли по дороге. Туман начал рассеиваться. Коляску Сюзанны они толкали по очереди, причем труд этот был не из легких — теперь на пути попадались большие неровные камни, все чаще и чаще. Вскоре день прояснился и стало жарко. Очертания города проступили на горизонте, на юго-востоке, во всей красе. Джейку казалось, что город этот мало чем отличается от Нью-Йорка, хотя, с другой стороны, вряд ли тут есть такие высокие небоскребы. Если он, как и все почти в мире Роланда, пришел в запустение, отсюда — издалека — этого было не разглядеть. Как и Эдди, Джейк преисполнился постепенно молчаливой и робкой надежды на то, что там будут люди и что они им окажут помощь… или хотя бы накормят горячим.

По левую руку, милях, наверное, в тридцати-сорока, виднелась широкая полоса воды — река Сенд. Над нею стаями кружили птицы. время от времени то одна, то другая, сложив крылья, камнем падала вниз. Вероятно, за рыбой. Медленно, но верно река и дорога сближались, хотя точка их пересечения находилась по-прежнему вне поля зрения.

Теперь впереди показались и другие строения. Большинство походило на фермы, но они все, похоже, стояли пустыми. Некоторые постройки совсем разрушились, но, судя по виду, скорее от времени, нежели от «огня и меча», и это последнее обстоятельство лишний раз подтверждало надежды Эдди и Джейка — надежды, которые оба держали в секрете, опасаясь насмешек. На равнинах паслись небольшие стада непонятных косматых животных. Они старались держаться вдали от дороги и подходили к ней только тогда, когда им было нужно ее перейти, причем дорогу зверюги перебегали галопом, как стайка детишек, которые боятся машин. Джейк нашел, что они очень напоминают бизонов… вот только у некоторых было по две головы. Когда он сказал об этом Роланду, тот кивнул и заметил:

— Мутанты.

— Как те под горами? — В его голосе явственно слышался страх. Джейк даже сам это заметил, а уж стрелок заметил и подавно… но он ничего не мог с собою поделать: слишком яркими были воспоминания об их бесконечном кошмарном пути по тоннелю в разбитой дрезине.

— Здесь, как мне кажется, этот процесс сам собою заглох. Мутации сами себя изжили. А там, под горами, они продолжаются, и с каждым годом — все хуже и хуже.

— А там? — Джейк указал на город. — Там тоже будут мутанты или все-таки… — Он умолк, он и так подошел слишком близко к тому, чтобы высказать затаенную свою надежду.

Роланд пожал плечами.

— Я просто не знаю, Джейк. Я бы сказал тебе, если б знал.

Они как раз проходили мимо пустого строения — когда-то здесь наверняка была ферма — со следами давнего пожара. Вполне может быть, что из-за молнии, сказал себе Джейк и тут же задался вопросом, что именно он сейчас делает или пытается сделать: подобрать подходящее объяснение или же обмануть себя.

Роланд, словно прочтя его мысли, приобнял Джейка за плечи.

— Гадать все равно бесполезно, Джейк, — сказал он.

— Что бы здесь ни случилось, это все происходило давным-давно. Вон смотри, — он указал рукой. — Там, наверное, был загон для скота. И что теперь от него осталось? Несколько палок торчит из травы и все.

— Мир сдвинулся с места?

Роланд лишь молча кивнул.

— А люди? Они ушли в город, да?

— Одни, наверное, ушли, — сказал Роланд. — А другие по-прежнему здесь.

— Что!? — испуганно обернулась к нему Сюзанна.

Роланд кивнул.

— Уже два дня за нами следят. Здесь никто почти не живет, в этих старых развалинах, но кое-кто здесь обретается, это точно. И таких будет все больше. Подойдем когда ближе к цивилизации, убедитесь сами. — Он на мгновение умолк и поправился: — Вернее, к тому, что было когда-то цивилизацией.

— А как вы их вычислили? — спросил Джейк, сгорая от любопытства.

— Я их учуял. По запаху. Видел несколько огородов, скрытых за зарослями сорняков. Их сеют нарочно, чтобы скрыть садики от посторонних глаз. И еще видел одну ветряную мельницу в роще. Она работала. Но самое главное, это чувство… как тень на лице вместо света солнца. Вы тоже скоро почувствуете, вот увидите.

— А как по-твоему, они не опасны? — спросила Сюзанна. Они как раз приближались к большому ветхому строению. Когда-то, наверное, там был склад или, может быть, деревенский рынок. Сюзанна с тревогою покосилась на здание. Рука ее безотчетно легла на рукоять револьвера, который она носила в кобуре на груди.

— А незнакомый пес будет кусаться? — ответил Роланд вопросом на вопрос.

— А попроще нельзя? — вставил Эдди. — Меня, знаешь, Роланд, просто бесит, когда ты заводишь свои дзен-буддистские штучки.

— Выражение такое. Не знаю, значит, — пояснил Роланд. — А кто такой этот Дзен Буддист? Такой же умный, как я?

Эдди долго смотрел на Роланда, но потом все же решил, что это, наверное, стрелок так шутит. Кстати, шутит Роланд крайне редко.

— Ладно, кончай дурака валять. — Прежде чем отвернуться, Эдди успел заметить, как дернулся уголок рта Роланда. Он уже взялся за ручки на спинке коляски Сюзанны, как вдруг что-то его отвлекло. — Эй, Джейк! — позвал он, присмотревшись получше. — Кажется, ты заимел себе друга!

Джейк обернулся и вдруг весь расплылся в улыбке. Сзади, ярдах в сорока, тощий ушастик-путаник с усердием вышагивал следом за ними, припадая на одну лапу и нюхая на ходу молодую траву, что проросла между крошащимися булыжниками дороги.

3

В пути прошел не один уже час. И вот Роланд объявил привал и велел всем приготовиться.

— К чему приготовиться? — уточнил Эдди.

Роланд лишь пристально на него посмотрел.

— Ко всему.

Было, наверное, часа три пополудни. Они остановились на перевале, если так можно сказать, у пересечения Великого Тракта с долгой грядою пологих холмов, что протянулась по диагонали через равнину, точно складка на одеяле — самом большом одеяле в мире. Дорога вела вниз по склону и через селение. Самый настоящий городок. Первый у них на пути. Судя по первому впечатлению, поселение это давно опустело… но Эдди держал в голове их сегодняшний утренний разговор. Он не забыл, что сказал Роланд. И вопрос стрелка — А незнакомый пес будет кусаться? — уже не казался ему «дзен-буддистским вывертом».

— Джейк?

— Чего?

Эдди кивком указал на «Рюгер», который торчал из-за пояса джейковых джинсов — запасной пары, которую он запихал в рюкзак, уходя из дома.

— Может быть, я заберу пистолет себе?

Джейк вопросительно поглядел на Роланда, но стрелок только пожал плечами, как бы желая сказать: «Решай сам».

— О'кей. — Джейк вытащил из-за пояса пистолет и отдал его Эдди. Потом расстегнул ранец и достал со дна заряженную обойму. Почему-то он вспомнил, как лазил за нею в отцовский стол — она лежала под ворохом файловых папок, — но теперь все это казалось таким невозможно далеким. Вспоминая о жизни в Нью-Йорке и днях ученичества в школе Пайпера, Джейк как будто смотрел в перевернутый бинокль.

Эдди взял у него обойму, внимательно осмотрел со всех сторон, вставил ее в рукоятку «Рюгера», проверил предохранитель и сунул пистолет себе за пояс.

— Слушайте очень внимательно и запоминайте, — сказал Роланд. — Если там, в поселении, действительно кто-то живет, то, скорее всего, это будут одни старики. И еще не известно, кто кого больше из нас испугается: мы — их, или они — нас. Молодых здесь давно уже нет. А у тех, кто остался, вряд ли есть при себе оружие, я имею в виду, огнестрельное… вполне может статься, что они в жизни не видели револьверов, таких, например, как у нас… разве что на картинках из старых книжек. Так что не делайте никаких угрожающих жестов. И не забывайте одно хорошее детское правило: говорить следует только тогда, когда к тебе непосредственно обращаются.

— А как насчет луков со стрелами? — осведомилась Сюзанна.

— Да, у них могут быть луки. Равно как дубины и копья. Это не исключено.

— И не забудь еще камни, — мрачно заметил Эдди, глядя вниз на скопление деревянных домишек. Поселение у дороги походило на город-призрак, но кто стал бы за это ручаться? — А если у них там напряги с камнями, всегда можно разворотить мостовую. На дороге булыжников хватит на всех.

— Да уж, — согласился Роланд, — всегда что-нибудь да найдется. Но сами в драку мы лезть не будем… всем ясно?

Они все кивнули, мол, ясно.

— А не проще вообще обойти его стороной? — предложила Сюзанна.

Роланд рассеянно кивнул, не сводя глаз с поселения внизу. Ближе к центру городка Великий Тракт пересекался с другой дорогой, и обветшалые домики у перекрестка походили на цель в центре оптического прицела.

— Проще. Но мы пойдем прямо. Ходить в обход — та же дурная привычка. Втянуться легко, но зато потом трудно избавиться. Идти напрямик всегда лучше, если, конечно, нет явных причин для того, чтобы этого избежать. В данном случае я не вижу таких причин. И если там правда есть люди… что ж, оно, может, и к лучшему. А вдруг мы узнаем чего-нибудь ценное. Главное, как-то их разговорить.

Сюзанна отметила про себя, что Роланд стал каким-то другим, он даже выглядит по-другому, и не только, наверное, потому, что теперь его не донимают призрачные голоса. Таким он, наверное, был в те дни, когда сам шел на битву и вел в сражение своих людей, когда ему было, за что воевать, когда его окружали друзья, — решила она. Он был таким до того, как мир сдвинулся с места и сам он сдвинулся вместе с ним, отправившись в погоню за этим Уолтером… он был таким до того, как Великая Пустота вывернула его наизнанку и он стал… каким-то нездешним… странным.

— Может быть, они знают, что это за барабанный бой, откуда он и почему? — сказал Джейк.

Роланд снова кивнул.

— Все, что они могут знать — и в особенности про город, — может очень нам пригодиться, и все же не стоит надеяться на подсказку людей, которых, возможно, и вовсе там нет.

— Знаешь, что я тебе скажу, — вдруг вмешалась Сюзанна. — Я бы точно не стала высовываться, если б увидела на дороге такую компашку, как наша. Четверо незнакомцев, трое вооружены… Мы, наверное, похоже на банду головорезов из твоих древних историй, Роланд… как ты их там называл?

— Лиходеи. — Ладонь стрелка легла на сандаловую рукоять револьвера. — Но не родился еще лиходей, у которого было б такое оружие. — Он еще крепче сжал рукоять, приподнимая револьвер, так что тот наполовину высунулся из кобуры. — И если в этом селении есть кто-то, кто еще помнит старые времена… то они должны знать. Пойдемте.

Джейк обернулся. Положив острую мордочку на короткие передние лапы, ушастик улегся прямо посреди дороги и ждал тихонько, глядя внимательно на людей.

— Ыш! — позвал Джейк.

— Ыш! — отозвался, как эхо, ушастик и мгновенно вскочил.

Они направились вниз по пологому склону. Впереди — четверо путешественников. Следом за ними — Ыш.

4

Два здания на окраине городка были сожжены дотла; остальная часть города, сплошь покрытого пылью, оказалась нетронутой. Они прошли по центральной улице, мимо заброшенной платной конюшни — по левую руку, по правую руку осталось какое-то здание, где когда-то давно был, наверное, рынок, — и вышли собственно в город, если городом можно назвать около дюжины обветшалых домишек, лепящихся по обеим сторонам от дороги и разделенных узенькими переулочками. Вторая дорога — грунтовый тракт, заросший густой травой — тянулась через весь городок с северо-востока на юго-запад.

Поглядев вдоль дороги на северо-восток, в направлении реки, Сюзанна еще подумала: «Когда-то по здешней реке, наверное, ходили баржи, а дальше по этой дороге должна быть пристань и, быть может, еще один городок — даже и не городок, а скопление харчевен и баров у пристани. Последняя торговая точка, а дальше баржи с товарами шли прямо в город. А по дороге катались туда и обратно фургоны… Как давно это было?»

Ответа она не знала — но, судя по жалкому состоянию городка, было это давным-давно.

Где-то неподалеку противно и монотонно скрипела ржавая дверная петля. С равнины дул ветер — в одном из домов незакрепленная ставня билась тоскливо о стену.

Перед домами имелись специальные поручни, чтобы привязывать лошадей или вьючных животных. Большинство было сломано. В прежние времена вдоль домов проходил дощатый тротуар, но доски давно уже сгнили, и через проломы и дыры теперь пробивалась пучками сорная трава. Таблички и вывески на домах повыцвели, но кое-какие из них еще можно было прочесть. Надписи сделаны были на некоей варварской вариации английского. Должно быть, решила Сюзанна, это и есть пресловутая низкая речь, о которой упоминал Роланд. «ЗЕРНО И КОРМЛЕНИЕ» — сообщала одна из вывесок. Наверное, имелось в виду: «Зерно и корма». На фасаде соседнего здания под неуклюжим изображением буйвола, развалившегося в траве, было написано: «ОТДОХНУТЬ ВЫПИТЬ ПОКУШАТЬ». Дверь в заведение, слегка покосившаяся от времени, легонько покачивалась на ветру.

— Это что, как бы бар? — шепотом проговорила Сюзанна. Она и сама толком не поняла, с чего вдруг понизила голос. Просто ей показалось, что даже нормальный голос будет звучать здесь не очень уместно, все равно что веселенький рок-н-ролльчик на похоронах.

— Был, — отозвался Роланд, и хотя он сказал это не шепотом, голос его все равно прозвучал как-то тихо и задумчиво. Джейк шагал рядом с ним, нервозно оглядываясь по сторонам. Чуть позади — теперь не далее, чем в десяти ярдах — быстро перебирая лапками, топал Ыш. Зверек с любопытством разглядывал старые здания. Голова его, точно маятник, болталась из стороны в сторону.

Теперь и Сюзанна почувствовала, что кто-то за ними следит. Все было точно, как говорил Роланд: неприятное ощущение, как будто тень скрыла солнечный свет.

— Здесь кто-то есть? — прошептала она.

Роланд только кивнул.

На северо-восточном углу перекрестка стоял большой дом, тоже с вывеской. Сюзанна сумела ее разобрать: «ПРИСТАНИЩЕ И НОЧЛЕГ». Не считая церквушки с покосившейся колокольней, это был самый высокий здесь дом. Целых три этажа. Подняв голову кверху, Сюзанна успела заметить белое пятно — наверняка чье-то лицо, — промелькнувшее в пустом, без стекол, окне. Ей вдруг захотелось убраться отсюда как можно скорее. Но Роланд шагал не спеша, причем явно нарочно, и она, кажется, знала — почему. Если они сейчас станут спешить, они тем самым покажут таинственным наблюдателям, затаившимся где-то неподалеку, что им здесь страшно… что с ними можно справиться. Но как бы там ни было…

На перекрестке улицы расширялись, образуя городскую площадь, которая давно заросла сорной травой. В самом центре ее одиноко торчал изъеденный временем столбовой камень, а над ним на проржавелом тросе висела какая-то металлическая коробка.

Роланд — Джейк не отходил от него ни на шаг — приблизился к камню. Следом за ним подошел и Эдди, толкая перед собою коляску с Сюзанной. В спицах коляски шуршала трава. Ветерок трепал прядь волос у нее на щеке. Дальше по улице продолжал стучать ставень. Где-то скрипели дверные петли. Сюзанна невольно поежилась и убрала прядь с лица.

— Быстрей бы отсюда смотаться, — сказал ей Эдди, понизив голос. — Жутковатое место.

Сюзанна кивнула. Оглядев площадь, она опять живо себе представила, как здесь все было в базарный день. Она как будто увидела это воочию: толпы народу на тротуарах… городские матроны с большими корзинками пробираются сквозь толпу, состоящую в основном из извозчиков, и торговцев, и одетых в лохмотья матросов с барж (она понятия не имела, откуда вообще взяла эти баржи, но ей почему-то казалось, что так оно все и было)… телеги, загромождающие городскую площадь… повозки, ползущие по немощеной дороге, поднимая клубы желтой пыли… погонщики, понукающие лошадей (быков, это были быки), телеги, накрытые пыльным брезентом… Она словно видела их: повозки, забитые до отказа товаром. Тюки с мануфактурой. Пирамиды пропитанных смолой бочек. Видела этих быков, запряженных в телеги по двое — терпеливые, невозмутимые, они подергивали ушами, отгоняя надоедливых мух, кружащих над их огромными головами. Она слышала голоса, и смех, и грохот кабацкого пианино, на котором усталый тапер наяривал разухабистые вещицы типа «Девчонки из Буффало» или «Милашка Кэти».

«Я как будто уже здесь жила… в другой жизни», — подумалось вдруг Сюзанне.

Стелок склонился над камнем, рассматривая надпись.

— Великий тракт, — прочитал он вслух. — Лад, сто шестьдесят колес.

— Колес? — переспросил Джейк.

— Древняя мера длины.

— Ты слышал когда-нибудь об этом Ладе? — спросил у Роланда Эдди.

— Наверное, — отозвался стрелок. — когда был совсем маленьким.

— Лад, гад, разлад… ничего себе рифмочки, — пробурчал Эдди. — Достаточно гадостное название. Нехороший знак, тебе не кажется?

Джейк обошел столбовой камень и встал у восточной его стороны.

— Речная дорога, — сообщил он. — Правда, написано как-то странно, но все равно понять можно.

Эдди занялся изучением западной стороны камня.

— Здесь написано: «Джимтаун, сорок колес». Слушай, Роланд, а не там ли, случайно, родился Уэйн Ньютон?

Роланд в недоумении уставился на него.

— Все, я заткнулся, — без слов понял Эдди и театрально закатил глаза.

На юго-западному углу площади стояла единственная в городке каменная постройка — приземистое, запыленное здание в форме куба с ржавыми решетками на окнах. Наверное, городской суд и тюрьма по совместительству, решила Сюзанна. Подобные здания она не раз видела у себя на юге; добавить только у входа косую разметку для парковки автомобилей — и будет один в один. На фасаде его красовалась какая-то надпись, выведенная давно поблекшей желтой краской. Сюзанна сумела ее прочитать. И хотя она не совсем уловила смысл, ей вдруг еще сильней захотелось убраться отсюда подобру-поздорову — подальше от этого странного места. «МЛАДЫ МРУТ» — сообщала надпись.

— Роланд! — окликнула она, и когда тот повернулся, указала на желтые буквы. — Что это значит?

Он прочел надпись на каменном здании и покачал головой:

— Без понятия.

Сюзанна опять огляделась по сторонам. Ей показалось, что площадь стала как будто меньше, а здания чуть сдвинулись к центру, нависая над ними.

— Может, двинем отсюда?

— Сейчас.

Роланд нагнулся и поднял с дороги обломок булыжника, выковырнув его из мостовой. Задумчиво взвешивая камушек на ладони, он поглядел, точно прицеливаясь, на металлическую коробку, что висела над столбовым камнем. И только когда стрелок отвел руку, готовясь к броску, Сюзанна — с секундным опозданием — сообразила, что он сейчас собирается делать.

— Нет, Роланд! — выкрикнула она и невольно поморщилась. Ей самой стало не по себе от звука собственного испуганного голоса.

Не обращая на нее внимания, Роланд швырнул камнем в коробку. Бросок, как всегда, вышел точным — камень с глухим металлическим лязгом врезался в самый центр коробки. Внутри нее что-то щелкнуло, послышался звук заработавшего часового механизма, и из прорези на боку выскочил металлический зеленый флажок, весь покрытый ржавчиной. Звякнул колокольчик. Большими черными буквами на флажке было написано: «ИДИТЕ».

— Будь я проклят! — искренне изумился Эдди. — Светофор, мать твою, не иначе! Интересно, а если еще раз вдарить по этой штуке, она что — выкинет красный флажок, мол, «СТОЙТЕ»?

— Мы не одни, — невозмутимо заметил Роланд и указал на квадратное здание, которое Сюзанна приняла за городской суд. Из него вышли мужчина и женщина и спускались теперь по каменным ступеням.

«Ты выиграл пупса, Роланд, — еще подумала про себя Сюзанна. — Они оба такие древние, старше Господа Бога».

Мужчина был одет в вытертый комбинезон, на голове у него красовалась невероятных размеров соломенное сомбреро. Женщина, в домотканом платье и чепчике, шла рядом с ним, опираясь рукой о голое загорелое плечо мужчины. Когда они подошли поближе, Сюзанна увидела, что женщина слепая и что зрения она лишилась при обстоятельствах страшных: на месте глаз у нее остались лишь неглубокие глазницы, затянутые рубцами кожи. Выглядела она смущенной и перепуганной одновременно.

— А если они лиходеи, Си? — воскликнула слепая. Ее надтреснутый голос дрожал. — Убьют нас сейчас, будешь ты виноват, так и знай!

— Помолчи пока, Мерси, — бросил в ответ старик. Оба они говорили с ярко выраженным акцентом, так что Сюзанна с трудом разбирала слова. — Не лиходеи они, уймись. Я же тебе говорю, с ними млад… а лиходеи не шастают с младами.

Несмотря на слепоту, женщина сделала было движение, стремясь оторваться от своего провожатого. Она была явно напугана. Старик тихо выругался и поймал ее за руку.

— Да успокойся ты, Мерси! Прекрати, я тебе говорю! Еще упадешь чего доброго и расшибешь себе что-нибудь, черт возьми!

— Мы вам не сделаем ничего плохого, — крикнул Роланд так, чтобы они услышали. Он перешел на Высокий слог, и при первых же звуках его в глазах старика промелькнул недоверчивый огонек. Женщина повернулась в их сторону, обратив к Роланду незрячие свои глазницы.

— Стрелок! — не сдержал восклицания старик. Его голос сорвался от возбуждения и восторга. — Боже милостивый, стрелок! Я знал, что так будет! Я знал!

Он бегом бросился к ним через площадь, волоча за собою старуху. Она беспомощно семенила следом, и Сюзанна вся напряглась, опасаясь, что слепая вот-вот неминуемо упадет. Однако первым упал старик, тяжело грохнувшись на колени, а она растянулась с ним рядом, больно ударившись о мостовую Великого Тракта.

5

Джейк почувствовал, как что-то лохматое ткнулось ему в лодыжку. Поглядев вниз, он увидел, что к ноге его жмется Ыш, перепуганный как никогда. Джейк осторожно присел и погладил Ыша по голове — чтобы успокоить зверька и успокоиться самому. Шерсть у ушастика оказалась на удивление шелковистой, приятной и мягкой на ощупь. Поначалу ему показалось, что Ыш сейчас бросится наутек, но тот лишь поднял свою острую мордочку, лизнул Джейка в ладонь и снова тревожно уставился на старика со старухой — двух новых людей. Мужчина пытался помочь слепой встать, но пока безуспешно. Она только дергалась и мешала ему, в явном смятении ворочая головой, как будто не понимая, что с ней такое случилось.

Старик, которого звали Си, при падении разбил руки в кровь, но он, кажется, этого не замечал. Оставив тщетные свои попытки поднять старуху, он снял сомбреро и прижал его к груди. Джейк решил, что оно по размерам не уступает здоровенной корзине емкостью этак в бушель.

— Добро пожаловать к нам, стрелок! — закричал древний старец. — Вот уж воистину, в добрый час! А я было думал, что все ваше племя давно исчезло с лица земли, но я, слава богу, ошибся!

— Спасибо за добрый прием, — отозвался стрелок на Высоком Слоге и осторожно взял слепую старуху за руки чуть выше локтей. Она на мгновение вся сжалась, но тут же расслабилась и позволила ему помочь ей встать. — Надень шляпу, старче. Солнце сегодня печет.

Старик так и сделал и замер на месте, не отрывая сияющих глаз от Роланда. Джейк даже не понял сначала, почему вдруг заблестели глаза старика, но потом он увидел — от слез.

— Стрелок! Я говорил тебе, Мерси! Я сказал тебе сразу, как только увидел у них эти железные штуки, из которых палять!

— Так они не лиходеи? — переспросила старуха, как будто не веря своим ушам. — Ты уверен, что не лиходеи, Си?

Роланд повернулся к Эдди:

— Проверь как следует предохранитель и дай ей потрогать Джейков револьвер.

Эдди вытащил из-за пояса «Рюгер», проверил предохранитель и осторожно вложил пистолет в руки слепой старухи. Та судорожно сглотнула, едва не выронила пистолет, но все-таки удержала и, изумленно его ощупав, повернулась лицом к старику.

— Револьвер! — прошептала она. — Святые угодники…

— Ну, так себе штучка, — этак небрежно ответил старик на ее восторги, отобрал у нее пистолет и вернул его Эдди. — А вот у стрелка револьвер настоящий, и еще второй, тот у женщины. Кстати, у женщины темная кожа, как у людей из Гарлана, если верить рассказам батюшки.

Ыш пронзительно тявкнул. Джейк оглянулся. К ним подходили по улице еще люди — человек пять или шесть. Как Си и Мерси, все они были глубокими стариками, а одна из них — согбенная старуха с клюкой, похожая на ведьму из сказки — выглядела и совсем уже древней. Когда они подошли поближе, Джейк обратил внимание на двух мужчин, неразличимо похожих друг на друга. Близнецы. Длинные пряди седых волос ниспадали на плечи их латанных-перелатанных домотканых рубах. Кожа у них была белой, как новая простыня, глаза — розовыми.

«Альбиносы», — подумал Джейк.

Как видно, главной у них была древняя «ведьма» с клюкой. Опираясь о палку, она подошла к небольшому отряду Роланда, не сводя с них пытливого взгляда зеленых, как изумруды, глаз. Губ ее почти не было видно: они ввалились в беззубый рот. Ветер, дувший с равнин, шевелил край старой шали у нее на плечах. Наконец взгляд ее остановился на Роланде.

— Ну здравствуй, стрелок! Добрая встреча, воистину! — Она обратилась к нему на Высоком Слоге, и Джейк, как, впрочем, и Эдди с Сюзанной, прекрасно ее понимал, хотя можно было предположить, что в их собственном мире речь ее показалась бы им, наверное, набором бессмысленных звуков. — Добро пожаловать на Речной Перекресток!

Еще когда она только приблизилась, Роланд снял шляпу и теперь поклонился старухе, трижды коснувшись горла искалеченной правой рукой.

— Благодарю тебя, Древняя Матерь.

В ответ старуха хихикнула, но смех ее был чистым и искренним, и вдруг до Эдди дошло, что Роланд одновременно отпустил очень удачную шутку и сделал лестный комплимент. Теперь и он тоже, вслед за Сюзанной, подумал о том, что потихонечку Роланд становится сам на себя похожим. Вот каким он когда-то был… вот как держался с людьми. Ну хотя бы отчасти — так.

— Ты, может быть, и стрелок, но под одежей своей ты просто еще один глупый мужчина, — высказалась старуха, переходя на низкую речь.

Роланд опять поклонился.

— При виде такой красоты я всегда просто дурею, мать.

На этот раз старуха буквально поперхнулась смехом. Ыш в страхе прижался к ноге Джейка. Один из близнецов-альбиносов рванулся вперед — поддержать старуху, которая покачнулась, давясь смехом, на каблуках своих стоптанных пыльных туфель. Однако она сумела сама сохранить равновесие и надменно взмахнула рукой, мол, не лезь. Альбинос поспешно ретировался.

— Далеко, стрелок, держишь путь? — она буквально впилась в него взглядом своих проницательных глаз. Когда она говорила, сморщенный рот с провалившимися губами едва открывался.

— Да, — отозвался Роланд. — Мы ищем Темную Башню.

Все остальные лишь озадаченно переглянулись, но старуха, резко подавшись назад, сделала охранительный знак от дурного глаза — не в их сторону, как заметил Джейк, а на юго-восток, вдоль «дорожки» Луча.

— Жаль мне было услышать такое! — вскричала она. — Ибо никто из ушедших на поиски этого черного пса не вернулся назад! Так говорил мне мой дед, а ему то же самое говорил его дед! Никто!

— Ка, — спокойно проговорил стрелок, как будто этим все объяснялось… и только теперь Джейк потихоньку начал понимать, что для Роланда так оно и есть.

— Да, — согласилась старуха, — черный пес ка! Ну что ж, стрелок, делай, что должен, и, пока жив ты, иди по дороге своей и умри, когда она тебя выведет на поляну среди деревьев. Но прежде чем двинуться дальше, не откажись разделить с нами трапезу. Откушайте с нами. Ты и верные твои рыцари.

Роланд опять поклонился.

— Давно не делили мы трапезу с кем-то еще, Древняя Матерь. Долго мы здесь не задержимся, но угощение ваше примем мы с удовольствием и благодарностью.

Повернувшись ко всем остальным обитателям городка, старуха проговорила надтреснутым, но звенящим голосом, и от слов, ею сказанных — от их смысла, а не от тона, — Джейк невольно поежился, чувствуя, как по спине у него побежали мурашки:

— Радуйтесь, люди, ибо вы зрите теперь возвращение света! После дней темных и темных путей в мир опять возвращается свет! Пусть ваши сердца преисполнятся им, этим светом. Поднимите склоненные головы, ибо то, чего ждали вы, наступило: колесо ка сделало очередной оборот!

6

Старуха, которую звали тетушка Талита, провела их через площадь в церковку с покосившимся шпилем — Церковь Крови Господней, о чем сообщала повыцветшая табличка на заросшей сорной травой лужайке. Поверх названия была еще одна надпись, сделанная зеленой когда-то краской, теперь поблекшей почти до полного исчезновения: «СМЕРТЬ СЕДОВЛАСЫМ».

Она провела их через полуразрушенную церквушку, торопливо ковыляя по центральному проходу между рассохшимися и перевернутыми скамьями, вниз по лестнице в кухню, так разительно отличавшуюся от царящего наверху запустения, что Сюзанна даже заморгала от удивления, не веря своим глазам. Здесь все было вычищено до блеска. Деревянный пол — очень старый, но любовно натертый мастикой — казалось, светился собственным внутренним светом. Огромная черная печь занимала весь угол. Как видно, ее содержали в идеальном порядке, а дрова, аккуратно уложенные в небольшой нише из кирпича, были тщательно отобраны и хорошо просушены.

По дороге к ним присоединились еще две старухи и древний старик с деревянной ногой, ковылявший на костылях. Женщины тут же занялись делом: двое принялись доставать из кухонных шкафов продукты, третья открыла заслонку печи и поднесла длинную серную спичку к уже уложенным в топке дровам, четвертая распахнула еще одну дверь и спустилась по узкой короткой лестнице в какой-то подвальчик — по всей видимости, холодильный погреб. Тем временем тетушка Талита провела остальных в какой-то просторный зал на задах церковного здания. Она только махнула клюкой в направлении двух треногих столов, что стояли в углу накрытые чистыми, но обтрепанными от старости скатертями, и старики-альбиносы тут же принялись сражаться с одним из них, пытаясь сдвинуть стол с места.

— Давай, Джейк, поможем, — предложил Эдди.

— Нет! — резко бросила тетушка Талита. — Мы, конечно, тут все старики, но мы еще сами справляемся! Пока еще сами, мой юный друг!

— Не лезь, — процедил Роланд.

— Надорвуться ведь, старые дурни, — буркнул Эдди себе под нос, однако покорно последовал за остальными, оставив двоих альбиносов сражаться с тяжелым столом.

Эдди поднял Сюзанну с коляски и пронес ее на руках через заднюю дверь. При виде того, что оказалось за этой дверью, у нее даже дыхание перехватило. Они очутились в прелестном саду. Цветы на ухоженных клумбах горели, как факелы, в мягкой зеленой траве. Кое-какие Сюзанна узнала: ноготки, флоксы и циннии, — но большинство цветов было ей незнакомо. Она засмотрелась на очень красивый цветок с ярко синими лепестками. Слепень уселся на лепесток… в тот же миг лепесток свернулся, прижав пойманное насекомое.

— Ого! — выдохнул Эдди, озираясь по сторонам. — Ну прям Сады Буша!

— Это единственное здесь место, — пояснил Си, — которые мы стараемся сохранить в прежнем виде. Таким, каким все здесь было раньше, в старые времена, до того, как мир сдвинулся с места. И мы его прячем от всех, кто сюда наезжает… от седовласых, и младов, и лиходеев. Они все здесь сожгут, если узнают об этом… а нас просто прикончат. Они ненавидят все хорошее и красивое — все как один ненавидят. В этом они все похожи, ублюдки.

Слепая старуха дернула его за руку, мол, замолчи.

— Правда, в последнее время никто сюда больше не наезжает, — заметил старик с деревянной ногой. — Давненько уж не было никого. Поближе к городу держатся, да. Там есть, все, что им нужно, наверное. И слава Богу.

Близнецы-альбиносы с трудом выволокли стол на улицу. Следом за ними семенила старуха — одна из тех, что остались на кухне, — то и дело покрикивая на братьев, чтобы те пошевеливались и убирались с дороги к чертям собачьим. Она держала в обеих руках по большому глиняному кувшину.

— Садись, стрелок, — пригласила старуха, проведя рукой по высокой траве. — Все садитесь.

От сотни разнообразных запахов у Сюзанны слегка закружилась голова. У нее даже возникло такое чувство, что это все происходит во сне, а не на самом деле. Она никак не могла поверить в существование этого райского уголка, тщательно скрытого от чужих глаз за крошащимся фасадом мертвого городка.

В дверях появилась еще одна женщина с целым подносом стаканов и кубков — из разных комплектов, но зато безупречно чистых; они сияли на солнце, как горный хрусталь. Сначала она предложила поднос Роланду, потом — тетушке Талите, Эдди, Сюзанне и последнему Джейку. Когда все взяли себе по стакану, первая женщина наполнила их золотистой темной жидкостью из кувшинов.

Роланд склонился к Джейку, который сидел, поджав под себя ноги, рядом с овальною клумбой ярко зеленых цветов. Ыш устроился рядом с ним.

— Ты, Джейк, много не пей, — сказал Роланд, понизив голос. — Чуть-чуть отхлебни, чтобы их не обидеть. Иначе нам придется тебя выносить… это граф — крепкое яблочное пиво.

Джейк кивнул.

Талита приподняла свой стакан, и как только Роланд поднял свой, Эдди, Сюзанна и Джейк последовали его примеру.

— А как же все? — шепотом спросил Эдди.

— Им нальют после нас, — так же тихо ответил Роланд. — А теперь помолчи.

— Не одаришь ли нас добрым словом, стрелок? — спросила тетушка Талита.

Стрелок встал на ноги, приподняв стакан. Склонил голову, словно в раздумье. Немногочисленные обитатели городка, собравшиеся в саду, наблюдали за ним с уважением и, как показалось Джейку, с некоторой опаской. Но вот Роланд поднял голову.

— Я хочу выпить за землю и за дни, что минули на этой земле, — сказал он. Голос его звучал хрипло и немного дрожал от переполнявших его эмоций. — Я хочу выпить за изобилие и достаток, что были тогда, и за друзей, которых уже нет в живых. Хочу выпить за добрых людей и радушное гостеприимство. Это ли не великий дар, Древняя Матерь?

Старуха расплакалась, и все-таки Джейк увидел, что лицо ее засияло счастливой улыбкой… и на мгновение она как будто помолодела, сбросив груз лет. Джейк смотрел на нее в изумлении, преисполнившись вдруг неожиданным и безмерным счастьем. В первый раз с того достопамятного мгновения, когда Эдди протащил его через дверь между двумя мирами, он почувствовал, что тень стража-привратника, накрывшая сердце его черной тучей, больше его не гнетет.

— Да, стрелок! — выдохнула старуха. — Хорошо сказано! Воистину, это великий дар, и да увидим мы все это снова! — Она подняла стакан и залпом его осушила. Как только стакан ее опустел, Роланд выпил тоже. Сюзанна и Эдди последовали его примеру, хотя все-таки выпили не до дна.

Джейк тоже пригубил крепкий напиток и с удивлением обнаружил, что он ему нравится — хмельной, но не горький, как он ожидал, а сладковатый и терпкий, как сидр. Однако хватило и одного глотка, чтобы пиво ударило в голову, и Джейк предусмотрительно отставил стакан в сторону. Ыш понюхал напиток, отпрянул и ткнулся мордочкой в ногу Джейка.

Старики, собравшиеся в саду — последние жители Речного Перекрестка, — зааплодировали. Многие плакали, как тетушка Талита, не стыдясь своих слез. Из кухни вынесли еще стаканов — уже не таких благородных, а самых простых, впрочем, пригодных к питью — и обнесли всех собравшихся. Началось застолье. Радостное застолье под открытым бескрайним небом долгого летнего дня.

7

Эдди решил, что еда, которой его потчевали в этот день, была самой вкусной из всех, что он пробовал со времен мифических пиров детства, когда у тебя день рождения и мама готовит и подает к столу все твои самые любимые лакомства: мясной рулет с жареной картошкой, запеченая кукуруза и дьявольски вкусный пирог с ванильным мороженым.

Одно только разнообразие выставленных перед ним блюд — в особенности после стольких месяцев, когда им приходилось питаться исключительно мясом омаров, вяленой олениной и какими-то горькими травами, безопасными, по утверждению Роланда, для жизни — значительно увеличивало удовольствие от еды, но Эдди считал, что это была единственная причина. Джейк, как заметил Эдди, тоже приналегал на яства (не забывая каждые пару минут подкидывать лакомые кусочки ушастику, свернувшему у его ног), а ведь он пробыл здесь, в этом мире, всего лишь неделю.

Чего только не было на столе! Огромные миски с тушеным мясом (как выяснилось, мясом буйволов) с подливкой и соусом из овощей, подносы со свежим печением, глиняные горшочки с белейшим сливочным маслом, тарелки с какими-то листьями, по вкусу похожими на шпинат… но не совсем. Эдди в жизни не относился к ярым любителям зелени, но как только он их попробовал, оторваться уже не смог. Он перепробовал все, что было, однако эта зеленая штука была просто вне конкуренции. Сюзанна тоже не отставала, то и дело подкладывая себе «шпинатику». Вчетвером путешественники опустошили три здоровых тарелки с листьями.

Когда пришло время десерта, старые женщины и альбиносы — братья убрали обеденные тарелки, отнесли их на кухню и вернулись оттуда с двумя немалых размеров блюдами, на которых высокими горками были уложены пироги, и большой мискою взбитых сливок. От пирога исходил такой сладостный аромат, что Эдди решил, будто он умер уже и очутился в раю.

— Сливки только из буйволиного молока, — извиняющимся тоном произнесла тетушка Талита. — Коров ни одной не осталось… последняя сдохла лет тридцать назад. Буйволиное молоко — не особенный деликатес, но все-таки лучше, чем ничего.

Как выяснилось, пирог был с начинкой из ежевики. Эдди в жизни не ел ничего вкуснее. Он уплел три куска, откинулся на спинку стула, звучно рыгнул, не успев прикрыть рот ладонью, и виновато огляделся по сторонам.

Мерси, слепая, весело рассмеялась.

— А я слышала! Слышала! Кто-то благодарит нашего повара, тетушка!

— Ну да, — подтвердила, смеясь, тетушка Талита. — Еще как.

Две женщины, что накрывали на стол, снова вернулись из кухни. Одна несла дымящийся кувшин, другая — поднос, уставленный керамическими чашками с толстыми стенками.

Тетушка Талита сидела во главе стола, Роланд — от нее по правую руку. Наклонившись, он что-то шепнул ей на ухо. Она внимательно его выслушала — при этом улыбка ее побледнела, — потом кивнула.

— Си, Билл и Тилл, — распорядилась она, — вы втроем оставайтесь здесь. Нам надо немного потолковать со стрелком и его друзьями, ибо они собираются выйти в дорогу сегодня же вечером. Остальные пока могут выпить свой кофе на кухне, чтобы не было лишнего шума и суеты. И перед тем, как уйти, не забудьте о наших законах гостеприимства!

Билл и Тилл, близнецы-альбиносы, остались сидеть за столом. Все остальные поднялись, выстроились в шеренгу, и каждый из них по очереди подошел к путешественникам. Проходя мимо, они пожимали Сюзанне и Эдди руку, а Джейка чмокали в щеку. Мальчик принимал этот знак уважения с завидным достоинством, но Эдди все же заметил, что Джейк удивлен и растерян.

Приблизившись к Роланду, старики опускались перед ним на колени и прикасались к сандаловой рукояти его револьвера, который он носил в кобуре на левом бедре. Роланд клал руки им на плечи и целовал каждого в лоб. Последней к нему подошла Мерси. Обняв стрелка обеими руками, она потянулась губами к его щеке и наградила его влажным звонким поцелуем.

— Благослави тебя Бог, стрелок! Благослови и храни! Если б я только могла тебя видеть!

— Мерси, как ты себя ведешь! — осадила ее тетушка Талита, быть может, немного резко, но Роланд, не обращая внимания на эту реплику, склонился к слепой.

Нежно, но твердо, он взял ее руки в свои и поднес их себе к лицу.

— Ты можешь увидеть меня, — сказал он. — Увидеть хотя бы так.

Роланд закрыл глаза, и пальцы ее, морщинистые, искривленные артритом, осторожно ощупали его лоб, щеки, губы и подбородок.

— Да, стрелок! — выдохнула слепая, поднимая пустые глазницы к его глазам. — Я тебя вижу! Прекрасно вижу! Лицо у тебя хорошее, вот только печаль на нем и тревоги… Я боюсь за тебя, стрелок. За тебя и твоих людей.

— И все же мы встретились, верно? — он нежно поцеловал ее гладкий обветренный лоб. — И это была добрая встреча.

— Да… добрая встреча. Добрая. Спасибо за поцелуй, стрелок. Спасибо всем сердцем.

— Иди-иди, Мерси, — поторопила ее тетушка Талита, но уже мягче. — А то кофе твой стынет.

Мерси поднялась на ноги. Старик с деревянной ногой положил ее руку себе на ремень. Ухватившись за пояс его покрепче, она позволила старику увести себя прочь, отвесив прощальный поклон Роланду и его друзьям.

Эдди вытер глаза. Почему-то они оказались влажными.

— Кто ослепил ее? — хрипло выдавил он.

— Лиходеи, — ответила тетушка Талита. — Выжгли каленым железом. Не так она, видишь ли, посмотрела. Мол, слишком нахально. Четверть века назад, вот когда это случилось. Да вы пейте кофе. Он и горячий-то противный, а когда остывает, так вообще хуже воды из придорожной канавы.

Эдди поднес чашку к губам и осторожно отхлебнул, прислушиваясь к своим ощущениям. Водой из канавы его, конечно, не назовешь, но до «Блу Монтейн Бленд» этому пойлу действительно далековато.

Сюзанна тоже попробовала напиток и озадаченно подняла глаза.

— Да ведь это цикорий!

Талита повернулась к ней:

— Цикорий? Не знаю такого. Это всего лишь щавельник. Мы пьем кофе из щавельника с тех самых пор, как та женщина прокляла меня… а это проклятие с меня снято давным-давно.

— Сколько ж вам лет? — неожиданно спросил Джейк.

Тетушка Талита с изумлением на него поглядела, но потом рассмеялась:

— Сказать по правде, малыш, я и сама не помню. Помню, как я сидела на этом же месте, когда справляли мое восьмидесятилетие, но в тот день на лужайке собралось не меньше пятидесяти человек, а у Мерси тогда еще были глаза. — Взгляд ее задержался на ушастике, свернувшемся у ног Джейка. Не поднимая мордочки с ноги Джейка, Ыш поднял глаза с золотистым ободком и посмотрел на нее. — Ушастик-путаник, господи! Давно я не видела, чтобы ушастик ходил с людьми… мне казалось, они забыли уже о тех днях, когда они ладили с человеком.

Один из братьев-альбиносов наклонился, чтобы погладить зверька. Ыш отпрянул в испуге.

— Когда-то они стерегли овец, — сказал Джейку Билл (или, может быть, Тилл). — Ты это знал, молодой человек?

Джейк покачал головой.

— А он разговаривает? — спросил альбинос. — В прежние времена они это умели. Не все, но некоторые.

— Да, он разговаривает. — Джейк поглядел на ушастика, который снова улегся к нему на ногу, как только старик убрал руку. — Скажи, как тебя зовут, Ыш.

Ыш только поднял глаза.

— Ыш! — Джейк требовательно повысил голос, но Ыш молчал. Джейк в растерянности поглядел на тетушку Талиту и двух близнецов. Он, похоже, немного расстроился. — Ну… он вообще-то умеет… он разговаривает… но, наверное, только тогда, когда хочет.

— Я смотрю, мальчик как будто нездешний, — сказала Талита Роланду. — Странно он как-то одет… и глаза у него тоже странные.

— Он здесь недавно, — Роланд ободряюще улыбнулся Джейку, и тот неуверенно улыбнулся в ответ. — Через месяц — другой уже никто ничего не заметит.

— Да? Не знаю, не знаю. И откуда же он пришел?

— Издалека.

Талита кивнула.

— И когда он вернется домой?

— Никогда, — сказал Джейк. — Теперь мой дом здесь.

— Тогда да хранят тебя Боги, — сказала старуха, — ибо здесь, в этом мире, солнце клонится к закату. И зайдет оно навсегда.

От этих зловещих слов Сюзанна невольно поежилась и прижала руку к животу, как будто у нее скрутило желудок.

— Сьюз? — встревожился Эдди. — Ты как?

Она попыталась выдавить улыбку, но ничего у нее не вышло. Казалось, обычная ее уверенность и поразительное самообладание вдруг ей изменили. Пусть только на миг, но все же.

— Все нормально. Просто, как говорится, гусь прошелся по тому месту, где будет моя могила.

Тетушка Талита окинула ее долгим оценивающим взглядом, от которого Сюзанне стало не по себе… но потом улыбнулась:

— Гусь прошелся по могиле… ха! Давненько я не слыхала такого.

— Так мой папа всегда говорил. — Сюзанна повернулась к Эдди. Теперь она сумела улыбнуться, и улыбка ее вышла вполне уверенной. — Что бы там ни было, это уже прошло. Все в порядке.

— Расскажите нам все, что вы знаете о том городе и о землях, что пролегают отсюда и до него, — попросил Роланд, поднося к губам чашку с кофе. — Есть там лиходеи? И кто эти млады и седовласые?

Тетушка Талита глубоко вздохнула.

8

— Мы бы много тебе рассказали, стрелок, да вот только мы мало знаем. Но одно я знаю наверняка: город этот — нехорошее место, и особенно для парнишки. Для всех детей. Почему бы не обойти его стороной? Разве вам нету другой дороги?

Роланд поднял голову к небу, глядя на привычный уже узор облаков, плывущих вдоль пути Луча. В этом безбрежном небе, раскинувшемся над широкой равниной, просто нельзя было не заметить течение облаков, похожих на белую реку.

— Может быть, — выдавил он наконец, но голос его прозвучал как-то странно. Словно с неохотой. — Да, можно, наверное, обойти Лад стороной, с юго-запада, а потом снова выйти к пути Луча.

— Значит, вы следуете за Лучом, — задумчиво проговорила Талита. — Так я и думала.

Несмотря на слова Талиты, Эдди вдруг поймал себя на мысли о том, что в нем все-таки крепнет надежда получить помощь, когда (и если) они доберутся до этого города — может быть, там они что-то такое найдут, что поможет им в поиске, или там будут люди, которые просветят их насчет Темной Башни и того еще, что им надо сделать, когда они все же ее найдут. Например, седовласые, как их тут называют… звучит неплохо, в воображении сразу рисуются мудрые старые эльфы…

Вот только бой барабанов — достаточно мерзкий, на самом деле — явно не подходил под его благодушное настроение. Эдди он напоминал низкопробные боевички, которые он в свое время смотрел десятками, если не сотнями (по вечерам, когда они с Генри усаживались перед телеком с одной на двоих миской поп-корна). Во всех этих фильмах пресловутые заброшенные города в дебрях джунглей, куда так стремились отважные путешественники и исследователи, лежали в руинах, а местные жители деградировали до состояния первобытных племен жадных до крови людоедов, но Эдди все же не верилось, что нечто подобное может произойти в этом огромной городе, который так походил на Нью-Йорк, во всяком случае — на расстоянии. Если там им не встретятся мудрые эльфы и добрые дядюшки, то уж книги должны сохраниться наверняка. Роланд как-то сказал, что в его мире бумага — вещь крайне редкая и дорогая, но уж в таком большом городе книги будут. Их просто не может не быть. Все города, где бывал Эдди, буквально тонули в книгах. Может быть, им повезет, и они там найдут себе транспорт. Какую-нибудь машину в исправном состоянии. Вроде местной модели лендровера. Возможно, это всего лишь пустые фантазии глупого мальчика, но когда тебе предстоит прошагать сотни и тысячи миль на своих двоих, причем по неведомой территории, парочка глупых фантазий приходится весьма кстати… хотя бы для поддержания духа. К тому же, все это не исключено, черт возьми, верно?

Он открыл было рот, чтобы высказать некоторые по этому поводу соображения, но Джейк его опередил.

— Вряд ли мы сможем его обойти стороной, — сказал он, покраснев, когда все повернулись к нему. У ног его зашевелился Ыш.

— Вот как? — переспросила тетушка Талита. — И почему ты так думаешь?

— Вы что-нибудь знаете о поездах? — ответил ей Джейк вопросом на вопрос.

За сим последовало продолжительное молчание. Билл и Тилл неуверенно переглянулись. Тетушка Талита не отрываясь смотрела на Джейка. Джейк выдержал ее пристальный взгляд, не опустив глаза.

— Слышала я об одном таком, — наконец вымолвила старуха. — Может быть, даже и видела. — Она указала рукой в направлении реки. — Давным-давно, когда я была маленькой, до того, как мир сдвинулся с места… во всяком случае, переменился еще не так сильно. Ты про Блейна сейчас говоришь, да, малыш?

Глаза Джейка вспыхнули от изумления.

— Да! Про Блейна!

Роланд пристально поглядел на парнишку.

— А откуда ты знаешь про Блейна Моно? — спросила тетушка Талита.

— Моно? — переспросил Джейк в растерянности.

— Да, именно так его и называли. Откуда ты знаешь про этого старого прощелыгу?

Джейк беспомощно поглядел на Роланда, потом снова — на тетушку Талиту.

— Я не знаю, откуда.

И это правда, — подумал вдруг Эдди. Но не вся правда. Он знает больше, но не хочет при них говорить… и, по-моему, он боится.

— Это, мне кажется, наше дело, — произнес Роланд сухим властным тоном, не терпящим возражений. — Дайте нам разобраться самим, Древняя Матерь. Так будет лучше.

— Да, — поспешно согласилась она. — Решать только вам. Нам, наверное, лучше вообще ни о чем не знать.

— Так как насчет города? — напомнил Роланд. — Что вы можете нам рассказать о Ладе?

— Очень немногое. Но все, что мы знаем, мы вам расскажем, — заверила Роланда тетушка Талита и подлила себе еще кофе.

9

В основном, говорили близнецы, Билл и Тилл: когда одному не хватало слов и он умолкал, второй тут же подхватывал повествование. Время от времени тетушка Талита тоже вставляла слово, что-нибудь уточняя или же поправляя братьев, и близнецы с уважением умолкали, дожидаясь, пока она не закончит. Си вообще не сказал ни слова — молча сидел перед нетронутой чашкой кофе, перебирая в руках соломинки, что торчали из широких полей его сомбреро.

Роланд быстро понял, что жители Речного Перекрестка действительно знают немногое, даже об истории собственного городка (хотя это последнее обстоятельство не особенно удивило стрелка: старые люди, доживающие свой век… память их коротка и тускнеет быстро, не удерживая ничего, кроме самых недавних событий, а все остальное как бы вообще перестает существовать). Однако и то немногое, о чем они знали, внушало серьезные опасения. И этому Роланд не удивился тоже.

Во времена их прапрапрадедов Речной Перекресток представлял из себя городок точно такой же, каким он рисовался в воображении Сюзанны: торговое поселение у Великого Тракта, причем поселение процветающее, где иногда продавались, но чаще обменивались самые разнообразные товары. Номинально, по крайней мере, Речной Перекресток являлся одной из провинций Речного феода, хотя уже даже в то время такие понятия как феод или землевладения ушли в безвозвратное прошлое.

В те дни жители городка еще промышляли охотой на буйволов, хотя торговля уже приходила в упадок: с каждым годом буйволиные стада становились все малочисленнее, а животные подвергались невообразимым мутациям. Не то чтобы мясо мутантов было ядовитым, но есть его было нельзя — оно стало жилистым и горьким на вкус. И все же Речной Перекресток, расположенный между местом, которое попросту называлось Пристань, и деревенькой Джимтаун, оставался в округе не самым последним из населенных пунктов исключительно из-за своего положения: на Великом Тракте и достаточно близко от города — в шести днях пешего перехода и всего лишь в трех днях, если плыть по реке.

— Если только вода в реке не спадала, — уточнил кто-то из близнецов. — Тогда путь по реке занимал больше времени, а мой дед говорил еще, мол, иной раз случалось такое, что баржи сидели на мелях до самого перешейка Тома.

Старики вообще ничего не знали о коренных жителях города, равно как и о технологиях и машинах, с помощью которых были построены городские дома и башни; город строили Древние, как их еще называли — Великие Древние, чья история затерялась в глубинах далекого прошлого еще тогда, когда прапрапрадед тетушки Талиты был мальчишкой.

— Дома до сих пор стоят, — сказал Эдди. — Быть может, машины, с помощью которых их строили ваши Великие Древние, тоже работают?

— Может быть, — согласился один из близнецов. — Но даже если и так, молодой человек, вряд ли кто-то из нынешних жителей города знает, как управляться с ними… во всяком случае, так мне сдается, да.

— Нет, — возразил его брат. — Кто-то из седовласых и младов наверняка не забыл еще что-то из древних путей. Даже теперь. — Он поглядел на Эдди. — Батюшка наш говорил, что когда-то там в городе были такие свечи… электрические. А кое-кто и сейчас утверждает, что свечи эти горят до сих пор.

— Нет, вы только подумайте, — в изумлении выдохнул Эдди, и Сюзанна ущипнула его потихоньку за ногу под столом.

— Да, — подтвердил второй из близнецов. Говорил он вполне серьезно, не замечая сарказма Эдди. — Нажимаешь на кнопку — и загораются яркие свечи. Они не дают никакого тепла. У них нет фитилей или резервуаров под масло. И еще говорят, что давным-давно, еще в прежние времена, один незаконнорожденный принц по прозвищу Шустрый взлетел в небеса на какой-то там механической птице. Но у нее отломилось крыло, и он упал с высоты и погиб, как Икар.

У Сюзанны аж челюсть отвисла от изумления.

— Вы знаете эту легенду? Про Икара?

— Да, сударыня, — ответил тот, явно удивленный тем обстоятельством, что ей это кажется странным. — Про Икара и крылья, скрепленные воском.

— Детские сказочки, что про Икара, что про этого Шустрого, да, — высказалась тетушка Талита, презрительно фыркнув. — Вот вечные свечи они, правда, есть. Это я точно знаю. Я их видела собственными глазами — еще желторотой девчонкой. И, наверное, они до сих пор еще иной раз загораются, спорить не буду. Люди, достойные всяческого доверия, утверждают, что в ясные ночи они иногда видны, городские огни, хотя сама я такого не видела много лет. Но вот летать люди не могут. И никогда не могли. Даже Великие Древние, так-то.

Но как бы там ни было, в городе все-таки были машины, какие-то странные и непонятные механизмы, предназначенные для работ самых разных и даже иной раз — опасных. И, наверное, многие могут работать и по сей день, но близнецы — альбиносы были уверены абсолютно, что в городе не осталось уже людей, которые знают, как их запустить, ибо уже много лет жители Речного Перекрестка не слышали шума машин.

«Дело, скорее всего, поправимое, — сказал себе Эдди, и глаза у него загорелись. — Если, конечно, найдется какой-нибудь предприимчивый молодой человек, смышленный и понимающий кое-что в технике и этих вечных огнях, не дающих тепла. Может быть, нужно только найти кнопку “ВКЛ”. Я хочу сказать, это действительно может быть просто. Или, скажем, у них полетели предохранители… вы только представьте себе, дорогие друзья и соседи! Стоит лишь заменить им с полдюжины предохранителей, и город вспыхнет огнями, как на большом фестивале в Рено!»

Сюзанна толкнула его локтем и тихо поинтересовалось, чему это он улыбается. Эдди тряхнул головой и поднес палец к губам, чем заслужил раздраженный взгляд от своей любимой супруги. Альбиносы тем временем продолжали рассказ, причем когда один умолкал, второй подхватывал повествование с легкостью, достижимой, наверное, лишь между братьями-близнецами, прожившими всю жизнь бок о бок.

Четыре или, может быть, пять поколений назад в городе все еще жило немало людей, и он был тогда местом вполне даже цивилизованным, хотя тогда уже местные жители разъезжали на примитивных повозках и на телегах по широким бульварам, которые древние соорудили для своих легендарных безлошадных карет. В основном в городе жили мастеровые и «фабричные», как называли их близнецы, так что торговля тогда процветала и на реке, и над ней.

— То есть как — над ней? — не понял Роланд.

— Мост над Сендом стоит до сих пор, — пояснила тетушка Талита. — То есть, лет двадцать назад он еще стоял.

— Ага, — подтвердил Си, впервые вступив в разговор.

— Еще лет десять назад старый Билл Маффин с сынком его видели, мост.

— Что за мост? — спросил Роланд.

— Большущий такой, из стальных тросов сплетенный, — отозвался один из близнецов. — Стоит себе в небе, ну прям паутина гигантского паука. — Помолчав, он добавил, стесняясь: — Хотелось бы мне поглядеть на него еще раз перед смертью.

— Он, может, давно уже рухнул, — пренебрежительно отмахнулась тетушка Талита. — И хорошо бы. Туда ему и дорога. Дьявольская работа. — Она повернулась к братьям — альбиносам. — Расскажите им, что случилось потом и почему город сейчас так опасен… не говоря уже о привидениях, там обитающих. А там их немало, готова поспорить! И говорите короче, а то люди хотели уйти сегодня, а солнце уже миновало зенит.

10

Дальнейший рассказ близнецов представлял собой очередную версию уже известной истории, которую Роланд из Гилеада слышал множество раз. Мало того, он сам был свидетелем или даже участником некоторых событий, эту историю составляющих. Отрывочный и сумбурный, дополненный, без сомнения, бредовыми домыслами и мифами, искаженный последними переменами, произошедшими в мире — как во времени, так и в пространстве, — весь рассказ можно было свести к одной фразе: «Когда-то мир был таким, каким мы его знали, но теперь он изменился».

Старые обитатели Речного Перекрестка знали о Гилеаде не больше, чем, скажем, Роланд знал о Речном феоде, и имя Джон Фарсон — имя человека, который принес беззаконие и хаос в страну Роланда, — для них не значило ничего, но во всем остальном две истории о конце прежнего мира были очень похожи… слишком похожи, решил стрелок, чтобы оказаться простым совпадением.

Триста или даже четыреста лет назад не то в Гарлане, не то еще дальше, в краю, называемом Порла, разразилась война. Великая гражданская война. Постепенно она прокатилась по всей стране — как круги по воде, когда в воду бросаешь камень, — неся хаос и разрушение. Немногим из королевств, если были вообще такие, удалось устоять перед этой кровавой волной. Тень беззакония накрыла и эту часть мира так же неотвратимо и неизбежно, как за закатом приходит ночь. По дорогам маршировали полки и армии. Одни наступали, другие, наоборот, отступали, но и те, и другие — бесцельно, в какой-то сумятице. Прошло какое-то время. Армии постепенно распались, разбились на небольшие отряды, а те в свою очередь выродились уже в шайки бродячих разбойников — лиходеев. Торговля затормозилась, потом просто накрылась. Путешествовать стало весьма затруднительно и опасно, а потом и совсем уже невозможно. Связь с городом постепенно слабела, а лет сто двадцать тому назад прекратилась вовсе.

Как и сотни других городов и поселков, где довелось побывать Роланду — сначала вместе с Катбертом и другими стрелками, изгнанными из Гилеада, потом одному, в погоне за человеком в черном — Речной Перекресток оказался отрезан от мира и предоставлен своей судьбе.

В этот момент, поднявшись со своего места, в разговор вступил Си и сразу же завладел вниманием слушателей. Говорил он глуховатым размеренным голосом прирожденного сказителя — из этих святых глупцов, одаренных с рождения искусством смешивать правду и вымысел в красивые грезы, прекрасные, точно тоненькая паутинка в каплях росы.

— В последний раз мы посылали оброк феоду еще при жизни моего прадеда, — начал он. — Двадцать шесть человек пошли в замок с телегой, груженой шкурами… уже тогда у нас не было твердой монеты, но мы посчитали, что шкуры вполне подойдут. Да и не было больше у нас ничего. Путь их был долог и небезопасен, дорога длиной почти в восемьдесят колес… и шестеро по пути скончались. Половина погибла от рук лиходеев, воевавших тогда против города; остальные умерли от болезней или от бес-травы.

И вот они наконец добрались до цели. Но замок был пуст. Кроме грачей и дроздов, в замке не было никого. Стены обрушились. Двор зарос сорной травой. Там прогремела великая битва — на полях, что к западу от поместья. Повсюду белели кости и алели ржавые доспехи, так говорил моего отца прадед, и демоны перекликались, завывая, как ветер с востока, в истлевающих челюстях павших ратников. Деревню за замком сожгли дотла, а на стенах цитадели торчали колья с человеческими черепами. Больше тысячи черепов. Наши люди оставили шкуры у разбитых подъемных ворот… ибо никто не решился войти туда, к неприкаянным духам и стонущим голосам… и повернули назад — домой. На обратном пути еще десять наших расстались с жизнью, так что из двадцати шести только десять вернулись домой, среди них был и мой прапрадед… но по дороге он где-то себе подхватил лишай и так и не вылечился — до самой смерти. Говорили, что это была лучевая болезнь. Я не знаю… Но после этого больше никто уже не выходил из города. Так вот мы и живем здесь сами по себе.

Постепенно они привыкли и к набегам лиходеев, продолжал Си надтреснутым, но мелодичным голосом. На дороге всегда кто-то нес дозор, и как только вдали показывалась очередная банда — почти всегда они появлялись с северо-востока, а путь держали на юго-восток по Великому Тракту вдоль пути Луча, по направлению к Ладу, где шла нескончаемая война, — горожане спешили укрыться в убежище, выкопанном под церквушкой. Дома, мимоходом разрушенные бандитами, не чинили потом, чтобы лишний раз не привлекать внимания. Впрочем, разбойников мало заботил этот тихий, якобы заброшенный городок: они проезжали Речной Перекресток на полном скаку с луками и боевыми топорами на плечах, торопясь на войну, где убийство и кровь.

— О какой это войне идет речь? — уточнил Роланд.

— Да, — вставил Эдди, — и что там за барабаны?

Близнецы быстро переглянулись едва ли не с суеверным страхом.

— О барабанах Господних мы ничего не знаем, — ответил Си. — Ничего. А война в Ладе, ну…

Война начиналась как противоборство преступников и лиходеев с одной стороны и свободной конфедерацией городских мастеровых и «фабричных» — с другой. Жители Лада решили сражаться и дать лиходеям отпор вместо того, чтобы просто смотреть, как разбойники грабят их, поджигают их лавки и мастерские, а тех, кого не добили в сражении, выгоняют на Великую Пустошь — на верную смерть. И в течение нескольких лет горожане успешно удерживали оборону, не давая бандитам проникнуть в город ни по мосту, ни с реки.

— У них было древнее оружие, у горожан, — вставил кто-то из близнецов, — и хотя лиходеев было намного больше, куда ж им тягаться-то с древним оружием с их булавами, луками да топорами?!

— Вы хотите сказать, у горожан были револьверы? — уточнил Эдди.

Альбинос кивнул.

— И не только револьверы. Такие еще устройства, метающие огненные шары на целую милю, когда не больше. Потом, взрывчатка вроде динамита, но гораздо мощнее. Преступники и прочее все отребье — теперь их называют седыми или седоволосыми, как вы, наверное, уже догадались — не могли ничего сделать против такого. Одно только средство у них оставалось: осадить город. Что они, собственно, и сотворили.

Лад стал, по сути, последней твердыней былого мира. Те, кто был половчее и посмышленее, перебирались туда из окрестных селений поодиночке и парами. Безоружными выходили они на «ничейный» мост, и в город пускали всех, кому удавалось прорваться через тыловой лагерь и передовые линии осады, ибо сам по себе такой переход уже мог считаться испытанием на мужество и смекалку. Были, конечно же, и такие, кто просто хотел поживиться за чужой счет, но таких отправляли обратно без разговоров, но всем, кто умел что-то делать и мастерить (или хотя бы имел мозги, чтобы этому научиться) разрешали остаться. Особенно в Ладе ценились пахари и земледельцы; как говорили потом очевидцы, все парки и городские скверы были переделаны под огороды, ибо выбор у жителей осажденного города, полностью отрезанного от окрестных деревень, был весьма небогат: либо выращивать все продукты самим, либо же умирать от голода посреди металлических улиц и стеклянных башен. Великих Древних давно уже не было, их таинственные машины, хотя и остались, но сделались бесполезными, к тому же эти безмолвные чудеса не годились в пищу.

Время шло. Постепенно характер войны менялся. Соотношение сил медленно, но верно склонялось в пользу седых, осаждавших город — седыми прозвали их потому, что в большинстве своем они были намного старше горожан. Впрочем, и те с годами не становились моложе. По привычке их все еще называли младами, но всякому было ясно, что молодость их отцвела давно. И мало — помалу они то ли забыли, как надо использовать древнее оружие, то ли оно само вышло из строя за давностью лет.

— Наверное, и то, и другое, — заметил Роланд.

И вот, лет девяносто назад — уже при жизни Си и тетушки Талиты — появилась последняя банда изгоев, да такая большая, что, когда проезжала она через Речной Перекресток, передовые дозоры явились еще на рассвете, а последние ее отряды вышли из поселения почти перед самым закатом. Больше такой многочисленной армии в этих местах не видали, а предводительствовал ей незаконнорожденный принц Дэвид по прозвищу Шустрый — тот самый, который потом якобы насмерть разбился, пытаясь подняться в небо на механической птице. Он собрал под своим началом остатки разрозненных банд и шаек, без дела шатавшихся вокруг Лада. Творил всяческие бесчинства, убивая любого, кто осмеливался встать у него на пути и противиться его планам. Армия седых под предводительством Дэвида Шустрого сумела все-таки захватить город. Причем, не с моста и не с лодок. В двенадцати милях вниз по течению они соорудили понтонный мост и нанесли удар с фланга.

— С тех пор война тихо угасла, что твой огонь в очаге, — заключила тетушка Талита. — Кое-кому удалось тогда еще выбраться из города, так что мы знали, что там творится. Да и сейчас кое-какие доходят до нас известия. И сейчас даже чаще, чем раньше, потому что мост, говорят, никто больше не охраняет, да и пожар, как мне кажется, должен уже поуняться. В самом городе млады и седовласые до сих пор еще глотки друг другу рвут, только мне кажется, что настоящие млады — это потомки тех лиходеев, что пришли сюда с принцем Дэвидом Шустрым, хотя их по-прежнему называют седыми. А дети тех, коренных, горожан сейчас не моложе, наверное, нас, хотя есть среди них и сравнительно молодые люди, привлеченные старыми баснями и соблазном приобщиться к древнему знанию, которое якобы сохранилось в Ладе.

— Никак не могут они изжить эту старую свою вражду, стрелок. Никак не помирятся младые и седовласые. Причем, скажу я тебе, и те, и другие захотят заполучить себе этого юношу, которого ты называешь Эдди. Если женщина с темной кожей способна зачать, ее не убьют, хотя у нее нет ног. Они оставят ее для того, чтобы она им рожала детей, ибо дети теперь появляются редко. Болезни, которые были раньше, сейчас уже сходят на нет, но все равно дети рождаются не такими.

Сюзанна при этих словах встрепенулась, как будто хотела что-то сказать, но все-таки промолчала: допила только кофе и снова устроилась в позе вниматлеьной слушательницы.

— Да, стрелок, если этих двоих они просто не прочь у себя оставить, то за парнишку они будут драться жестоко и до последнего.

Джейк наклонился и принялся гладить Ыша, но Роланд все же увидел его лицо и понял мгновенно, о чем он думает: опять — о том переходе под горной грядой. Ситуация повторялась, только теперь вместо мутантов-недоумков были седые и млады.

— Тебя они наверняка убьют, — продолжала тетушка Талита. — Ты, потому что, стрелок и принадлежишь ты иным временам и иным местам. Так, ни рыба, ни мясо… какой им в тебе прок? А мальчика можно использовать, научить помнить одно и забыть другое. Из него можно вылепить все, что угодно. Сами они позабыли давно, за что они, собственно, между собой грызутся: мир с тех пор сдвинулся с места и стал другим. Теперь они просто дерутся под жуткий свой барабанный бой… одни сравнительно молодые, другие — а ведь таких большинство — совсем старики, им бы в кресле-качалке сидеть на крылечке… но и те, и другие безмозглые дураки. Живут для того, чтобы убивать, и убивают, чтобы жить. — Она помолчала и вдруг спросила: — Ну а теперь, выслушав нас, старых пней, до конца, вы, может быть, все-таки обойдете его стороной, этот проклятый город, и не станете лезть с дураками в драку?

Роланд открыл было рот, но Джейк его опередил.

— А расскажите, пожалуйста, про Блейна Моно, — попросил он решительно, твердым и звонким голосом. — Про Блейна и про машиниста Боба.

11

— Какого еще машиниста? — не понял Эдди, но Джейк даже и не посмотрел в его сторону, продолжая пристально разглядывать стариков.

— Пути проходят вон там, — отозвался наконец Си, указав в сторону реки. — Вернее, один только путь… идет он по насыпи из рукотворного камня, из которого Древние строили свои стены и улицы.

— Монорельс! — воскликнула Сюзанна. — Блейн Монорельс!

— Блейн — это боль, — прошептал Джейк себе под нос.

Роланд только внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал.

— А сейчас этот поезд ходит? — спросил Эдди у Си.

Си покачал головой, причем на лице старика отразилась тревога.

— Нет, молодой господин… но на нашей с Талитой памяти он еще ездил, когда мы были совсем еще юными, а война в городе шла вовсю. Перед тем, как увидеть его, мы сначала услышали грохот — такой равномерный и низкий гул, похожий на шум летней бури… такой, знаешь, с громами и молниями.

— Да, — подтвердила тетушка Талита с отсутствующим видом. Она полностью погрузилась в воспоминания.

— А потом показался он сам — Блейн Моно, — сверкая на солнце. И нос у него был такой же, как пуля в твоем револьвере, стрелок. Весь такой длинный, с два колеса, не меньше. Знаю, это звучит как бред, невозможно в такое поверить… может быть, я ошибаюсь, конечно (мы тогда были совсем молодыми, не забывай, а в юности многое кажется не таким, какое оно есть по правде), но я до сих пор готов спорить, что он был длиной в два колеса, потому что, когда он появился, Блейн, он растянулся, казалось, по всему горизонту. Такой невысокий и быстрый — ты его не успел еще толком и рассмотреть, а он уже скрылся из виду! — Иногда, при плохой погоде, когда над равниной собирались тучи, он, появлявшийся с запада, верещал, точно гарпия. Иногда он проезжал по ночам, и тогда впереди его несся луч белого света, и мы все просыпались от его пронзительного гудка. Он гудел, как труба, что, говорят, поднимет мертвых из их могил, когда придет конец света.

— Расскажи им про взрыв, Си! — воскликнул кто-то из близнецов, не то Билл, не то Тилл дрожащим от благоговейного ужаса голосом. — Расскажи им про этот безбожный грохот, который всегда был потом!

— Ну да, я как раз к этому перехожу, — не без раздражения отозвался Си. — Когда он проходил, сначала все было тихо… пару-тройку секунд… иногда, может быть, и минуту… а потом гремел взрыв, от которого содрогались стены, чашки падали с полок, а иной раз случалось, что в окнах лопались стекла. Только звук — безо всякой там вспышки или огня. Как будто что-то взорвалось не в этом мире, а в царстве духов.

Эдди легонько тронул Сюзанну за плечо, и когда она повернулась к нему, беззвучно, одними губами, шепнул два слова: «Звуковой барьер». Бред, конечно — Эдди в жизни не слышал о поездах, развивающих сверхзвуковую скорость, — но это было единственное разумное объяснение.

Сюзанна кивнула и опять повернулась к Си.

— Это единственный из механизмов, построенных Древними, который я видел в работе собственными глазами, — сказал он тихо. — И если это — не дело рук дьявола, значит, дьявола не существует вообще. последний раз я его видел той самой весной, когда женился на Мерси, а с той поры миновало, наверное, лет шестьдесят.

— Семьдесят, — уточнила со знанием дела тетушка Талита.

— И поезд шел в город, — задумчиво проговорил Роланд. — С той стороны, откуда пришли и мы… с запада… из леса.

— Да, — раздался неожиданно еще один, новый, голос, — но был еще один поезд… тот, который ходил из города… и он, возможно, еще работает.

12

Все как один обернулись. Возле цветочной клумбы, посередине как раз между церковью и столом, за которым они сидели, стояла Мерси. Выставив руки перед собой, она медленно направлялась к ним, ориентируясь по звуку голосов.

Си неуклюже поднялся из-за стола, торопливо шагнул ей на встречу и взял жену за руку. Она обняла его за пояс. Так они и стояли рядом, точно самые древние в мире молодожены.

— Тетушка Талита велела тебе пить кофе на кухне! — попенял он ей.

— Я давно уже выпила кофе, — отозвалась Мерси. — Горькое пойло, терпеть его не могу. И я, к тому же, хотела послушать. — Она подняла дрожащий палец и указала в сторону Роланда. — Еще раз хотела услышать его голос. Он светлый и чистый, да.

— Прошу прощения, тетушка, — Си с опаскою покосился на Талиту. — Она всегда была чуточку не в себе и с годами не стала умнее.

Тетушка Талита посмотрела на Роланда. Тот едва заметно кивнул головой.

— Пусть остается с нами, — распорядилась Талита.

Си подвел Мерчи к столу, не переставая при этом браниться, а Мерси, плотно сжав губы, только глядела ему через плечо своими незрячими глазами.

Как только Си усадил ее за стол, тетушка Талита наклонилась вперед, опершись о локти:

— Ты хочешь нам что-то сказать, сестра-сай, или ты собираешься просто молоть языком?

— Я слышу, что слышу. Слух у меня не стал хуже с годами, Талита… наоборот, даже лучше!

Роланд молниеносным движением вынул из патронташа патрон и бросил его через стол Сюзанне. Та поймала его на лету.

— Ты слышала, сай? — спросил он.

— А то, — повернувшись к нему, отозвалась Мерси. — Достаточно слышала, чтобы понять, что ты что-то бросил… наверное, ей, вашей женщине с темной кожей. Что-то маленькое. Что это было, стрелок? Печение?

— Почти угадала, — улыбнулся Роланд. — Ты действительно слышишь прекрасно. А теперь говори, что ты хотела сказать.

— Есть еще один Моно. Если это не тот же самый, только идущий в другом направлении. Но как бы там ни было, в другом направлении тоже ездил какой-то Моно… еще лет семь — восемь назад. Я слышала, как он выходил из города и направлялся в пустынные, мертвые, земли на той стороне.

— Чушь собачья! — воскликнул кто-то из близнецов — альбиносов. — Никто не бывает в пустынных землях! Никто туда не суется! Там никому не выжить!

Мерси повернулась к нему.

— Разве поезд живой, Тилл Тадбери?! Разве машины болеют или страдают нарывами или рвотой?

«Как сказать… если вспомнить того медведя…» — Эдди едва не сказал это вслух, но подумав как следует, решил все — таки промолчать.

— Мы бы его услышали, — принялся убеждать ее второй брат. — Этот грохот, про который рассказывал Си…

— После этого поезда грохота не было, — согласилась Мерси, — но я слышала другой звук… такое потрескивание, какое бывает, когда где-то рядом ударит молния. Всегда, когда дул сильный ветер… ветер со стороны города… я его слышала. — Она помолчала немного и, воинственно выставив подбородок вперед, добавила еще: — И однажды я слышала взрыв. Он был далеко-далеко. В ту ночь, когда ураган Большой Чарли едва не сорвал с церкви купол. На расстоянии отсюда в две сотни колес, не меньше. А может, и во все двести пятьдесят.

— Чушь! — не унимался Тилл. — Да ты, наверное, травы объелась!

— Я тебя сейчас съем с потрохами, Тилл Тадбери, если ты не заткнешь свою варежку. Как, вообще, можно так разговаривать с дамой?! Господи…

— Перестань, Мерси! — шикнул на нее Си, но Эдди уже не прислушивался к этому «семейному» обмену любезностями. То, о чем говорила слепая старуха, имело смысл. Конечно, о каком таком взрыве могла идти речь?! Поезд, отправляющийся из Лада, просто не может с наскока преодолеть звуковой барьер… Эдди не помнил точно, какова скорость звука, но уж никак не меньше шестисот пятидесяти миль в час. Где-то примерно так. И для поезда, который только трогается с места, нужно какое-то время, чтобы набрать скорость, а когда он ее наберет — то есть, скорость достаточную, чтобы преодолеть звуковой барьер, — он удалится уже за пределы нормальной слышимости… разве что условия слышимости будут чрезвычайно благоприятными, как это было, по утверждению Мерси, в ту ночь, когда ураган Большой Чарли — черт его знает, что это вообще такое — обрушился на городок.

То есть, не стоит терять надежду. Блейн Моно, конечно же, не лендровер, но, может быть… может быть…

— И ты не слышала этот поезд уже семь-восемь лет, сай? — уточнил Роланд. — Ты уверена, что не дольше?

— Никак не дольше, — уверенно отозвалась она, — потому что в последний раз я его слышала в тот самый год, когда старый Билл Маффин подцепил болезнь крови. Бедняга Билл!

— Это было почти десять лет назад, — поправила тетушка Талита, и голос ее прозвучало неожиданно мягко.

— Почему же ты никогда не рассказывала об этом? О том, что слышишь? — спросил ее Си и, не дожтдаясь ответа, повернулся к стрелку. — Не стоит верить всему, что она говорит, господин… ей всегда надо быть в центре внимания, моей Мерси.

— Ах ты старый пердун! — возмущенно воскликнула Мерси и шлепнула его по руке. — Я потому только молчала, чтобы тебя не забить, муженек, ведь ты так гордишься своим рассказам! Но теперь, когда это важно, я все рассказала, что знаю, вот так!

— Я тебе верю, сай, — сказал Роланд, — но ты твердо уверена, что с тех пор ты не слышала этого Моно?

— Нет, с тех пор — ни разу. Наверное, пути его тоже пришел конец, то есть я так себе думаю.

— Как знать, — задумчиво протянул Роланд. — Как знать. — И, опустив голову, весь погрузился в раздумья, отрешившись от общего разговора.

«Чу-чу», — вдруг подумалось Джейку, и он невольно поежился.

13

Уже через полчаса они снова вышли на центральную площадь. Сюзанна сидела в своей коляске. Джейк поправлял ремни ранца, а Ыш, устроившись у его ног, внимательно за ним наблюдал. Похоже, на «званом обеде» в райском садике на задах Церкви Крови Господней присутствовали исключительно городские старейшины, потому что когда путешественники возвратились на площадь, там их поджидало еще около дюжины стариков. Они посмотрели на Сюзанну, немного внимательнее — на Джейка (возраст мальчика, как видно, заинтересовал их гораздо больше, чем цвет ее кожи), но было без слов очевидно, что пришли они посмотреть на Роланда; в их изумленно раскрытых глазах ясно читался благоговейный трепет.

Он — живое воплощение прошлого, безвозвратно ушедшего прошлого, о котором они знают лишь по рассказам, — еще подумала Сюзанна. Они на него смотрят так, как набожные прихожане смотрели бы на святого — на Петра, или Павла, или Матфея, — если бы он вдруг решил заглянуть к ним на огонек, скажем, в субботу вечером и стал бы рассказывать им о том, как они с Иисусом из Назарета переправлялись через Галлилейское море.

Ритуал прощания, которым закончилась общая трапеза, повторился и здесь, только на этот раз в нем принимали участие все без исключения жители Речного Перекрестка. Они снова выстроились рядком и, подходя к каждому из путешественников по очереди, жали руки Сюзанне и Эдди, целовали Джейка в лоб или щеку и преклоняли колени перед Роландом, дабы тот прикоснулся к ним и благословил. Мерси обняла стрелка обеими руками и прижалась слепым лицом к его животу. Роланд тоже обнял старуху и поблагодарил ее за рассказ.

— Может, все-таки переночуешь у нас, стрелок? Солнце клонится уже к горизонту, а я готова поклясться, что ты со своими людьми давно уже не ночевал под крышей.

— Да, ты права, но мы все же пойдем. Спасибо, сай.

— Ты вернешься, стрелок, если сможешь?

— Да, — заверил ее Роланд, но Эдди не нужно было и смотреть в лицо друга, чтобы понять: они никогда не вернуться сюда. Никогда. — Если сможем.

— Хорошо. — Она в последний раз обняла его и отошла, опираясь рукой о загорелое плечо Си. — Прощай.

Тетушка Талита подошла последней. Когда она стала вставать перед ним на колени, Роланд удержал ее за плечи.

— Нет, сай. Не надо. — И на глазах изумленного Эдди он сам встал перед ней на колени на пыльную мостовую. — Благослови меня, Древняя Матерь. Благослови нас всех, ибо мы отправляемся в долгий путь.

— Да. — В ее голосе не было удивления, в глазах не было слез, но все равно ее голос дрожал от избытка чувств. — Я вижу, ты искренен сердцем, стрелок. Я вижу, ты не забыл древних законов и ты достойный сын своего отца. Благословляю тебя и твоих людей. Я буду молиться за вас, чтобы не было вам вреда. А теперь, если хочешь, возьми вот это. — Сунув руку за ворот поблекшего платья, она достала серебряный крест на серебряной же цепочке тончайшей работы. Сняв распятие, она протянула его Роланду.

Теперь пришла его очередь удивляться.

— Может, не надо? Я пришел сюда не для того, чтобы забрать принадлежащие вам по праву, Древняя Матерь.

— Надо, стрелок. Бери. Сто лет я носила его на груди, не снимая ни днем, ни ночью. Теперь носи ты. Возьми его к Темной Башне, и положи у ее подножия, и назови имя Талиты Анвин там, в самом дальнем краю земли. — Она надела цепочку с распятием ему на шею. Крест лег Роланду на грудь под открытым воротом рубахи из грубой оленьей кожи, как будто он был там всегда. — Теперь ступайте. Мы отобедали вместе, хорошо поговорили, мы получили благословение твое, а ты — наше. Идите назначенной вам дорогой, и пусть вас минуют все беды и горести. Встань, стрелок, и будь честен. — Голос ее задрожал и сорвался на последнем слове.

Роланд поднялся с колен, потом поклонился старухе и трижды коснулся ладонью горла.

— Благодарю тебя, сай.

Она поклонилась в ответ, но не сказала ни слова. Теперь по щекам у нее текли слезы.

— Вы готовы? — спросил Роланд.

Эдди молча кивнул, не рискуя заговорить, чтобы не разрыдаться на месте.

— Хорошо, — сказал Роланд. — Идемте.

Они зашагали по развороченной главной улице городка. Теперь коляску Сюзанны толкал Джейк. Проходя мимо последнего дома («ТОРГ И МЕН», сообщала поблекшая вывеска на фасаде), он оглянулся. Старики так и стояли на площади, сгрудившись у столбового камня — островок человечности, затерянный посреди безбрежной пустынной равнины. Джейк поднял руку и помахал им на прощание. До этого момента он еще как-то крепился, но когда кое-кто из стариков начал махать в ответ — и среди них Си, Билл и Тилл, — он не выдержал и расплакался.

Эдди приобнял его за плечи.

— Главное, не останавливайся, дружище, — сказал он нетвердым голосом. — Это единственный способ, иначе вообще невозможно уйти.

— Они все такие старенькие! — выдавил Джейк сквозь рыдания. — Разве можно их так вот здесь бросить одних?! Это неправильно! Это нечестно!

— Это ка, — вырвалось у Эдди само собой.

— Правда? Тогда это нечестное ка.

— Да, это все тяжело, — согласился Эдди… продолжая идти вперед. Джейк тоже пошел, больше уже не оглядываясь назад. Он боялся, что снова увидит их, стариков… как они стоят на центральной площади своего Богом забытого городка, и смотрят вслед Роланду и его друзьям, и еще долго будут смотреть, пока путешественники не скроются из виду.

И так оно все и было.

14

Они прошагали миль семь, не больше, когда небо начало темнеть, а заходящее солнце окрасило западный горизонт в ярко-оранжевый цвет. Неподалеку раскинулась роща эвкалиптовых деревьев — Джейк и Эдди пошли туда за дровами.

— И все-таки я не пойму, почему мы сегодня у них не остались, — рассуждал Джейк вслух. — Слепая женщина нас приглашала, к тому же, мы все равно далеко не ушли. Я так там объелся, что до сих пор еще еле иду.

Эдди улыбнулся.

— Я тоже. И знаешь, что я тебе скажу? Твой добрый друг Эдди Кантор Дин уже предвкушает, как с утречка завтра он первым делом надолго засядет под кустик, дабы спокойно просраться в тиши и покое. Ты даже представить себе не можешь, как мне обрыдло все время жрать оленину и высирать потом жалкие кроличьи шарики. Если бы кто-то сказал мне еще год назад, что для меня главным событием дня станет хорошее извержение дерьма, я бы в рожу ему рассмеялся.

— А второе ваше имя действительно Кантор?

— Да, но я был бы очень тебе признателен, если бы ты не особенно распространялся на эту тему.

— Не буду. Но, Эдди… почему мы все-таки не остались?

Эдди вздохнул.

— Потому что сначала им бы понадобились дрова.

— Чего?

— А потом, когда мы натаскали бы дров, обнаружилось бы, что им еще нужно пополнить запас свежего мяса, потому что последним они угостили нас. А мы были бы просто уродами, если бы отказались помочь старикам и нами же сожранное возместить, я прав? Особенно, если учесть, что у нас пистолеты, а у них, в лучшем случае, парочка луков со стрелами вековой давности. Так что идти на охоту пришлось бы нам. До ночи бы мы проохотились, а на следующий день, на утро, Сюзанна бы заявила, что мы просто обязаны, прежде чем мы уйдем, хоть немного помочь им с ремонтом — ну, то есть, отремонтировать не фасад городка, это было бы небезопасно, но, может, немного подправить гостиницу или где там они все живут. Мол, это займет всего несколько дней, а что значат несколько дней, я прав?

Из темноты материализовался Роланд. Двигался он, как всегда, абсолютно беззвучно, но выглядел озабоченным и усталым.

— Я уже думал, что вы двое грохнулись в волчью яму, — сообщил он.

— Да нет, просто я излагал Джейку факты, как я их вижу.

— Ну и что в этом плохого? — не понял Джейк. — Эта Темная Башня, она столько уже простояла… никуда бы она не делась за несколько дней.

— Несколько дней, потом еще несколько дней, и еще. — Взглянув на ветку, которую только что машинально подобрал с земли, Эдди с отвращением отшвырнул ее в сторону. Я начинаю уже рассуждать точно так же, как он, сказал он себе. И все-таки он понимал, что говорит только правду. — Мы бы, может быть, обнаружили, что их ручей с питьевой водой забивает илом, и было бы некрасиво уйти так просто, не почистив его. Но стоит ли так напрягаться, когда мы вполне бы могли задержаться на пару недель и построить им новый колодец с водяным колесом? Они там все старики, и таскать воду ведрами им не легче, чем гоняться пешком за буйволами. — Он посмотрел на Роланда, и в голосе его явственно прозвучали нотки упрека: — Знаешь, что я тебе скажу… когда я себе представляю, как Билл и Тилл загоняют стада диких буйволов, меня мороз пробивает по коже.

— Они занимаются этим уже столько лет, — спокойно ответил Роланд, — и я думаю, в этом смысле мы могли бы кое-чему у них и поучиться. Они прекрасно управятся и без нас. Кстати, может быть, все-таки соберем дрова — похоже, ночь будет прохладной.

Но Джейк никак не мог угомониться. Он внимательно — не сказать, сурово — смотрел на Эдди.

— Вы хотите сказать: что бы мы для них ни сделали, этого все равно будет мало?

Эдди выпятил нижнюю губу и сдул упавшую на лоб прядь волос.

— Не совсем так. Я говорю, что если б мы там задержались, уйти потом было бы не легче, чем, например, сегодня. Труднее — да, но не легче.

— И все равно это неправильно.

Они вернулись к Сюзанне — на то самое место, которое, как только они разожгут костер, превратиться в очередную стоянку на долгом пути к Темной Башне. Сюзанна выбралась из коляски и лежала теперь на спине, подложив руки под голову и глядя на звезды. когда мужчины вернулись, она тут же уселась и принялась укладывать хворост для костра особенным способом, который ей показал Роланд.

— Что правильно, а что — нет, об этом можно еще поспорить, — заметил Роланд. — Но если слишком уж пристально разбираться в частностях — в маленьких истинах, что бросаются сразу в глаза, — очень легко упустить из виду справедливость глобальную, хотя она и незаметна на первый взгляд. Здесь вообще все неправильно, и чем дальше, тем хуже. Мы все это видим, и мы понимаем, что все кругом плохо, но почему — нам еще предстоит узнать. Пока мы будем в Речном Перекрестке помогать двадцати-тридцати старикам, где-нибудь в другом месте, возможно, страдают и умирают люди — двадцать или тридцать тысяч человек. И если есть во вселенной такое место, где можно все это исправить, это — Темная Башня.

— Почему? Как? — спросил Джейк. — И что это вообще за Башня?

Роланд присел на корточки перед кучею хвороста, которую уложила Сюзанна, достал из кармана огниво и принялся высекать искры. Вскоре веселые язычки пламени заплясали среди тонких веточек и сухой травы.

— На эти вопросы я тебе не отвечу, — признался он наконец. — Хотел бы ответить, но не могу.

«Исключительно умный ответ, — заметил про себя Эдди. — Роланд сказал: «Не могу ответить…», а это совсем не одно и то же, что «Я не знаю». Совсем не одно и то же».

15

Ужин их состоял из воды и зелени. Они до сих пор еще не пришли в себя после обильной трапезы в Речном Перекрестке; даже Ыш не стал кушать мясо, которое предложил ему Джейк — ну разве что пару кусочков, не больше.

— Что это на тебя нашло — почему ты не стал тогда разговаривать? — пожурил Джейк ушастика. — Из-за тебя я там выглядел полным болваном!

— Ол-аном! — протявкал Ыш, положив мордочку Джейку на ногу.

— Он с каждым разом все лучше и лучше болтает, — заметил Роланд. — У него теперь даже голос похож на твой, Джейк.

— Эйк, — согласился зверек, не поднимая мордочки с ноги Джейка. Джейк смотрел, как зачарованный, в черные с золотым ободком глаза Ыша; в пляшущем свете костра ободки эти, казалось, вращаются. Медленно-медленно.

— Но он не стал разговаривать при стариках.

— Ушастики — привередливые создания, — сказал Роланд. — Они вообще странные. Нашего, как я поминаю, прогнали из стаи его же сородичи.

— Почему вы так думаете?

Роланд указал на бок Ыша. Джейк давно уже вычистил шкурку зверька от запекшейся крови (Ышу подобная процедура не доставила ни малейшего удовольствия, но он стойко терпел до конца). Ранка от укуса уже подживала, хотя ушастик еще прихрамывал.

— Готов поспорить, его цапнул другой ушастик.

— Но с чего бы его сородичам…

— Может быть, им надоела его болтовня, — сказал Эдди. Он прилег рядом с Сюзанной и обнял ее за плечи.

— Может быть, — согласился Роланд, — особенно, если он был единственным в стае, кто пытался еще разговаривать. Остальные, должно быть, решили, что он для них слишком умный… или слишком заносчивый. Животные не такие завистливые, как люди, но и им это чувство знакомо тоже.

Предмет разговора тем временем закрыл глазки и как будто уснул… Но Джейк заметил, как дернулись уши зверька, когда беседа возобновилась.

— А они, правда, умные? — спросил Джейк.

Роланд пожал плечами.

— Старый конюх, о котором я вам рассказывал — тот, который всегда говорил, что хороший ушастик приносит удачу — как-то божился, что у него в молодости был ушастик, который умел считать. Говорил, что зверюга его называла ответы, царапая столько-то раз по полу или двигая мордочкой камушки. — Стрелок улыбнулся, и от этой улыбки лицо его озарилось светом, прогнавшим угрюмую тень, что лежала на нем с тех пор, как они вышли из городка. — Правда, конюхи и рыбаки — еще те вруны.

На какое-то время они замолчали, и постепенно Джейка начала одолевать сонливость. Он подумал, что скоро уснет, и мысль показалась ему приятной. Но тут вдали снова грохнули барабаны. Бой их доносился ритмичными всплесками с юго-востока. Джейк рывком принял сидячее положение. Никто не сказал ни слова — все слушали молча.

— А ритм рок-н-ролльный, — сказал вдруг Эдди. — Уж я-то знаю. Уберите гитары, и получится чистая ритмика. И вообще оно очень похоже на «Зи-Зи Топ».

— Зи-Зи кто? — переспросила Сюзанна.

Эдди улыбнулся.

— Их еще не было в твоем времени. То есть, наверно, они были… ну, родились уже… но в 63-ем году они еще в школу ходили в коротких штанишках… где-нибудь в Техасе. — Он прислушался. — Черт возьми! Ну точно партия ударных для какой-нибудь песенки типа «Шикарно прикинутый дядька» или «Велкро Флай».

— «Велкро Флай»? — повторил Джейк в некоторой растерянности. — Какое-то глупое название для песни.

— Зато забавное, — сказал Эдди. — Ты ее не застал… опоздал лет на десять, приятель.

— Лучше бы нам поспать, — вставил Роланд. — Светает рано.

— Я все равно не смогу заснуть, пока продолжается эта хрень. — Эдди помедлил словно бы в нерешительности, но потом все-таки высказал соображение, которое не давало ему покоя с того самого дня, когда они протащили Джейка, бледного и вопящего благим матом, через дверь между мирами.

— Как ты думаешь, Роланд, у нас, по-моему, есть, что сказать друг другу? Если каждый расскажет свою историю, может быть, мы обнаружим, что знаем больше, чем нам всем кажется.

— Да, время, по-моему, пришло. Но давайте только не в темноте.

Роланд повернулся на бок, натянул на себя одеяло и, судя по всему, уснул.

— Господи, — Эдди даже присвистнул сквозь зубы. — Во человек дает!

— И он прав, — высказалась Сюзанна. — Давай и ты, Эдди… спи.

Он улыбнулся и чмокнул ее в кончик носа:

— Да, мамулечка.

Уже минут через пять они с Сюзанной отрубились, несмотря на грохот барабанов. Зато с Джейка сонливость как будто рукой сняло. Он лежал на спине, глядя на незнакомые звезды и прислушиваясь к странным ритмам, доносившимся из темноты. Может быть, это млады устроили пляски под «Велкро Флай», доводя себя до священного исступления перед каким-нибудь ритуальным жертвоприношением.

Сначала он думал о Блейне Моно — о поезде, мчащемся за пределами звукового барьера по огромному миру, населенному призраками и духами. Потом, само собой, мысли его перешли к Чарли Чу-Чу, которого списали по старости и отправили на запасный путь на задворках депо, когда на смену ему пришел новенький Берлингтонский Зефир. Джейк вспомнил «лицо» паровозика Чарли, вроде бы радостное и улыбчивое, но какое-то все-таки нехорошее и недоброе. Вспомнил железнодорожную компанию «Срединный Мир». Пустынные пространства между Сент-Луисом и Топекой. Джейк вспомнил, что Чарли готов был пуститься в путь, как только понадобился мистеру Мартину, и что Чарли мог сам подбрасывать уголь в топку и давать гудок. Он снова задался вопросом, уж не машинист ли Боб испортил двигатель Берлингтонского Зефира, чтобы дать своему дорогому Чарли еще один шанс?

И вот наконец — так же внезапно, как и начался — барабанный бой стих, и Джейк погрузился в сон.

16

Ему снился сон, но на этот раз не про Стража-Привратника.

Нет, в этот раз ему снилось, что он стоит на шоссе — где-нибудь на западе штата Миссури. Вокруг него простиралась Великая Пустошь. Ыш сидел рядом. Вдоль шоссе выстроились столбы с белыми Х-образные знаками с красными фонарями в точке пересечения… рядом была железная дорога. Фонари мигали. Звонок верещал, предупреждая о приближении поезда.

С юго-востока уже доносился могучий гул, нарастающий с каждым мгновением — гул, похожий на молнию, закупоренную в бутылке.

«А вот и он», — сказал Джейк, обращаясь к Ышу.

«Ион!» — согласился Ыш.

И вот — как-то вдруг — на горизонте возник темно-розовый силуэт длиной в два колеса. И он приближался, скользя по равнине: приземистый поезд с носом, похожим на наконечник пули. Едва Джейк увидел его, сердце его преисполнилось ужасом. Два громадных окна на передней части ярко блестели на солнце. Окна напоминали глаза.

«Не задавай ему глупых вопросов, — сказал Джейк Ышу. — В дурацкие игры он не играет. Он просто жуткий, чу-чу, паровозик, и зовут его Блейн. Блейн — это Боль».

Ыш неожиданно выпругнул на пути и застыл между рельсами, плотно прижав уши к голове и обнажив острые зубки в отчаянном оскале. Глаза у него сияли.

«Нет! — закричал Джейк. — Нет, Ыш!»

Но Ыш как будто его не слышал. Розовая пуля неумолимо неслась на ушастика, такого крошечного и упрямого. Джейку казалось, что шум подходящего поезда проникает ему под кожу, что от такого давления у него сейчас пойдет носом кровь, а из зубов выпадут пломбы.

Он рванулся вперед, чтобы вытащить Ыша из-под колес. Блейн Моно (или это был Чарли Чу-Чу?) накрыл их, и Джейк проснулся. В холодном поту. Весь дрожа. Ночь как будто сгустилась вокруг, давя на него темнотой. Перевернувшись на другой бок, Джейк принялся отчаянно шарить рукой по земле, ища Ыша. В первый — кошмарный — миг ему показалось, что Ыша нет рядом, но тут его пальцы наткнулись на шелковистую шерстку. Ыш тихонечко взвизгнул и, подняв сонную мордочку, с любопытством взглянул на мальчика.

— Все хорошо, — шепнул Джейк. У него вдруг пересохло в горле. — Нет никакого поезда. Это был только сон. Спи, малыш.

— Ыш, — согласился зверек, закрывая глаза.

Джейк перевернулся на спину и еще долго лежал без сна, глядя на звезды. «Блейн — это больше, чем боль, — думал он. — Блейн опасен. Очень опасен».

Да, вполне может быть.

«Никаких “может быть”!» — горячо убеждал его внутренний голос.

Ну хорошо. Блейн — это боль. Принимаем. Но в сочинении своем он еще кое-что написал насчет Блейна, так?

«Блейн — это правда. Блейн — это правда. Блейн — это правда».

— Господи, ну и дурь, — прошептал Джейк вслух и закрыл глаза. Уже через пару секунд он спал. В этот раз — без сновидений.

17

Примерно к полудню следующего дня они поднялись до верхней точки очередного гребня холмов и впервые увидели мост. Он нависал над водой в том месте, где река сужалась, поворачивая на юг и протекая вдоль городских стен.

— Боже правый! — воскликнул Эдди. — Тебе это ничего не напоминает, Сьюз?

— Ага.

— А тебе, Джейк?

— Да… он, по-моему, похож на мост Джорджа Вашингтона.

— Ужасно похож, — согласился Эдди.

— Но как мост Вашингтона оказался в Миссури? — спросил его Джейк.

Эдди с недоумением посмотрел на него.

— Что-что?

Джейк смутился.

— То есть, в Срединном Мире.

Эдди еще внимательнее на него посмотрел.

— А откуда ты знаешь, что это Срединный Мир? Тебя же не было с нами, когда мы нашли тот камень.

Засунув руки в карманы, Джейк уставился на свои кроссовки.

— Мне это приснилось, — пояснил он, не вдаваясь в подробности. — Вы же не думаете, будто я приобрел путевку, чтобы съездить сюда, через папочкино турагентство?

Роланд тронул Эдди за плечо.

— Ты пока что к нему не лезь.

Эдди поднял глаза на Роланда и молча кивнул.

Они еще чуть-чуть постояли наверху, глядя на мост. Они успели уже привыкнуть к очертаниям города на горизонте, но такой вид открылся им только сейчас. Ажурная арка моста как будто плыла в синеве чистого утреннего неба. Роланд насчитал четыре блока невообразимо высоких металлических башенок — по одному с обоих концов, и два в середине, — соединенных толстенными тросами, застывшими в воздухе долгими дугами. Между этими дугами и основанием моста виднелись еще вертикальные линии: то ли новые тросы, то ли металлические прутья, — отсюда не разглядеть. Однако кое-где Роланд увидел еще и пустоты на месте тросов, а потом разглядел, что мост висит не совсем ровно.

— Сдается мне, скоро он рухнет в реку, — заметил стрелок.

— Может быть, — с неохотою согласился Эдди. — Хотя, по-моему, он не такой уж и ветхий.

Роланд вздохнул.

— Не обольщайся надеждой, Эдди.

— Что ты хочешь сказать? — в раздражении бросил Эдди. Ему самому не понравился этот тон, но спохватился он слишком поздно. Теперь уже ничего не поделаешь.

— Только то, что тебе, Эдди, пора научиться смотреть, и видеть, и верить тому, что видишь. У нас такая была поговорка: «Только дурак верит в то, что он спит, до того, как проснется». Понимаешь, о чем я?

У Эдди на языке уже вертелось язвительное замечание, но он пересилил себя и смолчал. Роланд совсем не хотел его обижать. Просто так всегда получалось, что рядом с ним Эдди чувствовал себя мальчишкой. Это у Роланда выходило непреднамеренно… однако, легче от этого Эдди не становилось.

— Наверное, — выдавил он наконец. — У мамы тоже была любимая поговорка. Они, по-моему, значат одно и то же.

— Да? И какая?

— Надейся на лучшее и жди гадостей, — кисло вымолвил Эдди.

Роланд улыбнулся.

— Хорошо твоя матушка говорила. Мне оно нравится даже больше.

— Но он же стоит! — взорвался Эдди. — То есть, мост! Да, я согласен, его состояние давно оставляет, как говорится, желать… никто, наверное, за ним не следил уже лет этак с тысячу, я уже не говорю о хорошем ремонте… но он все же стоит! И город тоже стоит! И почему бы мне и не надеяться? Не понимаю, что в этом плохого? А вдруг мы действительно там найдем что-то полезное?! Или, может быть, встретим людей, которые нас накормят и просто с нами поговорят, как старики в Речном Перекрестке, вместо того, чтобы с ходу в нас стрелять? Что плохого в надежде на то, что нам, может быть, все-таки повезет?

Только потом, в воцарившейся тишине, Эдди не без смущения сообразил, что он толкнул сейчас целую речь.

— Ничего в этом плохого нет. — Мягко и доброжелательно произнес Роланд. Эта мягкость звучала в голосе стрелка не часто, и Эдди не переставал удивляться ей каждый раз. — Надежда должна оставаться всегда. — Он внимательно посмотрел на Эдди, потом на Сюзанну и Джейка, и взгляд его напоминал сейчас взгляд человека, который только что пробудился после глубокого сна. — Все, сегодня мы никуда уже не пойдем. Как я понимаю, пришло время нам поговорить. А это, по-моему, надолго.

Роланд сошел с дороги и пошел, не оглядываясь, по высокой траве. Остальные помедлили только мгновение и направились следом за ним.

18

До встречи со стариками в Речном Перекрестке Сюзанна воспринимала Роланда как героя «вестерновских» шоу, которые она изредка смотрела по «ящику»: «Чейенн», например, или «Человек с винтовкой», или венец творений подобного рода — «Дым от выстрела». Последнюю передачу они частенько слушали с папой по радио до того еще, как она появилась на телевидении (она подумала, что для Эдди и Джейка сама идея радиопостановки показалась бы странной по меньшей мере, и улыбнулась — не только мир Роланда сдвинулся с места). Она до сих пор еще помнила те слова, которыми начиналась каждая передача: «Человек становится наблюдательным… и чуточку одиноким».

До того, как они побывали в Речном Перекрестке, она считала, что личность Роланда вполне можно определить одной этой фразой. Роланд был не таким «амбалом», как Маршал Диллон, и заметно проигрывал ему в росте, и лицо его напоминало скорее лицо утомленного жизнью поэта, а не разбитного ковбоя, но все же Сюзанна воспринимала его в качестве этакого экзистенциального воплощения вымышленного шерифа из Канзаса, чья единственная цель в жизни (не считая периодических выпивок в баре «Длинная Ветка» с друзьями Доком и Китти) — Очистить Город от Этой Мрази.

Теперь же она поняла, что Роланд — не просто упертый коп, объезжающий на верном своем коне вверенный ему участок где-нибудь на краю света. По крайней мере, когда-то он был другим. Был дипломатом. Мыслителем. Может быть, даже наставником. Но, самое главное, он был солдатом, воином «света», как называют его эти люди. «Свет», как она догадалась, это свет цивилизации, добрые силы, которые не дают людям поубивать друг друга и поддерживают мир в стране, причем достаточно долго, чтобы за это время мог быть достигнут какой-то прогресс. В свое время Роланд был скорее рыцарем — странствующим рыцарем, — нежели охотником — санитаром, истребляющим вредных животных, каким он представлялся Сюзанне. Но почему — «в свое время»? Его время еще не прошло. Во всяком случае, старики в Речном Перекрестке в этом ни капельки не сомневались. Иначе с чего бы им плюхаться на колени в пыли и принимать его благословение?

Только теперь, в свете нового своего понимания, Сюзанна увидела, как умело и умно манипулировал ими стрелок после того кошмарного утра в кругу говорящих камней. Каждый раз, когда в разговоре, пусть даже вскользь, возникала какая-то тема, которая могла привести их к тому, чтобы начать сравнивать пережитое — и это было бы только естественно, если учесть, что каждый из них на себе испытал необъяснимое с точки зрения привычного опыта «извлечение» из того мира в этот, — Роланд тут же вступал в беседу и переводил ее на другие темы, причем так гладко и так умело, что никто из троих (даже сама Сюзанна, при том, что целых четыре года она принимала самое деятельное участие в движении за гражданские права) этого не замечал.

Сюзанна, кажется, поняла, почему он так делал: Роланд хотел дать Джейку время прийти в себя. Но и теперь, понимая причины, она все равно не могла подавить своих чувств — изумления, досады и даже обиды за то, как умело и ловко он ими манипулировал. Незадолго до того, как Роланд перетащил ее в этот мир, Эндрю, ее шофер, сказал одну фразу, которую Сюзанна вспомнила теперь. Что-то насчет того, что президент Кеннеди был последним стрелком в этом западном мире. Тогда она посмеялась над ним, но теперь, кажется, поняла. В Роланде было много от Кеннеди. Гораздо больше, чем от Мэтта Диллона. Вряд ли стрелок обладал таким развитым и богатым воображением, как Кеннеди, но когда дело касалось романтики… самоотверженности… обаяния…

«И еще хитрости, — осадила она себя. — Не забывай про хитрость».

Неожиданно для себя самой она громко расхохоталась.

Роланд, который сидел на земле, скрестив по-турецки ноги, повернулся к ней и вопросительно поднял брови:

— Что-то смешное?

— Ужасно смешное. Слушай, ответь-ка мне на вопрос: ты много знаешь языков?

Стрелок на мгновение задумался.

— Пять, — сказал он наконец. — Когда-то я говорил еще на селлианском, но теперь я его подзабыл. Все, кроме мата.

Сюзанна опять рассмеялась веселым и легким смехом:

— Ах ты старый пройдоха Роланд.

Джейк проявил неожиданный интерес.

— А вы могли бы сейчас ругнуться на стреллианском?

— На селлианском, — поправил его Роланд. Он на мгновение задумался, а потом быстро и плавно произнес непонятную фразу, как будто прополоскал горло какой-то густой вязкой жидкостью. Например, кофем недельной давности. Во всяком случае, Эдди воспринял это именно так.

Роланд умолк и усмехнулся.

Джейк улыбнулся тоже.

— И что вы сказали?

Роланлд приобнял мальчика за плечи.

— Что нам надо о многом поговорить.

— Что да, то да, — согласился Эдди.

19

— Мы четверо — это ка-тет, — начал Роланд, — то есть, группа людей, связанных общей судьбой. Философы у меня в стране утверждали, что разрушить ка-тет может лишь смерть и предательство. А мой великий учитель, Корт, говорил, что поскольку и смерть, и предательство — тоже спицы в большом колесе ка, эти узы вообще невозможно порвать. Сейчас, по прошествии стольких лет, когда я многое понял и много узнал, постепенно склоняюсь к его точке зрения.

— Каждый участник ка-тета, он как отдельный кусочек в головоломке, сам по себе непонятный и даже загадочный… но если сложить их все вместе, они образуют картинку… или какую-то часть картинки. Иногда для того, чтобы ее завершить, нужно немало ка-тетов. Так что вы не удивляйтесь, если сейчас обнаружится, что ваши жизни соприкасались уже и не раз, причем вы, наверное, даже об этом и не подозревали. Одно только то, что каждый из вас троих может читать мысли другого…

— Чего?! — изумился Эдди.

— Я говорил уже: не удивляйтесь. Это все происходит у вас так естественно, что вы ничего даже не замечаете. Но тем не менее, это правда. Мне виднее со стороны, я, потому что, не полноправный участник вашего ка-тета — может быть, это из-за того, что я из другого мира, — и мне не дано читать ваши мысли. Но передавать я могу. Сюзанна… ты помнишь, что было в круге камней?

— Да. Ты велел, чтобы я отпустила демона, но только когда ты мне скажешь. Но вслух ты этого не произносил.

— Эдди… помнишь, как на медвежьей поляне на тебя налетела эта механическая штуковина в виде летучей мыши?

— Да, ты мне еще крикнул: «Ложись!»

— Он и рта не раскрыл, — заметила Сюзанна.

— А как же тогда? Ты же крикнул мне! Я тебя слышал!

— Да, я кричал тебе. Но кричал мысленно. — Стрелок повернулся к Джейку. — А ты помнишь? В том доме?

— Когда доска, за которую завалился ключ, не отрывалась, ты мне сказал, чтобы я отодрал другую. Но если вы не читаете мои мысли, Роланд, то как вы узнали, что именно у меня там стряслось?

— Я видел. Не слышал, но видел… самую малость, как через грязное стекло. — Он обвел всех троих пристальным взглядом. — Эта близость людей и их способность читать мысли друг друга называется «кхеф». Слово это в исконном наречии древнего мира имеет множество значений. Вода, рождение, жизненная сила — вот только некоторые из них. Я хочу, чтобы вы знали об этом. И чтобы вы поняли. У меня пока все.

— А как понять то, во что ты не веришь? — спросил его Эдди.

Роланд улыбнулся.

— Просто нужно хотеть понять.

— Ну, желание-то есть.

— Роланд? — Это был Джейк. — А Ыш может тоже участвовать в нашем ка-тете?

Сюзанна улыбнулась, но Роланд оставался серьезным.

— Я пока не готов даже предположить. Но знаешь, Джейк, что я тебе скажу… я много думал об этом лохматом приятеле. Ка управляет не всем, и случайности не исключаются… но столь неожиданное появление ушастика, который все еще помнит людей, вовсе не кажется мне случайным.

Он снова обвел их внимательным взглядом.

— Я начну первым. Эдди продолжит — с того места, где я остановлюсь. Потом — Сюзанна. Джейк будет последним. Договорились?

Они закивали.

— Хорошо, — подытожил Роланд. — Мы с вами — ка-тет, один из многих. Итак, приступим.

20

Они говорили до темноты, прервавшись один только раз, чтобы наскоро перекусить, и когда разговор был закончен, Эдди чувствовал себя так, как будто он только что отбоксировал дюжину раундов с Милашкой Рэем Леонардом. Он уже больше не сомневался в том, что все они «делят кхеф», как выразился Роланд. А с Джейком они вообще проживали в снах жизни друг друга, как две половинки единого целого.

Роланд начал с того, что случилось в тоннеле под горной грядой, где трагически оборвалась первая жизнь Джейка в этом мире. Он рассказал им о долгом своем разговоре с человеком в черном и о туманных словах Уолтера про какого-то Зверя и еще одного человека, которого Уолтер назвал Вечным Чужаком. Он описал им свой странный пугающий сон, в котором вселенную поглотил фантастический луч небывалого белого света, а в самом конце все заслонила собой травинка. Одна-единственная травинка красного цвета.

Случайно взглянув на Джейка, Эдди был потрясен пониманием — узнаванием, — промелькнувшим в глазах мальчишки.

21

Эдди уже кое-что слышал из этого, — еще на морском берегу, когда Роланд бредил, выдавая бессвязные обрывки своей истории, — но для Сюзанны все это было внове. Она слушала Роланда, затаив дыхание и широко распахнув глаза. Когда стрелок передавал им слова Уолтера, она узнавала в них отблески своего мира, подобные отражению в осколках разбитого зеркала: рак, автомобили, ракеты, отправленные на луну, искусственное оплодотворение. Она даже представить себе не могла, кто такой Зверь, но догадалась, что Вечный Чужак — это Мерлин, легендарный колдун, который якобы способствовал славной карьере короля Артура. «Все страньше и страньше», — как говорилось в «Алисе» у Кэрролла.

Роланд рассказал и о том, как, проснувшись от этого долгого и непонятного сна, он обнаружил, что Уолтер давно уже мертв — время каким-то немыслимым образом перескочило вперед. Может быть, лет на сто. Может быть, на пятьсот. Джейк слушал, как зачарованный. О том, как стрелок пришел к берегу Западного моря, как он потерял два пальца на правой руке, как вытащил Эдди с Сюзанной в свой мир, а потом встретился с Джеком Мортом — за третьей дверью.

Стрелок сделал знак Эдди, и тот продолжил рассказ, начиная со встречи с громадным медведем.

— Шардик?! — перебил его Джейк. — Но ведь это название книжки! Книжки из нашего мира! Ее сочинил тот же автор, который про кроликов написал… ну, знаменитая его книга…

— Ричард Адамс! — воскликнул Эдди. — А книжка про кроликов называется «Кораблик на воду!». Я же знал это имя… вот только вспомнить не мог, откуда. Но как такое возможно, Роланд? Откуда в твоем мире знают о нашем?

— Но проходы-то есть, — отозвался Роланд. — Четыре двери мы видели сами. Или ты думаешь, раньше их не было? Или не будет потом?

— Но…

— Все мы видели, что в моем мире есть много от вашего, а когда я был у вас в Нью-Йорке, я обнаружил там кое-что от своего. Я видел стрелков. Большинство, правда, обрюзгли и обленились, но это все-таки были стрелки… собратья по древнему своему ка-тету.

— Роланд, это всего лишь копы. Ты их обставил, как малых детей.

— Но последний был все же хорош. Когда мы с Джеком Мортом спустились на станцию вашей подземной железной дороги, он едва меня не прикончил. Если бы не слепая удача… огниво Морта… я бы сейчас не сидел тут с вами. Этот последний… Я видел его глаза. Он не забыл лицо своего отца. Нет, он не забыл. И потом еще… помнишь, как назывался тот балазаровский ночной клуб?

— Еще бы не помнить. — Эдди явно занервничал. — «Падающая Башня». Но это могло быть простым совпадением. Ты же сам говорил: ка управляет не всем.

Роланд кивнул.

— Нет, ты ужасно похож на Катберта… помню, как-то он высказал одну мысль. Когда мы были еще детьми. Мы собирались отправиться ночью на кладбище, но Алан не хотел идти. Говорил, что боится оскорбить тени предков. Катберт тогда посмеялся над ним и сказал, что сам он ни за что не поверит в призраков, пока не поймает какого-нибудь и не попробует его на зуб.

— Хорошо сказано! — одобрил Эдди. — Браво!

Роланд улыбнулся.

— Я так и знал, что тебе понравится. Но пока что оставим призраков в покое. Ты начал рассказывать — продолжай.

Эдди рассказал о видении, что явилось ему в огне, когда Роланд бросил в костер челюстную кость: ключ и роза. Рассказал про свой сон, в котором, шагнув через дверь лавки деликатесов, он вышел на поле роз и увидел вдали высоченную Башню цвета копоти; про черноту, что излилась из окон башни и сложилась в фигуру на небе. Теперь он говорил, обращаясь исключительно к Джейку, и Джейк слушал его, затаив дыхание, ловя каждое слово с жадным вниманием и нарастающим удивлением. Эдди постарался по возможности передать настроение, которым был проникнут тот сон: странное чувство восторга с ужасом пополам, — и увидел по их глазам (прежде всего — по глазам Джейка), что он либо переусердствовал, несколько сгустив краски… либо друзья его видели те же сны.

Он рассказал о том, как они двинулись в обратную сторону по следу Шадрика и вышли к Вратам Медведя. Как, приложив ухо к будке, он почему-то вдруг вспомнил тот день, когда они с братом ходили в Дач-Хилл смотреть на Особняк. Он рассказал об игле в глиняной чашке и о том, как она оказалась ненужной, потому что путь Луча был виден и так — во всем, даже в полете птиц высоко в поднебесье.

Здесь Эдди умолк, и Сюзанна продолжила. Когда она перешла к тому, как Эдди начал работать над своим деревянным ключом, Джейк лег на спину, положил руки под голову и принялся рассматривать облака, что медленно плыли по небу белым клубящимся курсом на юго-восток. Упорядоченный их строй выдавал незримое присутствие Луча — точно так же, как дым из трубы всегда ясно показывает направление ветра.

Она закончила на том, как они наконец протащили Джейка в этот мир и положили тем самым конец раздвоению памяти Джейка и Роланда. Оно просто прошло — окончательно и внезапно, точно так же, как Эдди захлопнул дверь в кольце говорящих камней. Она рассказала все, умолчав об одном только факте, который, собственно, даже и не был фактом — во всяком случае, пока. По утрам ее не тошнило, а разовое отсутствие женских дел само по себе еще ничего не значит. Как сказал бы Роланд, эта история может пока подождать.

И все же, закончив рассказ, она вдруг поймала себя на мысли, что ей ужасно хотелось бы позабыть те слова, которые им сказала тетушка Талита, когда Джейк заявил, что теперь его дом здесь: «Тогда пусть боги смилуются над тобой, ибо здесь, в этом мире, солнце клонится к закату. И зайдет оно навсегда».

— Теперь твоя очередь, Джейк, — сказал Роланд.

Джейк сел и поглядел в сторону Лада, где свет уходящего дня, отражавшийся в окнах высоких башен с западной стороны, превращал стекла в полотна золота.

— Бред какой-то, — пробормотал он себе под нос. — Но все вроде бы сходится. Так бывает, когда вспоминаешь сны: смысл какой-то в них явно есть, но ты не можешь его уловить.

— Может быть, мы поможем тебе, — ободрила его Сюзанна. — То есть, все-таки найти смысл.

— Может быть. Во всяком случае, вы мне поможете разобраться с поездом. Я не могу уже думать о нем в одиночку, о Блейне. Мозги уже заворачиваются. — Он тяжело вздохнул. — Вы сами видели, как это было, когда Роланд жил как бы двумя жизнями одновременно, так что я это пропущу. Я все равно не уверен, что смогу это все описать как следует… да и не хотелось бы, если честно. Это было ужасно. Я, наверное, лучше начну со своего сочинения на экзамене, потому что именно тогда я понял, что это само по себе не пройдет, что это уже тяжкий случай. — Он обвел их унылым взглядом. — Вот тогда я и сдался.

22

Джейк говорил до темна.

Он рассказал все, что смог вспомнить, начиная с «Как я понимаю правду» и заканчивая чудовищным стражем — привратником, который в буквальном смысле вышел из стены и набросился на него. Его слушали очень внимательно, не перебивая.

Когда он закончил, Роланд повернулся к Эдди, и тот заметил в глазах стрелка странное выражение, в котором смешались все чувства и которое поначалу он принял за изумление. Только потом до него дошло, что это не изумление вовсе, а предельное возбуждение… и глубоко затаенный страх. Во рту у него пересохло. Потому что если уж Роланд испуган…

— Ты все еще сомневаешься, Эдди, что наши миры как-то соприкасаются?

Эдди мотнул головой.

— Теперь уже не сомневаюсь. Я был на той улице, шел по ней… и я был одет так, как он! Но… Джейк, я могу посмотреть эту книгу? «Чарли Чу-Чу»?

Джейк потянулся за ранцем, но Роланд остановил его.

— Не сейчас, — сказал он. — Давай-ка вернемся к тому пустырю. Расскажи еще раз, что там было, Джейк. И попытайся припомнить детали.

— Может быть, вы меня снова загипнотизируете, — нерешительно предложил Джейк. — Как тогда, на дорожной станции.

Роланд покачал головой.

— В этом нет сейчас необходимости. То, что случилось с тобою на том пустыре, это самое важное событие в твоей жизни. В жизни всех нас. Ты можешь все вспомнить и так.

И Джейк принялся заново пересказывать то, что случилось с ним на пустыре. Всем было ясно, что пережитое им на строительной площадке на месте лавочки деликатесов «Том и Джерри» вобрало в себя скрытую суть объединившего их ка-тета. Во сне, приснившемся Эдди, магазинчик стоял на месте, в реальности Джейка его давно снесли, но и в том, и в другом случае это было место невообразимой силы — силы, таящейся разве что в самых мощных талисманах. Роланд ни на мгновение не усомнился в том, что эта заброшенная строительная площадка с обломками битого кирпича и осколками стекол — очередное, если так можно сказать, воплощение «Отстойника», о котором рассказывала Сюзанна, и того странного места, которое показалось ему в видении в самом конце его долгого пребывания на поляне костей.

Теперь, когда он, медленно подбирая слова, пересказывал этот кусок из своей истории во второй раз, Джейк обнаружил, что стрелок оказался прав: он действительно смог вспомнить все. Причем воспоминания были такими живыми, что под конец ему стало казаться, будто он заново переживает тогдашний опыт. Он рассказал им про щит, на котором было написано, что на месте «Тома и Джерри» будет построен жилой массив «Гавань Большой Черепахи». Он даже вспомнил стишок, намалеванный на заборе, и прочел его наизусть:

Есть Черепаха, представьте себе,

Она держит мир у себя на спине.

Если хочешь поиграть,

Приходи к Лучу опять.

Приходи к Лучу сегодня,

Будем прыгать и скакать.

— В ее мыслях — весь мир, в ее мыслях — все мы. Для любого — частичка ее доброты, — пробормотала Сюзанна. — Там так было, Роланд?

— Что? — встрепенулся Джейк. — Где было?

— В одном детском стишке, — пояснил Роланд. — Вот, пожалуйста, еще одна ниточка. И кое о чем это там говорит… хотя я не знаю, нужно нам это знать или нет… но, с другой стороны, никогда не знаешь, что тебе может понадобиться.

— Двенадцать Врат, соединенных шестью Лучами, — размышлял Эдди вслух. — Мы вышли от Врат Медведя. Идти нам до середины — до Башни, — но если бы мы пошли дальше, мы бы вышли к Вратам Черепахи, так?

— Да, — кивнул Роланд.

— Врата Черепахи, — задумчиво произнес Джейк, перекатывая слова на языке, как будто пробуя их на вкус. Он досказал им оставшуюся часть истории: про хор изумительных голосов, про то, как он понял вдруг, что его окружают лица, и что в хоре звучат истории, и что он, похоже, наткнулся на место, где лежит центр всего сущего. В конце он опять рассказал им о том, как нашел ключ и увидел розу. Воспоминания об этом были настолько ярки, что Джейк неожиданно начал плакать, сам того не замечая.

— Когда роза раскрылась, — говорил он сквозь слезы, — сердцевина ее была желтого цвета. Яркая-яркая, я в жизни такого не видел. Я сначала подумал, что это пыльца и что она светится, потому что там все светилось, на пустыре. Даже обертки из-под конфет и пустые пивные бутылки… все они были похожи на величайшие произведения искусства. Но потом я увидел, что это солнце. Звучит, я понимаю, по-идиотски. Но это действительно было солнце. И не одно. Это были…

— Это были все солнца вселенной, — пробормотал Роланд. — Все, что есть настоящего в мире.

— Да! И это все было правильно… но что-то там было не то. Я не могу объяснить, что именно, но я это чувствовал. Как будто там бились два сердца, и одно было внутри другого, и то, что внутри, болело. Или заболевало. А потом я сознание потерял.

23

— Ты ведь тоже все это видел, Роланд? В том сне? — тихо спросила Сюзанна, и в ее голосе явственно слышался благоговейный трепет. — Травинка в самом конце… ты, помнишь, подумал еще, что она красная потому, что на нее пролили краску.

— Вы не понимаете, — сказал Джейк. — Она действительно была красная. Когда я видел все по-настоящему, она была красная. Я такой травы в жизни не видел. А краска — это только маскировка. Ну, как привратник у двери… он ведь тоже замаскировался, прикинувшись старым заброшенным домом.

Нижний краешек солнце уже касался горизонта. Роланд попросил Джейка сначала показать им книжку «Чарли Чу-Чу», а потом прочитать ее вслух. Джейк достал книгу и передал ее по кругу. Что Сюзанна, что Эдди — оба долго разглядывали обложку.

— У меня в детстве была точно такая же, — сказал Эдди, и голос его прозвучал со спокойной уверенностью, отметающей все сомнения. — А потом, когда мы переезжали из Куинса в Бруклин… мне еще четырех тогда не исполнилось… она потерялась. Но я запомнил обложку. И, знаешь, Джейк, я то же самое чувствовал, что и ты. Мне она страшно не нравилась. Я ему не доверял.

Сюзанна пристально поглядела на Эдди.

— У меня тоже была эта книжка. Мне теперь удивительно даже, как я могла забыть… там девочку звали так же, как и меня… хотя тогда это было второе мое имя. И мне тоже не нравился паровоз. И я ему не доверяла. — Прежде чем передать книгу Роланду, она постучала пальцем по картонной обложке. — Уж больно фальшивая у него улыбочка.

Роланд лишь мельком взглянул на обложку и опять повернулся к Сюзанне.

— И твоя потерялась тоже?

— Угу.

— И я, кажется, знаю, когда, — сказал Эдди.

Сюзанна кивнула.

— Несложно, в общем-то, догадаться: вскоре после того, как мне на голову сбросили кирпич. Помню, когда мы поехали к тете на свадьбу, книжка еще была. Я взяла ее с собой в поезд. Я хорошо это помню, потому что все спрашивала у папы, кто нас везет — может быть, Чарли Чу-Чу? Мне не хотелось, чтобы это был Чарли, потому что мы ехали в Элизабет, штат Нью-Джерси, а я боялась, что Чарли нас завезет не туда. Чем там закончилось, Джейк? Чарли, кажется, начал возить отдыхающих вокруг какой-то игрушечной деревеньки?

— В парке аттракционов.

— Ну да, точно. Там в конце еще есть картинка — Чарли везет детишек. Они все улыбаются и смеются, но мне почему-то всегда казалось, что им очень страшно и что они кричат, чтобы им разрешили слезть.

— Да! — воскликнул Джейк. — Вот именно! Именно!

— Я боялась, что Чарли нас завезет к себе — где бы он там ни жил, — а не к тете на свадьбу, и мы никогда не выберемся оттуда.

— И ты никогда не вернешься домой, — пробормотал Эдди себе под нос и нервным движением пригладил волосы.

— Все время, пока мы ехали в поезде, я книжку эту не выпускала из рук. Я даже помню, что я тогда думала: «Если он попытается нас похитить, я начну рвать страницы и не перестану, пока он не образумится». Но, разумеется, мы приехали, куда нужно, и, кстати, точно по расписанию. Папа даже провел меня вперед, чтобы я посмотрела на тепловоз. Это был дизель, а не паровоз, и я помню, как я обрадовалась. Я была на седьмом небе от счастья. А потом, после тетиной свадьбы, этот Морт сбросил мне на голову кирпич и я долгое время лежала в коме. А когда я поправилась, книжка куда-то делась. Я ее больше не видела. И вот только теперь… — Она в нерешительности приумолкла, но все же добавила: — И уж если на то пошло, это запросто может быть моя книжка… или Эддина.

— Да, вполне вероятно. — Эдди был бледен и очень серьезен. Он помолчал и вдруг улыбнулся совсем по-мальчишески. — Есть ЧЕРЕПАХА ля-ля ля-ля-ля! Все служит Лучу, задери его тля!

Роланд поглядел на запад.

— Солнце уже садится. Читай, Джейк, пока светло.

Джейк открыл книжку на первой странице с картинкой, где машинист Боб сидит в кабине Чарли Чу-Чу, и начал:

— «Боб Брукс служил машинистом в железнодорожной компании “Срединный Мир” на перегоне Сент-Луис — Топека…»

24

— «… и иногда дети слышат, как он поет свою старую песню своим глухим хрипловатым голосом», — закончил Джейк и, показав им последнюю картинку: счастливые ребятишки, которые на самом деле, быть может, кричат от страха, — захлопнул книжку. Солнце скрылось за горизонтом. Небо окрасилось в пурпурный цвет.

— Ну, я бы сказал, что истории не совсем совпадают, — заметил Эдди. — Больше похоже на сон, в котором вода может течь вверх на холм. Однако, должен признаться, что мне жутковато. Слишком много совпадений. Мы где сейчас? В Срединном Мире — на территории Чарли. Только зовут его здесь не Чарли. Здесь его звать Блейн Моно.

Роланд пристально разглядывал Джейка.

— Ну и что ты думаешь? — спросил он. — Может, все — таки обойдем этот город? Подальше от этого поезда?

Джейк надолго задумался, опустив голову и машинально перебирая в пальцах густую шелковистую шерстку Ыша.

— Мне бы очень хотелось, на самом деле, — выдавил он наконец. — Но если я правильно понял насчет этого вашего ка, то нам все равно этого не избежать.

Роланд кивнул.

— Да, это ка. А если так, то наши желания здесь не имеют значения: если мы попытаемся обойти его стороной, все равно, я уверен, обстоятельства сложатся так, что нам придется вернуться. В таких случаях лучше уж сразу покориться неизбежному, чем пытаться что-то изменить. А ты как думаешь, Эдди?

Эдди тоже надолго задумался. Ему вовсе не улыбалось иметь дело с каким-то там говорящим поездом, который ездит сам по себе; и как его ни назови, Чарли Чу-Чу или Блейн Моно, из того, что прочел им Джейк, уже можно было заключить, что паровоз этот — весьма неприятный продукт инженерной мысли. Но, с другой стороны, дорога им предстояла долгая, и где-то в конце ее их ждала Башня, ради которой, собственно, это все и затеялось. Эдди вдруг с изумлением обнаружил, что он точно знает, о чем он думает и чего хочет. Он поднял голову и едва ли не в первый раз с того самого дня, когда он очутился здесь, в этом мире, твердо взглянул в голубые, как будто повыцветшие глаза стрелка.

— Я хочу встать посреди поля роз и увидеть, наконец, эту Башню. Я не знаю, что будет дальше. Быть может, на наши могилы возложат букеты цветов, но мне, по-моему, наплевать. Я хочу видеть Башню. Мне уже все равно, пусть этот Блейн — хоть сам дьявол и пусть дорога, ведущая к Башне, проходит хоть через ад. Я за то, чтобы идти в город.

Роланд кивнул и повернулся к Сюзанне.

— Ну, — нерешительно проговорила она, — мне Темная Башня не снилась… так что на этом уровне я, наверное, не возьмусь решать… на уровне, скажем так, желания. Но я теперь верю в ка. И я не настолько тупа, чтобы не чувствовать, когда тебе начинают стучать по башне и вопить благим матом: «Не туда, дурачина! В другую сторону!» А как ты сам, Роланд? Ты-то что думаешь?

— Я думаю, что на сегодня мы наговорились уже достаточно и нам надо бы сделать маленький перерыв до завтра.

— А «Загадки»? — спросил вдруг Джейк. — Хотите, я вам покажу?

— У нас еще будет время, — сказал Роланд. — Давайте немного поспим.

25

Но стрелок еще долго лежал без сна, а когда вдали снова раздался ритмичный бой барабанов, он поднялся и вернулся к дороге. Там Роланд остановился, глядя на мост и город. Он действительно был дипломатом, как верно предположила Сюзанна — дипломатом до мозга костей, — и поэтому Роланд знал, что поезд — это их следующая остановка на долгом пути, причем знал это с того мгновения, когда впервые услышал о нем… однако, он чувствовал, что об этом не стоит пока сообщать остальным. В частности, Эдди особенно не терпел, когда ему говорили, что нужно делать. Когда он чувствовал, что кто-то пытается направлять его, реакция Эдди была одна: он опускал голову, широко расставлял ноги, начинал отпускать идиотские шутки и упирался, как мул. Правда, на этот раз их с Роландом желания совпадали, но Эдди еще мог взбрыкнуть — исключительно из духа противоречия. Так что лучше и безопасней не торопить события и спрашивать вместо того, чтоб указывать.

Он повернулся, чтобы вернуться в лагерь… и тут рука его безотчетно легла на рукоять револьвера, потому что впереди, на обочине, маячил темный силуэт. Кто-то стоял там, глядя на стрелка. Роланд, правда, не вытащил револьвер, но был очень к этому близок.

— А я все думал, сможешь ли ты уснуть после этого маленького представления, — сказал Эдди. — Ответ, по-моему, отрицательный.

— Я не слышал, как ты подошел. Ты быстро учишься, Эдди… но на этот раз за свои успехи ты мог заработать и пулю в лоб.

— Ты не слышал меня, потому что тебя занимало сейчас другое. — Он присоединился к стрелку, и даже при бледном свете звезд Роланд увидел, что ему не удалось одурачить Эдди. Да, он действительно в нем не ошибся. Эдди напоминал ему Катберта, но кое в чем он уже превзошел и Катберта.

«Нельзя его недооценивать, — сказал себе Роланд. — Иначе это все может закончится очень плачевно. Если я его подведу или сделаю что-то, что он может принять за двойную игру, он, скорее всего, попытается меня убить».

— А что тебя занимает, Эдди?

— Ты. И все мы. Я хочу, чтобы ты кое-что знал. До сегодняшнего разговора я думал, что тебе это и так известно. Но теперь я уже не уверен.

— Ну так скажи мне.

А про себя Роланд снова подумал: «Нет, он ужасно похож на Катберта!»

— Мы с тобой потому, что должны быть с тобой — из-за твоего проклятого ка. Но еще мы с тобой потому, что сами того хотим. Насчет себя и Сюзанны я точно знаю. И Джейк, я думаю, тоже. У тебя неплохие мозги, мой соратник по кхефу, но ты, наверное, их хранишь в бомбоубежище, потому что иной раз тебя убеждать — как об стенку горох. Я хочу ее видеть. Ты хорошо понимаешь, о чем я? Я хочу видеть Башню. — Он внимательно поглядел Роланду в лицо и, не увидев, очевидно, того, что надеялся там увидеть, в отчаянии взмахнул руками.

— Я хотел только сказать, чтобы ты, наконец, отпустил мои уши.

— Отпустил твои уши?

— Вот именно. Меня больше не надо за них тянуть. Я иду с тобой к Башне, потому что я сам так хочу. Мы все идем, потому что мы сами хотим идти. Если сегодня ты тихо откинешь копыта во сне, мы тебя похороним и пойдем дальше. Может быть, долго мы не протянем, но мы умрем на пути Луча. Теперь ты врубился?

— Да. Теперь — да.

— Ты говоришь, ты меня понимаешь, и я думаю, ты действительно понимаешь… но вот веришь ты мне или нет?

«Ну конечно, — подумал стрелок. — Куда ты еще пойдешь в этом мире, Эдди, который чужой для тебя и странный? И что ты еще станешь делать? Фермер, должен сказать, из тебя хреновый».

Но он не сказал этого вслух — это было бы несправедливо и очень зло. Оскорблять свободную волю свободного человека, путая оную с ка, это хуже, чем просто кощунство: это занудно и глупо.

— Да, — сказал Роланд. — Я тебе верю. Всей душой верю.

— Тогда хватит вести себя с нами так, будто мы стадо баранов, а ты наш пастух, который помахивает своей палкой, чтобы мы, такие все из себя беспомощные и безмозглые, не сошли, не дай Бог, с дороги и не угодили бы в яму с зыбучим песком. Ты весь как бы в себе. Пришло, наверное, время раскрыться. Если нам суждено умереть в этом городе или в поезде, я хочу умереть, зная, что я был не просто какой-нибудь пешкой в твоей игре.

Роланд почувствовал жар — это кровь прилила к лицу, — но он никогда себя не обманывал. Он психанул сейчас не потому, что Эдди составил о нем не то мнение. Наоборот. Его просто взбесило, что Эдди увидел его насквозь. «Становление» Эдди происходило у Роланда на глазах: бывший Узник сумел вырваться из своей тюрьмы и оставил ее далеко позади, — как и Сюзанна, ибо по-своему она тоже была несвободной, — стрелок следил за его продвижением и гордился им, но все-таки сердце его не сумело принять до конца то, о чем говорил с очевидностью разум. Сердце его принимало их всех как существ абсолютно другой породы — низших существ.

Роланд сделал глубокий вдох:

— Стрелок, если можешь, даруй мне прощение.

Эдди кивнул.

— Как я понимаю, у нас впереди еще тот геморрой… я уже это предчувствую, и мне страшно. Но это не твой геморрой, это наш геморрой. О'кей?

— Да.

— Как ты думаешь, нам там действительно туго придется, в городе?

— Не знаю. Я знаю только одно: нам придется за Джейком приглядывать и защитить его, если что, потому что тетушка Талита сказала, что они все захотят его заполучить. Отчасти все зависит от того, сколько времени мы проищем поезд. Но гораздо важнее — что будет потом, когда мы его найдем. Будь у нас еще два человека, мы могли бы дать каждому по револьверу и окружить его, Джейка, со всех четырех сторон. Но поскольку нас слишком мало, придется идти гуськом. Сначала — я, потом — Джейк с коляской Сюзанны, а ты пойдешь сзади.

— И все-таки, Роланд, что нас там может ждать? Попробуй хотя бы предположить.

— Не могу.

— А мне кажется, можешь. Ладно, города ты не знаешь, но ты зато знаешь людей в своем мире и знаешь, что от них можно ждать — теперь, когда все здесь пошло черти как. Ну так как?

Роланд задумался, глядя в ту сторону, где наяривали барабаны.

— Может быть, все обойдется. Насколько я понял, у них не так много осталось бойцов, а те, кто остались, стары и деморализованы. Вполне может так получиться, что ты был прав и кое-кто даже предложит нам помощь, как это сделал ка-тет Речного Перекрестка. А может быть, мы вообще никого не увидим… они нас увидят, увидят, что мы при оружии, и решат, что лучше им спрятаться от греха подальше и дать нам спокойно пройти. Но даже если такой вариант не пройдет, я очень надеюсь, что они разбегутся, как крысы, когда мы пристрелим кого-нибудь, а еще лучше — парочку.

— А если они решат драться?

Роланд мрачно усмехнулся:

— Тогда, Эдди, всем нам придется вспомнить лица своих отцов.

Глаза Эдди блеснули во тьме, и он снова напомнил Роланду Катберта — его старого друга Катберта, который однажды сказал, что он ни за что не поверит в привидений, пока не попробует одного на зуб, — Катберта, с которым однажды они разбросали под виселицей хлебные крошки.

— Я, надеюсь, ответил на все вопросы?

— Нет… но на этот раз ты, по-моему, был со мной честен.

— Тогда, Эдди, спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Эдди повернулся и пошел прочь. Роланд стоял и смотрел ему вслед. Теперь он его слышал, когда прислушивался… но все равно еле-еле. Он сам направился было в лагерь, но потом передумал и пошел в темноту — в направлении Лада.

Он, Джейк, из тех, кого старая женщина называла младами. Она сказала, что все они захотят его заполучить.

Вы мне не дадите упасть в этот раз?

Нет. Теперь — никогда.

Но он знал одну вещь, о которой не знали другие. Быть может, теперь, после этого разговора с Эдди, он скажет им… обязательно скажет, но все-таки чуть попозже.

На древнем наречии, которое в мире стрелка было когда-то как универсальный язык, большинство слов, в том числе ка и кхеф, имело множество значений. Но слово чар — кстати, Чарли Чу-Чу начинается с той же буквы — только одно.

Чар означало смерть.

Глава 5. МОСТ И ГОРОД