Бесплодные земли — страница 6 из 8

1

Три дня спустя они набрели на разбившийся аэроплан.

Джейк первым увидел его — вспышку яркого света в сиянии позднего утра на расстоянии примерно миль в десять, как будто зеркальце лежало в траве. Когда путешественники подошли поближе, они смогли явственно разглядеть очертания темной штуковины, что примостилась у самого края Великого Тракта.

— Похоже на мертвую птицу, — заметил Роланд. — Большую птицу.

А еще час спустя они молча встали у края дороги, глядя на древний остов самолета. На прогнившем фюзеляже гордо восседали три жирных вороны. Они нахально уставились на незваных гостей. Подобрав камень с дороги, Джейк запустил им в птиц. Те с негодующим карканьем взвились в воздух.

Одно крыло отломилось во время падения и валялось теперь ярдах в тридцати от почерневшего корпуса, точно трамплин для прыжков в воду среди зеленой травы. В остальном же аэроплан почти и не пострадал. Только стекло фонаря кабины треснуло в том месте, куда ударилась голова пилота. Там осталось большое пятно тускло-ржавого цвета.

Ыш обежал аэроплан, обнюхал ржавые лопасти пропеллера и поспешно вернулся к Джейку.

Человек в кабине, одетый в дутый кожаный комбинезон и шлем с шипом на макушке, давно превратился в иссохшую мумию, готовую рассыпаться в пыль при малейшем прикосновении. Губ у него уже не было — зубы его обнажились в последней гримасе отчаяния. От пальцев, когда-то толстых, как сосиски, остались теперь лишь кости, обтянутые желтой кожей — мертвые кости, вцепившиеся в штурвал. Ударившись головой о фонарь, пилот раскроил себе череп, и Роланд догадался, что зеленовато-серые разводы, покрывавшие левую часть лица — это все, что осталось от мозга. Голова мертвеца была запрокинута к небу, как будто он до последнего не сомневался, что сможет снова подняться ввысь. Сохранившееся крыло все еще простиралось над буйно разросшейся травой. На нем красовалась выцветшая эмблема: кулак с зажатой в нем молнией.

— Похоже, тетушка Талита ошиблась, а старик-альбинос был прав, — в голосе Сюзанны явственно слышался благоговейный трепет. — Это, наверное, Дэвид Шустрый, тот самый незаконнорожденный принц. Посмотри, Роланд, какой он здоровый… им, наверное, пришлось его жиром смазать, чтоб запихнуть в эту кабинку!

Роланд кивнул. Жара и годы потрудились на славу: от человека внутри механической птицы остался всего лишь скелет, обтянутый высохшей кожей, — но до сих пор еще было видно, какими широкими были когда-то плечи у этого человека, а изуродованная его голова поражала своими размерами.

— Так пал лорд Перт, — сказал он, — и земля содрогнулась от этого грома.

Джейк вопросительно на него покосился.

— Это из старой баллады, — пояснил Роланд. — Был такой великан, лорд Перт. Он отправился на войну, один против воинства в тысячу человек, но не успел даже покинуть свои владения: один мальчишка швырнул в него камнем. Камень попал в колено. Перт споткнулся, упал под тяжестью своих доспехов и сломал себе шею.

— Похоже на нашу легенду про Давида и Голиафа, — заметил Джейк.

— Он не горел, — сказал Эдди. — Скорее всего, у него просто кончилось горючее и он попытался посадить самолет на дороге. Садился с отказанным двигателем. Он, может быть, был самозванцем и варваром, я уж не знаю, но мужик он был смелый.

Роланд кивнул и повернулся к Джейку.

— Тебе не страшно?

— Да нет. Если бы он был… ну, вы понимаете… если б он умер недавно, тогда, наверное, было бы чуточку страшно. — Джейк оторвал взгляд от мертвого человека в кабине и посмотрел на город. Они подошли совсем близко, и Лад стал виден гораздо отчетливее. Отсюда уже было видно, что в окнах многих высотных домов не хватает стекол, но Джейк, как и Эдди, все-таки не отказался пока от надежды, что им там помогут. — Готов поспорить, что в городе после его кончины все пошло наперекосяк.

— Думаю, ты бы выиграл это пари, — сказал Роланд.

— Знаете что? — Джейк опять повернулся к аэроплану.

— Может быть, те, кто построили этот город, и выпускали свои самолеты, но я все же уверен, что это — один из наших. В школе, еще в пятом классе, я писал реферат по воздушному бою, и мне кажется, я узнаю модель. Можно я посмотрю поближе, а, Роланд? Пожалуйста.

Роланд кивнул.

— Давай только вместе посмотрим.

Они вместе приблизились к аэроплану, утопавшему в высокой траве.

— Вон там, видите? — показал Джейк. — Пулемет под крылом? Это модель с воздушным охлаждением, германского производства. «Фокке-Вульф» называется. Их выпускали перед самым началом второй мировой. Но только что он тут делает?

— Самолеты часто пропадают, — заметил Эдди. — Возьми, например, Бермудский треугольник. Это, Роланд, такое место над одним из наших океанов. Там вообще беспредел творится. Заколдованное прямо место. А, может быть, мне сейчас пришло в голову, это просто здоровая дверь между нашими двумя мирами… дверь, которая открыта всегда. Или почти всегда. — Эдди ссутулился и попытался, весьма, кстати, посредственно, изобразить Рода Стерлинга: — Просьба всем пристегнуть ремни. Мы приближаемся к зоне повышенной атмосферной турбулентности. Наш самолет входит… в зону Роланда!

Джейк и Роланд, которые стояли уже под сохранившимся крылом самолета, даже не повернулись к нему.

— Подсадите меня, Роланд.

Роланд покачал головой.

— Крыло кажется крепким, но оно все прогнило, Джейк… эта штука валяется здесь много лет. Ты упадешь.

— Тогда поднимите меня на руках.

— Давай я, Роланд, — вызвался Эдди.

Роланд лишь на мгновение опустил взгляд на свою изувеченную правую руку, потом небрежно пожал плечами и сплел пальцы в замок:

— Я сам. Он не тяжелый.

Джейк снял кроссовки и легко встал на «ступеньку» из рук Роланда. Ыш залился пронзительным лаем — то ли от возбуждения, то ли от страха, Роланд так и не понял.

Теперь Джейк прижимался грудью к одному из проржавелых закрылков. Повернув голову вправо, он изучал эмблему на крыле. Кулак, сжимающий молнию. С одного края она слегка отслоилась от поверхности крыла. Джейк взялся за этот приподнятый краешек и потянул. Эмблема оторвалась, причем с такой легкостью, что мальчик наверняка бы упал, если бы Эдди не поддержал его за ягодицы.

— Я так и знал, — сказал Джейк. Под оторвавшейся эмблемой открылась еще одна. Свастика. — Просто хотелось проверить. Можете опускать меня, я уже все посмотрел.

Они снова двинулись в путь, и на протяжении всего дня, — стоило лишь оглянуться, — сзади маячил хвост самолета, поднимающийся из высокой травы, как надгробие лорда Перта.

2

В тот вечер как раз была очередь Джейка разводить костер. Когда он уложил, наконец, хворост так, чтобы Роланд уже ни к чему не сумел придраться, стрелок протянул ему кремень и кресало:

— Посмотрим, как у тебя получится.

Эдди с Сюзанной сидели с той стороны костра, любовно приобняв друг друга за талии. Сегодня, уже ближе к вечеру, Эдди заметил в траве у дороги какой-то красивый цветок, ярко желтый, и сорвал его для Сюзанны. Она приколола его к волосам и теперь, каждый раз, когда ее взгляд обращался к Эдди, она улыбалась с сияющими глазами. Роланд все это подмечал. И ему это нравилось. Их любовь стала глубже и крепче. Что ж, хорошо. Она должна быть действительно крепкой, любовь, чтобы сохраниться на долгие годы.

Джейк высек искру, но она, ярко вспыхнув, погасла в нескольких дюймах от растопки.

— Держи огниво ближе к костру, — посоветовал Роланд. — И держи крепче, Джейк. И не дано стучать по кремню. Нужно его царапать.

Джейк попробовал снова, и на этот раз искра попала туда, куда нужно. Впрочем, все равно без толку. В воздух взвилась тоненькая струйка дыма, но огонь так и не разгорелся.

— У меня не выходит, по-моему.

— Ничего, научишься. И подумай пока вот над чем: что ночью пляшет, а днем отдыхает?

— Чего?

Роланд придвинул руки Джейка еще ближе к растопке.

— Как я понимаю, такой в твоей книжке нет.

— А-а, так это загадка! — Джейк высек еще одну искру. На этот раз посреди костра вспыхнул крошечный язычок пламени. Правда, он тут же погас. — Вы тоже какие-то знаете, да? Загадки?

— И не просто «какие-то», — отозвался Роланд. — Я знаю их много. А мальчишкой, наверное, знал больше тысячи. Мы специально их изучали.

— Правда? А зачем, интересно, их изучать, загадки?

— Ваннай, мой наставник, говорил, что разгадывание загадок способствует развитию ума. Что кто научится их разгадывать, тот научится думать неординарно и гибко. Каждую пятницу мы устраивали состязания по загадкам, и тот, кто выигрывал, мог уйти с занятий пораньше.

— И часто, Роланд, тебя отпускали пораньше? — поинтересовалась Сюзанна.

Он покачал головой, пряча улыбку.

— Мне очень нравилась их разгадывать, но у меня не всегда получалось. Честно сказать, чаще — не получалось. Ваннай говорил, это все потому, что я слишком упорно думаю и глубоко копаю. А отец говорил, что мне не хватает воображения. Наверное, оба они были правы… но отец все-таки был ближе к истине. Револьвер я всегда доставал быстрей всех и стрелял лучше всех, но вот насчет того, чтобы неординарно мыслить… у меня с этим было туго.

Сюзанна, которая внимательно наблюдала за тем, как Роланд держал себя со стариками в Речном Перекрестке, подумала, что он себя явно недооценивает. Однако она промолчала.

— Иногда, долгими зимними вечерами, у нас устраивались состязания в большом зале. Если участвовали только младшие, побеждал всегда Алан. Если же состязались взрослые, победителем был неизменно Корт. Он забыл больше загадок, чем их знали мы все вместе взятые, и с каждой ярмарки, где проходили «загадочные» турниры, он всегда приносил гуся. В загадках таится великая сила, и каждый, наверное, знает хотя бы одну или две.

— Даже я, — сказал Эдди. — Вот, например: могут ли трупы сплясать?

— Тьфу ты, гадость, — сморщилась Сюзанна, не в силах, однако, сдержать улыбку.

— Да, если труппы балетные! — торжествующе завопил Эдди и улыбнулся, когда Джейк, рассмеявшись, неловко взмахнул рукой и сбил уложенный для растопки хворост. — Да-да, уважаемые, у меня их в запасе, наверное, миллион!

Роланд, однако, не рассмеялся. Наоборот, он как будто немного обиделся.

— Ты извини меня, Эдди, но это действительно глупая шутка.

— Господи, Роланд, прошу прощения. — Эдди все еще улыбался, но в его голосе явственно слышалось раздражение. — Я все забываю, что чувство юмора тебе отстрелили в этом Крестовом Походе Детей или как там оно у вас называлось.

— Просто я отношусь к ним серьезно, к загадкам. Меня так научили, что способность разгадывать их говорит о здоровом и рациональном уме.

— Ну, все равно они нам не заменят произведений Шекспира или квадратного уравнения, — примирительно проговорил Эдди. — Я хочу сказать, не будем отвлекаться.

Джейк задумчиво поглядел на Роланда.

— У меня в книжке написано, что загадки — это самая древняя из всех игр, в которую люди играют до сих пор. Я имею в виду, в моем мире. А парень, с которым я разговаривал в книжной лавке, сказал, что загадки — действительно дело серьезное, а не просто так шуточки. Он говорил, что когда-то из-за них убивали.

Роланд смотрел в пространство — в сгущавшийся сумрак.

— Да, — вымолвил он наконец. — Я сам это видел. — Он вспомнил одно состязание на ярмарке, которое закончилось не вручением обычного приза, гуся, а смертью того косоглазого мужичка в шляпе с бубенчиками, который корчился в пыли с кинжалом в груди. С кинжалом Корта. Мужик этот, бродячий певец и акробат, попытался обжулить Корта, стащив у судьи книжку, где на страницах из тонких пластинок коры были записаны все ответы.

— Ой-ой-ой, — выдавил Эдди. — Вы уж меня извините, глупого.

Сюзанна смотрела на Джейка во все глаза.

— А я и забыла… Ведь у тебя с собой книжка с загадками. Можно мне посмотреть?

— Да, конечно. Она у меня в ранце. Правда, там кто-то выдрал страницы с ответами. Наверное, поэтому мистер Тауэр отдал мне ее беспла…

Он умолк, когда чьи-то пальцы больно впились ему в плечо.

— Как, ты сказал, его звали? — переспросил Роланд.

— Мистер Тауэр, — повторил Джейк. — Келвин Тауэр. А я разве не говорил?

— Нет. — Роланд медленно разжал пальцы, отпустив плечо Джейка. — Но теперь, когда ты сказал, я, в общем-то, не удивляюсь.

Эдди открыл ранец Джейка, нашел книжку с загадками и бросил ее Сюзанне.

— Знаешь что, — сказал он, — а мне всегда нравилась эта загадка про трупы. Она, быть может, безвкусная, но забавная.

— Дело даже не в этом, — заметил Роланд. — Она бессмысленная, и у нее нет решения. В общем, глупая это загадка. А у хорошей загадки должен быть смысл. И решение.

— Господи Боже! Да вы, ребята, похоже действительно принимаете это серьезно?!

— Вот именно.

Джейк тем временем снова сложил растопку и старательно высекал искры, думая над загадкой, из-за которой начался спор. Неожиданно он улыбнулся:

— Костер. Правильно я угадал? Костер. Ночью пляшет, а днем отдыхает. Когда темно, мы его зажигаем и пламя пляшет. А днем мы его гасим, и оно вроде как отдыхает. В общем-то, просто.

— Все правильно. — Роланд тоже улыбнулся Джейку, но смотрел он на Сюзанну, которая углубилась в маленькую потрепанную книжку. Глядя на то, как она сосредоточенно морщит лоб, перелистывая страницы, как поправляет рассеянным жестом цветок в волосах, он подумал еще, что, наверное, только она, Сюзанна, способна почувствовать и понять, насколько важной для них может быть эта книжка загадок… вполне вероятно, что даже важнее, чем «Чарли Чу-Чу». Он перевел взгляд с Сюзанны на Эдди, и в нем опять поднялось раздражение, вызванное этой дурацкой его загадкой. Эдии еще кое-в чем напоминал ему Катберта, только в этом их сходство было не самым приятным: иной раз Роланду хотелось встряхнуть его так, чтобы из носу у него пошла кровь, а зубы просто повыпали изо рта.

«Спокойно, стрелок… спокойно!» — прозвучал у него в голове голос Корта, не то чтобы насмешливый, но ехидный. Роланд решительно отгородился от всех эмоций. Сделать это оказалось не так уж и трудно, особенно если вспомнить, что Эдди иной раз впадает в ребячество и начинает дурить, может быть, сам того не желая. Просто такой у него характер, сформированный отчасти ка, и тут уже ничего не поделаешь. К тому же Роланд прекрасно знал, что Эдди способен не только на идиотские выходки. Теперь, всякий раз, когда он начинал думать иначе, — совершая при этом ошибку, — стрелок вспоминал их ночной разговор на дороге три дня тому назад, когда Эдди обвинил его в том, что он использует их как пешки в своей игре. Тогда это его рассердило… и все-таки Эдди не так уж далек был от истины. Во всяком случае, Роланду стало стыдно.

Эдди, пребывающий, к счастью, в блаженном неведении относительно всех этих сложных Роландовых размышлений, неожиданно объявил:

— Зеленое, весит сто тон и обитает на дне морском — это что?

— Я знаю! — воскликнул Джейк. — Моби Сопля, большой и зеленый кит.

— Идиотизм, — буркнул Роланд себе под нос.

— Да… но поэтому и смешно, — сказал Эдди. — Между прочим, если хочешь знать, шутки тоже развивают ум и приучают мыслить неординарно. Видишь ли… — Увидев, какое лицо у Роланда, он рассмеялся и поднял руки. — Ладно, замяли. Сдаюсь. Ты все равно не поймешь. Даже за тысячу лет. Давай лучше посмотрим книжку. Я даже попробую отнестись к ней серьезно… но при условии, что сначала мы поедим.

— Не зевай, — выдал Роланд и улыбнулся.

— Чего?

— Это значит, что мы с тобой договорились.

Джейк царапнул кресалом по кремню. Вспыхнула искра, и на этот раз хворост все-таки загорелся. Джейк, довольный, откинулся назад и, поглаживая Ыша по шерстке, принялся наблюдать, как разгорается пламя. Он ужасно собой гордился. Он сумел развести костер… и отгадал загадку Роланда.

3

— Я тоже знаю одну загадку, — сказал Джейк за ужином, когда они поглощали очередную порцию «стрелецких голубцов».

— Такую же глупую? — спросил Роланд.

— Нет. Настоящую.

— Тогда загадывай.

— О'кей. Нету ног, но на месте она не стоит; ложе есть, но не спит; не котел, но бурлит, не гроза, но гремит; нету рта, но она никогда не молчит.

— Да, хорошая загадка, — согласился Роланд. — Только старая. Это река.

Джейк слегка приуныл.

— Вас действительно трудно чем-нибудь озадачить.

Роланд бросил Ышу последний кусок своего «голубца». Ушастик жадно накинулся на угощение.

— Меня-то что! Со мной справиться — «дел на плевок», как сказал бы наш Эдди. Вот видел бы ты Алана! Он собирал загадки, как какая-нибудь девица собирает коллекцию вееров.

— Это «плевое дело», старый ты пень, — поправил его Эдди.

— Спасибо. Вот тебе тоже загадка: Что сначала лежит, а потом встает. Сначала белое, а потом краснеет. Чем больше становиться, соком налившись, тем милее оно старушкам?

Эдди разразился безумным хохотом.

— Член! — выкрикнул он сквозь смех. — Фу, Роланд, как грубо! Но мне нравится! Нра-а-а-вится!

Роланд покачал головой.

— А вот и нет. Не угадал. Хорошая загадка — она, бывает, похожа на головоломку из слов, как та, про реку, которую загадал нам Джейк. Но иногда она больше похожа на ловкий трюк, как у фокусника в балагане. Ты ищешь в одном направлении, а ответ-то совсем в другом.

— Двойная загадка. — Джейк пояснил, что имеет в виду, пересказав им загадку про льва и Самсона и толкование Эрона Дипноу.

— Это не земляника? — спросила Сюзанна и тут же ответила на свой вопрос: — Ну да, земляника. Это как та, про костер, загадка. В ней тоже скрыта метафора. Стоит только понять, в чем метафора, и загадку решить несложно.

— Я просил об интимном свидании, облачая свое предложение в метафоры, но она удалилась, влепив мне по роже, — грустно продекламировал Эдди. Никто, однако, не обратил на него внимания.

— Если, скажем, заменить «встает» на «растет», — продолжала Сюзанна, — а «лежит» на «лежит в земле», тогда все уже просто. Сначала белая, несозревшая… потом краснеет. Наливается соком, становится больше. И старушкам она тоже нравится. Все, наверное, любят ягоды. — Она была явно довольна собой.

Роланд кивнул.

— Вообще-то, ответ — виника, но тоже ягода. Так что все правильно.

Эдди взял книжку с загадками и принялся перелистывать страницы.

— А вот смотри, Роланд, еще загадка: Когда человек — дерево?

— Это что, очередной пример твоего идиотизма? — нахмурился Роланд. — Мое терпение, знаешь ли, не…

— Нет, я обещал тебе быть серьезным, и я абсолютно серьезен… во всяком случае, я пытаюсь. Это загадка из книжки, а я просто знаю ответ. Слышал когда-то в детстве.

Джейк, который тоже знал ответ, заговорщицки подмигнул Эдди. Эдди моргнул в ответ и с изумлением увидел, что Ыш тоже пытается подмигнуть. Он то таращился, то закрывал оба глаза, пока, наконец, ему не надоело.

Роланд с Сюзанной тем временем думали над загадкой.

— Что-то, наверное, связанное с удивлением, — пробормотал Роланд. — Говорят же еще «стоит столбом»… остолбенел… когда человек остолбенел… гмм…

— Гмм, — Ыш в точности повторил задумчивую интонацию стрелка. Эдди опять подмигнул Джейку. Мальчик прикрыл рот рукой, пряча улыбку.

— Может, когда человек удивлен? — неуверенно спросил Роланд.

— Не-а.

— Когда он тупой, — неожиданно и решительно проговорила Сюзанна. — Когда он тупой, как бревно.

— Опять мимо. — Эдди теперь улыбался уже не таясь.

Джейк, между тем, удивлялся, как далеко они оба ушли от правильного ответа. Наверное, в словах и вправду заключено какое-то волшебство. Не сказать, чтобы что-то совсем уже выдающееся: никаких тебе ковров-самолетов или испаряющихся слонов, — но какое-то волшебство все же было. Неожиданно то, чем они сейчас тут занимались — просто играли в загадки вечером у костра, — предстало перед ним в новом свете. Джейк решил, что все это похоже на жмурки, только вместо темной повязки были слова.

— Сдаюсь, — сказала Сюзанна.

— Я тоже, — кивнул Роланд. — Если вы знаете, то говорите ответ.

— Когда он со сна. Человек — дерево, когда он со сна. Понятно? — Эдди пару мгновений выждал, а когда увидел, что Роланд вроде бы понял, спросил с некоторой опаской: — Ну как, Роланд, неплохо? Я честно пытался на этот раз быть серьезным… нет, правда.

— Очень даже неплохо. Мне, знаешь, понравилось. Корт бы наверняка догадался… и Алан, наверное, тоже… хотя загадка действительно заковыристая. А я совершил ту же ошибку, что и всегда: сходу решил, что загадка сложнее, чем есть, и проскочил мимо правильного ответа.

— В этом действительно что-то есть, правда? — задумчиво произнес Эдди. Роланд кивнул, но Эдди этого не увидел: он смотрел на костер, где в огне расцветали и увядали в мгновение ока десятки пылающих роз.

— Ладно, — сказал Роланд. — Еще одну, и ложимся спать. Только с сегодняшней ночи мы начинаем дежурить. По очереди. Эдди, ты первый, потом — Сюзанна, а потом я.

— А я? — спросил Джейк.

— Тебе тоже, наверное, придется дежурить. Но не сегодня — потом. Тебе надо как следует высыпаться, это сейчас важнее.

— Ты действительно думаешь, в этом есть необходимость? — спросила Сюзанна.

— Не знаю. И это — само по себе уважительная причина, чтобы все-таки выставить стражу. Давай, Джейк, выбери что-нибудь из твоей книжки.

Эдди передал книгу Джейку. Тот пролистал ее почти всю и остановился в конце.

— Ого! Ничего себе! Этак недолго мозги сломать!

— Не боись, — ободрил его Эдди. — Если я ее не отгадаю, Сьюз точно допетрит. Нас с нею знали на всех больших ярмарках в нашей округе: «Эдди Дин и его Королева Загадок!»

— Сегодня мы остроумны донельзя, — съязвила Сюзанна. — Посмотрим, мой сладенький, что останется от твоего остроумия, когда ты просидишь до полуночи у дороги.

«Его не потрогаешь и не увидишь.

Формы нет у него.

Нет вообще ничего — только имя.

Оно то коротким бывает, то длинным,

И оно всегда с нами:

Во всех разговорах, забавах и играх»,

— прочел Джейк.

Они все бились над этой загадкой минут пятнадцать, но никто не сумел предложить более-менее подходящего варианта ответа.

— Может, кому-то отгадка приснится, — сказал Джейк. — Я именно так разгадал ту загадку, про реку.

— Дешевая книжка с выдранными ответами, — прокомментировал Эдди, вставая и набрасывая одеяло на плечи, как плащ.

— Ну да, дешевая. Мистер Тауэр мне ее просто отдал. За так.

— За чем я должен следить, Роланд? — спросил Эдди.

Роланд, уже улегшийся спать, пожал плечами.

— Не знаю. Но ты, наверное, сам поймешь, когда что-нибудь этакое увидишь или услышишь.

— Если начнешь засыпать, разбуди меня, — попросила Сюзанна.

— Можешь не сомневаться.

4

Вдоль дороги тянулась канава, густо заросшая травой, и Эдди, поплотнее укутавшись в одеяло, уселся на дальней ее стороне. Пелена облаков, точно тонкая пленка, затянула ночное небо, затуманивая звездный свет. С запада дул сильный ветер. Повернувшись лицом навстречу ветру, Эдди почувствовал явственный запах буйволов, которые теперь безраздельно владели равнинами — смешанный «аромат» влажной горячей шерсти и свежего дерьма. Острота восприятия, которая снова вернулась к нему за эти последние несколько месяцев, была поразительной… а иногда, как сейчас, например, она просто пугала.

Где-то — совсем уже далеко — жалобно замычал буйволенок.

Эдди уставился в сторону города. Вскоре ему начало казаться, что он различает вдали искорки бледного света — света от электрических свечей, как называли их старики — альбиносы, — хотя он хорошо понимал, что, возможно, там нет ничего и он видит лишь то, что ему очень хочется видеть.

«Ты сейчас далековато от Сорок-второй, приятель… надежда, конечно, крутая штука, что бы там ни говорили, но когда ты начнешь “зарываться” в мечтах, просто напомни себе одну вещь: твоя Сорок-вторая улица далеко. Там, впереди, не Нью-Йорк, как бы тебе ни хотелось уверить себя в обратном. Это — Лад, и он вряд ли будет таким, каким ты его представляешь. И если ты будешь помнить об этом, тогда, может быть, ты “прорвешься”».

Чтобы как-то скоротать время дежурства, Эдди опять принялся ломать голову над последней загадкой, которую Джейк нашел в книжке. Нагоняй от Роланда, который тот устроил ему за невинную шутку про трупы, оставил в душе неприятный осадок… неплохо было бы завтра утром выдать им подходящий — хороший — ответ. Они, конечно, не смогут его проверить, потому что страницы с ответами кто-то выдрал, но после сегодняшнего разговора у Эдди сложилось мнение, что хороший ответ у хорошей загадки, как правило, не вызывает сомнений.

«Оно то коротким бывает, то длинным». Для себя Эдди решил, что именно эти слова — ключ к разгадке. А все остальное, возможно — специальные «навороты», уводящие на ложный путь. Что бывает то коротким, то длинным? Штаны, может быть? Нет. Штаны действительно бывают короткими или длинными, но он ни разу не слышал, чтобы штаны принимали участие в разговорах. К тому же, их можно увидеть и можно потрогать. Истории? Тоже бывают короткими или длинными, но, как и штаны, подходят только под это определение. Выпивка тоже бывает короткой и затяжной…

— Заказ, — пробормотал он себе под нос и сам уверился на мгновение, что нашел ответ, хотя прилагательные «короткий» и «длинный» подходили к данному слову с большой натяжкой. «Длинный» заказ — дело сложное и требует многих усилий, особенно если в заказе преобладают спиртные напитки; «короткий» заказ можно сделать в любой забегаловке, если вы очень торопитесь… гамбургер, например, или сэндвич с тунцом. Но, опять же, ни «долгая» выпивка, ни гамбургер не участвуют в разговорах и играх. А вроде бы так оно складно шло…

Он даже сплюнул от разочарования и тут же улыбнулся себе: чего, спрашивается, психовать из-за какого-то безобидного каламбурчика из детской книжки?! И тем не менее Эдди вдруг сообразил, что теперь ему легче поверить в то, что люди действительно убивали друг друга из-за загадок… особенно, если ставки в этой игре были достаточно высоки и какой-нибудь умник пытался смухлевать.

«Не заводись… ты сейчас повторяешь ошибку Роланда: погружаешься в дебри и проскакиваешь мимо правильного ответа».

Но, с другой стороны, надо же чем-то заняться.

В этот момент в городе снова грохнули барабаны, и все мысли Эдди, естественно, обратились к этому непонятному феномену. Грохот возник как-то сразу: только что его не было вовсе, и вот он звучит уже в полную силу, как будто кто-то нажал на кнопку включения. Эдди вышел к обочине и, повернувшись в сторону города, стал прислушиваться. Через пару секунд он оглянулся, чтобы проверить, не разбудили ли барабаны его товарищей. Но все спали. Он был один. Эдди опять повернулся к Ладу и приложил ладони к ушам, чтобы лучше слышать.

«Бум… ба-бум… ба-бум-бумбум-бум».

«Бум… ба-бум… ба-бум-бумбум-бум».

Теперь Эдди уверился окончательно, что его первоначальное предположение подтвердилось. Эту загадку, во всяком случае, он разгадал.

«Бум… ба-бум… ба-бум-бумбум-бум».

Сама мысль о том, что он стоит на пустынной дороге в почти опустевшем, безлюдном мире, милях в ста семидесяти от города, построенного в незапамятные времена какой-то мифической исчезнувшей цивилизацией, и слушает рок-н-ролльную партию для ударных… бред сивой кобылы, но, с другой стороны, чем «бредовее» древнего светофора, из которого со звоном вываливается зеленый флажок с надписью «ИДИТЕ», или немецкого самолета тридцатых годов?

Эдди шепотом напел припев из «Зи-Зи Топовской» песенки:

«Чтоб залепить этот шов на шикарных твоих штанах,

У тебя есть та самая липкая бяка.

О да, да, да…»

Слова идеально ложились на ритм барабанов. Попсовая версия партии для ударных из «Велкро Флай». Эдди больше не сомневался.

Вскоре звук оборвался так же внезапно, как и начался. Остался только шум ветра и — вдалеке — плеск реки Сенд, у которой есть ложе, но которая никогда не спит.

5

Следующие четыре дня прошли безо всяких особых событий. Путешественники шли вперед, глядя на мост и город, которые становились все больше и проступали отчетливее с каждой милей; останавливались ближе к ночи, разбивали лагерь; ели «стрелецкие голубцы»; загадывали друг другу загадки; поочередно несли дежурство (Джейк все-таки уговорил Роланда и теперь тоже стоял на страже: два часа перед самым рассветом) и спали. Единственный случай, достойный упоминания, произошел ближе к полудню на третий день после того, как они набрели на разбившийся аэроплан.

Путешественники услышали жужжание. Оно становилось все громче и громче и заглушило, в конце концов, все остальные звуки. Роланд остановился и показал в направлении эвкалиптовой рощи:

— Вон там.

— Похоже на пчел, — заметила Сюзанна.

Глаза стрелка — голубые, как будто повыцветшие — разгорелись.

— Не исключено, что сегодня на ужин у нас будет знатный десерт.

— Не знаю, как и сказать тебе, Роланд, — выступил Эдди, — но мне почему-то не нравится, когда меня кто-то кусает.

— Кому ж это понравится?! — согласился Роланд. — Но ветра сегодня нет, так что, мне кажется, можно будет спокойненько окурить их дымом до полусонного состояния, а потом забрать соты и не устроить при этом пожар на полмира. Давайте посмотрим.

Он поднял Сюзанну с коляски и понес ее к роще. Сюзанна, надо сказать, тоже жаждала приключения, не меньше, чем сам стрелок. Эдди с Джейком опасливо поплелись следом, а Ыш, очевидно, решивший, что осторожность есть наивысшая добродетель отважных, остался сидеть на обочине Великого Тракта, тяжело, по-собачьи дыша и внимательно наблюдая за людьми.

На опушке рощицы Роланд остановился.

— Вы оставайтесь здесь, — велел он Джейку и Эдди, понизив голос. — А мы сходим посмотрим. Если там все нормально, я вас позову.

С Сюзанною на руках стрелок скрылся в тени деревьев, прорезанной пятнами солнечных бликов, а Эдди с Джейком остались стоять на солнцепеке, глядя им вслед.

В тени было заметно прохладнее. Равномерное жужжание пчел навевало сонливость.

— Их слишком много, — тихонько заметил Роланд. — Сейчас конец лета. Они должны собирать пыльцу, а не в улье жужжать. Я не пони…

Он умолк, заметив пчелиный улей, свисающий, точно раздутая опухоль, из дупла дерева в центре поляны.

— Что это с ними? — спросила Сюзанна тихим испуганным голосом. — Роланд, что с ними такое?

Пчела, толстая и медлительная, точно овод в октябре, пролетела мимо ее головы. Сюзанна испуганно отшатнулась.

Роланд жестами показал Эдди и Джейку, чтобы они подошли. Все четверо замерли, молча глядя на улей. Соты его представляли собой не правильные шестиугольники, как должно было быть, а дыры всех форм и размеров, расположенные в совершеннейшем беспорядке. Сам улей выглядел так, как будто расплавился под паяльной лампой. Вялые пчелы, лениво переползающие по нему, были белыми точно снег.

— На сегодня десерт отменяется, — заключил Роланд. — То, что мы извлечем оттуда, на вкус, может быть, сладкое, но наверняка ядовитое.

Одна из уродливых белых пчел тяжело прожужжала у Джейка над головой. Он пригнулся с выражением искреннего отвращения.

— Что с ними случилось? — спросил Эдди Роланда. — Из-за чего они стали такими?

— Из-за того же, что опустошило весь этот край. Из-за чего многие здешние буйволы до сих пор еще рождаются стерильными уродцами. Я слышал много тому названий: Древняя война, Великий пожар, Перелом, Катаклизм и Великая порча. Я не знаю, что это было на самом деле, но с той поры и начались все наши беды, и случилось это давным-давно, за тысячу лет до того, как пра-пра-прадеды стариков из Речного Перекрестка появились на свет. Физические последствия: двухголовые буйволы, белые пчелы и все такое, — с течением времени сходят на нет. Я сам кое-что видел и знаю. Но есть и другие последствия. Они гораздо серьезней, хотя их труднее заметить, и они, эти страшные перемены, продолжаются до сих пор.

Они постояли еще немного, глядя на ползающих белых пчел — заторможенных, оцепеневших, беспомощных. Некоторые пытались работать, но большинство просто тыкалось из стороны в сторону, сталкиваясь головами и переползая друг через друга. Эдди вспомнился один сюжет из программы новостей. Там показывали толпу людей, которые выбирались из зоны взрыва. Дело было в каком-то маленьком городке в Калифорнии. Взорвался газопровод. Взрывной волной снесло почти целый квартал. Пчелы напоминали ему тех несчастных — обалдевших, ошеломленных.

— Так у вас была ядерная война? — спросил он, и вопрос прозвучал едва ли не как обвинение. — Эти ваши Великие Древние, о которых ты так часто упоминаешь… взорвали, значит, ко всем чертям свои великие древние задницы. Я правильно излагаю?

— Я не знаю, что у них произошло. Никто не знает. Записи тех времен не сохранились, а то немногое, что до нас дошло в виде устных легенд, весьма запутано и противоречиво.

— Пойдемте отсюда, — голос у Джейка дрожал. — Не могу я на них смотреть — меня сейчас точно стошнит.

— Нас вместе стошнит, мой хороший, — сказала Сюзанна.

Они ушли прочь с поляны, оставив белесых пчел доживать их бесцельную и бесполезную жизнь в роще древних деревьев, а вечером ужинали без меда.

6

— Так когда же ты все-таки нам расскажешь все? Все, что знаешь? — первым делом спросил Эдди на следующее утро. День выдался ясным, безоблачным и погожим, но в воздухе ощущалась прохлада; скоро наступит осень — их первая осень в этом мире.

Роланд поднял глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— Хотелось бы все-таки выслушать всю историю целиком, от начала и до конца — всю историю твоей жизни. Начиная, скажем, с Гилеада. Как ты там вырос, как вообще… что послужило причиной того, что ты покинул свою страну. Я хочу знать, откуда ты знаешь про Темную Башню и почему вдруг решил отыскать ее. Я хочу знать про твоих друзей. Тех, кто были с тобой вначале. Я хочу, чтобы ты рассказал, что с ними произошло.

Роланд снял шляпу, вытер пот со лба и надел ее снова.

— Да, у вас есть право знать обо всем, и я обязательно вам расскажу… но потом, не сейчас. Это долгая история. Я никогда не думал, что мне придется кому-то ее рассказывать… но, как видно, придется. Хотя бы раз.

— Но когда? — не унимался Эдди.

— Когда придет время, — неопределенно ответил Роланд, и этим им пришлось удовольствоваться.

7

Роланд проснулся за миг до того, как Джейк принялся трясти его за плечо. Он сел рывком и огляделся по сторонам, но Эдди с Сюзанной по-прежнему крепко спали, а в бледном свечении раннего утра он не заметил ничего такого, из-за чего стоило бы поднимать тревогу.

— Что такое? — спросил он у Джейка, понизив голос.

— Я не знаю. Похоже, стреляют. Идемте послушайте.

Отбросив в сторону одеяло, Роланд встал и направился следом за Джейком к дороге. По примерным его расчетам, им оставалось не больше трех дней пути до того места, где воды Сенда подступали вплотную к городу. Мост — выстроенный строго вдоль «дорожки» Луча — теперь отчетливо выступал на горизонте, загораживая перспективу. Его очевидный крен стал намного заметнее. С этого расстояния уже можно было отчетливо различить дюжину, если не больше, дыр в тех местах, где железные тросы, натянутые слишком туго, полопались, точно струны на лире.

В ту ночь, если стоять лицом к городу, ветер дул прямо в лицо, и звуки, которые он доносил оттуда, были хотя и слабыми, но вполне различимыми.

— Ну что? Стреляют? — уточнил Джейк.

Роланд кивнул и поднес палец к губам.

Он услышал неясные крики, грохот — как будто обрушилось что-то огромное типа стены или целого дома — и, разумеется, барабаны. Через пару секунд грохот раздался опять, но на этот раз звук был чуть-чуть поприятней: звон разбившегося стекла.

— Ого! — прошептал Джейк и подвинулся поближе к стрелку.

А потом ветер донес до них звуки, которых Роланд хотя и ждал, но все же надеялся, что не услышит: сухая скороговорка огнестрельной очереди, за которой последовал глухой грохот — вне всякий сомнений, какой-то взрыв. Он прокатился по плоским равнинам, словно невидимый шар в кегельбане. После этого крики, стрельба и все остальные звуки утихли. Остался лишь барабанный бой, а когда оборвался и он — как обычно, внезапно до жути, — город опять погрузился в безмолвие. Только теперь тишина затаила в себе неприятный оттенок какого-то напряженного ожидания.

Роланд приобнял Джейка за плечи.

— Еще не поздно пойти в обход, — сказал он.

Джейк поднял глаза:

— Нет, нам так нельзя.

— Из-за поезда?

Джейк кивнул и произнес нараспев, как будто читая стихи:

— Блейн — это боль, но мы все равно должны ехать на этом поезде. А сесть на него можно только в городе. Только там.

Роланд задумчиво поглядел на Джейка.

— Почему ты сказал «должны»? Из-за ка? Видишь ли, Джейк, я хочу, чтобы ты усвоил: пока что ты знаешь о ка очень мало — чтобы познать его до конца, иной раз не хватает и целой жизни.

— Не знаю, как это или нет, но одно я знаю наверняка: без защиты нам нечего и соваться в пустынные земли, а защиту нам может дать только Блейн. Без него мы умрем, как умрут, когда будет зима, эти пчелы, которых мы видели на поляне. Нам просто необходима защита. Потому что пустынные земли отравлены.

— Откуда ты все это знаешь?

— Не знаю! — едва ли не в раздражении воскликнул Джейк. — Я просто знаю, и все!

— Ну хорошо, хорошо, — успокоил его Роланд и опять повернулся в сторону Лада. — Но нам надо действовать осторожно. Плохо, конечно, что у них до сих пор сохранился порох. Если у них есть порох, значит, у них могут быть вещи и помощнее. Мне что-то сомнительно, что они знают, как обращаться с таким оружием, но так, может быть, даже опаснее. Кто его знает, а вдруг они, что называется, войдут в раж и взорвут нас всех к чертовой матери.

— Атери, — раздался откуда-то сзади серьезный голос. Оглянувшись, они увидели Ыша, который сидел на обочине и внимательно наблюдал за ними.

8

В тот же день, ближе к вечеру, они набрели на другую дорогу, которая, протянувшись с запада, сливалась с Великим Трактом. От этой развилки Великий Тракт — который теперь стал шире и делился посередине продольным разграничителем, сделанным из какого-то темного камня — шел под уклон, а крошащиеся от времени бетонные ограждения, поднимавшиеся по обе стороны от дороги, вызывали у путников чувство, похожее на клиническую стадию клаустрофобии. Наконец они остановились напротив пролома в этой бетонной стене, откуда им открывался приятный и утешительный вид на равнину, и наскоро, без аппетита перекусили.

— Почему, интересно, они так сделали, чтобы дорога спускалась? — спросил Джейк у Эдди. — Я хочу сказать, это специально ее так построили или как?

Эдди задумчиво поглядел через пролом в стене, за которым раскинулась плоская, как и везде, равнина, и молча кивнул.

— Тогда почему?

— Не знаю, дружище, — ответил Эдди, хотя, кажется, и догадывался, в чем тут дело. Поглядев на Роланда, он понял, что тот тоже знает причину. Дорога, идущая под уклон — сверху вниз — к мосту, служила как бы дополнительным оборонительным сооружением. Вооруженный отряд, укрывшийся за бетонными стенами, мог без труда контролировать сразу оба редута, сконструированных во всех отношениях продуманно. Если бы защитникам города вдруг по каким-то причинам не приглянулся народ, приближающийся по Великому Тракту к Ладу, они со своих укрепленных позиций разбили бы этих незваных пришельцев, что называется, в пух и прах.

— Вы правда не знаете? — не унимался Джейк.

Эдди улыбнулся ему, упорно стараясь не думать о том, что какой-нибудь псих может сидеть за бетонной стеной и сейчас, готовый в любой момент сбросить на них большую ржавую бомбу.

— Без понятия.

Сюзанна тихонько, сквозь зубы, присвистнула.

— Это, Роланд, дорога в ад. А я-то надеялась, что мы распрощались уже в этой дурацкой шлейкой, но, похоже, придется извлечь ее снова.

Он молча кивнул и полез в свой мешок.

Состояние Великого Тракта все ухудшалось по мере того, как другие — поменьше — дороги вливали в него, точно в реку притоки. Ближе к мосту булыжная мостовая сменилась покрытием, которое Роланд принял за металл, а остальные — за обыкновенный асфальт. Оно сохранилось не так хорошо, как булыжник, и не столько даже под разрушительным влиянием времени, сколько из-за бесчисленных всадников и повозок, проехавших здесь с тех пор, как дорогу чинили в последний раз. Вся поверхность дороги теперь представляла собой предательски зыбкое месиво. Даже идти по ней было непросто, не говоря уж о том, чтобы катить здесь коляску Сюзанны. Об этом вообще не могло быть и речи.

Бетонные стены по обеим сторонам от дороги становились все круче. Теперь у них наверху, вырисовываясь четкими силуэтами на фоне неба, торчали какие-то тонкие заостренные штуки. Роланду они напоминали наконечники стрел, громадных таких стрел, годных разве что для великанов; его спутникам — боевые ракеты или управляемые реактивные снаряды. Сюзанне представились почему-то ракеты «Редстоунз», запускаемые с мыса Канаверал; Эдди подумал об обычных «зенитках», разбросанных по всей Европе и предназначенных к запуску с кузова грузовика; Джейк — о межконтинентальных баллистических, МБР-ах, упрятанных где-нибудь в бункерах, в глухомани, на безлюдных равнинах Канзаса или в малонаселенных горах Невады и запрограммированных на ответный удар по Китаю или СССР в случае ядерного армагеддона. Все они чувствовали себя так, как будто вступили в темную и печальную зону мрака или вдруг оказались в какой-нибудь местности, над которой довлеет давнее, но все еще не потерявшее силу проклятие.

Через пару часов после того, как они вошли в эту мрачную зону — про себя Джейк назвал ее Прогоном — бетонные стены закончились в точке, где, точно нити в центре паутины, сходились с полдюжины подъездных дорог и где местность опять открывалась широким простором… к несказанному облегчению всех четверых, хотя никто из них не сказал бы об этом вслух. Над перекрестном висел еще один светофор, который больше, чем первый, напоминал устройства, знакомые Эдди, Сюзанне и Джейку. Когда-то на всех четырех его сторонах были стекла, давным-давно выбитые.

— Готова поклясться, когда-то эта дорога считалась восьмым чудом света, — сказала Сюзанна. — А посмотреть на нее теперь! Не дорога, а минное поле какое-то!

— Старый путь иногда — самый лучший путь, — согласился Роланд, может быть, несколько невпопад.

Эдди показал пальцем на запад:

— Смотрите.

Теперь, когда им не мешали бетонные стены, путешественники увидели наконец то самое, о чем говорил старый Си за чашечкой горького кофе. «Не пути даже, а путь. Один путь, — сказал он тогда. — проходит он по высокой насыпи из рукотворного камня, из которого Древние строили улицы и дома». Рельс, протянувшийся с запада, приближался к дороге прямой тонкой линией и, пересекая реку, уходил в город по золоченой узенькой эстакаде. Это простое, но вместе с тем элегантное сооружение — единственное из всего здесь увиденного, не было тронуто ржавчиной, но даже в нем наблюдались серьезные повреждения. Примерно на полпути над рекой отсутствовал длинный кусок эстакады — она просто обрушилась в воду. То, что осталось от разорванного моста, напоминало два пальца, направленные обвиняюще друг на друга. Из воды под проломом торчала какая-то длинная металлическая труба. Когда-то она была ярко синей, но теперь краска поблекла под расползшимися чешуйками ржавчины. На таком расстоянии труба казалась совсем небольшой.

— Вот и абзац их Блейну, — заметил Эдди. — Не удивительно, что они его больше не слышат. Опоры в конце концов дали дуба, как раз когда поезд ехал над рекой, и Блейн отправился на водопой. Он, наверное, тормозил, когда это случилось, иначе его бы вынесло чуть вперед и мы бы теперь лицезрели большую воронку на том берегу, как от взрыва. Ну что ж, он действительно был выдающимся чуваком, пока не почил тут в бозе.

— Мерси говорила, что был еще один поезд, — напомнила ему Сюзанна.

— Ну да. Только она еще говорила, что не слышала его уже лет семь-восемь, а тетушка Талита подсчитала: все десять. А ты как думаешь, Джейк… Джейк? Земля вызывает Джейка, земля вызывает Джейка, прием, прием!

Джейк, который не отрываясь смотрел на утонувший поезд, только неопределенно пожал плечами.

— Спасибо, Джейк, ты нам очень помог, — съязвил Эдди. — Всегда у тебя наготове какой-нибудь дельный совет — вот за что я тебя и люблю. За это мы все тебя любим.

Джейк никак на это не прореагировал. Он знал: этот поезд в реке — не Блейн. Потому что он синий, то есть, когда-то был синим, а Блейн… Блейн розовый. Того же сахаристо-пыльного оттенка, что и жвачка со вкладышами про бейсбол. Во всяком случае, он таким был в его сне.

Роланд тем временем закрепил на груди ремни «шлейки», на которой он переносил Сюзанну.

— Эдди, будь добр, подсади свою леди на эту штуковину. Нам пора двигать. Хочется, знаешь ли, рассмотреть все поближе.

Джейк оторвал взгляд от синего поезда и нервно взглянул на маячивший впереди мост. Оттуда, но призрачно, словно издалека, доносился высокий посвист — гул ветра в прогнивших креплениях, соединяющих верхние тросы с бетонным настилом.

— Вы думаете, не опасно там будет переходить? — спросил он.

— Завтра увидим, — ответил Роланд.

9

Уже на следующее утро путешественники вышли к мосту и остановились у самого края, глядя на Лад. Мечты Эдди о мудрых эльфах, хранящих знания и древнюю технологию, которые могли бы весьма пригодиться «измученным путникам», постепенно иссякли. Теперь, когда они подошли поближе, он разглядел прорехи в городском пейзаже — темные дыры на месте сгоревших или взорванных кварталов. Ломаная линия горизонта напоминала ему челюсть истлевшего трупа, из которой выпали зубы.

Да, многие здания еще сохранились, но вид у них был весьма плачевный: мрачный и явно нежилой, — отчего даже Эдди пришел в уныние, обычно ему не свойственное. Мост, отделявший сейчас путешественников от этого полуразрушенного лабиринта из бетона и стали, вовсе не производил впечатление крепкого и надежного сооружения, выстроенного на века. Слева его вертикальные тросы безвольно обвисли; тросы справа, казалось, звенели от напряжения. Настил представлял собой ряд полых бетонных плит, обтесанных в виде трапеций, причем какие-то плиты торчали едва ли не вертикально, обнаруживая свои темные и пустые внутренности, а какие-то завалились набок. Большинство их всего лишь потрескались, но были там и такие, которые полностью раскрошились, и на их месте зияли дыры, куда запросто мог провалиться целый грузовик — большой грузовик. Сквозь эти дыры проглядывали грязный берег и серовато-зеленые воды Сенда. Эдди прикинул, что посередине моста расстояние между водой и настилом составляет не меньше трех сотен футов. И это еще весьма сдержанная оценка.

Взглянув на громадные бетонные кессоны, к которым крепились верхние тросы, Эдди еще про себя отметил, что правый кессон, похоже, был наполовину выворочен из земли. Он решил, что лучше не заострять внимание своих друзей на этом весьма неприятном факте: достаточно уже того, что мост раскачивался из стороны в сторону — не очень сильно, но все же заметно. От одного только взгляда на это его стало слегка подташнивать.

— Ну? — спросил он Роланда. — Что скажешь?

Роланд показал на правую сторону моста. Там тянулась накренившаяся пешеходная дорожка шириною примерно в пять футов. Она проходила поверху небольшого возвышения, сложенного из бетонных плит, и представляла собою, по сути, отдельный настил, который крепился на нижнем тросе — или, может быть, на толстом стальном стержне, — подвешенном к главным несущим тросам с помощью громадных изогнутых скоб. Эдди с живым интересом занялся изучением ближайшей из них, как это делает человек, которому скоро придется доверить свою драгоценную жизнь изучаемому объекту. Скоба, хотя и проржавевшая, казалась достаточно крепкой. На поверхности он разглядел заводское клеймо: «ЛИТЕЙНЫЙ ЦЕХ ЛАМЕРКА», — и с изумлением сообразил, что он уже не в состоянии различить, сделана надпись на Высоком слоге или на простом английском.

— Мне кажется, он нас выдержит, — сказал Роланд. — В общем-то, он ничего — там только одно ненадежное место. Видите?

— Да уж… трудно его не заметить.

Мост — длиною примерно в три четверти мили — не ремонтировался, наверное, как следует тысячу лет, если не больше, но по мнению Роланда, основной ущерб был ему причинен лишь за последние лет пятьдесят. Когда полопались правые тросы, мост накренился влево. С годами крен становился все больше и больше, причем наибольший изгиб пришелся примерно на середину моста, между двумя крепежными башнями высотою в четыреста футов каждая. В точке, где напряжение изгиба достигало предельной величины, в бетонном настиле зияла дыра в форме глаза. Провал в пешеходной дорожке был уже, но тем не менее и в ней не хватало по крайней мере двух смежных секций, так что расстояние между краями «прорехи» составляло футов двадцать, когда не все тридцать. Под тем местом, где когда-то стояли упавшие плиты, был отчетливо виден стальной проржавелый стержень или, может быть, трос, на котором крепилась дорожка. По этому тросу — или, может быть, стрежню — им и придется идти, иначе им просто не перебраться через провал.

— Да, мы вполне можем здесь перейти, — невозмутимо заметил Роланд. — Провал этот, конечно, не самое лучшее место для пешей прогулки, но перила, я вижу, на месте, так что нам будет хотя бы за что держаться.

Эдди кивнул, стараясь выглядеть спокойным, хотя сердце бешено колотилось в груди. Обнаженный трос, на котором держалась дорожка, с виду напоминал трубу, сделанную из стальных сегментов. Ширина его в верхней части составляла не более четырех футов. Его богатое воображение тут же нарисовало заманчивую картину, как они будут перебираться через этот провал: ноги, что называется, в раскоряку, тело немного клонится назад для поддержания равновесия, руки цепляются за поручни, а мост тем временем ходит туда-сюда, медленно, но ощутимо, как корабль при слабой качке.

— Господи, — выдохнул он и попытался сплюнуть, но ничего у него не вышло. В горле совсем пересохло. — А ты уверен, Роланд?

— Как я понимаю, другого пути просто нет, — Роланд вытянул руку, указывая вниз по течению реки, и Эдди увидел еще один мост. Вернее, не мост, а его опоры — сам мост давным-давно рухнул в Сенд. Остатки его торчали из воды ржавым сплетением древних стальных деталей.

— А ты что думаешь, Джейк? — осведомилась Сюзанна.

— А-а, какие проблемы?! — отмахнулся Джейк, при этом даже улыбаясь.

— Я тебя ненавижу, пацан, — сказал Эдди.

Роланд с некоторой тревогой покосился на Эдди.

— Если ты чувствуешь, что не сможешь, лучше скажи сейчас. Будет хуже, если пройдя половину пути, ты застрянешь там на середине.

Эдди еще раз с тоской оглядел изогнутый настил моста, а потом кивнул:

— Думаю, я осилю. Вообще-то я как бы боюсь высоты, но я справлюсь.

— Хорошо. — Роланд обвел взглядом всех троих своих спутников. — Раньше начнем, раньше кончим. Я пойду первым, с Сюзанной. Потом — Джейк. Потом — Эдди. С коляской-то справишься?

— А-а, какие проблемы?! — процитировал Эдди Джейка, борясь с острым приступом головокружения.

— Тогда вперед.

10

Как только Эдди ступил на пешеходную дорожку, страх накрыл его липкой волной — хлынул, как ледяная вода в пересохший колодец, — и он начал смутно подозревать, что совершил опаснейшую ошибку. Тогда, на твердой земле, ему представлялось, что мост качается только чуть-чуть, но теперь Эдди казалось, что он стоит на большом таком маятнике самых больших часов в мире. Мост качался хотя и медленно, но постоянно, в размеренном ритме, и амплитуда его колебаний оказалась гораздо больше, чем ему представлялось сначала. Поверхность дорожки пестрела трещинами и заметно кренилась влево, градусов на десять, не меньше. Ноги скользили по бетонному крошеву, каждый шаг отзывался противным скрипом трущихся друг о друга плит. С той стороны моста ломаные очертания города качались медленно туда-сюда, словно искусственный горизонт самой медлительной в мире видео-игры.

Наверху, в туго натянутых тросах, скулил беспрерывный ветер. Под ногами земля обрывалась крутым — северо-западным — берегом Сенда. Эдди прошел тридцать футов… потом шестьдесят… сто десять. Скоро он будет уже над водой. При каждом шаге о левую ногу его ударялась коляска Сюзанны.

Между ног у него проскочило что-то стремительное и лохматое. Правой рукой Эдди судорожно вцепился в ржавые перила, едва сдержав крик. Мимо протрусил Ыш, подняв на ходу острую мордочку, словно говоря: «Прошу прощения — иду на обгон, никого не трогаю».

— Гребаная ты зверюга, — процедил Эдди сквозь зубы.

Он неожиданно обнаружил, что хотя смотреть вниз ему было ужасно противно, еще противнее было глядеть наверх, на стальные канаты, еще как-то скреплявшие верхние тросы с настилом. Кое-где сквозь толстенный слой ржавчины, покрывающий тросы, проступали пучки металлических нитей — как будто куски стальной ваты. Его дядя Рег, маляр по профессии, который в свое время красил и мост Вашингтона, и мост Триборо, как-то ему разъяснил, что несущие тросы и скрепляющие канаты «сплетены» из тысяч стальных нитей. Здесь, на этом дурацком мосту, эта «плетенка» уже рвалась. Вертикальные тросы начали расплетаться — в буквальном смысле, — и отдельные нити лопались от перегрузок одна за другой.

«Если уж он не свалился до этого, то с чего бы ему “навернуться” теперь? Ты считаешь, он должен обрушится в реку потому только, что ты сейчас по нему шагаешь? Не льсти себе».

Эти мысли, однако, не принесли желанного облегчения. Нельзя, конечно, знать наверняка, но Эдди был почему-то уверен, что за последние несколько десятилетий они были первыми, кто решился перейти на ту сторону по мосту. К тому же, когда-то он должен обрушиться, мост, и, судя по жалкому его виду, это случится уже в обозримом будущем. Может быть, их совокупный вес и станет той самой соломинкой, что сломала верблюду хребет.

Он споткнулся о кусок бетона и замер на месте, глядя — при этом борясь с подступающей тошнотой, но не в силах оторвать взгляд, — как камешек падает вниз, вниз и вниз, кувыркаясь в полете. Потом раздался слабый всплеск — очень слабый, — это камень ударился о поверхность воды. Порыв студеного ветра прижал рубашку к вспотевшей коже. Мост стонал и качался. Эдди попробовал оторвать руки от перил, но они как будто примерзли к ржавому металлу.

На мгновение Эдди закрыл глаза. «Ты здесь не застрянешь. Ты здесь не застрянешь. Я… я тебе запрещаю. Если тебе обязательно нужно на что-то смотреть, смотри лучше на эту длинную образину по имени Роланд». Эдди открыл глаза, сфокусировал взгляд на стрелке, заставил себя разжать руки и снова двинулся вперед.

11

Роланд оглянулся, остановившись у края провала посередине моста. Джейк встал в пяти футах за ним. Следом за Джейком — Ыш. Ушастик весь съежился, припав к плитам настила и вытянув шею вперед. Над рекой, на открытом пространстве, ветер усилился. Роланд видел, как ветер шевелит шелковистую шерстку на спинке зверька. Эдди заметно отстал и колупался теперь футах в двадцати пяти позади Джейка. Лицо его было напряжено, оно даже как будто осунулось, но он тем не менее продвигался вперед, волоча за собой сложенную коляску Сюзанны. Коляску он держал левой рукой, а правой рукой мертвой хваткой вцепился поручень.

— Сюзанна?

— Да, — мгновенно отозвалась она. — Я в порядке.

— Джейк?

Мальчик поднял глаза на стрелка. Он по-прежнему улыбался, так что Роланд лишний раз убедился, что с Джейком проблем не возникнет. Мальчишка, похоже, тащился. Еще бы — с такого-то приключения! Ветер сдувал непослушные пряди с его чистого и красивого лба. Глаза у него сверкали. Он ничего не сказал, только поднял большой палец кверху. Роланд улыбнулся и ответил ему тем же жестом.

— Эдди?

— Обо мне не волнуйся.

Эдди как будто смотрел в его сторону, но Роланд решил, что на самом деле он смотрит не на него, а на кирпичные здания без окон, лепящиеся друг к другу на том берегу — на дальнем конце моста. Все правильно: с учетом его очевидной высотобоязни, это, наверное, лучшее, что сейчас можно сделать, чтобы уберечься от страха и сохранить хладнокровие.

— Ладно, как скажешь, — пробормотал Роланд. — Сейчас мы попробуем перебраться через эту дыру, Сюзанна. Главное, не напрягайся. И никаких резких движений. Понятно?

— Понятно.

— Если хочешь устроиться поудобнее, сделай это сейчас.

— Мне удобно, Роланд, — спокойно проговорила она. — Я только за Эдди волнуюсь.

— Эдди теперь стрелок. И он будет вести себя соответственно.

Роланд повернулся право, лицом по течению реки, взялся за перила и медленно двинулся по проржавелому тросу, огибая провал.

12

Джейк подождал, пока Роланд с Сюзанной не дойдет почти до конца провала, и тоже ступил на трос. Ветер не унимался, мост качался туда-сюда, но мальчик вовсе не переживал. Если честно, он просто тащился. В отличие от Эдди он никогда не боялся высоты: ему нравилось просто быть здесь, откуда ему открывался вид на реку, что змеилась как лента из стали под небом, на котором уже появлялись первые облака.

Где-то на полпути между краями провала (Роланд с Сюзанной уже благополучно его миновал и стоял теперь на пешеходной дорожке, наблюдая за остальными) Джейк оглянулся, и сердце его ушло в пятки. Обсуждая свое прохождение по мосту, они совершенно забыли еще одного полноправного члена их маленького отряда. На дальнем краю пролома, там, где кончалась дорожка, сидел, сжавшись в комочек, Ыш. Ушастик, явно напуганный, обнюхивал место, где обрывалась бетонная кладка, а дальше тянулся лишь перекрученный ржавый трос.

— Иди ко мне, Ыш! — позвал Джейк.

— Ыш! — тявкнул ушастик в ответ, и голос его дрогнул почти по-человечески. Он вытянул длинную свою шею по направлению к Джейку, но с места не сдвинулся. В огромных глазах с золотым ободком затаился страх.

Налетел очередной порыв ветра. Мост застонал и качнулся. что-то звякнуло над головою у Джейка — звук гитарной струны, которую натягивали до тех пор, пока она, наконец, не лопнула. С ближайшего вертикального троса сорвалась стальная нить, едва не расцарапав ему щеку. В десяти футах, у самого края провала, сидел, съежившись, бедный Ыш, не сводивший с Джейка испуганных глаз.

— Давай! — крикнул Роланд. — Иди сюда, Джейк! Ветер усиливается!

— Ыша я не оставлю!

Джейк осторожно двинулся обратно. Но не успел он сделать и двух шагов, как Ыш с опаской ступил на держащий стержень. Когти зверька на концах напряженных и полусогнутых лапок царапали закругленную металлическую поверхность. Эдди, сам стоящий теперь на краю провала, чувствовал себя абсолютно беспомощным. Он был до смерти перепуган.

— Молодец, Ыш! — подбадривал Джейк ушастика. — Иди ко мне!

— Ыш-Ыш! Эйк-Эйк! — выкрикнул зверек и, быстро перебирая лапками, засеменил по стержню. Он уже был рядом с Джейком, как вдруг опять налетел порыв предательского ветра. Мост покачнулся. Ыш судорожно выпустил когти, но ему было не за что зацепиться на гладкой поверхности стержня. Задние лапы его соскользнули и повисли в воздухе, беспомощно трепыхаясь — передними он цеплялся за стержень, не находя подходящей опоры.

Джейк отпустил перила и бросился ему на помощь, не видя перед собой ничего, кроме испуганных глаз с золотым ободком.

— Нет, Джейк! — закричали одновременно Роланд и Эдди, каждый — со своей стороны провала, но и тот, и другой были слишком далеко. Им оставалось только наблюдать.

Джейк упал ничком, больно ударившись о стержень грудью и животом. Ранец шлепнул его по лопаткам. Зубы щелкнули — звук был похож на щелчок разбивающего пирамиду бильярдного шара. Налетел очередной порыв ветра. Джейк подался вперед, схватившись правой рукой за стержень, а левую протянув к Ышу, который болтался над пропастью. Ушастик сорвался со стержня, но все же — в последний момент — сумел уцепиться зубами за протянутую руку Джейка. Боль, острая и мгновенная, пронзила кисть. Джейк закричал, но удержался, уперев подбородок в грудь, правой рукой обнимая стержень и прижимаясь коленями к отвратительно гладкой поверхности. Как цирковой акробат, Ыш висел на левой его руке, глядя на мальчика сверху вниз широко распахнутыми глазами с золотым ободком. Джейк увидел теперь, как по мохнатой мордочке зверька тонкими струйками течет кровь — его кровь.

А потом опять налетел ветер, и Джейк начал соскальзывать с гладкого стержня.

13

Страх как рукой сняло. Его заменило спокойствие — странное, может быть, но спасительное. Эдди с грохотом бросил коляску Сюзанны на потрескавшийся бетон пешеходной дорожки и рванулся вперед по несущему стержню, даже не держась за перила. Джейк висел вниз головой над пропастью, а на левой его руке мохнатым маятником болтался Ыш. Правой рукой мальчик еще держался, но она медленно сползала со стержня.

Эдди расставил ноги и с разгона уселся на стержень верхом, больно ударившись яйцами. Они как будто расплющились и размазались по низу живота, но в те пронзительные мгновения даже эта невыносимая боль показалась ему далекой и незначительной. Схватив одной рукой Джейка за волосы, другой — вцепившись в ремень его ранца, Эдди почувствовал, что он сам начинает соскальзывать. Он уже думал — пусть в течение секунды, но эта секунда была кошмаром, — что сейчас они все втроем свалятся в реку.

Отпустив волосы Джейка, Эдди взялся покрепче за ремень ранца, моля Бога, чтобы ранец не оказался прикупленным на какой-нибудь дешевой распродаже. Свободной рукой он попытался нащупать перила. Еще мгновение — долгое и мучительное — их «живая цепочка» продолжала соскальзывать вниз, но потом ему все-таки удалось найти поручень и вцепиться в него мертвой хваткой.

— РОЛАНД! — заорал он дурным голосом. — Я БЫ, НАВЕРНОЕ, НЕ ОТКАЗАЛСЯ ОТ ПОМОЩИ!

Но Роланд был уже рядом — с Сюзанною за плечами. когда он наклонился, она обхватила его за шею, чтобы не вывалиться из «шлейки». Стрелок подхватил Джейка под грудь и вытащил его наверх. Едва коснувшись ногами поверхности стержня, мальчик приобнял дрожащее тельце ушастика. Правой рукой. Левая болела вся, как будто он ее отморозил и обжег одновременно.

— Отпусти руку, Ыш! — выдавил он через силу. — Теперь уже можно… мы в безопасности.

На мгновение ему показалось, что зверек не послушается его. Но потом — очень медленно — челюсти Ыша разжались, и Джейк сумел высвободить руку. Кисть была вся в крови, сочащейся из небольших темных дырочек.

— Ыш, — жалобно проскулил ушастик, и Эдди с изумлением заметил, что в странных глазах зверька блестят слезы. Вытянув шею, Ыш лизнул Джейка в лицо перепачканным в крови язычком.

— Все хорошо, — сказал Джейк, пряча лицо, искаженное от потрясения и боли, в шелковистой и теплой шерстке. В глазах его тоже стояли слезы. — Не волнуйся, теперь все в порядке. Ты здесь ни при чем, просто так получилось. Нет, правда, я не сержусь.

Эдди медленно поднимался на ноги. Лицо его было землистого цвета, а сам он себя чувствовал так, как будто ему запустили по яйцам неслабым шаром для игры, скажем, в кегли. Он украдкой засунул руку за пояс джинсов, чтобы исследовать степень полученных повреждений.

— Отцом мне, по-моему, уже не быть, — хрипло выдавил он. — Твою мать.

— Ты не хлопнешься в обморок, Эдди? — участливо осведомился Роланд. Очередной порыв ветра сорвал шляпу в его головы и швырнул ее в лицо Сюзанне, которая схватила ее и натянула стрелку на голову по самые уши, отчего Роланд стал похож на полоумного горца.

— Нет, — простонал Эдди. — Я бы очень хотел, но, друзья мои…

— Вы посмотрите на Джейка, — сказала Сюзанна. — Он весь в крови.

— Я в порядке. — Джейк попытался спрятать руку за спину. Роланд, однако, опередил его и осторожно взял ее обеими руками. На ладони и пальцах Джейка темнели точечные ранки. Около дюжины кровоточащих ранок, в основном — довольно глубоких. Сейчас невозможно было определить, повреждены ли там кости и сухожилия. Для этого Джейку надо согнуть кисть и попытаться сжать ее в кулак, но пока что и время, и место для этого эксперимента были не самыми подходящими.

Роланд поглядел на Ыша. Ушастик тоже уставился на него своими печальными и испуганными глазами. Он не стал даже слизывать с мордочки Джейкову кровь, хотя любое другое животное на его место поступило бы именно так.

— Вы оставьте его, — Джейк еще крепче прижал зверька к груди. — Он ни в чем не виноват. Наоборот, это я виноват, что забыл про него. А его сдуло ветром.

— Не собираюсь я ничего ему делать, — Роланд был уверен, что ушастик не бешеный, но все-таки не собирался давать животному возможность и дальше пробовать на вкус кровь Джейка. А что касается остальных болезней, которые могут таиться в крови зверька… что ж, в конечном итоге ка все равно распорядится по-своему, как это всегда и бывает. Сняв с шеи платок, Роланд утер Ышу мордочку. — Ну вот, — сказал он. — Хороший мальчик. Хороший.

— Оший, — слабенько взвизгнул ушастик, и Сюзанна, которая выглядывала из-за плеча Роланда, могла бы поклясться, что слышала в голосе Ыша нотки благодарности.

Налетел очередной порыв ветра. Погода, похоже, портилась. Причем быстро.

— Эдди, нам надо как можно скорее сойти с моста. Ты идти-то можешь?

— Нет, хозяин. Я лучше подохну на месте. — Боль в паху и в нижней части живота по-прежнему не отпускала, но по сравнению с тем, что было еще минуту назад, она значительно поутихла.

— Замечательно. Значит, вперед. И как можно быстрее.

Роланд повернулся, занес уже ногу, чтобы сделать шаг, и вдруг замер на месте. На той стороне провала стоял какой-то мужик. Просто стоял и бесстрастно на них смотрел.

Незнакомец приблизился к ним незаметно, пока все их внимание было поглощено Джейком и Ышем. Из-за плеча у него торчал лук. Волосы он подвязал ярко желтым платком, концы которого развевались на свежем ветру, как знамена. В ушах у него были серьги: золотые кольца с крестами посередине. Один глаз закрывала белая шелковая повязка. Все лицо его покрывали язвы, налитые кровью — в основном подсохшие, но были там и открытые ранки, из которых сочился гной. Ему могло быть и тридцать, и сорок и все шестьдесят. Он держал одну руку высоко поднятой над головой. В руке что-то было. Роланд толком не разглядел, понял только, что форма предмета была слишком правильной для простого камня.

За спиной незнакомца высился город. Очертания его выступали на удивление четко в угасающем свете дня, что придавало всему городскому пейзажу какой-то таинственный потусторонний вид. Только теперь, глядя мимо кирпичных строений, сгрудившихся на том берегу — наверняка какие-нибудь склады, давным-давно опустошенные мародерами и грабителями, — на эти сумрачные бетонные каньоны и каменные лабиринты, Эдди впервые, наверное, осознал, какими ужасно ошибочными и отчаянно глупыми были надежды его на помощь. Теперь он увидел разрушенные фасады и снесенные крыши; увидел лохматые птичьи гнезда на погнутых карнизах и в пустых нишах окон; теперь он позволил себе по-настоящему вдохнуть этот город, и запах, который он ощутил, нес в себе не ароматы редчайших приправ, специй и деликатесов вроде тех, которые мама его приносила время от времени от Забара, а скорее — прогорклую вонь матрасов, попавших в огонь и здорово там обгоревших, причем тушили их явно водой из сточной канавы. Внезапно он понял, что это такое — Лад. Понял, как говорится, до самой его сердцевины. Какие там добрые мудрые эльфы?! Этот ухмыляющийся пират, который подкрался к ним незаметно, пока они занимались спасением Джейка и Ыша и ни на что больше не обращали внимания — он, может быть, самое лучшее из того, что способен «родить» этот сломленный и умирающий город.

Роланд вытащил револьвер.

— Убери свою пушку, приятель, — сказал «пират» с желтой повязкой на голове, причем с таким сильным акцентом, что его едва можно было понять. — Убери ее, сердце мое. Я вижу, ты парень крутой, но со мной тебе лучше свою крутизну поунять.

14

На незнакомце были латаные-перелатаные штаны из зеленого бархата. Он действительно походил на пирата на закате своих славных дней: больной и потрепанный, но по-прежнему очень опасный.

— А что если я его не уберу? — спросил Роланд. — Что если я, скажем, просто всажу сейчас пулю в твою гнилую башку?

— Тогда я отправляюсь в ад и успею еще придержать вам дверь, потому что вы сразу последуете за мной, — мужик с желтой повязкой на голове издал хриплый смешок и помахал рукой с зажатой в ней непонятной штуковиной. — Мне-то, собственно, один хрен: что так, что этак.

Роланд подумал, что это правда. По всему судя, жить незнакомцу осталось не больше года… причем последние месяцы этого года будут не самыми лучшими и приятными в его жизни. Гноящиеся язвы у него на лице не имели никакого отношения к радиации: если только Роланд не ошибался — а это вряд ли, — мужик этот дошел до последней стадии болезни, которую доктора называют «мандрус», а все остальные — попросту «блядским цветочком». Столкновение с опасным противником — штука во всех отношениях неприятная, но у тебя все-таки есть возможность рассчитать свои шансы. Когда твой противник — мертвец, это меняет все.

— Знаете, что у меня в руке, мои сладкие? — продолжал пират. — Знаете, что старина Гашер приберег для своих добрых друзей? Это граната… наследство наших многомудрых Старцев… и я уже снял с нее шляпку. Потому что невежливо было бы оставаться при шляпе, когда ты знакомишься с новым народом. А мы тут все жутко вежливые, вот так-то!

Он опять хохотнул, довольный, а потом лицо его снова посуровело и стало серьезным. От былого веселья не осталось и следа, как будто где-то в глубине его вырождающихся мозгов кто-то щелкнул невидимым переключателем.

— Теперь, дорогие мои, чеку ее держит только мой немощный пальчик. Если мы меня грохнете, будет, я вас уверяю, большой «бабах!» Ты и эта твоя проблядушка, которую ты на закорках тащишь… вы оба просто взлетите на воздух. И малец ваш тоже. А молодой человек, который стоит у тебя за спиной и тычет в меня своим жалким игрушечным пистолетиком, он, может, и выживет… пока не долетит до воды… а он туда полетит обязательно, потому что последние сорок лет мост этот висит на соплях, и чтобы он разлетелся ко всем чертям, одного небольшого «бабаха» хватит. Так что давай убирай свою пушку… или ты предпочтешь, чтобы все мы отправились в пекло в одной тележке?

Роланд помедлил еще мгновение, решая, стоит ли попытаться выбить выстрелом эту штуковину, которую Гашер назвал гранатой, у него из руки, но увидев, как крепко тот сжимает ее в кулаке, неохотно убрал револьвер в кобуру.

— Вот так-то лучше! — завопил Гашер, снова повеселев. — Я так и думал, что ты мужик умный — стоит лишь раз на тебя посмотреть. О да! Именно так я и думал.

— Чего тебе надо? — спросил Роланд, хотя все уже понял.

Гашер поднял свободную руку и указал грязным пальцем на Джейка.

— Малец. Отдайте мне пацана, и вы все свободны.

— А не всадил бы ты себе в задницу? — мгновенно отреагировала Сюзанна.

— А почему бы и нет? — расхохотался пират. — Дайте мне, что ли, осколочек зеркала… я бы себе резанул, а потом вставил куда положено. Почему бы и нет, раз он уже ни на что не годится? Да я даже поссать не могу спокойно — так все и жжет огнем! — Его глаза странного, как будто приглушенного серого оттенка все время следили за Роландом.

— Ну так, что скажешь, мой добрый друг?

— А если я отдаю тебе парня, что будет с нами?

— Я же сказал: можете топать своей дорогой, мы ничего вам не сделаем! — тут же ответил мужик с желтой повязкой на голове. — Даю вам слово Тик-Така. Он сказал это мне, я говорю это вам, и так все и будет, как он сказал. Тик-Так тоже парень крутой и, давши слово, его не нарушит. Правда, я не ручаюсь за младов, на которых вы можете там налететь, но седые Тик-Така вас пальцем не тронут.

— Ты о чем, мать твою, говоришь, Роланд? — заорал Эдди. — Ты же не собираешься в самом деле… скажи, что нет!

Не глядя на Джейка, Роланд тихонько шепнул, причем губы его даже не пошевелились:

— Я сдержу свое обещание.

— Да… я знаю. — Потом Джейк повысил голос: — Уберите револьвер, Эдди. Я решу сам.

— Джейк, ты с ума сошел!

Пират весело расхохотался.

— Он-то как раз не сошел, дорогуша! А вот ты точно малек не в своем уме, если ты мне не веришь. По крайней мере, пока он с нами, барабаны ему не страшны, вот так-то. И подумай своей головой: если бы я тут шутил, я бы потребовал в первую очередь, чтобы вы все повыкинули пистолеты! Проще пареной репы! А я стал это делать? Не стал!

Сюзанна слышала, что сказал Роланд Джейку. И, кроме того, у нее было время сообразить, что при таком положении вещей их шансы равны нулю.

— Убери пистолет, Эдди, — сказала она.

— Откуда мы знаем, а вдруг он швырнет в нас гранату, когда заполучит мальчишку? — выкрикнул Эдди.

— Я собью ее в воздухе, — невозмутимо ответил Роланд. — Я могу. И он знает, что я могу.

— Может, и знаю. Видок у тебя убедительный, это точно.

— Если только он не заливает, — продолжал Роланд, — ему все равно абзац, даже если я промахнусь. Мост обрушится, и мы грохнемся вниз все вместе.

— Мудрые речи, сынок! — похвалил его Гашер. — Ты действительно не дурак, честное слово. — Он хохотнул, а потом, посерьезнев опять, продолжал доверительным тоном: — Ладно, друзья мои, хватит молоть языком. Решайте. Я беру пацана или мы дружной толпой отправляемся к праотцам?

Не успел Роланд и рта раскрыть, как Джейк проскользнул мимо него по несущему стержню. Правой рукой он по-прежнему прижимал Ыша к груди, а левую — всю в крови, неподвижную — неловко держал перед собой.

— Джейк, нет! — в отчаянии завопил Эдди.

— Я приду за тобой, — шепнул Роланд Джейку вслед.

— Да, я знаю, — повторил Джейк.

Налетел очередной порыв ветра. Мост застонал и качнулся. По водам Сенда теперь пошла рябь пенистых гребешков. Река бурлила, обтекая белой пеной обломки синего поезда, который торчал из воды чуть выше по течению.

— Ах ты мой зайчик! — проворковал Гашер, растянув губы в улыбке, обнаружившей редкие зубы, что торчали из белых десен, точно прогнившие до основания могильные камни.

— Иди ко мне, моя крошка! Иди.

— Роланд, а если он просто блефует?! — закричал Эдди. — Может быть, у него пустышка?!

Стрелок как будто не слышал.

Когда Джейк приблизился к дальнему краю провала, Ыш вдруг оскалился и зарычал на Гашера.

— Брось его в реку, этот лохматый мешок с кишкам, — сморщился Гашер.

— А пошел ты… — ответил на это Джейк все тем же спокойным бесстрастным тоном.

Пират на мгновение опешил, потом кивнул:

— Любимец твой, значит? Отлично. — Он отступил на два шага назад. — Тогда, как только выйдешь на бетон, опусти его. Если он бросится на меня, я тебя предупреждаю: так ему наподдам — мозги полетят из его нежной маленькой жопки.

— Жопки, — тявкнул Ыш, продолжая скалиться.

— Заткнись, Ыш, — буркнул Джейк. Он добрался до края бетонной дорожки как раз в тот момент, когда ветер опять качнул мост. На этот раз звуки рвущихся стальных нитей, казалось, обрушились отовсюду. Джейк оглянулся: Роланд и Эдди стояли на металлическом стержне, вцепившись в перила. Из-за плеча Роланда выглядывала Сюзанна. Ветер трепал ее густые и жесткие локоны. Джейк поднял руку и помахал им. Роланд помахал в ответ.

«На этот раз вы мне не дадите упасть?» — спросил он в начале. «Нет… теперь никогда», — ответил тогда Роланд, и Джейк поверил ему… верил ему и сейчас, только очень боялся всего того, что могло бы произойти прежде, чем Роланд придет за ним, как обещал. Он опустил Ыша на бетонную плиту. В тот же миг Гашер рванулся вперед, носком сапога целясь в зверька. Ыш отскочил, и Гашер промахнулся.

— Беги! — закричал Джейк. Ему не пришлось просить Ыша дважды. Ушастик проскочил мимо них и, склонив голову, помчался к концу моста, в сторону Лада, огибая на бегу небольшие проломы и перепрыгивая через трещины на пешеходной дорожке. Он бежал не оглядываясь. А буквально мгновение спустя шею Джейка сдавила рука Гашера. От него несло застарелой грязью и заживо гниющей плотью. Смешиваясь, эти два «аромата» составляли единую едкую вонь, невыносимую и отвратительную. Джейка едва не стошнило.

Гашер прижался пахом к ягодицам Джейка.

— Может быть, я еще кое на что и сгожусь. Говорят ведь, что молодость — это вино, опьяняющее стариков. Мы еще повеселимся с тобой, мой зайчик. Правда, мы здорово повеселимся? Так, что ангелы сдохнут от зависти.

«О Господи!» — подумал Джейк.

Гашер снова повысил голос:

— Ладно, мы, значит, пойдем, мои крутые донельзя друзья. Нас ждут великие дела и великие люди, можете мне поверить. Но свое обещание я выполню. Что касается вас, если вы умные, вы постоите на месте еще с четверть часика. Если вдруг я увижу, что вы сошли с места, мы все дружно оправимся в мир иной. Все понятно?

— Понятно, — ответил Роланд за всех.

— Мне терять нечего, ты понимаешь?

— Да.

— Вот и славненько. Топай, малыш! Шевелись!

Он сдавил шею Джейка, так что тот едва не задохнулся. Одновременно он потянул мальчика за собой. Так они и отступали — лицом к провалу, где стояли Роланд с Сюзанною за плечами и Эдди, сжимающий «рюгер», который Гашер назвал игрушечным пистолетиком. Джейк чувствовал, как Гашер дышит ему в ухо — горячо и прерывисто. И, что самое гадкое, изо рта у него воняло.

— И не пытайся меня обхитрить, — шепнул Гашер, — иначе я оторву твои юные прелести и засуну их тебе в задницу. Жалко будет, конечно, лишиться такого сокровища до того еще, как представится случай его опробовать. Да, очень жалко. И очень прискорбно.

Так они добрались до конца моста. Джейк весь напрягся — испугался, что Гашер бросит сейчас гранату, но он не бросил… по крайней мере, не сразу. Он оттащил Джейка по узкому переулку между двумя небольшими строениями, где когда-то, наверное, располагалась тюрьма для особо опасных преступников. Дальше за ними маячили стены кирпичных складов, похожих на мрачные камеры.

— А теперь, котик, я отпущу твою шейку, а то как же ты будешь дышать на бегу? Но я буду держать тебя за руку, так что смотри, чтоб бежал мне быстрее ветра, иначе я вырву ее, твою сладкую ручку, и ею же отколочу тебя как дубиной. Это я тебе обещаю. Все понял?

Джейк кивнул головой. Рука, сжимающая его шею, внезапно разжалась. Как только дыхание вернулось к нему, он снова почувствовал боль в израненной руке — она как будто распухла и горела огнем. Но тут Гашер схватил его за предплечье, и Джейк снова забыл про боль: пальцы, сжимающие его бицепс напоминали по ощущениям стальные тиски.

— Трех-дибидох-трих-трах! — выкрикнул Гашер неестественно бодрым фальцетом и помахал остальным гранатой.

— Пока, ребяты! — Он повернулся к Джейку и прорычал ему в ухо: — А теперь, котик мой ненаглядный, беги! Ну!

Он рывком развернул Джейка спиной к мосту и дернул так, что тот просто был вынужден ринуться с места в карьер. Они соскочили с развороченного пандуса и понеслись вдоль по улице. Джейк подумал еще, что, наверное, так мог бы выглядеть въезд на Ист-Ривер лет через триста после того, как какая-нибудь мозговая чума скосила бы всех нормальных — в смысле, душевно здоровых — людей на планете.

Древние металлические каркасы, проржавелые до основания, тянулись в два ряда по обеим сторонам проезжей части. Когда-то они, без сомнения, были автомобилями. В большинстве своем — «родстеры» в форме больших пузырей. Джейк в жизни не видел таких машин (разве что в диснеевских мультиках, где герои-пижоны в белых перчатках разъезжали на тачках подобного типа), но среди них он заметил жучок — «фольксваген», потом еще автомобиль, который мог быть «шевроле-корветом», и еще что-то по типу «форда» модели А. Жутковатое, надо отметить, зрелище. Джейк не увидел ни одной шины: то ли их растащили, то ли они давно сгнили, рассыпавшись в пыль. Все стекла были повыбиты самым варварским образом, как будто уцелевшие жители этого города боялись до смерти всего, в чем можно было увидеть — пусть даже случайно и мимоходом — свое отражение.

Между машинами и под ними валялись кучи металлических деталей неизвестного происхождения и назначения и яркие осколки стекла. В стародавние — лучшие — времена вдоль тротуара росли деревья, высаженные аккуратными рядами, но теперь все они были столь несомненно мертвы, что напоминали скорее металлические скульптуры, застывшие на фоне унылого неба, затянутого облаками. Несколько складских зданий являли собой зрелище просто-напросто никакое: их то ли взорвали, то ли они обрушились сами, обветшав окончательно, — и за беспорядочными грудами битого кирпича виднелась река и провисшие ржавые тросы моста. Запах влажной гнили — такой густой, что, кажется, он застревал в ноздрях — здесь ощущался сильнее.

Улица уходила строго на восток, отклоняясь от пути Луча. Джейк обратил внимание, что чем дальше они углублялись в город, тем больше обломков и мусора загромождали проезжую часть. Кварталах в шести-семи впереди улица, по всему судя, была завалена полностью, однако Гашер, не сбавляя скорости, продолжал тащить его именно в том направлении. Сначала Джейк еще как-то справлялся, но Гашер задавал невозможный темп. Джейк начал уже задыхаться и отстал на шаг. Гашер рванул его так, что мальчик едва не свалился с ног. «Пират» потащил его прямо к завалу из каких-то обломков, осколков бетонных плит и металлических балок. Это нагромождение — Джейк подумал, что это, скорее, искусственное сооружение, преднамеренно здесь поставленное — располагалось между двумя домами с пыльными мраморными фасадами. Перед левым стояла статуя, которую Джейк узнал сразу же: фигура женщины с повязкой на глазах, слепая богиня правосудия, не взирающая на лица, — стало быть здание, ей охраняемое, почти наверняка было зданием суда. Однако Джейк не успел рассмотреть повнимательнее: Гашер тащил его к баррикаде, не давая замешкаться.

«Если он попытается здесь продраться, мы оба с ним гикнемся — он нас убьет!» — подумал в панике Джейк, но Гашер, который несся как ветер, несмотря на свою болезнь, очевидные признаки коей проступали столь явно у него на роже, только еще сильней впился пальцами в руку Джейка и потащил его за собой. Только теперь Джейк заметил узенький проход в этой свалке — или, лучше сказать, преднамеренном завале из бетонных обломков, разбитой мебели, ржавых водопроводных труб и прогнивших кузовов автомобилей, — и внезапно все понял. В этом чертовом лабиринте Роланд будет плутать часами… а Гашер, ориентируясь здесь, как в своем дворе, точно знает, куда идти.

Слева от свалки — Джейк все боялся, что это шаткое сооружение может обрушиться прямо на них — открылся узенький темный проход в переулок. На подходе к нему Гашер швырнул через плечо небольшую зеленую штуку, которую он все время сжимал в руке.

— Лучше пригнись, мой зайчик! — крикнул он Джейку, сопровождая свой вопль пронзительным истеричным смешком. Через секунду улицу сотряс оглушительный взрыв. Один из ржавых автомобилей взлетел в воздух футов на двадцать и, перевернувшись в полете, грохнулся на мостовую днищем вверх. Над головою у Джейка просвистел этакий град из кирпичных обломков. Что-то больно ударило его в левую лопатку. Он покачнулся и непременно упал бы, если бы Гашер рывком не поставил его на ноги и не потащил за собою в проход. Как только они оказались там, со всех сторон к ним потянулись угрюмые тени и голодная тьма поглотила их.

Когда они скрылись за баррикадой, из-за ближайшей бетонной глыбы выползло маленькое пушистое существо. Это был Ыш. Пару мгновений зверек постоял у начала прохода, вытянув длинную шею и мигая блестящими глазками, потом двинулся следом, опустив нос к земле и старательно принюхиваясь.

15

— Пошли, — сказал Роланд, как только Гашер скрылся из виду.

— Как ты мог? — Эдди негодовал. — Как ты мог отдать мальчика этому извращенцу?

— У меня не было выбора. Неси коляску. Она нам понадобится.

Когда они добрались до бетонной дорожки у дальнего края провала, мост содрогнулся от взрыва. Осколки бетона и щебень фонтаном взметнулись в небо, уже темнеющее.

— Господи! — прошептал Эдди, повернув бледное и испуганное лицо к Роланду.

— Пока еще нет причин переживать, — спокойно проговорил стрелок. — Парни типа Гашера не станут играть со взрывчаткой. — Они дошли до тюремных зданий у края моста. Роланд остановился наверху изгибающегося пандуса.

— Ты знал, что он не блефует, правда? — не унимался Эдди. — Я хочу сказать, ты не думал — ты знал.

— Он ходячий мертвец, а мертвецу не за чем блефовать. — Голос Роланда звучал бесстрастно, но за внешним спокойствием скрывались глубокие нотки горечи и боли. — Я знал, что нечто подобное может произойти, и если бы мы его раньше заметили, пока находились вне радиуса действия его взрывающегося яйца, у нас был бы шанс его замочить. Но Джейк едва не упал, нам уже было не до чего, и он подошел слишком близко. Он, наверное, решил, что мы привели с собой мальчика для того только, чтоб заплатить за безопасный проход через город. Черт! Везет как утопленникам! — Роланд ударил кулаком по ноге.

— Ладно, пошли его выручать!

Роланд покачал головой.

— Нет. Здесь мы с вами разойдемся. Туда, куда сунулся этот мерзавец, Сюзанну мы взять не можем, а одну ее здесь оставлять тоже нельзя.

— Но…

— Слушай меня и не спорь… не спорь, если хочешь спасти Джейка. Чем дольше мы тут проторчим, тем он дальше уйдет. А чем он дальше уйдет, тем сложнее мне будет его отыскать: по холодному следу идти трудновато. И у вас тоже есть, что делать. Если здесь, в городе, есть еще один Блейн, — а Джейк в этом уверен, — вы с Сюзанной должны его разыскать. Тут должна быть какая-то станция или такое место, которое в дальних землях называли, как помнится, колыбелью. Вам все ясно?

Слава Богу, хотя бы на этот раз Эдди не стал возражать.

— Хорошо. Мы его найдем. И что дальше?

— Стреляйте в воздух примерно каждые полчаса. Как только я выцеплю Джейка, мы сразу придем.

— Выстрелы могут привлечь внимание, — возразила Сюзанна. Эдди помог ей выбраться из «шлейки», и она снова устроилась у себя в коляске. — Если за нами придут?

Роланд обвел их холодным взглядом:

— Разберитесь с ними.

— О'кей. — Эдди протянул руку, и они обменялись с Роландом коротким рукопожатием. — Найди его, Роланд.

— Да, я найду его. Только моли всех своих богов, чтобы они помогли мне найти его быстро. И не забудьте, вы оба: помните лица своих отцов.

Сюзанна кивнула:

— Мы постараемся.

Роланд развернулся и побежал вниз по пандусу. Когда он скрылся из виду, Эдди повернулся к Сюзанне и не особенно удивился, увидев, что она плачет. Ему самому тоже хотелось заплакать. Еще полчаса назад они были командой: отрядом соратников и друзей. И буквально за считанные минуты их утешительный дружественный союз распался: Джейка похитили, Роланд пошел его выручать. Даже Ыш — и тот убежал. Таким одиноким Эдди в жизни себя не чувствовал.

— Предчувствие у меня нехорошее, — проговорила Сюзанна. — что мы никогда больше их не увидим. Ни того, ни другого…

— Не говори ерунды! — грубо оборвал ее Эдди, понимая при этом прекрасно, что она хочет сказать, потому что и сам чувствовал то же самое. Дурное предчувствие, что путешествие их, которое только-только еще начиналось, уже подошло к концу, камнем легло на сердце. — В схватке с Аттилой Гунном я оценил бы шансы Роланда-Варвара как три к двум. Пошли, Сьюз… нам еще нужно найти этот поезд.

— Но куда? — приуныла Сюзанна.

— Без понятия. Может быть, для начала нам стоит словить ближайшего старого мудрого эльфа и расспросить у него, как считаешь?

— Ты о чем, Эдвард Дин?

— Да так, ни о чем, — сказал он и только теперь сам прочувствовал до конца, что это действительно так. Ему очень хотелось расплакаться, но, взяв себя в руки, он схватился за рукоятки коляски Сюзанны и начал толкать ее растрескавшемуся и усыпанному битым стеклом пандусу, уводящему в город Лад.

16

В мгновение ока Джейк погрузился в туманный мир, где единственным ориентиром во тьме была боль: его покусанная рука, плечо, в которое стальными гвоздями вонзались грязные пальца Гашера, горящие, как в огне, легкие. Вскоре все эти боли слились в одну, а потом их затмила другая боль — глубокая, колющая, в боку. Он не знал, пошел уже Роланд за ним или нет. Он не знал, долго ли выдержит Ыш в этом мире, так не похожем на леса и равнины, привычные для него и единственные места, которые он знал до того, как пошел с людьми — с ними. А потом Гашер с размаху ударил его по лицу, разбив нос в кровь, и все мысли исчезли, смытые алой волною боли.

— Шевелись, мелкий ублюдок! Шевели своей нежной задницей!

— Я бегу… я быстрей не могу, правда, — выдохнул Джейк, едва успевая увернуться от острого стеклянного осколка, что торчал из стены слева, точно длинный прозрачный зуб.

— Уж постарайся, мой зайчик, иначе я так тебя тресну, что ты у меня мигом отрубишься и мне придется тащить тебя за волосенки! Давай шевелись, ублюдок!

Не понимая, как это ему удалось, Джейк все же прибавил скорость. Когда они только сворачивали в переулок, он еще тешил себя надеждой, что они вскоре выйдут на улицу посвободней, но теперь — с неохотой — он вынужден был признать, что этого не произойдет. Улочка, по которой они неслись, оказалась не просто улицей: это была замаскированная и укрепленная дорога, уводящая вглубь обиталища седовласых. Высокие, шаткие стены, подступавшие вплотную к дороге, сложены были из самых невероятных строительных материалов: остовов автомобилей, полностью или частично расплющенных тяжеловесными глыбами из гранита и стали, которыми их придавили; мраморных колонн; фабричных станков непонятного назначения — мутно красного цвета от ржавчины в тех местах, где они не чернели смазкой. Имелась там и какая-то рыбина из хрусталя и хрома размером с небольшой самолет с единственным загадочным словом, выведенным на чешуйчатом блестящем ее боку на Высоком Слоге: «ВОСТОРГ». Потом еще — перекрещивающиеся цепи с огромными звеньями, размером, наверное, с голову Джейка, обернутые вокруг беспорядочного нагромождения разбитой мебели, которая балансировала наверху баррикады с сомнительным равновесием циркового слона, стоящего на одной ноге на крошечной стальной платформе.

Они добежали до места, где эта безумная тропа разветвлялась, и Гашер решительно повернул налево. Чуть подальше тропа разветвлялась снова: на этот раз — на три дорожки, такие узенькие и темные, что они походили больше на лазы в тоннель. Теперь Гашер свернул направо. Эта новая дорожка — проходила она между «стенами», сложенными из гниющих картонных коробок и стопок старой пожелтевшей бумаги, должно быть, остатками книг и журналов — была слишком узкой, чтобы по ней можно было бежать бок о бок. Гашер вытолкнул Джейка вперед и принялся без устали колотить его по спине, подгоняя. «Вот что, наверное, чувствует теленок, когда его гонят по коридору на бойню», — подумал Джейк и поклялся себе, что если выберется отсюда живым, он никогда больше не станет есть мяса.

— Беги, моя крошка! Беги!

Вскоре Джейк понял, что не может уже уследить за всеми поворотами и ответвлениями дорожки, и по мере того, как Гашер уводил его все дальше и дальше в эти невозможные дебри из ржавого металлолома, разбитой мебели и выброшенных на свалку станков, надежды его на спасение таяли, точно дым. Теперь даже Роланд не сможет его разыскать: он сам неминуемо здесь заплутает и будет бродить по забитым проходам и узким дорожкам этого мира кошмаров до самой смерти.

Теперь тропинка пошла под уклон, и стены из стопок бумаги уступили место нагромождению старых шкафов, сваленным в кучу счетным машинкам и горам искореженного компьютерного оборудования. Все это походило на гонки по забитому складу какой-то кошмарной радиостанции. На протяжении почти минуты слева высилась стена, состоящая целиком то ли из телевизоров, то ли сваленных в беспорядке видео-мониторов. Экраны пялились на него безжизненными глазами. Тротуар под ногами продолжал опускаться, и Джейк вскоре сообразил, что они действительно попали в тоннель. Полоска сумрачного неба над головой превратилась в узкую ленту, ленточка — в ниточку. Они как будто вступили в унылое царство мертвых и метались, как крысы, посреди колоссальной свалки.

«А что, если все это на нас упадет?» — подумал Джейк, но в теперешнем его состоянии почти полного изнеможения, замешанного на боли, даже это его не пугало. Если это случится, у него будет хотя бы возможность немного передохнуть.

Гашер гнал его, как крестьянин гоняет мула, ударяя по левой лопатке, когда надо было свернуть налево, по правой — когда направо. Когда же дорога шла прямо, он дубасил Джейка по затылку. Джейк дернулся в сторону, чтоб уклониться от выпирающего из стены куска трубы, но не успел. Он ударился о трубу бедром и полетел по проходу прямо на кучу стекла и поломанных досок. Гашер подхватил его на лету и снова толкнул вперед.

— Беги, неуклюжий придурок! Ты что, не можешь нормально бежать? Если бы не Тик-Так, я бы тебя отымел прямо здесь, а потом перерезал бы глотку тебе и все!

Джейк бежал в алом тумане, где была только боль и удары гашеровых кулаков, молотящих его по плечам и затылку. Наконец, как раз в тот момент, когда Джейк решил, что бежать дальше он просто не может и будь что будет, Гашер схватил его сзади за шею и рывком остановил, причем так резко, что Джейк врезался ему прямо в пузо со сдавленным стоном.

— А вот тут у нас есть одна хитрость, — весело выдохнул Гашер. — Посмотри вон туда, прямо. Видишь, две проволочки пересекаются над землей? Видишь?

Сначала Джейк ничего не увидел. Было слишком темно. Слева вздымалась гора огромных медных чайников, справа — каких-то стальных штуковин, напоминающих акваланги. Джейку показалось, что достаточно просто дунуть посильнее, чтобы все это лавиной обрушилось вниз. Он утер лоб ладонью, убирая с глаз волосы, и постарался не думать о том, какой у него будет вид, если рухнет вся эта громада общим весом, наверное, тонн в шестнадцать. Прищурившись, он посмотрел вперед — туда, куда указывал ему Гашер. Да, теперь он разглядел — но с большим трудом — две тонюсенькие серебристые ниточки, похожие на струны от гитары или банджо. Они опускались с обеих сторон прохода, пересекаясь на высоте фута в два над землей.

— Ползи под ними, сердце мое. И будь осторожен: если ты их заденешь, половина всего цемента и стали в этом чертовом городе рухнет на золотую твою головку. И на мою башку тоже, хотя я сомневаюсь, что тебя это очень волнует, правда? Давай ползи!

Джейк сбросил с плеч ранец и пополз вперед, толкая ранец перед собой. Проползая под тонкими, туго натянутыми проводами, он вдруг обнаружил, что ему все-таки хочется еще немного пожить на свете. Он почти физически ощущал все эти тонны тщательно уравновешенного веса, который только и ждет, чтобы обрушиться на него. Наверное, эти два провода держат парочку замковых камней, — думал он. Если хотя бы один из них сдвинется с места… зола и пепел, нам всем конец. Он почувствовал, как один проводок легонько задел его по спине. Высоко наверху что-то скрипнуло.

— Осторожно, болван! — Гашер едва ли не застонал. — Осторожно, кому говорю!

Мальчик пролез под перекрещивающимися проводами, отталкиваясь от земли ступнями и локтями. Слипшиеся от пота волосы опять упали ему на глаза, закрывая обзор, но Джейк не осмелился их убрать.

— Наконец-то, — проворчал Гашер и сам проскользнул под проводами с небрежной легкостью, свидетельствующей о долговременной практике. Встав на ноги, он ловко выхватил у Джейка ранец, пока тот не успел нацепить его снова. — А что у нас здесь, приятель? — спросил он, расстегивая ремешки и заглядывая с любопытством внутрь. — Может, какие подарки для старого друга? Гашер, знаешь, ли любит подарочки, ой как любит!

— Ничего там нет, кроме…

Кулак Гашера просвистел в воздухе, и голова Джейка откинулась назад. Удар снова пришелся по носу. Из носа брызнула свежая струйка крови.

— За что? — вскрикнул Джейк, дрожа от ярости и унижения.

— За то, что ты много болтаешь. У меня есть глаза, я могу сам посмотреть, без твоих замечаний дурацких! — завопил Гашер и отшвырнул ранец в сторону. Он уставился на мальчика в упор, обнажив оставшиеся еще зубы в угрожающей, страшной усмешке. — И за то еще, зайчик мой, что из-за тебя нас тут чуть не накрыло! — Помолчав, он добавил уже поспокойнее: — И потому что мне так захотелось — признаюсь честно. Твоя дурацкая рожа, как у овцы, она меня из себя выводит, так и хочется треснуть по ней со всей силы. — Улыбка его стала шире, отчего обнажились не только зубы, но и гноящиеся белесые десны. Зрелище, надо сказать, не особенно эстетическое. Джейк подумал, что он вряд ли бы что-нибудь потерял, если бы этого не увидел. Даже наоборот. — Если твой крутой друг доберется досюда, ему будет большой сюрприз, когда он наткнется на проволоку, как ты думаешь? — Гашер запрокинул голову, по-прежнему ухмыляясь. — Где-то там наверху должен быть целый автобус, если память мне не изменяет.

Джейк расплакался — усталые, безнадежные слезы потекли по щекам, оставляя влажные дорожки на грязном лице.

Гашер угрожающе занес ладонь:

— Давай двигай, приятель, пока я сам тут с тобой не расплакался… потому что твой добрый друг — чувак весьма сентиментальный, честное слово, и когда он начинает скорбеть и печалиться, его только одно может развеселить: дать кому-нибудь в рожу, вот так-то. Беги!

Они побежали. Гашер словно бы наугад выбирал тропинки, уводящие все дальше и дальше в этот скрипучий душный лабиринт. Джейка он направлял по-прежнему ударами по лопаткам. На каком-то этапе «включились» барабаны. Звук, казалось, идет отовсюду и ниоткуда. Для Джейка это явилось той самой соломинкой, что переломила верблюду хребет. Оставив всяческую надежду, он перестал даже думать и с головой погрузился в кошмар.

17

Роланд остановился перед баррикадой, которая загромоздила улицу сверху донизу и от края до края. В отличии от Джейка, он не надеялся даже, что с той ее стороны будет открытое пространство. Здания к востоку отсюда, наверняка охраняются часовыми, как укрепленные острова в море мусора, хлама и металлолома… и там, конечно, полно ловушек. Часть предметов, образующих баррикаду, скопились, наверное, сами по себе за последние лет пятьсот-семьсот или, может быть, даже тысячу, однако Роланд решил, что в основном это все притащили сюда седые. Восточная оконечность Лада превратилась, по сути, в их крепость, и Роланд стоял теперь у ее внешней стены.

Он медленно двинулся вперед и увидел проход, наполовину сокрытый за громадной цементной глыбой. Присев на корточки, он увидел следы в толстом слое пыли — две цепочки следов, одни большие, другие поменьше. Роланд начал уже подниматься, но потом присел снова. Не две цепочки, а три… и эта третья оставлена лапками небольшого животного.

— Ыш? — негромко позвал Роланд. Прошло несколько секунд, стрелок уже не надеялся получить ответ, как вдруг из сумрака раздался приглушенный лай. Роланд шагнул в проход и увидел глаза — черные, с золотым ободком, — глядящие на него из-за первого поворота. Он подбежал к ушастику. Ыш, который до сих пор еще с неохотою подпускал к себе людей за исключением Джейка, отступил на шаг и замер на месте, тревожно глядя на стрелка.

— Ты мне поможешь? — спросил Роланд, уже чувствуя в глубине души приближение сухой алой пелены, всегда сопутствующей лихорадке битвы, но время для схватки еще не пришло. Оно, конечно, придет, но пока он не может — не должен — отдаваться этому чувству, приносящему невыразимое облегчение. — Поможешь мне найти Джейка?

— Эйка, — тявкнул Ыш, не сводя со стрелка напряженных тревожных глаз.

— Тогда пойдем. Ищи Джейка.

Ыш тут же развернулся и быстренько потрусил по проходу, едва ли не скользя носом по земле. Роланд последовал за ним, только изредка поднимая глаза, чтобы взглянуть на зверька. Он не сводил взгляда с древних камней мостовой: искал какой-нибудь знак.

18

— Господи, — выдохнул Эдди. — Что же это за люди такие?

Они прошли пару кварталов по улице, что тянулась вдоль пандуса, увидели впереди баррикаду, загромождающую проход (разминувшись при этом с Роландом, нырнувшим в проход, меньше чем на минуту), и повернули на север, на широкую улицу, напоминавшую Эдди Пятую Авеню. Он не осмелился, правда, сказать об этом Сюзанне; он все еще не мог оправиться от горького разочарования при виде этих вонючих руин, в которые превратился город, и сказать что-нибудь обнадеживающее у него просто не было сил.

«Пятая Авеню» привела их к кварталу высоких построек из белого камня, которые напомнили Эдди Древний Рим — такой, каким его представляют в фильмах о гладиаторах (а фильмов этих он в свое время, еще ребенком, пересмотрел десятки). Это были простые, даже немного суровые здания, сохранившиеся большей частью в неприкосновенности. Он почти и не сомневался, что когда-то в этих строениях размещались государственные учреждения: галереи, библиотеки, возможно, музеи. Одно из них, с громадной куполообразной крышей, треснувшей, как гранитное яйцо, должно быть, было когда-то обсерваторией, хотя Эдди где-то читал, что астрономы предпочитают держаться подальше от больших городов, потому что электрический свет мешает им наблюдать за звездами.

Между этими внушительными строениями располагались широкие открытые пространства, и хотя траву и цветы, которые когда-то росли на газонах, теперь заглушили сорняки и кусты, в этой части города до сих пор сохранилась некая аура величественного достоинства, и Эдди подумал еще, что, наверное, в прежние времена здесь был центр культурной жизни Лада. Те времена, разумеется, миновали давным-давно: Эдди очень сомневался, что Гашер и сотоварищи интересуются, скажем, балетом или камерной музыкой.

Они с Сюзанной вышли на главный перекресток. Он него, точно спицы в колесе, расходились еще четыре широких проспекта. Посередине, как ось «колеса», располагалась просторная мощеная площадь, уставленная по краю стальными столбами футов в сорок высотой с установленными на них громкоговорителями. В самом центре стоял постамент с остатками статуи — взметнувшимся на дыбы могучим боевым конем из бронзы, позеленевшей от времени. Бронзовый всадник, когда-то гордо на нем восседавший, валялся теперь поодаль на проржавелом боку, сжимая в одной руке меч, а в другой — что-то похожее на автомат. Его ноги по-прежнему были изогнуты, как бы обнимая бока коня, которого не было больше, но металлические сапоги остались в бронзовых стременах. «СМЕРТЬ СЕДЫМ!» — было написано на постаменте оранжевой выцветшей краской.

Окинув взглядом расходящиеся от площади проспекты, Эдди увидел еще столбы с громкоговорителями. Несколько столбов завалилось набок, но остальные стояли ровно, и на каждом висели гирлянды трупов, так что площадь, на которую вывела их «Пятая Авеню» и все четыре проспекта, уводящие дальше в город, как бы охранялись небольшой армией мертвецов.

— Что же это за люди? — повторил свой вопрос Эдди.

Вопрос был адресован в пространство, Эдди не ждал ответа, да Сюзанна и не собиралась ему отвечать… хотя ответить могла бы. И прежде в сознании ее возникали живые картины из прошлого мира Роланда, но никогда еще эти видения не были такими яркими и убедительными, как сейчас. Раньше, как, например, те картины, которые ей привиделись в Речном Перекрестке, все эти видения несли на себе отпечаток некоей призрачной иллюзорности, характерной для снов, а теперь эти мысленные картины возникли как бы единой вспышкой — как будто молния высветила из тьмы искаженное злобой лицо маньяка.

Громкоговорители… трупы на столбах… барабаны. Она неожиданно поняла, каким образом все это связано между собой, точно так же, как раньше она поняла — даже не поняла, а узнала, — что нагруженные повозки, проходящие через Речной Перекресток на пути в Джимтаун, тянули быки, а не лошади или мулы.

— Не обращай ты на это внимания, — проговорила она, и если голос ее и дрожал, то совсем чуть-чуть. — Мы ищем поезд, давай на этом и сосредоточимся… нам куда теперь, как ты думаешь?

Эдди запрокинул голову и, только взглянув на темнеющее небо, сразу же определил — по узору несущихся там облаков — путь Луча. Опустив глаза, он безо всякого удивления обнаружил, что выход на улицу, расположенную более-менее вдоль Луча, охраняет большая каменная черепаха. Глаза на змеиной ее голове, осторожно высовывающейся из-под кромки гранитного панциря, казалось, смотрят на них с любопытством. Эдди кивнул головой в сторону черепахи и выдавил слабенькую улыбку:

— «Есть черепаха, представьте себе…»

Сюзанна лишь мельком взглянула туда и кивнула. Эдди перевез ее через площадь и выкатил коляску на улицу Черепахи. От трупов, висящих на всех столбах, исходил суховатый коричный запах, от которого у Эдди скрутило желудок… и вовсе не потому, что пахло плохо, а потому что, наоборот, хорошо — это был пряный запах какой-то сыпучей сладости, которую дети с удовольствием посыпают на утренний тост.

К счастью, улица Черепахи оказалась довольно широкой, к тому же большинство трупов, свисающих со столбов, давно превратились в усохшие мумии, хотя Сюзанна и заметила несколько относительно «свежих» тел: вокруг них роились мухи, облепив потемневшую кожу раздувшихся лиц, а в гниющих глазницах копошились черви.

И под каждым столбом белело по маленькой кучке костей.

— Их, наверное, тысячи, — сказал Эдди. — Мужчины, женщины, дети.

— Да, — спокойно проговорила Сюзанна и удивилась сама, как странно и отчужденно звучал ее голос. — У них было достаточно времени, и они им воспользовались сполна, чтобы поубивать друг друга.

— Где ж, мать их так, добрые мудрые эльфы?! — Эдди нервно расхохотался, но смех его подозрительно походил на всхлипы. Про себя он подумал, что, кажется, начинает «въезжать» до конца в подлинный смысл этой вроде бы безобидной фразы: мир сдвинулся с места, — в то, какие глубины зла и невежества заключает она в себе.

Глубины бездонные.

«Громкоговорители эти установили во время войны, — размышляла про себя Сюзанна. — Да, наверное, так все и было. Бог его знает, какой войны и когда она началась, но это был полный абзац. Через эти “матюгальники” правители Лада оглашали по всему городу свои объявления, а сами сидели, наверно, в каком-нибудь укрепленном бомбоубежище — вроде командного бункера, где укрылся Гитлер с верхушкою рейха в конце Второй Мировой».

В ушах у нее звучал властный голос, когда-то гремевший из этих громкоговорителей — она различала его так же ясно, как раньше слышала скрип повозок, проезжающих через Речной Перекресток, как слышала свист кнута над спинами тащивших повозки быков.

«Центры распределения провизии А и D будут сегодня закрыты; просим всех обращаться в центры B, C, E и F. При себе иметь карточки и купоны».

«Девятому, десятому и двенадцатому отрядам милиции срочно прибыть в Сендсайд».

«Воздушные налеты ожидаются с восьми до десяти часов. Всему гражданскому населению — укрыться в ранее установленных бомбоубежищах. При себе иметь противогазы. Повторяю, при себе иметь противогазы».

Объявления, да… и еще выпуски новостей. Разумеется, фальсифицированных новостей — пропагандистские, милитаризированные сводки, которые Джордж Оруэлл назвал бы двойною речью. А в промежутках, наверное, музыка: бравурные военные марши, — и пламенные призывы отомстить за погибших товарищей, оправив новых мужчин и женщин в алое жерло войны.

Потом война закончилась и в городе стало тихо… на некоторое время. Но вскоре громкоговорители ожили снова. Когда? Сто лет назад? Пятьдесят? Какая разница? Сюзанна решила, что никакой. Имело значение только одно: когда «матюгальники» эти включаются, они каждый раз передают неизменную запись — запись барабанного боя. И потомки коренных жителей города приняли эти ритмы… за что? За голос Черепахи? За волеизъявление Луча?

Сюзанна вспомнила вдруг, безо всякой связи, как однажды спросила отца, тихого, но до предела циничного человека, верит ли он, что есть Бог и что Бог управляет с небес человеческими судьбами. Ну, — ответил он ей тогда, — тут, наверное, половина на половину, Одетта. Бог есть, в этом я не сомневаюсь, только я думаю, что теперь мы не очень Его занимаем. Я так думаю, после того, как мы, люди, убили Его сына, до Него наконец-то дошло, что с сыновьями Адама и Евы уже ничего не поделаешь, и Он просто умыл руки. И поступил очень мудро.

Вместо ответа Сюзанна (которая, в общем-то, и ожидала от папы чего-то подобного: ей уже было одиннадцать лет, и она достаточно хорошо изучила отцовский склад ума) показала ему объявление в местной газете в рубрике «Наш приход». В объявлении говорилось, что в следующее воскресенье преподобный отец Мердок из методистской церкви Милости Господней прочтет проповедь, тема которой «Бог говорит с нами каждый день», после чего будет зачитаны выдержки из Первого послания к коринфянам. Отец смеялся до слез. Ну, наверное, каждый из нас время от времени слышит голос — чей-то голос, — выдавил он, когда приступ смеха прошел. Но ты можешь, дочка, поспорить на самый последний доллар: каждый из нас, включая и преподобного отца Мердока, слышит именно то, что он хочет услышать. Так удобнее.

А эти люди, как видно, хотели услышать в простой записи партии для ударных призыв к ритуальным убийствам. И теперь, когда из сотен и тысяч громкоговорителей, установленных по всему городу, раздается пульсирующий барабанный бой — призывный грохот, оказавшийся на поверку, как утверждает Эдди, всего лишь партией ударных для «зи-зи топовской» песенки «Велкро Флай», — это служит для них сигналом размотать пару веревок и вздернуть нескольких ближних своих на ближайших столбах.

«И сколько же их всего? — размышляла Сюзанна, пока Эдди катил ее в коляске, выщербленные колеса которой скрипели по битому стеклу и шуршали по обрывкам бумаги. — Сколько погибло за эти годы, из-за того только, что где-то под городом заклинило электронную схему, включающую радиопередачу? может быть, это все началось потому, что они ощутили глубинную чужеродность музыки, каким-то непостижимым образом попавшей сюда — как, собственно, и мы сами, и тот разбившийся аэроплан, и эти автомобили на улицах — из другого мира?»

Этого она не знала, но вдруг поняла, что тоже теперь пришла к отцовскому — где-то циничному — взгляду на Бога и возможных его бесед с сыновьями Адама и дщерями Евы. Эти люди, наверное, просто искали удобоваримый повод для того, чтобы убивать друг друга, и обрели его в барабанном бое, который, собственно, в плане того, чтобы выступить поводом, был не хуже любого другого.

Она поймала себя на том, что мысли ее вновь и вновь возвращаются к улью, на который они наткнулись в эвкалиптовой роще — бесформенный улей с белыми пчелами, чей ядовитый мед наверняка бы убил их, если б они были настолько глупы, чтобы его попробовать. Здесь, на берегу реки Сенд, был еще один умирающий улей, где обитали еще одни белые пчелы-мутанты, чей укус, может быть, столь же смертелен… запутавшиеся, потерянные, сбитые с толку создания.

«И скольким еще предстоит умереть прежде, чем эта пленка порвется?»

Как будто мысли ее неосторожно включили запись, громкоговорители вдруг ожили и начали передавать нескончаемый синкопированный барабанный бой. Эдди вскрикнул от неожиданности. Сюзанна тоже закричала и прижала ладони к ушам — но за те пару секунд, пока она не закрыла уши, она успела все-таки различить остальную часть музыки: дорожку или, может быть, пару дорожек, заглушенные десятилетия назад, когда кто-то (возможно, случайно) сбил настройку баланса, отключив партию гитар и вокал.

Эдди вез ее по улице Черепахи вдоль пути Луча, стараясь смотреть во все стороны сразу и в то же время не замечать запаха разложения. Слава Богу, что дует ветер, — подумал он.

Он начал толкать коляску быстрее, скользя внимательным взглядом по буйно заросшим сорной травой промежуткам между белыми зданиями: не мелькнет ли изящной дугою пролет поднятой над городом железной дороги. Ему хотелось как можно скорее убраться из этой аллеи трупов. Глубоко вдохнув воздух, наполненный сладким коричным запахом, Эдди подумал еще, что ему в жизни так ничего не хотелось, как этого: просто убраться отсюда.

19

Джейк очнулся внезапно, разом, когда Гашер схватил его за воротник и дернул с безжалостной силой жестокого всадника, который удерживает коня, сорвавшегося в галоп. Одновременно он выставил одну ногу, и Джейк, споткнувшись, упал на спину. Головою он сильно ударился о тротуар и на мгновение отключился. Гашер, явно не страдающий острыми приступами человеколюбия, быстро привел его в чувство, схватив за нижнюю губу и резко вывернув ее вверх и наружу.

Джейк закричал и рывком принял сидячее положение, вслепую размахивая кулаками. Гашер легко уклонился от его слабых ударов, просунул вторую руку Джейку под мышку и резко поднял его на ноги. Джейк стоял, раскачиваясь взад-вперед, словно пьяный. Он уже больше не протестовал — не мог. Он едва ли воспринимал происходящее и вообще ничего не чувствовал, кроме одного: все его мышцы болели от перенапряжения, а раненая рука так, казалось, и выла, точно животное, пойманное в капкан.

Гашер явно запыхался, и на этот раз ему понадобилось чуть больше времени, чтобы восстановить дыхание. Он стоял, наклонившись вперед и опираясь руками в колени. При каждом вдохе его слышалось тихое присвистывание. Желтый платок у него на голове сбился набок. Единственный глаз блестел, как фальшивый бриллиант. Белая шелковая повязка на другом глазу помялась — из-под нее медленно «выползали» мерзкого вида сгустки желтоватой жижи и текли по щеке.

— Подними башку, зайчик, и ты увидишь, почему я тебя остановил. Давай полюбуйся!

Джейк запрокинул голову и, поскольку давно уже пребывал в нескончаемом шоке, вовсе не удивился, увидев висящий над ними на высоте футов в восемьдесят мраморный фонтан размером с хороший трейлер. Они с Гашером стояли сейчас почти точно под ним. Фонтан держался на двух проржавелых тросах, которые были почти не видны за беспорядочной шаткой грудой церковных скамей. Даже в теперешнем своем состоянии полной апатии Джейк отметил, что эти тросы изношены посерьезней, чем те, которые держали мост.

— Видишь? — спросил, ухмыляясь, Гашер. Подняв левую руку к белой повязке на сочащемся гноем глазу, он выгреб из-под нее вязкую жижу и с завидным безразличием стряхнул ее с пальцев. — Красиво, правда? О-о, Тик-Так — мужик умный, в этом уж будь уверен. Он никогда не ошибается. (Где эти гребаные барабаны? Они должны бы уже включиться… если Копперфильд забыл их врубить, я собственноручно всажу ему палку в задницу да так, что в горлышке запершит). А теперь посмотри вперед, мой восхитительный вкусный зайчик.

Джейк так и сделал и немедленно получил удар такой силы, что отлетел назад и едва не упал.

— Да не туда, идиот! Вниз! Видишь те два темных камня?

Через секунду-другую Джейк их заметил и безразлично кивнул головой.

— Очень тебе не советую наступить на них, зайчик, иначе вся эта хреновина свалится прямо тебе на голову, и тому, кто захочет тебя соскрести, придется воспользоваться промокашкой. Понятно?

Джейк снова кивнул.

— Хорошо. — Гашер сделал последний глубокий вдох и хлопнул мальчика по плечу. — Тогда вперед. Чего ждешь? Ну!

Джейк перешагнул через первый из более темных камней и увидел, что это на камень, а металлическая пластина, обточенная по форме булыжника. Вторая пластина располагалась чуть впереди, причем весьма хитроумно: так, чтобы невнимательный — и незваный — гость, по случайности не наступивший на первую, почти наверняка наступил бы на вторую.

«Ну давай, сделай шаг — наступи на нее, — сказал он себе. — Почему бы и нет? Стрелок все равно ни за что не разыщет тебя в этом чертовом лабиринте, так что давай, пусть все рухнет тебе на голову. Так будет лучше… и чище, чем то, что этот Гашер с его дружками приготовили для тебя. И гораздо быстрее».

Он занес ногу в пыльном кроссовке над пластиной-ловушкой.

Гашер ударил его кулаком по спине, но не очень сильно.

— И чего это ты себе думаешь, салажонок? Червей покормить захотелось? — спросил он, причем всегдашняя издевательская жестокость сменилась в голосе его простым человеческим любопытством. Если к нему и примешивались какие-то еще чувства, то не страх, а скорей удивление. — Ладно, давай, если ты только уверен, что тебе хочется именно этого. Мне-то что? Мой билетик давно припасен. Только давай побыстрей, лопни твои глаза!

Нога Джейка опустилась на мостовую за плитой, приводящей ловушку в действие. Его решение пожить чуть подольше объяснялось отнюдь не надеждой на то, что Роланд найдет и спасет его… Джейк даже не сомневался, что Роланд поступит именно так: будет идти вперед до тех пор, пока кто-нибудь не остановит его, а потом — если сможет, если ему хватит сил — одолеет еще несколько ярдов.

Остановило его другое. Если сейчас наступить на пластину, то Гашеру — возможно — тоже пришел бы конец, но одного Гашера мало: одного взгляда на этот ходячий труп было достаточно, чтобы понять, что тот вовсе не лжет, утверждая, что уже умирает. Джейк решил подождать в надежде на то, что — если уж умирать, то с музыкой — ему может представиться случай прихватить с собой пару-тройку дружков Гашера… может быть, даже того, кого он называет Тик-Таком.

«Если уж я собираюсь, как он выражается, “покормить червей”, — рассуждал Джейк, — лучше собрать для компании “толпу” побольше».

Роланд бы понял его.

20

Джейк ошибся в своей оценки способности Роланда проследить их путь по этому невозможному лабиринту; ранец Джейка был самым приметным из знаков, оставшихся после них, к тому же Роланд быстро понял, что ему нету надобности останавливаться, чтобы искать следы. Ему нужно было просто идти за Ышем.

Но тем не менее он иногда останавливался — на некоторых развилках, — желая удостовериться, и каждый раз, когда это происходило, Ыш оглядывался на него, издавая негромкий нетерпеливый лай, словно говоря: «Поторапливайся! Не стой! Хочешь их потерять?» После того, как обнаруженные стрелком знаки: следы, нитка от рубашки Джейка, лоскутик желтого платка Гашера — трижды подтвердили чутье ушастика, Роланд перестал сомневаться и уверенно последовал за ним. Он по-прежнему искал знаки, просто больше не останавливался для этого. А потом раздался барабанный бой, и именно он — плюс еще любопытство Гашера, пожелавшего вдруг проверить, что лежит в ранце у Джейка — спас в тот день жизнь Роланду.

Он резко остановился и еще прежде, чем сообразил, откуда взялись эти звуки, рука сама выхватила револьвер. Когда стрелок понял, в чем дело, он раздраженно крякнул, убрал револьвер обратно в кобуру и собрался уже идти дальше, как вдруг его взгляд случайно упал на ранец Джейка… а потом он заметил пару тонких блестящих прожилок, протянутых в воздухе. Прищурившись, Роланд разглядел два тоненьких проводка, пересекавшихся над землей примерно на уровне коленей не далее чем футах в трех впереди. Ыш, зверек по природе своей приземистый, без труда проскользнул в V — образные «воротца», образованные пересекавшимися проводами… но если бы не барабаны и не случайно попавшийся на глаза ранец, Роланд налетел бы прямо на них. Он поднял голову и внимательно изучил вроде бы беспорядочное нагромождение всякого хлама по обеим сторонам узенького прохода. Губы его плотно сжались. Смерть была близко, и спасло его только вмешательство ка.

Ыш нетерпеливо тявкнул.

Роланд лег на живот и прополз под проволокой, двигаясь медленно и осторожно — он был крупнее Гашера, не говоря уже о Джейке. Будь он чуть-чуть пополнее, он бы вообще не сумел протиснуться под проводами, их не задев. Отдаваясь в ушах, по проходам гремел барабанный бой. Они все с ума посходили, что ли? — раздумывал он про себя. Если бы мне каждый день пришлось слушать такое, я бы точно лишился рассудка.

Выбравшись из-под проволоки, стрелок поднял ранец Джейка и заглянул внутрь. Вроде бы ничего не пропало: книги, кое-что из одежды и всякие маленькие «сокровища», которые мальчик собрал по пути — камушек с блестящими желтыми прожилками, похожими на золото, но таковым не являвшиеся; наконечник стрелы, оставшийся, может быть, от древних обитателей леса (Джейк нашел его в роще через день после того, как попал в этот мир); несколько монеток из собственного его мира; отцовские солнцезащитные очки и еще несколько «пустячков», которые может любить, понимать и ценить только мальчик, не достигший еще подросткового даже возраста, — в общем, все то, что парнишка захочет вернуть… если Роланд успеет найти его раньше, чем Гашер и вся его братия сломают его и изменят настолько, что он потеряет всяческий интерес к невинным занятиям и «ценностям» детства.

Перед мысленным взором Роланда возникла ухмыляющаяся рожа Гашера — точно лик демона или джинна из бутылки: кривые редкие зубы, пустые глаза мертвеца, язвы, расползающиеся по щекам и по подбородку, заросшему жесткой щетиной. «Если ты его тронешь…» — подумал было стрелок, но тут же себя осадил: эти мысли лишь завели бы его в тупик. Если Гашер обидит мальчика («Джейка! — вопил настойчивый внутренний голос. — Не просто мальчика, а Джейка! Джейка!»), Роланд его убьет. Да. Но это само по себе ничего не значит. Это будет бессмысленным действом, ибо Гашер уже мертв.

Стрелок удлинил ремни ранца, восхитившись в который раз хитроумным устройством пряжек на лямках, надел его на себя и поднялся на ноги. Ыш повернулся, готовый двигаться дальше, но Роланд окликнул его по имени, и зверек обернулся.

— Ко мне, Ыш! — Роланд не знал, поймет ли ушастик команду (а если даже и поймет, то захочет ли повиноваться), но им сейчас лучше — и безопасней — держаться поближе друг к другу. Одну ловушку они миновали благополучно. Но где есть одна, могут быть и другие. А в следующий раз Ышу может и не повезти.

— Эйк! — тявкнул Ыш, не сдвинувшись с места. Лай ушастика прозвучал вполне бодро, и только глаза зверька отражали его истинное состояние: они потемнели от страха.

— Да, но это опасно, — сказал Роланд. — Ко мне.

Сзади, где-то на пути, по которому они шли, раздался грохот — как будто обрушилось что-то тяжелое. Быть может, падение произошло от вибрации, вызванной барабанным боем. Теперь Роланд увидел столбы с черными раструбами громкоговорителей, торчавшие из обломков и мусорных куч, точно длинные шеи каких-то странных зверей.

Ыш подбежал к нему и, тяжело дыша, поднял острую мордочку.

— Держись поближе.

— Эйк! Эйк-Эйк!

— Да. Джейк. — Роланд снова пустился бежать.

Ыш бежал рядом с ним, точно самый обычный пес.

21

Для Эдди все происходящее опять обрело некое странное качество, которое один мудрый мужик называл deja vu: он снова мчался с коляской со временем наперегонки. Только вместо морского берега была улица Черепахи, а в остальном все осталось по-прежнему. Впрочем, нет, все-таки было одно существенное отличие: сейчас они искали вокзал (или «колыбель»), а не дверь, закрепленную в пустоте.

Сюзанна сидела, выпрямившись, в коляске, держа в правой руке револьвер Роланда, нацеленный в тревожное небо, затянутое облаками. Ее волосы развевались по ветру. Барабаны гремели и грохотали. Их ритм, казалось, сшибал как удар. Впереди, посредине улицы, валялась какая-то тарелкообразная штука немалых размеров, при виде которой в перенапряженном сознании Эдди возникла картина, навеянная, должно быть, классической архитектурой зданий, выстроившихся по обеими сторонам улицы: Тор и Юпитер режутся в фрисби. Юпитер кидает громадную фишку, и Тор дает ей упасть через облако… черт возьми, развлекаловка на Олимпе!

«Фрисби богов, — подумал он, лавируя с коляской Сюзанны между двумя проржавелыми автомобилями, — ну и мысли тебя посещают, приятель».

Он вывез коляску на тротуар, чтобы объехать тарелкообразную штуку, которая теперь, когда они подошли поближе, обрела очертания круглой телеантенны. Во всяком случае — чего-то похожего. Объехав «антенну», Эдди опять опустил коляску на проезжую часть — ехать по тротуару было весьма затруднительно, поскольку он весь был завален мусором, — и как раз в этот момент барабаны внезапно умолкли. Эхо их укатилось вдаль, и опять стало тихо… вернее, отнюдь не тихо, но после такого невозможного грохота Эдди не сразу это сообразил. Чуть впереди, на пересечении улицы Черепахи с другим широким проспектом, стояло сводчатое здание из белого мрамора, оплетенное побегами дикого винограда и какого-то непонятного, как будто всклокоченного растения, напоминавшего кипарис, только вьющийся. Но даже так оно выглядело великолепным и исполненным некоего благородства. Однако, внимание их привлекло не это — из-за угла мраморного строения доносился возбужденный рокот толпы.

— Не останавливайся! — напряженно проговорила Сюзанна. — У нас нет времени на…

Над равномерным гулом голосов взвился истерический вопль, сопровождаемый возгласами одобрения и, как ни странно, аплодисментами вроде тех, которые Эдди однажды услышал в одном казино в Атлантик-Сити по окончании нудного представления вечерней программы. Пронзительный вопль обернулся хрипом, — долгим и затихающим как-то не сразу, — похожим на треск цикад в период их летней спячки. Эдди почувствовал, как у него встают дыбом волоски на затылке. Он обвел взглядом трупы, болтавшиеся на ближайшем столбе, и понял, что млады из Лада, весельчаки еще те, развлекаются там за углом, затеяв очередную публичную экзекуцию.

«Великолепно, — подумал он. — Жалко только, нет у них Тони Орландо и Дауна. Они бы им сбацали “Постучи три раза” — умирать было бы веселее».

Эдди с любопытством взглянул на белую каменную громаду. На таком расстоянии уже чувствовался пряный запах растений, ее оплетающих. От этого запаха у него заслезились глаза, но он все же понравился Эдди больше, чем сладковатый коричный дух, исходящий от ссохшихся мумифицированных трупов. Свисавшие с тонких стеблей «бороды» зелени образовывали как бы водопады растительности, скрывавшие серию сводчатых входов в здание. Неожиданного из одного «водопада» вынырнула человеческая фигура и быстро направилась в их сторону. Когда первый испуг прошел, Эдди понял, что это ребенок и, судя по росту, совсем малыш. Одет он был странно, в стиле маленького лорда Фаунтлероя. Необычный костюм дополняли белая рубашка с кружевным гофрированным воротником и короткие бархатные штанишки. В волосах у ребенка пестрели ленточки. Эдди едва поборол внезапное — сумасшедшее — желание сделать «козу»: «Идет коза рогатая за малыми ребятами. У-тю-тю».

— Идите сюда! — позвал их ребенок высоким писклявым голосом. В волосах у него запуталось несколько зеленых побегов. Он стряхнул их рассеянно левой рукой на бегу. — Они там приходуют Резвого! Пришел и его черед отправляться в страну барабанов. Пойдемте, иначе пропустите все веселье, да разразят его боги!

Сюзанну не меньше, чем Эдди, поразило неожиданное появление ребенка и его непонятный весьма внешний вид, но, когда тот подошел поближе, она обратила внимание на еще одну странность: почему-то он стряхивал зелень, застрявшую в увешенных ленточками волосах, только одной рукой. Правую руку ребенок все время держал за спиной.

«Какой же он маленький и неуклюжий!» — сказала себе Сюзанна, а потом в сознании ее как будто включилась магнитофонная запись и зазвучали слова Роланда, сказанные на краю моста, когда они перебрались на ту — эту — сторону: «Я знал, что нечто подобное может произойти… если бы мы его раньше заметили, этого гада, пока находились вне радиуса действия его взрывающегося яйца… вот и правда, везет как утопленникам!»

Она нацелила Роландов револьвер на ребенка, который, спрыгнув с тротуара, бежал прямо на них.

— Стоять! — закричала она. — Стоять на месте, кому говорю!

— Сьюз, ты что? — изумился Эдди.

Сюзанна как будто его не услышала. В некотором — и очень реальном — смысле Сюзанна Дин вообще перестала существовать: теперь в коляске сидела Детта Уокер с горящими лихорадочной подозрительностью глазами.

— Стоять, или я стреляю!

Видимо, маленький лорд Фаунтлерой был глухим, потому что предупредительный окрик Сюзанны не возымел на него никакого воздействия.

— Скорее! — вопил он, ликуя. — Иначе пропустите все веселье! Резвый сейчас…

Он начал медленно доставать правую руку из-за спины. Только теперь до Эдди дошло, что никакой это не ребенок, а уродливый карлик, распрощавшийся с детством давным-давно. А выражение его лица, которое Эдди принял поначалу за детскую радость, на самом деле являло собой жуткую маску ярости с ненавистью пополам. Щеки его и лоб покрывали гноящиеся белесые язвы, которые Роланд называл «блядскими цветками».

Сюзанна так и не успела увидеть его лицо. Все внимание ее сосредоточилось на правой руке уродца с зажатым в ней мутно зеленым шаром. Она увидела все, что нужно. Большего не потребовалось. Прогремел выстрел. Карлика отшвырнуло назад. Он грохнулся на тротуар. Из его крошечной глотки вырвался пронзительный крик — вопль боли и ярости. Граната выпала из обмякшей руки и покатилась обратно в ту самую арку, из которой минуту назад появился «гном».

Детта исчезла, как сон. Сюзанна с ужасом и отвращением перевела изумленный взгляд с дымящегося револьвера на распростертую на тротуаре крошечную фигурку.

— О Господи! Я застрелила его! Эдди, я его застрелила!

— Смерть… седым!

Маленький лорд Фаунтлерой попытался выкрикнуть эти слова вызывающим, дерзким тоном, но захлебнулся в потоке крови, хлынувшей у него изо рта и залившей немногие более-менее чистые места на его белой когда-то рубашке. Откуда-то изнутри, наверное, из внутреннего двора мраморного строения, заросшего дикой лозой, раздался приглушенный грохот взрыва, и косматый ковер буйной зелени колыхнулся, надувшись, как флаг на ветру. Из арок пахнуло дымом — удушающим, едким. Эдди бросился на Сюзанну, прикрывая ее своим телом. Град цементных осколков — к счастью, небольших — обрушился ему на спину и на затылок. Слева что-то зачавкало, влажно и неприятно. Он слегка приоткрыл глаза и, взглянув в том направлении, увидел голову маленького Фаунтлероя, которая покатилась в канаву и остановилась там. Глаза карлика были открыты, рот так и застыл искривленным в предсмертном оскале.

Теперь до них донеслись новые голоса: кто-то вопил, кто-то визжал, кто-то рычал от ярости. Эдди резко отскочил от коляски Сюзанны — коляска качнулась, встала на одно колесо, но все-таки, к счастью, не перевернулась — и глянул в сторону арки, откуда появился карлик. Оттуда уже выбегали люди: кто-то из-за угла, кто-то — из сводчатых арок, заросших лозой. Разношерстная толпа, человек двадцать. Мужчины и женщины, материализовавшиеся из дыма после взрыва гранаты, словно какие-то злые духи. Почти у всех головы были повязаны голубыми платками, и все держали в руках оружие: весьма жалкий и разномастный набор проржавелых мечей, явно тупых ножей и потрескавшихся дубинок. Один из мужчин воинственно размахивал молотком. Млады, — подумал Эдди. Мы прервали их висельную вечеринку, и они, видимо, очень расстроились.

Увидев Сюзанну, сидящую в кресле-каталке, и Эдди, который стоял теперь у коляски, опустившись на одно колено, толпа разразилась истошными воплями: «Смерть седым! Убить их обоих! Они замочили Блескучего, разрази их Господь!» Мужчина, выбившийся чуть вперед, — одетый в какую-то юбку на манер шотландского килта, — размахивал абордажной саблей. Он крутанул ее над головой (и едва при этом не снес башку толстой тетке, стоявшей рядом, которая вовремя пригнулась) и бросился к Эдди с Сюзанной. Толпа с радостными воплями ломанулась за ним.

Тишину пасмурного ветреного дня расколол грохот выстрела, и верхнюю часть головы ретивого млада, одетого в юбку-килт, снесло напрочь. Землистое лицо толстой тетки, которой «шотландец» едва не снес голову саблей, вдруг «расцвело» алым пунктиром, и она издала испуганный сдавленный возглас. Остальные на полном ходу проскочили мимо с распахнутыми, ничего не видящими глазами, вопя с исступлении и не замечая ни воплей толстухи, ни трупа.

— Эдди! — закричала Сюзанна и выстрелила еще раз. Мужчина в шапочке, отделанной шелком, и сапогах до колен рухнул на мостовую.

Эдди потянулся за «Рюгером», и на какой-то кошмарный миг ему показалось, что он потерял пистолет. Рукоятка его — и такое случается тоже! — завалилась за ремень штанов. Он сунул руку за пояс и дернул изо всех сил. Гребаная штуковина застряла. Мушка на конце ствола зацепилась за трусы.

Сюзанна выстрелила три раза подряд. Все три пули попали в цель, но это не остановило разбушевавшихся младов.

— Эдди, ты где? Помоги мне!

Эдди рывком разорвал штаны, ощущая себя этакой жалкой пародией на Супермена, и сумел наконец вытащить «Рюгер». Основанием левой ладони он сбил рычажок предохранителя и, опершись локтем на бедро чуть повыше колена, открыл огонь. Он уже ни о чем не думал. Думать, собственно, не было необходимости — и целиться тоже. Роланд как-то им говорил, что в бою руки стрелка действуют как бы сами, независимо от него, и теперь Эдди сам убедился в этом. На таком расстоянии, впрочем, даже слепому было бы затруднительно промахнуться. После выстрелов Сюзанны число младов уменьшилось до пятнадцати. Эдди «прошелся» по остальным, как ураган по пшеничному полю, уложив четверых меньше чем за две секунды.

Теперь их спаянная толпа, слитая в едином бездумном и пылком порыве, начала потихонечку распадаться. Мужчина, размахивавший молотком, неожиданно отшвырнул свое оружие и бросился наутек, смешно подпрыгивая на своих искривленных артритом ногах. За ним последовали еще двое. Остальные нерешительно приостановились.

— Вперед, черт вас всех побери! — прорычал относительно молодой мужчина. Голубой платок был повязан у него на шее, как у жокея на скачках в Аскоте. За ушами на лысой его черепушке торчали два жалких клочка спутанных рыжих волос. Сюзанна решила, что он похож на клоуна Кларабелля; Эдди он чем-то напомнил Рональда Мак-Дональда; и оба увидели сразу, что это серьезный противник. Лысый «жокей» запустил в них тяжелым, явно самопальным копьем, которое начинало свою «карьеру», скорей всего, в качестве ножки стола. Не причинив никому вреда, оно грохнулось на мостовую справа от Эдди с Сюзанной. — Вперед, я сказал! Мы справимся с ними, если ударим все вмес…

— Прости, дружище, — пробормотал Эдди и выстрелил, целясь в грудь.

Кларабелль-Рональд отшатнулся, схватившись рукой за перед рубахи и глядя на Эдди широко распахнутыми глазами, в которых читалась одна, до боли ясная мысль: этого не должно было случиться. Рука упала, безвольно повиснув вдоль туловища. Изо рта потекла струйка крови, до невозможности яркая в сером свечении пасмурного дня. Млады — немногие из оставшихся — молча смотрели, как он, пошатнувшись, рухнул на колени. Один из них бросился было бежать.

— Не хрена, — сказал Эдди. — Оставайся на месте, мой тормознутый друг, иначе у тебя будет возможность как следует рассмотреть ту поляну, где твоей обрывается жизни путь. Я не шибко лирически изъясняюсь? — Он повысил голос.

— А ну-ка, ребята, девчонки, бросайте все, что у вас в руках! Все! И быстро! Сейчас же!

— Ты… — прошептал умирающий. — Ты… стрелок?

— Да. — Эдди окинул угрюмым взглядом притихших младов.

— Умоляю тебя… о прощении, — выдохнул лысый воитель и упал лицом вниз.

— Стрелки? — тупо переспросил кто-то из толпы. В его голосе явственно слышался страх. И еще — понимание.

— Хоть ты и дурак, но, смотрю, не глухой, — проговорила Сюзанна, — а это уже кое-что. — Она взмахнула револьвером, в котором (Эдди знал это точно) уже не осталось патронов. И кстати, уж если на то пошло, сколько патронов осталось в «Рюгере»? Только теперь до него дошло, что он понятия не имеет, сколько вообще патронов помещается в магазине этого пистолета. Надо же быть таким идиотом… впрочем, разве он думал о том, что им придется столкнуться с чем-то подобным? Нет, ему даже и в голову не могло прийти…

— Вы слышали, что он сказал, ребята? Давайте, бросайте свои игрушки. Каникулы кончились.

Один за другим они подчинились. Женщина, на лице у которой теперь засыхала кровь мистера Меч-и-Килт — добрая пинта кровищи — неуверенно проговорила:

— Не стоило вам убивать Уинстона, миссис… у него сегодня день рождения… был.

— Вот и сидел бы он дома и кушал праздничный тортик, — ответил Эдди. Учитывая ситуацию, самое подходящее определение которой — «бред», ни реплика женщины, ни его ответ не показались ему ни странными, ни неуместным. Сюрреализм как он есть.

Среди оставшихся младов была еще одна женщина — тощее существо с блондинистыми волосами, вылезающими клоками, как будто у нее лишай. Эдди заметил, как она постепенно, бочком — бочком, начала продвигаться к мертвому карлику — и к безопасной, потенциально, зелени, закрывавшей вход в арку — и всадил пулю в потрескавшийся цемент у нее под ногами. Он и сам не знал толком, чего ему от нее надо, просто ему не хотелось, чтобы дурной пример одного заразил остальных. Кроме того, он боялся своих же рук — мало ли что они станут делать, если весь этот болезненный мрачный народ попытается смыться. Что бы он там себе ни думал по поводу всех этих стрелецких дел, рукам его это занятие, как выяснилось, понравилось.

— Стой на месте, красавица. Офицер дружественных нам войск обеспечит твою безопасность. — Он бросил взгляд на Сюзанну. Лицо ее посерело, и это встревожило Эдди. — Ты как, Сьюз? Нормально? — спросил он, понизив голос.

— Нормально.

— Ты ведь не хлопнешься в обморок, правда? Потому что…

— Нет. — Она подняла глаза, темные, точно сумрачные пещеры. — Просто раньше я никогда ни в кого не стреляла… понятно?

«Что ж, привыкай», — едва не вырвалось у него, но он прикусил язык и опять покосился на пятерых, оставшихся от первоначальной оголтелой толпы. Они смотрели на него с Сюзанной с этаким мрачным испугом, которому, однако, было далековато до настоящего страха.

«Черт возьми, да они все забыли давным-давно, что такое страх, — сказал себе Эдди. — Равно как и радость, печаль и любовь… по-моему, они вообще разучились чувствовать. Слишком долго они живут в этом чистилище».

И тут ему вспомнился смех, возбужденные крики, аплодисменты… Так что, выходит, была одна вещь, которая приводила в движение их застопорившиеся моторы — нечто, способное пробудить в них какие-то, пусть извращенные, чувства. Резвый бы смог это подтвердить.

— Кто у вас тут за старшего? — спросил Эдди, внимательно наблюдая за перекрестком у них за спиной на случай, если те, кто сбежал, передумают и снова заделаются смельчаками. Пока что он не слышал и не видел ничего подозрительного. Все остальные, как видно, решили бросить эту пятерку на произвол судьбы.

Они неуверенно переглянулись, и в конце концов заговорила женщина с перепачканным кровью лицом:

— Был Резвый, но когда в этот раз загремели божественные барабаны, жребий выпал на Резвого и мы дали ему проплясаться. Наверное, после него шел бы Уинстон, но вы замочили его из своих проклятых револьверов. Да-да, замочили. — Она нарочно стерла ладонью кровь со щеки, посмотрела себе на руку и снова вперила мрачный взгляд в Эдди.

— А что, по-твоему, собирался со мной сделать Уинстон, когда метнул свое долбаное копье? — полюбопытствовал Эдди. Ему было весьма неприятно, что эта толстая тетка заставила его почувствовать свою вину за содеянное. — Подравнять мне прическу?

— И Франклина Блескучего замочили тоже, — угрюмо бубнила толстуха. — А кто вы такие вообще? Или седые, а это само по себе уже плохо, или парочка проклятых иноземцев, что еще хуже. Сколько нас, младов, осталось в Северном городе? Кто нас защитит? Топси, да, Топси мог бы… Топси Мореход… но его с нами нету, так? Сел в свою лодку и уплыл по реке… Да, именно так он и сделал, и да падет на него божий гнев, это я вам говорю!

Сюзанна уже перестала вслушиваться в слова. Ее мысли, как заколдованные, возвращались опять и опять к одной фразе, сказанной ранее толстой женщиной: «Жребий выпал на Резвого, и мы дали ему проплясаться». Давно, еще в колледже, она прочитала рассказ Ширли Джексон «Лотерея». Эти люди — выродившиеся потомки исконных младов — являли собой воплощение кошмарной фантазии Джексон. Неудивительно, что они неспособны уже на какие-то сильные чувства. А кто был бы на это способен, зная, что ему предстоит принимать участие в этой страшной жеребьевке и не единожды в год, как в рассказе, а по два-три раза на дню.

— Но почему? — спросила она у забрызганной кровью женщины. Ее голос, проникнутый ужасом, звучал хрипло и глухо. — Зачем вам все это?

Толстуха уставилась на Сюзанну как на законченную идиотку.

— Зачем? Да затем, чтобы призраки, обитающие в машинах, не вселились в тела умерших — младов или седых, все равно — и не послали их через дыры в земле наверх, чтобы они нас пожрали. Каждый дурак это знает.

— Никаких призраков не существует, — попыталась ее вразумить Сюзанна, но даже сама поняла, что слова ее просто бессмысленны. Здесь они существуют, призраки. В этом мире они повсюду. Но тем не менее она продолжала: — То, что вы называете божественными барабанами, это всего лишь магнитофонная запись. Просто пленка где-то застряла, и все. — Тут ее вдруг осенило, и она торопливо добавила: — Или, быть может, седые делают это нарочно… вы никогда не задумывались? Они живут в другой части города, так ведь? И под землею тоже? Они всегда стремились вас выжить. Может быть, это просто способ, чтобы заставить вас выполнить всю работу за них.

Забрызганная кровью женщина стояла рядом с пожилым господином в котелке — самым древним, наверное в мире, — и выцветших брюках цвета хаки. Он сделал шаг вперед и заговорил подчеркнуто вежливо, отчего глубокое его презрение к чужакам обрело свойство кинжала с острым, как бритва, лезвием:

— Вы ошибаетесь, госпожа стрелок. Здесь, под Ладом, машин не счесть, и во всех обитают призраки… демоны-духи, несущие смертным одно только зло. Эти демоны-духи очень даже способны поднять мертвецов… а уж мертвецов у нас в Ладе хватает.

— Послушайте, — раздраженно встрял Эдди. — А вы-то сами хоть раз видели этих зомби, а, Дживз? Их вообще кто-нибудь видел?

Дживз скривил губы и ничего не сказал — усмешка его говорила сама за себя. Чего еще можно ждать от каких-то бешеных иноземцев, которые вместо того, чтоб искать понимания, начинают палить из револьверов?

Эдди решил, что лучше всего прекратить бесполезную эту дискуссию. Все равно миссионер из него никакой. Он помахал своим «Рюгером» перед носом забрызганной кровью женщины:

— Ты и твой этот приятель… который похож на английского камердинера в выходной день… отведете нас на вокзал, после чего мы с вами нежно распрощаемся, и признаюсь вам честно: на этом мой рабочий день, мать его так, закончится.

— Вокзал? — переспросил пожилой мужчина, похожий на Дживза-Камердинера. — А что это такое — «вокзал»?

— Колыбель, — уточнила Сюзанна. — Отведите нас к Блейну.

Последняя фраза все-таки подкосила Дживза: презрительное выражение умудренного жизненным опытом человека сменилось подлинным ужасом:

— Туда нельзя! — он едва ли не закричал. — Колыбель — это запретная зона, а Блейн — самый опасный из всех призраков Лада.

«Запретная зона? — подумал Эдди. — Великолепно. Если это действительно так, по крайней мере, у нас голова перестанет болеть насчет вас, придурки. Кроме того, ему было приятно узнать, что Блейн все-таки существует… во всяком случае, сами млады в это верят».

Остальные смотрели на Эдди с Сюзанной в полном недоумении: наверное, с таким выражением взирала бы группа новообращенных фанатиков-христиан на предприимчивых прохиндеев, предложивших им взять в аренду Ковчег Завета и переделать его под общественный туалет.

Эдди приподнял «Рюгер», прицелившись точно в лоб Дживзу.

— Нам нужно туда, — сказал он. — Мы идем. И если у тебя действительно нет желания присоединиться к своим праотцам прямо сейчас, то лучше тебе прекратить скулить и отвести нас, куда тебе сказано.

Дживз и забрызганная кровью женщина неуверенно переглянулись, но когда «камердинер» опять повернулся к Сюзанне и Эдди, лицо его было суровым и очень решительным:

— Лучше вы нас застрелите, — проговорил он угрюмо. — Мы скорее умрем, чем пойдем туда.

— Да вы на себя посмотрите, ребята: кучка свихнувшихся мудаков с отмирающими мозгами! — взбесилась Сюзанна. — Никто не умрет! Никто! На хрена умирать?! Просто вы нас проводите и все! Ради всего святого!

— Но, госпожа, — проговорила толстуха серьезным тоном, — что умереть, что войти в колыбель к Блейну — все едино. Потому что Блейн спит, и тот, кто разбудит его, очень дорого за это заплатит.

— Да ладно тебе, красотка, — Эдди тоже уже начинал выходить из себя. — Разве можно почувствовать запах кофе, засунув нос в задницу?

— Я вас не очень-то поняла, — проговорила толстуха со странным достоинством. И откуда что взялось?!

— Я хочу сказать, что у вас есть выбор: отвести нас в колыбель, рискуя при этом навлечь на себя гнев Блейна, или остаться здесь и уже наверняка испытать на себе гнев Эдди. Между прочим, вовсе не обязательно убивать человека сразу — снес башку и порядок, все чинно и быстро. Можно отстреливать и по кусочку, а я сейчас именно в том настроении. Мне ужасно не нравится ваш городишко, и день у меня был поганый… музыка однообразная, запись заело, все население страдает хроническим или острым психозом и умственной недостаточностью, и первый же парень, которого мы тут встретили, швырнул в нас гранату и умыкнул нашего друга. Так что вы мне скажете?

— А зачем вам к Блейну? — спросил один из оставшихся пятерых младов. — Он давно не шевелится у себя в колыбели… уже много лет. Он перестал даже болтать на свои разные голоса и смеяться.

Болтать на разные голоса и смеяться? — Эдди недоумевал. Он поглядел на Сюзанну. Быть может, она что-нибудь понимает. Но она лишь пожала плечами.

— Последним к Блейну ходил Ардис, — сообщила забрызганная кровью женщина.

Дживз угрюмо кивнул:

— Ардис всегда, когда пьяный, дурел. Блейн ему задал какой-то вопрос. Я его слышал, но только не понял, о чем шла речь… что-то насчет матери воронов, впрочем, не знаю… и когда Ардис не смог ответить, Блейн спалил его голубым огнем.

— Электричество? — уточнил Эдди.

Дживз и забрызганная кровью женщина одновременно кивнули.

— Ага, — подтвердила женщина, — оно самое. Электричество. Так называли его в стародавние времена. Я-то знаю.

— Вам вовсе не обязательно заходить в колыбель, — неожиданно предложила Сюзанна. — Просто отведите нас куда-нибудь, откуда она видна. А дальше мы пойдем сами.

Женщина недоверчиво на нее покосилась. Потом Дживз притянул голову толстухи к себе и стал что-то шептать ей в ухо. Трое оставшихся младов стояли чуть поодаль, выстроившись неровной линией и глядя на Эдди с Сюзанной невидящим взором, как люди, еще не очухавшиеся после неслабой воздушной бомбежки.

Наконец женщина оглянулась:

— Ладно, мы вас отведем к колыбели, и скатертью вам дорога.

— Я тоже так думаю, — согласился с ней Эдди. — Ты и Дживз, вы пойдете с нами. Остальные свободны. — Он окинул их мрачным взглядом. — Только имейте в виду: хоть одно брошенное из засады копье, хоть одна стрела или кирпич — и эти двое умрут на месте. — Угроза его прозвучала так слабо и так бессмысленно, что Эдди тут же пожалел о сказанном. Разве этих придурков волнует судьба этой парочки или любого другого, отдельного взятого, «собрата» по клану, если они каждый день отправляют двоих-троих в мир иной. А-а, ладно, — подумал он, глядя вслед удалявшимся младам, которые улепетывали, не оглядываясь — теперь уже поздно. Раньше надо было думать.

— Идемте, — сказала женщина. — Хотелось бы поскорее от вас отделаться.

— Взаимно, — откликнулся Эдди.

Но прежде, чем они с Дживзом сдвинулись с места, женщина сделала одну вещь, при виде которой сердце у Эдди немного смягчилось: опустившись на колени, она убрала волосы с лица мужчины в «шотландском килте» и запечатлела на грязной щеке его поцелуй.

— Прощай, Уинстон, — шепнула она. — Подожди меня там, где расступаются деревья, а вода сладка. Подожди, я приду к тебе. Обязательно, как рассвет гонит сумрак на запад.

— Я не хотела его убивать, — вдруг сказала Сюзанна.

— Я хочу, чтобы ты это знала. Но мне не хотелось самой умирать.

— Да. — Лицо, повернувшееся к Сюзанне, было суровым и на удивление спокойным. Глаза женщины были сухи. — Только если вы думаете войти к Блейну, вы все равно умрете. И, скорее всего, вы умрете так, что еще позавидуете Уинстону, бедняге. Он жесток, этот Блейн. Самый жестокий из всех злобных духов в этом жестоком и злобном месте.

— Пойдем, Мод. — Дживз помог ей подняться на ноги.

— Да. Надо с этим покончить. — Она смерила взглядом Сюзанну и Эдди. Взгляд ее был исполнен решимости, но и смятения тоже. — Прокляты будут мои глаза за то, что смотрели они на вас. И прокляты будут ваши револьверы, ибо все наши беды — от них.

«И при таком отношении, — еще подумала про себя Сюзанна, — ваши беды, сестрица, не закончатся и через тысячу лет».

Мод быстрым шагом пошла по улице Черепахи. Дживз вышагивал рядом с ней. Эдди, которому приходилось катить коляску с Сюзанной, едва поспевал за ними. Очень скоро он стал задыхаться. Высокие здания с резными арками уступили место увитым лозою строениям, рассеянным по широким, давно не знавшим ухода лужайкам. Когда-то, наверное, здесь был богатый и дорогой район. Одно из зданий особенно выделялось на общем фоне: незамысловатая внешне постройка в форме куба из белых каменных плит и рядом колонн, поддерживающих нависающую крышу. Эдди опять вспомнились фильмы о гладиаторах, которые так ему нравились в детстве. Сюзанне, получившей более полное и классическое образование, вспомнился Парфенон. Оба сразу заметили изумительный каменный бестиарий — Медведя и Черепаху, Рыбу и Крысу, Коня и Собаку, скульптурные фигурки, выстроившиеся по краю крыши в колонну по два, — и поняли, что наконец-то пришли, куда надо.

Все дорогу их не покидало неприятное ощущение, как будто за ними наблюдает множество глаз — глаз, исполненных ненависти и в то же время благоговейного страха, — и теперь оно только усилилось. Над городом разразилась гроза. Первый гром прогремел, когда Эдди с Сюзанной увидели монорельс: как и гроза, он врывался в город с юга, сливался с улицей Черепахи и входил прямиком в Колыбель Лада. А когда они подошли к нему, старые ссохшиеся тела на столбах по обеим сторонам проспекта задергались и заплясали под порывистым ветром.

22

Они бежали еще долго-долго, Бог его знает — сколько (Джейк ничего уже не соображал; его хватило только на то, чтобы отметить, что барабаны опять замолчали), а потом Гашер снова остановил его резким рывком. На этот раз Джейк сумел устоять на ногах. У него открылось второе дыхание. Гашеру, старой развалине, было хуже.

— Уф! Мой старый насос дает сбои, мой сладкий.

— Плохо дело, — безучастно откликнулся Джейк и отлетел назад. Гашер со всей силы вмазал ему по щеке.

— Ну да, ты и слезы не уронишь, если я здесь скопычусь. Знаю я, как же! Только ты не надейся, мой юный друг… старина Гашер многих уже проводил и еще многих проводит, и не для того я родился на свет, чтобы отбросить копыта у ног такой, как ты, сладенькой душки-ягодки.

Джейк с безразличием выслушал весь этот бред. От твердо решил для себя, что Гашер отойдет к праотцам уже сегодня. Он лично за тем проследит. Может быть, Гашер прихватит с собой и его, но Джейку было уже все равно. Он утер кровь с разбитой губы и вперил задумчивый взгляд в свою испачканную ладонь, удивляясь при этом, насколько же быстро желание убивать завладевает человеческим сердцем.

Гашер, заметив, что Джейк разглядывает окровавленные свои пальцы, расплылся в ухмылке:

— Что, текут соки? Вот так-то. И это еще не последние соки, которые твой старый друг Гашер повыдавит из твоего стройного юного деревца, пока не доведет его до ума. А уж до ума он его доведет, будь уверен. — Он указал вниз, на выщербленную мостовую. Проследив взглядом за пальцем Гашера, Джейк увидел ржавую крышку люка, прикрывавшую вход в подземную шахту. На ней стояло заводское клеймо, которое Джейк уже где-то видел не так давно: «ЛИТЕЙНЫЙ ЦЕХ ЛАМЕРКА».

— Там сбоку есть ручка, — доверительно сообщил Гашер. — Видишь? Вот и давай займись: поднимай крышку. И поживее. Тогда, может быть, ты предстанешь пред светлые очи Тик-Така со всеми зубами.

Джейк без слов взялся за ручку и потянул. Достаточно сильно, но все-таки не со всей силы. Лабиринт узких улочек и переулков, по которому прогнал его Гашер, мог бы повергнуть в уныние кого угодно, но здесь, наверху, было хотя бы светло. Джейк не знал, что их ждет в подземелье под городом, где непроглядная тьма исключает не то что возможность, а даже мечты о побеге… и он не спешил это выяснить. Во всяком случае, до тех пор, пока его не принудят уже конкретно.

Гашер, однако, быстро расставил все по своим местам.

— Она слишком тяжелая… — начал было Джейк, но договорить не успел, потому что «пират» схватил его за горло и рывком приподнял над землей, так что лица их оказались на одном уровне. После долгого бега по закоулкам щеки его чуточку порозовели и увлажнились от пота, а язвы, разъедающие его плоть приобрели омерзительный желто-пурпурный оттенок. Открытые язвы как будто дышали, равномерными толчками исторгая куски зараженной плоти и сгустки крови. Джейк успел еще уловить смрадное его дыхание, а потом Гашер сдавил его горло, и дышать стало нечем.

— Послушай, гаденыш. И слушай внимательно, потому что это мое последнее предупреждение. Ты сейчас же поднимешь эту гребаную болванку, иначе я тебе этой вот самой рукой оторву язык. И можешь кусать меня, сколько захочешь, пожалуйста, потому что болячка уже у меня в крови, и не пройдет и недели, как на твоей нежной мордашке расцветут пышным цветом первые цветочки — если, конечно, ты доживешь. Ты хорошо меня понял?

Джейк отчаянно закивал головой. Лицо Гашера расплывалось уже в серых складках сгущающегося тумана, а голос его доносился как будто откуда-то издалека.

— Вот и славненько. — Гашер отшвырнул Джейка прочь. Обмякшее тело мальчика шлепнулось на мостовую рядом с проржавелым люком; он жадно хватал ртом воздух и кашлял, как будто его рвало. Наконец ему удалось сделать вдох — воздух со свистом ворвался в легкие, обжигая их жидким огнем. Джейк выплюнул комок окровавленной слизи. Теперь его точно едва не стошнило.

— А теперь снимай крышку, радость моего сердца, и давай больше не будем с тобой ругаться по этому поводу.

Джейк подполз к крышке люка, схватился за ручку и в этот раз потянул ее изо всех сил. В первый — кошмарный — момент ему показалось, что он все равно не сумеет ее поднять. Но потом он живо представил себе, как Гашер лезет рукой ему в рот и хватает язык… это прибавило ему сил. Что-то хрустнуло в пояснице, весь низ спины охватила тупая боль, но круглая крышка медленно сдвинулась, скрежеща по булыжнику, вбок, и под нею открылся тоненький серп темноты.

— Отлично, мой зайчик, отлично! — подбодрил его Гашер. — Ну прям-таки маленький мул! Давай тяни — не сдавайся на полпути!

Когда серпик стал величиной с половинку луны, а боль в спине превратилась в кусок раскаленного добела железа, Гашер пнул его в зад ногой, и Джейк растянулся на мостовой.

— Замечательно! — подытожил Гашер, заглянув в темноту. — А теперь, мое солнце, полезай быстренько вниз. Там сбоку есть лестница. Только смотри, не сорвись… скобы там скользкие, мхом давно заросли… иначе придется тебе лететь, кувыркаясь, до самого дна. Там всего-то скоб двадцать, если я вдруг чего не забыл. Когда спустишься вниз, остановись, как пай-мальчик, и жди меня. У тебя может, конечно, возникнуть желание смыться, пока суть да дело, от старого доброго друга, но это не самая лучшая мысль, как ты думаешь?

— Нет, — сказал Джейк. — Не лучшая.

— Молодец, умный мальчик! — Губы Гашера растянулись в его коронной и мерзкой, надо сказать, ухмылке, обнажив несколько уцелевших зубов. — Там темно, внизу. Очень темно. И тоннелей там с хренову тучу. И все идут в разные стороны. Твой старый приятель Гашер знает их, как свои пять пальцев, честное слово, а вот ты там заблудишься моментально. И там еще полно крыс — здоровенных и очень голодных крыс. Так что лучше тебе меня подождать.

— Подожду.

Прищурившись, Гашер уставился на него.

— Речь у тебя как у этих, из новых… но ты точно не млад, могу чем угодно поклясться. Откуда ты, солнце мое?

Джейк промолчал.

— Мы, похоже, язык проглотили. Ну и ладно, не больно-то и хотелось. Тик-Так все равно тебя разговорит, помяни мое слово. У него в этом деле талант, у Тикки: вызывать людей на разговор. А уж если он кого разговорит, то, случается, тот входит в раж и начинает трепаться без умолку, причем иной раз так быстро болтает и громко орет, что приходиться тюкнуть его по башке, чтобы он не трещал, как сорока. Все должны отвечать, когда разговаривают с Тик-Таком, и все отвечают, даже такие смазливые сладкие мальчики вроде тебя. А теперь, мать твою, лезь туда… Ну!

Он занес ногу, намереваясь пнуть Джейка, но в этот раз мальчику удалось увернуться. Он заглянул в полуоткрытый люк, увидел лестницу и начал спускаться. Голова Джейка не скрылась еще под землей, как вдруг воздух сотрясся от жуткого грохота. Громыхнуло далеко, на расстоянии примерно в милю, но Джейк сразу понял, что это было, и вскрикнул в отчаянии.

В уголках рта Гашера шевельнулась мрачная усмешка.

— Твой крутой друг прошел дальше, чем ты смел надеяться, да, моя прелесть? Но я так и думал… я сразу понял, на что он способен, потому что я видел его глаза — наглые, хитрые. Я так и думал, что он сразу отправится выручать своего маленького дружка, и так оно и получилось. Провода он заметил, но зато пролетел на фонтане, так что теперь тебе нечего волноваться. Спускайся, мой сладкозадый.

Он занес ногу, целясь в торчащую над тротуаром голову Джейка. Джейк пригнулся, уворачиваясь от удара. Одна нога его соскочила со скобы, и, чтобы не упасть, ему пришлось ухватиться за покрытую язвами ногу Гашера. Джейк поднял на него умоляющий взгляд, но не увидел ни капли жалости на умирающем, изъязвленном лице.

— Пожалуйста, — выдавил он, чуть не плача. Он представил себе Роланда, раздавленного громадой каменного фонтана. Как там говорил Гашер? Если кто-то захочет тебя соскрести, ему надо будет воспользоваться промокашкой.

— Проси, мое сердце, проси-умоляй. Только вряд ли ты что-нибудь выпросишь, потому что, как мы говорим, все сострадание, которое есть, осталось на той стороне моста. И тебе лучше это усвоить. Не глазей на меня, спускайся, иначе я так тебе наподдам, что мозги у тебя вылетят через уши.

Так что Джейк полез вниз. Когда он добрался до дна колодца, залитого стоячей водой, желание плакать прошло. Понурив голову и ссутулив плечи, он стоял там и ждал, когда Гашер спустится вниз и уведет его навстречу его судьбе.

23

Роланд действительно чудом не налетел на перекрещивающиеся провода, которые удерживали в равновесии лавину мусора, готовую обрушиться на любого неосторожного «гостя», но подвешенный над головою фонтан был откровеннейшей тупостью — такую ловушку мог бы поставить только наивный ребенок. Корт учил их при продвижении по вражеской территории осматривать окружающую обстановку по секторам, включая сюда и то, что находится сзади, сверху и под ногами.

— Стой! — велел он ушастику, повысив голос, чтобы перекричать барабанный бой.

— Ой! — согласился Ыш и, поглядев вперед, тут же добавил: — Эйк!

— Да. — стрелок еще раз взглянул на подвешенный сверху мраморный фонтан, потом осмотрел мостовую в поисках механизма, приводящего ловушку в действия, и обнаружил его почти сразу. И не один, а целых два. Быть может, когда-то их маскировка под булыжник мостовой была вполне сносной и действенной, но это время давно миновало. Роланд присел, уперев руки в колени, и проговорил, обращаясь к Ышу, задравшему мордочку кверху и внимательно глядящему ему в глаза: — Сейчас я тебя на минутку возьму на руки. Только ты не волнуйся, Ыш.

— Ыш!

Роланд осторожно прикоснулся к ушастику, заведя обе руки ему под брюшко. В первый миг Ыш весь напрягся и попытался отпрянуть, но потом Роланд почувствовал, что зверек все же расслабился. Ему явно не нравилось, что его трогает кто-то другой, а не Джейк, но он, похоже, смирился с этим. Роланд в который раз удивился тому, какой же он все-таки умный, Ыш.

Он перенес зверька по узенькому проходу под Висячим Фонтаном Лада, осторожно переступая через фальшивые булыжники. Как только они миновали опасный участок, стрелок сразу же отпустил ушастика. В тот же миг барабаны умолкли.

— Эйк! — тявкнул Ыш в нетерпении. — Эйк-Эйк!

— Да… но сначала нам надо обстряпать одно небольшое дельце.

Роланд отвел Ыша еще на ярдов пятнадцать подальше, потом наклонился, подобрал с мостовой увесистый кусок бетона и задумчиво перебросил его из руки в руку, как будто прикидывая его вес. С востока донесся звук выстрела. За грохотом барабанов Роланд не расслышал шум краткой схватки Сюзанны и Эдди с бандою оголтелых младов, но этот выстрел стрелок услышал вполне отчетливо. Он улыбнулся: выстрел этот почти наверняка означал, что чета Динов добралась до колыбели — первая хорошая новость за целый день, который тянулся, казалось, уже неделю.

Роланд размахнулся и бросил обломок бетона. Бросок вышел точным, как и тогда, в Речном Перекрестке, когда стрелок запустил камень в древний светофор: бетонный обломок ударился точно по центру одной из пластин-ловушек. Где-то вверху лопнул с противным лязгом один ржавый трос. Мраморный фонтан накренился и завис на мгновение, поддерживаемый вторым тросом — любой более-менее подготовленный человек с хорошей реакцией успел бы за это мгновение уйти из опасной зоны, машинально отметил про себя Роланд. А когда и этот трос тоже лопнул, фонтан обрушился вниз, точно бесформенный розовый камень.

Когда фонтан грохнулся о мостовую, все вокруг, кажется, содрогнулось. Роланд присел за завалом из стальных ржавых балок. Ыш проворно запрыгнул ему на колени. В воздух взметнулись мраморные осколки, причем некоторые куски были размером с небольшую повозку. Несколько кусочков поменьше попало Роланду в лицо. Он отряхнул шерстку ушастика, в которой тоже застряли розовые обломки, и оглядел образовавшуюся с его помощью баррикаду. Фонтан раскололся надвое, точно большое блюдо. «Придется нам возвращаться другим путем», — сказал себе Роланд. Проход, и без того очень узкий, теперь оказался полностью заблокированным.

Интересно, слышал ли Джейк грохот рухнувшего фонтана, а если слышал, то что он подумал? Насчет Гашера Роланд даже не переживал: тот наверняка решит, что стрелка размазало по мостовой — Роланду это было лишь на руку. Но что подумает Джейк? То же самое? Должен же он понимать, что стрелка не возьмешь на такую убогую западню… однако, если Гашер запугал его, Джейк сейчас мог вообще ничего уже не соображать. Как бы там ни было, сейчас нет времени на раздумья и домыслы, и если бы у Роланда была возможность вернуться на пару минут назад в прошлое, он сделал бы то же самое. Пусть Гашер уже не жилец, он — мужик смелый и по-звериному хитрый. Если теперь он хотя бы немного ослабит бдительность, значит, оно того стоило.

Роланд поднялся на ноги.

— Ыш! Ищи Джейка!

— Эйка! — Вытянув мордочку, Ыш принюхался, уловил запах Джейка и снова рванулся вперед, ведя за собою Роланда. Минут через десять ушастик остановился у крышки канализационного люка, обнюхал землю вокруг и, подняв голову к Роланду, отрывисто тявкнул.

Опустившись на одно колено, стрелок внимательно изучил запутанные следы и широкую полосу царапин на мостовой. По всему судя, эту крышку отодвигали довольно часто. Лицо Роланда оставалось по-прежнему бесстрастным, и только глаза его сузились, когда он увидел сгусток окровавленной слюны в щели между двумя булыжниками.

— Он так и бьет его, этот ублюдок, — пробормотал стрелок.

Он оттащил в сторону крышку люка и заглянул вниз. Потом расшнуровал рубаху и вытащил из петель сыромятный кожаный шнурок. Подняв ушастика, сунул его за пазуху. Ыш оскалился. Роланд почувствовал, как ему в грудь и живот вонзаются, точно маленькие ножи, острые коготки. Но когти тут же убрались, и Ыш высунул мордочку из-за пазухи, сверкая глазами и дыша, точно маленький паровой двигатель. Стрелок чувствовал, как рядом с его сердцем колотиться маленькое сердечко. Порывшись в сумке, Роланд достал еще один сыромятный шнурок, подлиннее.

— Придется мне взять тебя на поводок. Мне это, правда, не очень нравиться, а тебе, наверное, понравится еще меньше, но там, внизу, слишком темно.

Связав два шнурка вместе, он сделал петлю на одном конце и накинул ее на шею ушастика. Роланд думал, что Ыш снова оскалит зубы и, может быть, попытается даже его укусить, но Ыш сидел на удивление спокойно. Он лишь посмотрел на стрелка своими черными глазками с золотым ободком и с нетерпением тявкнул:

— Эйк!

Зажав свободный конец «поводка» в зубах, Роланд сел на край канализационного люка… если, конечно, это был канализационный люк. Он нащупал ногой первую скобу лестницы. Спускался стрелок медленно и осторожно, ему очень мешала изувеченная рука. Отсутствие двух пальцев ощущалось теперь как никогда. К тому же, стальные скобы были покрыты какой-то густой скользкой смазкой и еще чем-то мягким и влажным на ощупь, должно быть, мхом. Теплое тельце Ыша ощущалось пушистым грузом между рубашкой и животом. Зверек ровно, со свистом посапывал. В слабом свете, проникающем в шахту с улицы, золотистые кольца вокруг его черных зрачков поблескивали, точно два медальона.

И вот наконец нога Роланда погрузилась со всплеском в скопившуюся на дне шахты воду. Он на мгновение поднял глаза к бледной белой монетке света высоко-высоко вверху. Сейчас начинается самое трудное, — сказал он себе. В тоннеле было тепло и сыро, и пахло, как в старом склепе. Где-то неподалеку — гулко и размеренно — капала, ударяясь о камень, вода. Чуть подальше гудели какие-то механизмы. Роланд достал из-за пазухи Ыша — зверек явно был ему очень признателен — и опустил его в мелкий поток сточных вод, лениво текущий по дну тоннеля.

— Теперь все зависит только от тебя, — шепнул стрелок на ухо Ышу. — Ищи Джейка, Ыш. Ищи Джейка!

— Эйка! — тявкнул ушастик и поспешно зашлепал по мелкой воде в темноту. Голова его раскачивалась, как маятник, на длинной шее. Намотав свободный конец «поводка» на изувеченную правую руку, Роланд последовал за ним.

24

Колыбель — внушительное и огромное здание, вполне достойное того, чтобы в сознании Сюзанны и Эдди название это воспринималось уже с большой буквы — располагалась по центру широкой площади в пять раз больше той, где стояла поломанная статуя. Только теперь, рассмотрев Колыбель как следует, Сюзанна прочувствовала, каким серым, старым и безобразным было все остальное в Ладе. На нее было больно смотреть — такой сияюще чистой выглядела Колыбель. Побеги дикого винограда не лепились к ее белоснежным стенам; дурацкие надписи не уродовали ее ослепительных стен, колонн и ступеней. Здесь не было и следа желтоватой пыли, приносимой ветрами с равнин и покрывавшей, казалось, весь город. Когда они подошли поближе, Сюзанна увидела, почему: с двух сторон по фасаду из скрытых в тени отливающих медью навесов крыши отверстий текли неиссякаемые потоки воды. Другие скрытые отверстия периодически извергали фонтанчики, омывающие ступени, образуя каскады маленьких водопадов.

— Ух ты! — выдохнул Эдди. — По сравнению с этим Большой Центральный выглядит как занюханный полустанок в деревне Глубокая Задница, штат Небраска.

— Ты настоящий поэт, мой милый, — сухо прокомментировала Сюзанна.

Ступени окружали кольцом все здание и вели к просторному открытому холлу. Однако, несмотря на отсутствие зарослей буйной лозы, которая бы закрывала обзор, заглянуть внутрь было никак невозможно — широкая, нависающая над ступенями крыша отбрасывала слишком густую тень. По краю крыши, вокруг всего здания маршировали в колонне по два Тотемы Луча, а на почетных местах на углах восседали зверюги, которые не привидятся и в кошмарном сне: ужасные с виду каменные драконы с чешуйчатыми телами, огромными лапами с выпущенными когтями и злобными пронзительными глазами.

Эдди легонько дотронулся до плеча Сюзанны и указал чуть выше. Сюзанна подняла глаза… и у нее перехватило дыхание. На конце шпиля на крыше, вздымаясь над символами Луча и драконами, словно те подчинялись ему, застыла фигура: золотой воин высотой в шестьдесят, если не больше, футов. Старая ковбойская его шляпа была сдвинута на затылок, открывая высокий лоб, изборожденный морщинами — следами не столько прожитых лет, сколько непреходящих забот и тревог; повязанный вокруг шеи платок был небрежно опущен на грудь, как будто его только что сняли после того, как он отслужил свою долгую трудную службу, защищая лицо от пыли. В одной руке, поднятой вверх, воин держал револьвер, в другой — что-то типа оливковой ветви.

Над Колыбелью Лада стоял Роланд из Гилеада, одетый в золото.

«Нет, — сказала себе Сюзанна, наконец вспомнив о том, что ей надо дышать. — Это не он… но с другой стороны, это именно он. Человек этот — стрелок… был стрелком. И поразительное это сходство между ним, погибшим, наверное, тысячу лет назад, и Роландом — вот вся правда и сущность ка-тета, которую надо знать».

Далеко-далеко на юге прогремел гром. Молнии подгоняли бегущие по небу тучи. Жалко, подумала еще Сюзанна, что у них мало времени, чтобы как следует рассмотреть золотого воина на шпиле Колыбели и зверей на крыше: как ей показалось, на каждом каменном звере были высечены какие-то слова — наверняка очень важные. Вот бы их прочитать… Но сейчас они просто не могут себе позволить тратить на это время.

Там, где улица Черепахи вливалась в площадь Колыбели, поперек мостовой шла широкая красная полоса. Мод и мужчина, которого Эдди окрестил Дживзом-Камердинером, остановились на почтительном расстоянии от алой отметки.

— Все, дальше мы не пойдем, — сообщила им Мод ровным бесцветным голосом. — Можете застрелить нас на месте, все равно жизни смертных принадлежат богам, и мы все там будем, но я, несмотря ни на что, предпочту умереть по эту сторону запретной черты. Я не хочу гневить Блейна из-за каких-то там иноземцев.

— И я тоже, — поддакнул Дживз. Он снял запыленный свой котелок и прижал его к голой груди, глядя на Колыбель в благоговейном страхе.

— Вот и славно, — сказала Сюзанна. — Катитесь отсюда оба.

— Ну да, только мы отвернемся, вы сразу выстрелите нам в спину. — Голос у Дживза дрожал. — Чем угодно могу поклясться, что так и будет.

Мод мотнула головой. Брызки крови на лице у нее засохли, превратившись в нелепые бордовые веснушки.

— Стрелки никогда не стреляют в спину… уж это я знаю.

— А откуда мы знаем, стрелки они или нет? Мало ли, что они там говорят.

Мод указала на большой револьвер с потертой сандаловой рукоятью в руках у Сюзанны. Дживз посмотрел на револьвер, секунду подумал… и протянул женщине руку. Когда Мод взяла его за руку, представление Сюзанны о них как о парочке закоренелых убийц резко переменилось. Они походили скорей на Гензеля и Гретель, чем на Бонни и Клайда — усталые, перепуганные, растерянные, они заблудились в лесу так давно, что успели состариться в нем. Ее страх и ненависть к ним как рукой сняло, а на их месте возникла щемящая жалость. И грусть.

— Прощайте, — тихо и мягко проговорила она. — возвращайтесь к себе и не бойтесь — ни я, ни мой муж не причиним вам вреда.

Мод кивнула.

— Я верю, что вы не хотите нам зла. И я прощаю тебя за то, что ты застрелила Уинстона. Но послушай меня и послушай внимательно: держитесь подальше от Колыбели. Какими бы важными и серьезными ни были ваши причины идти туда, все равно это того не стоит. Войти в Колыбель Блейна — это верная смерть.

— У нас нет выбора, — сказал Эдди, и в это мгновение опять прогремел гром, словно подтверждая его слова. — А теперь вы послушайте меня. Я не знаю, что там под Ладом есть и чего там нет, но в одном я уверен: барабаны, из-за которых вы так напрягаетесь, это всего лишь кусок одной записи — песни — сделанной в мире, откуда пришли мы с моею женой. — Взглянув на непонимающие их лица, он раздраженно воздел руки к небу. — Господи Боже мой тыквенный пирожок, неужели вы не понимаете?! Вы убиваете тут друг друга из-за какой-то занюханной песенки, которая даже и синглом-то не выходила!

Положив руку ему на плечо, Сюзанна тихонько назвала его по имени. Поначалу он не обратил на нее внимание, переводя свой сверкающий праведным гневом взгляд с Дживза на Мод и обратно на Дживза.

— Вы так хотите увидеть чудовищ? Тогда присмотритесь получше друг к другу. А когда возвратитесь в свой этот дурдом, который вы называет домом, посмотрите внимательнее на друзей и на родственников.

— Вы еще не понимаете, — глаза у Мод были темны и серьезны. — Но поймете. Да… вы поймете.

— Идите, — тихо проговорила Сюзанна. — Нам с вами беседовать бесполезно: мы просто не понимаем друг друга. Ступайте. Идите своей дорогой и постарайтесь все-таки вспомнить лица своих отцов, потому что мне кажется, вы их забыли давным-давно.

Не сказав больше ни слова, мужчина и женщина развернулись и пошли, держась за руки, восвояси — туда, откуда пришли, — оглядываясь время от времени через плечо: Гензель и Гретель, испуганные детишки, заблудившиеся в дремучем лесу.

— Выпустите меня отсюда, — устало произнес Эдди, потом поставил «Рюгер» на предохранитель, сунул пистолет за пояс джинсов и потер красные воспалившиеся глаза ладонями. — Просто выпустите меня… это все, чего я прошу.

— Я понимаю, о чем ты, красавец. — Сюзанна явно была перепугана не на шутку, но в наклоне ее головы все равно ощущалось упрямство и вызов. Эдди узнал уже эти ее черты и успел их полюбить. Положив руки ей на плечи, он наклонился и поцеловал ее. Ничто не могло помешать ему сделать это: ни жуткое окружение, проникнутое мрачной тайной, ни готовая разразиться гроза. Когда он наконец оторвался от ее губ, она внимательно на него посмотрела, и в широко распахнутых ее глазах плясали веселые огоньки. — Ого! С чего бы это?

— Просто я тебя очень люблю, — сказал Эдди, — а так, собственно, ни с чего. Причина достаточная веская, как ты считаешь?

Ее взгляд смягчился. Сюзанна подумала даже, а не пора ли ему сообщить один небольшой секрет — хотя и сама еще точно не знала, так это или нет, — но сейчас было явно не время для этого. И не самое подходящее место для таких откровений. Сейчас она не могла сообщить ему о своей предположительной беременности, точно так же, как не могла терять время, чтобы прочесть слова, высеченные на каменных изваяниях Стражей Врат.

— Достаточно веская, Эдди, — сказала она.

— Встреча с тобой — это лучшее из того, что случилось со мной за всю жизнь. — Он буквально пожирал ее взглядом. — Мне всегда трудно давались такие слова… жизнь рядом с Генри, я думаю, забила во мне всякую сентиментальность… но это правда. Сначала, мне кажется, я полюбил тебя потому, что в тебе как бы сосредоточилось все, чего я лишился из-за Роланда — я имею в виду, Нью-Йорк и все прочее, — но теперь это нечто большее, потому что я больше уже не хочу возвращаться туда. А ты?

Она посмотрела на Колыбель. При одной только мысли о том, что может их ждать там внутри, ее обуял настоящий ужас, и все же… она опять посмотрела на Эдди.

— Нет, я не хочу возвращаться назад. Теперь я хочу идти только вперед. По крайней мере, пока ты со мной. Знаешь, это даже забавно, что ты сейчас сказал — что ты полюбил меня потому, что из-за него ты лишился всего своего.

— Забавно?

— А я полюбила тебя за то, что ты освободил меня от Детты Уокер. — Она на мгновение умолкла, потом тихонько качнула головой. — Нет… все гораздо сложнее. Я полюбила тебя потому, что ты освободил меня от этих обеих стервозин. Одна — матершинница и воровка, которая развлекалась дразня и кидая парней. Вторая — самодовольная и чванливая, этакая вся «цаца». Как я теперь понимаю, наполовину во мне было от одной и на ноль-пять от другой. Сюзанна Дин нравится мне гораздо больше… а освободил меня ты. Если б не ты, я бы не стала такой, как я есть.

На этот раз она потянулась к нему: прижала ладони к заросшим щетиной щекам, притянула его к себе и нежно поцеловала в губы, — а когда он легонько коснулся ее груди, она вздохнула и накрыла руку его ладонью.

— Давай лучше пойдем, — выдохнула Сюзанна, — иначе мы сейчас уляжемся прямо здесь, посреди улицы… и тогда уже точно промокнем. Сейчас будет дождь — посмотри.

Эдди в последний раз обвел взглядом унылые молчаливые башни, окна без стекол, заросшие виноградом стены. Потом кивнул:

— Да. Пойдем. У этого города все равно нет никакого будущего.

Он толкнул коляску с Сюзанной вперед. Когда колеса коляски пересекли алую линию, которую Мод называла запретной чертой, оба невольно напряглись, опасаясь, что сейчас сработает какой-нибудь древний защитный механизм-ловушка и прикончит их обоих на месте. Но ничего не случилось. Эдди вывез коляску на площадь. Когда они приближались уже к белым ступеням, ведущим в Колыбель, с неба пролился холодный, подгоняемый ветром дождь.

Ни Сюзанна, ни Эдди не знали об этом, но на город обрушилась первая из осенних гроз Срединного Мира.

25

Как только они очутились в вонючей тьме канализационных стоков, Гашер сбросил убийственный темп, который поддерживал на пути поверху. Джейк, однако, не думал, что это из-за темноты: Гашер, похоже, не врал, когда хвастался, что знает здесь все повороты и все изгибы пути. Дело, наверное, в том, что мучитель его был уверен, что Роланд погиб, превратившись в лепешку под рухнувшим мраморным фонтаном.

А самого Джейка, когда прошло первое потрясение, начали одолевать сомнения.

Если Роланд заметил натянутые проводки — а эта ловушка была похитрее, чем подвешенный над головою фонтан, — то как могло получиться, что он не заметил такую громадину? В принципе, и такая возможность не исключалась, однако Джейку она представлялась маловероятной. Скорее всего, Роланд обрушил фонтан специально, чтобы усыпить бдительность Гашера и, возможно, заставить его сбавить темп. Джейк сомневался, что Роланд сумеет проследить их путь по подземному лабиринту — не зная дороги, в кромешной тьме не пройдет даже стрелок, — но ему все-таки было приятно осознавать, что Роланд не погиб, пытаясь сдержать свое обещание.

Они повернули направо, потом налево и снова налево. Джейк вообще ничего не видел, но зато все остальные чувства его обострились, и постепенно он начал смутно воспринимать окружающую обстановку. Приглушенный гул работающих станков в отдаленных тоннелях на мгновения становился громче, потом затихал опять, когда каменные недра Лада снова смыкались над ними, поглощая все звуки. Лицо его периодически обдувало сквозняком. Иногда токи воздуха были прохладными, иногда — теплыми. Чавкающие по воде шаги отдавались гулким эхом в поперечных тоннелях, откуда, собственно и долетали, эти вонючие дуновения, а один раз Джейк едва не разбил себе голову о какую-то металлическую штуковину, торчавшую из потолка. Ощупав ее на ходу, мальчик решил, что это был, по всей видимости, здоровенный кран. После этого случая Джейк постоянно размахивал руками, чтобы избежать новых неожиданных столкновений с невидимыми в темноте предметами.

Гашер направлял его ударами по плечам, точно погонщик, гонящий своего быка. Они продвигались достаточно быстро, но все-таки не бегом. Гашер потихонечку восстановил дыхание. Сначала он что-то бубнил, а потом вдруг запел глуховатым, но неожиданно мелодичным тенором:

Трам-тарам-тарам-там-там, дощатое крылечко,

Получу работу, куплю тебе колечко.

Тарам-тарарарам-тарам-тара,

Приеду, схвачу тебя за буфера.

Тарам-трам-тарарам, отличные сиськи.

Мне просто ужасно охота потискать

Твои… тарарам-там-тара!

Гашер пропел еще пять-шесть куплетов в подобном духе, после чего умолк.

— А теперь ты мне чего-нибудь спой, красавчик.

— Я ничего не знаю, — выдохнул Джейк, очень надеясь, что Гашер подумает, будто он задыхается. Он не знал, к чему это приведет, к добру или к худу, но здесь, в темноте годилось все, чтобы добиться любого, пусть самого мизерного, преимущества.

Гашер ткнул локтем Джейку в спину, причем приложился он сильно — мальчик едва не упал в грязную воду, лениво журчащую по дну тоннеля.

— Ты лучше чего-нибудь вспомни, если, конечно, не хочешь, чтобы я выбрал тебе позвонки из твоей нежной спинки. — Он помолчал и потом добавил еще: — Тут полно призраков, да. Они обитают внутри машин, мать их так. А пение держит их на расстоянии… отпугивает. Ты не знал? Давай пой!

Джейк лихорадочно соображал, не желая сподобиться очередной «ласковой трепки» Гашера. Порывшись в памяти, он извлек одну песенку, которую выучил в летнем лагере, когда ему было лет семь или восемь. Открыв рот, он завыл в темноте, вслушиваясь в свой голос, отражавшийся эхом от каменных стен, как будто скачущий среди плеска бегущей воды, стука капель и гула древних машин:

Моя девочка — прелесть, она из Нью-Йорка.

Я покупаю ей все, чтоб она была стильной девчонкой.

Бедра у Коры

Как два линкора.

О Боже, куда уплывают деньжата.

Моя девочка — сказка, она из Филли,

Я покупаю ей все, чтоб она была стильной девчонкой.

Глаза у девицы

Как две пряных пиццы.

О Боже, куда уплывают деньжата.

Гашер протянул руки, схватил Джейка за уши, как будто за ручки кастрюли, и рванул на себя, останавливая парнишку на месте.

— Там прямо по курсу яма, — сообщил он. — С таким, правда, голосом, как у тебя, было бы лучше для всех, если бы ты туда провалился ко всем чертям, но Тик-Так не одобрил бы этого, да. Так что пока живи. — Гашер отпустил уши Джейка, горящие как в огне, и вцепился в ворот его рубашки. — А теперь наклоняйся вперед, пока не нащупаешь лестницу с той стороны. И не вздумай мне поскользнуться, чтобы мы туда грохнулись оба!

Джейк осторожно наклонился вперед, вытянув руки перед собой. При одной только мысли о том, что под ним открывается яма, которую он не видит, его охватил дикий ужас. Нащупав лестницу, он почувствовал, как поток теплого воздуха — чистого, свежего, только что не ароматного — обдувает его лицо. Далеко внизу теплился бледный розовый свет. Пальцы его прикоснулись к стальной перекладине и обхватили ее. Раны от укуса на левой руке открылись по-новой. Теплые струйки крови потекли по ладони.

— Нашел? — спросил Гашер.

— Да.

— Тогда ползи вниз! Чего ты, черт возьми, ждешь?! — Он отпустил ворот его рубашки, и Джейк живо представил себе, как Гашер заносит ногу, чтобы придать ему ускорения посредством хорошего пенделя в задницу. Мальчик переступил через тускло мерцающий проем и начал спускаться по лестнице, стараясь по возможности не напрягать раненую левую руку. На этот раз на железных скобах не было ни наростов мха, ни скользкой и жирной смазки. Они практически не проржавели. Спуск оказался достаточно долгим, и пока Джейк сползал вниз — при этом ему приходилось поторапливаться, чтобы Гашер не наступил ему на руки своими тяжелыми сапожищами, — ему вспомнился один фильм, который он как-то видел по телевизору: «Путешествие к центру Земли».

Гул станков становился все громче, розовый свет — все ярче. В звуках работающих механизмов все равно ощущался какой-то сбой, но обострившийся в темноте слух подсказал Джейку, что эти машины находятся в лучшей рабочей форме, чем те, наверху. Когда Джейк наконец добрался до дна шахты, пол под ногами оказался сухим. Новая, горизонтальная, шахта высотой футов в шесть представляла собой коридор квадратного поперечного сечения, стены которого были обшиты проклепанными листами из нержавеющей стали и который тянулся, насколько хватало глаз, в обе стороны, прямо, как струна. Интуитивно, даже не задумываясь об этом, Джейк понял, что этот тоннель (располагавшийся на глубине футов в семьдесят, если не больше, под Ладом) тоже идет вдоль пути Луча. А где-то там, впереди — Джейк был в этом уверен на сто процентов, хотя ни за что бы не смог ответить, откуда у него эта уверенность — прямо над тоннелем стоит тот самый поезд, ради которого, собственно, все это и затевалось.

По обе стороны шахты, под самым ее потолком, тянулись два ряда узких вентиляционных решеток. Именно из этих отверстий в тоннель проникал поток чистого и сухого воздуха. Кое-где с вентиляционных решеток свисали голубовато-серые бороды мха, но большинство было свободно. Под каждой второй решеткой была нарисована желтая стрелка, а под стрелкой — какой-то таинственный символ, похожий на маленькую букву «т». Стрелки указывали в том направлении, которому следовали Гашер с Джейком.

Розовый свет исходил из стеклянный трубок, закрепленных в два ряда на потолке тоннеля. Одни — примерно каждая третья — не горели вообще, другие судорожно вспыхивали и шипели, почти не давая света, но почти половина работала. Неоновое освещение, — в изумлении подумал Джейк. Ничего себе, да?

Гашер спрыгнул с лестницы рядом с Джейком и усмехнулся, увидев его изумленное выражение.

— Здорово, правда? Летом прохладно, зимой тепло, а жратвы столько, что пятьсот мужиков не съедят и за пять сотен лет. А знаешь, что самое главное, котик? Самое-самое главное изо всей этой хренотени?

Джейк покачал головой.

— Этим гребаным младам даже и невдомек, что это место вообще существует! Они считают, что здесь, под землей, обитают чудовища. Да млад лучше сдохнет, чем подойдет к люку канализации ближе чем на двадцать футов, если только его настоятельно не попросят!

Запрокинув голову, Гашер искренне, от души рассмеялся. Джейк стоял молча, хотя внутренний голос — холодный, таящийся в самых глубинах сознания — подсказывал, что не худо бы поддержать смех Гашера. Хотя бы из дипломатических соображений. Но Джейк все-таки не рассмеялся, потому что он точно знал, как себя чувствуют млады. Под Ладом действительно обитают чудовища: тролли, орки и призраки. Разве сам он — не пленник такого чудовища?

Гашер подтолкнул его влево.

— Иди давай… мы уже почти на месте. Ну!

Они зашагали дальше. Эхо шагов, отражаясь от стен, катилось следом за ними. Минут через десять-пятнадцать Джейк увидел в стене — ярдах в двухстах впереди — герметично закрытый люк. Когда они подошли поближе, он разгладел, что из центра тяжелой крышки торчит большой поворотный кран. Справа висела коробочка внутреннего переговорного устройства.

— Все, нет моих больше сил! — выдохнул Гашер, когда они встали у двери в конце тоннеля. — Для больного и старого инвалида, то бишь покорного твоего слуги, такие гонки уже малость не по зубам. — Вдавив большим пальцем кнопку переговорного устройства, он гаркнул в микрофон: — Эй, Тик-Так, я его выцепил… доставил в целости и сохранности, как договорено! И волоска с головы его не упало! Я же тебе обещал, а раз я обещаю, я делаю! Доверься старому Гашеру, я тебе говорил, Гашер не подведет! А теперь открывай давай и впусти нас!

Он отпустил кнопку и с нетерпением уставился на дверь. Колесо даже не шелохнулось, а из динамика раздался ровный гнусавый голос:

— Пароль?

Гашер нахмурился, задумчиво поскреб подбородок длинными грязными ногтями, потом, ничего, видимо, не придумав, приподнял повязку над глазом и выдавил очередную порцию желтовато-зеленой слизи.

— Этот Тик-Так со своими паролями! — пробубнил он, обращаясь к Джейку. Голос его прозвучал раздраженно, но за показной его злостью скрывалась тревога. — Тик-Так — парень, конечно, крутой, но иной раз его зарубает, скажу я тебе, не по делу.

Нажав на кнопку, он заорал благим матом:

— Кончай, Тик-Так! Ты что, голоса моего не узнал? Может, тебе слуховой аппарат подарить?!

— Да узнал я тебя, успокойся, — вернулся в динамик гнусавый, немного манерный голос. Джейку он показался похожим на голос Джерри Рида в роли Барта Рейнольда в сериале «Смоуки и Бандит». — Но я же не знаю, с кем ты там, правда? Ты что, забыл: наша видео камера гикнулась еще в прошлом году?! Называй пароль, Гашер, иначе будешь там гнить до скончания века!

Гашер засунул в нос палец, вытащил сгусток соплей цвета мятного желе и расплющил его на решетке динамика. Джейк наблюдал за этим ребяческим проявлением злости с немым изумлением — ну разве не прелесть?! — чувствуя, как в горле его пузырится и рвется наружу совсем неуместный истерический смех. Стоило столько нестись, задыхаясь, по запутанному лабиринту, переполненному ловушками, потом брести под землею во тьме кромешной, чтобы застрять потом у какой-то там двери в конце тоннеля, потому только, что Гашер забыл пароль?

Гашер злобно зыркнул на Джейка, потом провел рукой по черепушке, снимая с головы мокрую от пота желтую повязку. Он был, как выяснилось, абсолютно лысым, если не брать в расчет парочку жалких пучков вздыбленных черных волос, похожих на иглы дикобраза. Над левым виском наблюдалась глубокая вмятина. Поковырявшись в повязке, Гашер извлек на свет обрывок мятой бумаги.

— Благослови, Господи, Хутса, — пробормотал он себе под нос. — Хутс молодец, позаботился обо мне, и весьма кстати, да.

Он уставился на бумажку, повертел ее то одной, то другой стороной, а потом протянул ее Джейку и шепнул ему, понизив голос, словно боялся, что Тик-Так может подслушать его, хотя кнопка «ГОВОРИТЕ» на переговорном устройстве была не нажата:

— Слушай, ты ведь настоящий маленький джентльмен, правда? А самое первое, чему учат всякого джентльмена после того, как он уже научился не ссать на углу и не кушать зубную пасту, — так это читать. Давай-ка, прочти мне, что тут за слово написано, зайчик, а то что-то оно у меня выскочило из башки… честное слово.

Джейк взял бумажку, взглянул на нее и снова поднял глаза на Гашера:

— А если я не прочту? — спросил он спокойно.

От такого ответа Гашер на секунду опешил… а потом снова расплылся в ухмылке, сопровождавшей всегда приступы его мрачного и опасного «добродушия».

— Тогда я сожму твою нежную шейку и буду стучаться твоей башкой в дверь, — сообщил он. — Тик-Так, правда, вряд ли проникнется, так что я сомневаюсь, что мне удастся даже таким радикальным способом убедить старину Тикки впустить меня — он, знаешь ли, все еще нервничает немного из-за твоего крутого приятеля, — но мне станет хотя бы легче, когда я увижу, как мозги твои растекаются по колесу.

Джейк задумался над услышанным. Мрачный, совсем не уместный смех все еще булькал в горле, прорываясь наружу. Тик-Так — парень крутой, без вопросов. И никогда не прокалывается. Он верно все рассчитал: даже если бы Роланд его захватил, он бы вряд ли заставил Гашера, который и так уже почти труп, выдать пароль. Но на одном Тик-Так, кажется, прокололся по-крупному — он не принял в расчет дырявую память Гашера.

«Только не смейся. Если ты рассмеешься, он тебе точно вышибет мозги».

Не смотря на свою браваду и все угрозы, Гашер смотрел на Джейка с явным и искренним беспокойством, и Джейк отметил про себя одну важную вещь, которая потом может ему сослужить неплохую службу: Гашер действительно не боится смерти… но зато боится унижения.

— Ну ладно, Гашер, — сказал он спокойно. — Там написано: «щедрый».

— Дай сюда, — Гашер выхватил мятый листок из рук Джейка, засунул бумажку обратно в платок и, быстренько обмотав желтую тряпку вокруг лысой своей черепушки, вдавил пальцем кнопку на переговорном устройстве. — Эй, Тик-Так? Ты еще здесь?

— А где я, по-твоему, должен быть? На Западном Конце мира? — В гнусавом манерном голосе теперь слышалось легкое изумление.

Гашер показал динамику белесый и бледный язык, но голос его звучал заискивающе, едва ли не подобострастно:

— Пароль — слово «щедрый», и красивое слово, замечу! А теперь впусти меня, будь я проклят!

— Конечно-конечно. — Где-то рядом включился скрытый механизм. Джейк аж подскочил от неожиданности. Колесо в центре герметичной двери пришло в движение. Когда оно провернулось и остановилось, Гашер взялся за него обеими руками и рванул на себя. Потом схватил Джейка за руку, дернул его вперед, так что тот едва не споткнулся о приподнятый над полом порожек, и втолкнул в странную комнату, «страньше» которой Джейк в жизни не видел.

26

Роланд спустился к тусклому розоватому свету. Из-за ворота его рубахи, расстегнутой на груди, выглядывали, мерцая, умные глазки Ыша; вытянув до предела свою длинную шейку, ушастик принюхивался к струям теплого воздуха, проникающим через вентиляционные решетки. В кромешной тьме подземелья Роланду пришлось полностью положиться на нюх животного, и он очень боялся, что Ыш потеряет след Джейка на проточной воде… но когда он услышал пение — сначала Гашера, потом Джейка, — отдающееся гулким эхом в тоннелях, он смог немного расслабиться. Ыш не ошибся.

Ыш тоже услышал пение. До этого момента он продвигался вперед медленно и осмотрительно, время от времени возвращаясь даже немного назад, чтобы лишний раз убедиться в том, что чутье его не подвело, но, едва заслышав голос Джейка, пустился бегом, натянув до предела кожаный поводок. Поначалу Роланд испугался, что ушастик начнет звать Джейка своим хрипловатым пронзительным голоском — Эйк! Эйк! — но ушастик молчал. А когда они добрались до шахты, уводящей в нижние этажи этого Дицианова Лабиринта, Роланд услышал снизу гул какого-то нового механизма — по всей видимости, насоса, — за которым последовал металлический лязг захлопнувшейся двери.

Спустившись в квадратный тоннель, стрелок первым делом окинул взглядом двойной ряд светящихся трубок на потолке, уходящий, насколько хватало глаз, в обе стороны. Они горели болотным огнем, как та вывеска над заведением Балазара в Нью-Йорке. Повнимательнее присмотревшись к узким хромированным решеткам на вентиляционных отверстиях, прорубленных под самым потолком, и к желтым стрелкам под ними, Роланд снял петлю поводка с шейки Ыша. Тот, явно обрадованный, нетерпеливо замотал головой.

— Мы уже близко, — пробормотал Роланд в приподнятое ухо ушастика, — так что вести себя надо теперь осторожно и тихо. Ты понял, Ыш? Очень тихо.

— И-хо, — отозвался Ыш хриплым шепотом, который в другой ситуации прозвучал бы, наверное, даже забавно.

Роланд опустил Ыша на пол, и тот тут же понесся вперед по тоннелю, вытянув шеи и пригнув нос к стальному покрытию пола. Роланд слышал, как ушастик тихонько бормочет себе под нос: «Эйк-Эйк! Эйк-Эйк!» Роланд вытащил из кобуры револьвер и пошел следом за ним.

27

Эдди с Сюзанной застыли у белых ступеней, разглядывая громаду Колыбели Блейна. Небо как будто разверзлось над Ладом — дождь хлынул сплошной стеной.

— Ничего себе домик отгрохали! Только забыли пристроить дорожку для инвалидных колясок. — Эдди приходилось кричать, чтобы голос его не утонул в шуме дождя и раскатах грома.

— Ничего страшного, — нетерпеливо отозвалась Сюзанна, выкарабкиваясь из коляски. — Пойдем скорее, а то промокнем.

Эдди с сомнением поглядел на лестницу. Ступеньки, конечно, не слишком высокие… но их зато много.

— Ты уверена, Сьюз, что справишься?

— Еще и тебя обгоню, бледнолицый, — отмахнулась Сюзанна и начала взбираться вверх по ступенькам с невероятным проворством, опираясь на крепкие, мускулистые руки и отталкиваясь от ступенек обрубками ног.

И она действительно едва его не обогнала. Эдди приходилось сражаться с громоздким металлическим креслом, бросить которое он не мог и которое очень ему мешало. К тому моменту, когда они добрались до верхней площадки, оба запыхались. От их промокшей одежды шел пар. Эдди подхватил Сюзанну под мышки, приподнял ее и вдруг замер на месте, обнимая ее за талию и прижимая к себе, вместо того, чтобы усадить обратно в коляску. Почему-то — знать бы еще, почему — им вдруг овладело игривое, сумасшедшее настроение. Ему хотелось ее. Прямо здесь и сейчас.

«Так, дайте мне отдышаться, — подумал он. — Ты добрался досюда живым, вот у тебя железы и трепещут, готовые к подвигам и загулу».

Сюзанна облизала губы и, запустив пальцы Эдди в шевелюру, дернула изо всех сил. Было больно… но, вместе с тем, так чудесно.

— Я же тебе говорила, что я тебя сделаю, мальчик, — шепнула она низким и хрипловатым голосом.

— Не ври… я был первым, на полступеньки. — Он постарался сделать вид, что он не так уж и запыхался, но ничего у него не вышло.

— Может быть… но зато ты весь выдохся. — Одна рука ее соскользнула вниз и легонечко сжала в том самом месте. В глазах у Сюзанны мелькнул огонек. — Но кое-что, наоборот, полно сил.

По небу прокатился гром. Они оба вздрогнули и рассмеялись.

— Ладно тебе, — сказал он. — То же мне, нашла время. Безумие какое-то! Бр-р!

Она не стала ему возражать, но еще раз легонечко сжала то самое место и только потом убрала руку и положила ее ему на плечо. Эдди — не без сожаления — усадил ее обратно в коляску и покатил ее по широким плитам под навес крыши. Ему показалось, что точно такое же сожаление промелькнуло и во взгляде Сюзанны.

Когда они были уже под крышей и сверху на них не лило, Эдди приостановился и оглянулся. Площадь Колыбели, улица Черепахи… весь город уже исчезал за трепещущей серой завесой дождя. И Эдди ни капельки не сожалел об этом. В его мысленной записной книжке Лад не значился в списке приятных воспоминаний.

— Смотри, — тихонько пробормотала Сюзанна, указав на ближайшую водосточную трубу. На нижнем конце ее красовалась большая рыбья голова, покрытая каменной чешуей. Судя по виду, рыбина эта состояла в ближайшем родстве с драконообразными чудищами, восседающими на углах Колыбели. Из пасти ее серебристым потоком струилась вода.

— Кажется, это уже не «кратковременные осадки», — заметил Эдди.

— Какие осадки?! Этот дождь будет лить, пока ему не осточертеет, а потом — еще капельку, просто назло. Может, это продлится неделю, а может, и месяц. Но мы можем до этого и не дожить, если Блейн друг решит, что наши рожи ему не понравились. Так что, собственно, нам без разницы. Стрельни-ка разок, мой сладкий, пусть Роланд знает, что мы на месте, а потом мы тут немного осмотримся, ладно? Чего тут да как.

Эдди подошел к краю лестницы, выставил руку из-под навеса и выстрелил, направив «Рюгер» в забитое тучами серое небо. Именно этот выстрел — за милю, если не больше — и слышал Роланд, идущий по следу Гашера и Джейка по «лабиринту с ловушками». Еще пару секунд Эдди постоял на месте, пытаясь себя убедить, что все еще может закончиться хорошо, а сердце его ошибается, когда так настойчиво и упрямо твердит, что больше они никогда не увидят ни Джейка, ни Роланда. Все будет хорошо… Поставив пистолет на предохранитель, он сунул его обратно за пояс джинсов и вернулся к Сюзанне. Развернул коляску спиной к ступеням и покатил ее по проходу между рядами колонн, уходящих в глубь здания. По дороге Сюзанна достала Роландов револьвер и перезарядила его.

Здесь, под массивной каменной крышей, звук дождя превратился в таинственный, призрачный шелест. Камень стен приглушал даже раскаты грома. Колонны, поддерживающие Колыбель, были не менее десяти футов в диаметре. Их верхушки терялись во тьме под крышей. Оттуда, из полумрака, доносилось негромкое воркование голубей.

Из сумрачной мглы выплыла табличка, подвешенная на тяжелой хромированной цепи:

НОРТ-ЦЕНТРАЛЬ ПОЗИТРОНИКС ПРИВЕТСТВУЕТ ВАС В КОЛЫБЕЛИ ЛАДА!

СЕВЕРО-ВОСТОЧНЫЙ МАРШРУТ (БЛЕЙН)

СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЙ МАРШРУТ (ПАТРИЦИЯ)

— Теперь мы знаем, как звали тот поезд, который свалился… свалилась в реку, — заметил Эдди. — Патриция. Только они перепутали цвета. Обычно считается, что для девочек — розовый, а для мальчиков — голубой, а не наоборот.

— Может, они оба голубые.

— Нет. Блейн розовый.

— Откуда ты знаешь?

Эдди растерянно поглядел на Сюзанну.

— Не знаю, откуда… я просто знаю.

Они двинулись по стрелке, которая указывала в направлении места стоянки Блейна, и вышли на открытое пространство, где когда-то, наверное, располагался посадочный зал. Эдди не обладал способностью Сюзанны проникать мысленно в прошлое и видеть его в серии ярких и четких зрительных образов, но он все равно нарисовал себе в воображении такую картину: просторная площадь с колоннами полна народу, люди спешат, ищут свои вагоны, обнимаются при расставаниях и встречах, и надо всем стоит цокот тысячи каблуков и гул неразборчивых голосов. А из динамиков, перекрывая все звуки, доносится голос, делающий многочисленные объявления:

«Производится посадка на поезд Патриция, следующий в направлении северо-западных баронетств…»

«Внимание, внимание, пассажир Киллингтон, пассажир Киллингтон, вас ожидают на нижнем уровне у справочного бюро».

«Блейн прибывает на второй путь. Встречающих просят пройти на платформу…»

А теперь здесь остались одни только голуби.

Эдди невольно поежился.

— Посмотри на те лица, — пробормотала Сюзанна. — Не знаю, как тебе, а мне от них жутко. — Она показала направо. Наверху на стене, в полумраке, Эдди увидел ряд каменных лиц: они выступали из белого мрамора и глядели на них сверху вниз — суровые мрачные лица палачей, влюбленных в свое ремесло. Несколько каменных голов отвалилось и валялось теперь в виде гранитных обломков под равнодушными взглядами мрачных своих сотоварищей, футах в восьмидесяти под ними, а те, что еще держались, были покрыты густой паутиной трещин и заляпаны голубиным пометом.

— Наверное, члены какого-нибудь Верховного суда, — высказал предположение Эдди, глядя с опаской на все эти тонкие сжатые губы из камня и пустые потрескавшиеся глаза. — Только у судей может быть такой вид: умудренный и сволочной одновременно… уж кому, как не мне, это знать! Ни одной нету приличной рожи. Такие, как эти, безногому крабу и костыля-то не подадут.

— «Груда поверженных изваяний, где жарит солнце, где не дает мертвое дерево тени», — продекламировала Сюзанна, и почему-то от этих слов у Эдди по коже пошли мурашки.

— Это откуда, Сьюз?

— Из одного стихотворения. Его написал человек, который, наверное, видел Лад в страшном сне. Ладно, Эдди, пойдем. Ну их к черту. Забудь про них.

— Легче сказать, чем сделать. — Но Эдди все же толкнул коляску, и они двинулись дальше.

Из сумрака впереди выплыл какой-то высокий решетчатый барьер, похожий на навесную башню средневекового замка… а за барьером виднелись смутные очертания поезда. Так Эдди с Сюзанной впервые увидели Блейна Моно. Он действительно оказался розовым, как и утверждал Эдди. Нежный оттенок его был как будто специально подобран под цвет прожилок на мраморных колоннах. Блейн словно парил над высокой платформой стремительным вытянутым силуэтом в форме обтекаемой пули. Казалось, он сделан из плоти, а не из металла. Поверхность его была безупречно гладкой, безо всяких зазоров и трещин, и лишь в одном месте ее прорезало отверстие — треугольное окно в головной части, снабженное огромным «дворником». Эдди знал, что точно такое же есть и на другой стороне, так что если смотреть на Блейна спереди, впечатление будет такое, что у поезда есть лицо, как у Чарли Чу-Чу. А «дворники», наверное, будут похожи на веки над хитро прищуренными глазами.

Белый свет, льющийся из открытой арки в северо-восточной стене Колыбели, падал на Блейна чуть скошенным, длинным прямоугольником. Эдди подумал еще, что поезд этот похож на хребет какого-то сказочного розового кита — всегда загадочного и молчаливого.

— Ну вот, — шепнул он, понизив голос. — Мы нашли его.

— Да. Блейна Моно.

— Но он мертв, тебе не кажется? Во всяком случае, выглядит он неживым.

— Нет. Он живой. Просто спит.

— Откуда ты знаешь?

— А откуда ты знал, что он розовый? — Она не ждала от него ответа, и Эдди не стал отвечать. На напряженном лице Сюзанны читался неподдельный страх. — Он спит, и знаешь, что я тебе скажу? Я боюсь… мне страшно его будить.

— Ну ладно, давай подождем остальных.

Она покачала головой.

— Мне кажется, мы должны все подготовить заранее… я имею в виду, к их приходу… потому что, сдается мне, что прибудут они сюда в крайней спешке. Подвези меня к этой коробочке на решетке. Похоже на переговорное устройство. Видишь?

Эдди увидел коробку и медленно подкатил к ней коляску. Устройство крепилось к решетке сбоку от закрытых ворот посередине перегородки, идущей по всему периметру Колыбели. Вертикальные стойки ограды были сделаны из металла, похожего на нержавеющую сталь; ворота — из кованого железа, а их нижняя часть уходила в обитую сталью прорезь в полу. Эдди увидел, что сквозь решетку им не пробраться. Расстояние между стойками не превышало и четырех дюймов. В такую узкую щель с трудом бы протиснулся даже Ыш.

Над головой шелестели и ворковали голуби. Левое колесо коляски Сюзанны монотонно поскрипывало, действуя на нервы. Полцарства за банку машинного масла, — подумал Эдди и только теперь осознал, что ужасно боится. Ему было не просто страшно. Он давно уже не испытывал ничего подобного: с того самого дня, когда они с Генри стояли на Райнхолд-стрит в Дач-Хилле, глядя на покосившийся Особняк. В тот день — дело было аж в 1977 — они не решились войти в жуткий дом «с привидениями». Они повернулись к нему спиной и зашагали прочь, и всю дорогу он мысленно клялся себе, что никогда, никогда, никогда не вернется в то страшное место. Эту клятву он, надо сказать, сдержал… но вот вам, пожалуйста, новый «дом с привидениями». И вот вам, пожалуйста, главный призрак — Блейн Моно — приземистый розовый силуэт с треугольным окошком, косящимся на него, точно глаз хищного и опасного зверя, который вроде бы спит, но на само-то деле лишь притворяется спящим.

Он давно не шевелится у себя в Колыбели… уже много лет… он даже болтать прекратил на свои разные голоса, прекратил разговаривать и смеяться… последним к Блейну ходил Ардис… Блейн ему задал вопрос, и когда Ардис не смог ответить, Блейн спалил его голубым огнем.

Если он сейчас заговорит, я, наверное, сойду с ума, — подумал Эдди.

Ветер снаружи усилился, брызги дождя влетели в высокий проем выездных ворот. На стекле окна Блейна остались мелкие капельки.

Ни с того, ни с сего Эдди вздрогнул и внимательно огляделся по сторонам.

— За нами, кажется, наблюдают… я чувствую.

— Для меня это не новость, — сказала Сюзанна. — Подвези меня ближе к воротам, Эдди. Хочу как следует рассмотреть эту штуку.

— О'кей, только не прикасайся к ней, хорошо? Вдруг она под напряжением…

— Если Блейну захочется нас поджарить, он и так это сделает, — отмахнулась Сюзанна, глядя через ограду на розовую спину Блейна. — И ты это знаешь не хуже меня.

Эдди действительно это знал и потому промолчал.

Коробка действительно напоминала переговорное устройство, совмещенное с системой охранной сигнализации. В верхней ее половине виднелся динамик с кнопкой по типу обычных переключателей «СЛУШАЙТЕ/ГОВОРИТЕ». Под динамиком в форме ромба располагались числа от одного до ста.

Под ромбом из чисел торчали еще две кнопки. На одной на Высоком Слоге было написано «КОД-КОМАНДА», на другой — «ВВОД».

Сюзанна уставилась, озадаченная, на непонятное для нее устройство. На лице ее явно читалось сомнение.

— Что это может быть, как ты думаешь? Похоже на хитрые эти штуковины из фантастических фильмов.

«Ну конечно», — подумал Эдди. Как-то он упустил из виду, что они с Сюзанной были из разного времени. У себя, в своем времени, Сюзанна, возможно, и видела одну-две системы домашней охранной сигнализации (в конце концов, она же жила в Манхэттене, среди богачей, пусть те и не очень-то привечали ее), однако, как ни крути, электронное оборудование, существовавшее в ее время, в 1963 году, и сверхсложные приборы его, 1987, года — это, как говорится, две большие разницы. «А ведь мы никогда с ней и не говорили об этих различиях, — подумал он. — Интересно, что бы она сказала, если б я ей сообщил, что, когда Роланд меня умыкнул, Рональд Рейган был президентом Соединенных Штатов? Она бы, наверное, решила, что я рехнулся».

— Это система охранной сигнализации, — пояснил он, не вдаваясь в подробности. А потом что-то его зарубило, и, хотя все чувства его и инстинкты восстали против такой вопиющей дурости, он заставил себя поднять руку и нажать пальцем на кнопку «СЛУШАЙТЕ/ГОВОРИТЕ».

Странно, но током его не тряхнуло. В руку его не ударила голубая молния. Никаких даже признаков того, что эта штука вообще работает.

«Может, он все-таки умер, Блейн. Может, он все-таки умер».

Только ему почему-то не верилось в это.

— Алло? — вопросительно произнес Эдди, живо себе представляя, как Ардис, бедогала, вопит от боли в потоке микроволнового излучения, а по телу его и лицу пляшут разряды голубого огня, от которых плавятся глаза и загораются волосы. — Алло… Блейн? Кто-нибудь?

Он отпустил кнопку и, напрягшись, застыл в ожидании. Сюзанна сунула ему в руку свою маленькую и холодную ладошку. По-прежнему никакого ответа. Эдди опять нажал кнопку — в этот раз ему это далось с еще большим трудом.

— Блейн?

Он отпустил кнопку. Подождал. Опять — никакого ответа. Эдди почувствовал, как голова у него начинает кружиться: неприятное, даже опасное ощущение, которое часто одолевало его в моменты стресса или страха. Когда с ним случалось такое, он не мог уже мыслить здраво. В него как будто вселялся бес. Ему становилось на все наплевать. Так было, когда он повздорил с тем узколицым связным Балазара в Нассау. И то же самое начиналось теперь. Если бы Роланд увидел его в те моменты, когда в нем бушевал огонь этого бешеного нетерпения, он бы понял, что Эдди не просто очень похож на Катберта — в такие моменты он бы, наверное, смог поклясться, что Эдди и есть Катберт.

Эдди вдавил что есть силы кнопку и заорал в микрофон дурным голосом, имитируя (безо всякого, впрочем, успеха) сочный британский акцент:

— Привет, Блейн! Здорово, старик! Это Робин Лич, главный редактор журнала «Жизнь богатеньких и безмозглых», я пришел тебе сообщить, что ты выиграл шесть миллионов долларов и новенький «форд-эскорт» по лотерее издательства!

Мягким, испуганным взрывом крыльев над ними взвилась стайка голубей. У Сюзанны в буквальном смысле отвисла челюсть. На лице у нее застыло ошеломленное выражение богобоязненной женушки, которая только что услыхала, как ее дорогой муженек богохульствует в Божьем храме.

— Прекрати, Эдди! Немедленно прекрати!

Но Эдди уже несло. Губы его растянулись в улыбке, но в глазах притаились страх, истерия и яростное раздражение.

— Ты со своей монорельсовой девочкой, Патрицией, проведешь изумительный месяц в живописном местечке Джимтаун. К вашим услугам роскошный отель, самые лучшие вина и самые свежие девственницы на закуску. Ты…

— …тс-с-с…

Запнувшись на полуслове, Эдди взглянул на Сюзанну. Всякий на его месте подумал бы первым делом, что это она шикнула на него — и даже не потому, что она уже раз пыталась его унять, но прежде всего потому, что больше здесь не было никого, — собственно, Эдди так и подумал, но в то же время он знал, что это не она. Голос был не ее. Он и звучал по-другому. Это был голос ребенка — очень маленького и испуганного.

— Сьюз? Ты…

Сюзанна замотала головой, одновременно приподнимая руку и указывая на переговорное устройство. Эдди увидел, что кнопка с пометкой «КОД-КОМАНДА» горит едва теплящимся бледно розовым светом точно такого же цвета, как поезд, спящий в своей колыбели с той стороны ограды.

— Тс-с-с… не будите его, — горестно произнес детский голос, льющийся из динамика, тихий и мягкий, словно вечерний бриз.

— Что… — начал было Эдди, но тут жу умолк. Тряхнув головой, протянул руку к кнопке «СЛУШАЙТЕ/ГОВОРИТЕ» и легонько ее нажал. Теперь, когда он заговорил, в его голосе и интонациях не осталось и намека на придурошные завывания Роберта Лича. Это был шепот, едва ли не конспираторский:

— Ты кто? Кто ты?

Он отпустил кнопку. Они с Сюзанной уставились друг на друга, широко распахнув глаза, точно дети, которые вдруг узнают, что живут в одном доме со странным — может быть, даже опасным… каким-нибудь психопатом — взрослым. Вы, наверное, спросите: а откуда они узнают? Им сообщает об этом другой ребенок. Ребенок, который прожил не год и не два с этим припадочным взрослым, и в течение всех этих лет ему приходилось прятаться по углам и прокрадываться потихоньку домой, когда взрослый спал; забитый, испуганный ребетенок, который — уж так получилось! — невидим.

Ответа не было. Эдди ждал. Время шло. Секунды тянулись невыносимо — за каждую можно было, наверное, прочитать целую книгу. Наконец Эдди не выдержал и протянул руку к кнопке, и как раз в этот момент на панели опять зажегся слабый розовый огонек.

— Я Маленький Блейн, — прошептал детский голос. — Тот, которого он не видит. Тот, про которого он забыл. Тот, который, как он уверен, остался в залах руин и чертогах смерти.

Эдди снова нажал на кнопку. Рука его непроизвольно дрожала, и он никак не мог эту дрожь унять. Голос тоже срывался на каждом слове:

— Кто? Кто не видит? Медведь?

Нет… ну какой, спрашивается, Медведь?! Мертвый Шардик лежит в лесу за множество миль отсюда; и даже за это время мир успел сдвинуться дальше. Неожиданно Эдди вспомнил о том, что он почувствовал и пережил, приложив ухо к таинственной двери непонятного назначения, обнаруженной ими на той поляне, где жил своей странной, неведомой полужизнью Шардик — к двери, разрисованной желтыми и черными полосами, навевавшими почему-то неясный страх. Теперь Эдди понял, что все это части одной картины, все это части единого целого, жуткого и изъеденного порчей, паутины, изорванной в клочья, в центре которой непознанным и непознаваемым каменным пауком восседает — вздымается — Темная Башня. Буквально за несколько последних дней весь Срединный Мир превратился в один населенный призраками Особняк; Срединный Мир превратился в Отстойник, превратился в большую пустошь. Стал мертвой землею, населенной лишь призрачными существами — землей, которая сама стала призраком.

И, прежде чем детский голос ответил ему из динамика, Эдди прочел ответ по беззвучно шевелящимся губам Сюзанны — ответ очевидный и очень простой, как решение загадки, когда тебе дали подсказку.

— Большой Блейн, — прошептал голос невидимого существа. — Большой Блейн… призрак в машине… во всех машинах.

Сюзанна поднесла руку к горлу и сдавила его со всей силы, как будто хотела себя задушить. В глазах ее был только ужас, но взгляд не застыл и не остекленел — он остался внимательным и проницательным. Кроме страха, читалось в нем и узнавание. Когда-то в прошлом она знала кое-кого если и не с похожим голосом, то с похожими переживаниями и опытом… еще в то время, когда единое целое — Сюзанна — было расколото на две непримиримые половины, вечно воюющие друг с другом: Одетту и Детту. Детский голос действительно был для нее неожиданностью, но страдальческий взгляд ее говорил о том, что Сюзанна узнала, что это такое.

Кому, как не ей, было знать, что представляет собой раздвоение личности.

Она это познала на собственном опыте. И познала сполна.

— Эдди, пойдем отсюда. — Ужас, ее обуявший, превратил речь Сюзанны в смазанный звуковой поток безо всяких знаков препинания. Эдди слышал, как в горле ее свистит воздух, точно зимний ветер в трубе. — Эдди нам нужно уйти Эдди нам нужно уйти отсюда Эдди…

— Слишком поздно, — прервал ее тонкий печальный голос. — Он проснулся. Большой Блейн проснулся. Он знает, что вы здесь. Он идет.

Внезапно под потолком замелькали какие-то вспышки — дуги яркого оранжевого свечения. Резкий свет залил всю Колыбель, прогоняя тени. Голуби — сотни и сотни — испуганно взвились в воздух, поднятые из своих гнезд, и закружились в бесцельном слепом полете.

— Погоди! — крикнул Эдди. — Пожалуйста, подожди!

От волнения он забыл нажать на кнопку, но это уже не имело значения. Маленький Блейн все равно услышал его и ответил:

— Нет! Я не хочу, чтобы он меня тут поймал! Он убьет меня… я не хочу!

Розовый огонек на переговорном устройстве погас, но лишь на мгновение. В этот раз зажглись сразу две кнопки: «КОД — КОМАНДА» и «ВВОД», — и не розовым, тусклым, а огненно красным, как горн в раскаленной кузнице.

— КТО ВЫ? — прогрохотал властный голос, идущий не только из маленького динамика, но и из всех подключенных и еще работающих громкоговорителей в городе. Истлевшие и гниющие трупы, висящие на столбах, задрожали от вибраций этого мощного голоса: даже мертвые, кажется, убежали бы подобру-поздорову от Блейна, если бы только могли.

Сюзанна сжалась в своей коляске, закрывая ладонями уши. Ее лицо вытянулось от страха и безотчетного отвращения, рот искривился в беззвучном крике. Эдди тоже почувствовал, как волна страха уносит его назад в прошлое — к тем фантастическим и кошмарным галлюцинациям, которые он рисовал себе в воображении, когда ему было одиннадцать лет. Разве не этого голоса он боялся, когда они с Генри стояли напротив Особняка? Разве не этого голоса он, может быть, и ожидал? Он не знал… но зато понял, что должен был чувствовать Джек из сказки, когда до него наконец-то дошло, что он слишком часто «мурыжил» бобовый росток и все-таки разбудил великана.

— КАК ПОСМЕЛИ ВЫ ПОТРЕВОЖИТЬ МОЙ СОН? ОТВЕЧАЙТЕ НЕМЕДЛЕННО, ИЛИ УМРЕТЕ НА МЕСТЕ.

Наверное, Эдди застыл бы, безвольный, позволив Блейну — Большому Блейну — сделать с ним что угодно… спалить, как Ардиса (или, может, чего похуже); он, вероятно, и должен был замереть, оцепенев от страха… страха, который бывает, наверное, только в сказках… вниз через кроличью нору, когда сердце уходит в пятки и ты уже ничего не можешь. И только воспоминания о тоненьком жалобном голоске, который заговорил с ними первым, придали ему сил, чтобы сдвинуться с места: это был голос испуганного ребенка, который, сам перепуганный не на шутку, все же пытался помочь им с Сюзанной.

«А теперь надо будет выкручиваться самому — помогать тебе некому, — сказал он себе. — Ты его разбудил, ты давай с ним и разбирайся. Только давай, ради Бога!»

Эдди протянул руку и снова нажал на кнопку.

— Меня зовут Эдди Дин. Эта женщина — моя жена, Сюзанна. Мы…

Он запнулся и поглядел на Сюзанну. Она кивнула, подгоняя его отчаянным жестом, мол, давай, продолжай.

— Мы идем в одно место. Ищем Темную Башню, что стоит на пути Луча. С нами идут еще двое, Роланд из Гилеада и… Джейк из Нью-Йорка. Мы тоже с Сюзанною из Нью-Йорка. Если ты… — Он прикусил язык, проглотив слова «Большой Блейн», уже готовые сорваться с губ. Если бы он их сейчас произнес, разум, кроющийся за могучим голосом, сообразил бы, что они слышали и другой голос: призрак в призраке, если так можно сказать.

Сюзанна опять отчаянно замахала ему обеими руками, мол, давай дальше.

— Если ты Блейн Моно… ну… мы хотели тебя попросить, чтобы ты нас подвез.

Он отпустил кнопку. В течение нескольких — долгих, гнетущих — мгновений ответа не было. Эдди с Сюзанной они показались часами. В затянувшейся тишине слышалось только тревожное хлопанье голубиных крыльев. А когда, наконец, голос Блейна раздался снова, он шел теперь только из маленького динамика на воротах и звучал почти как человеческий:

— НЕ ПЫТАЙТЕСЬ МЕНЯ ОБМАНУТЬ. МОЕ ТЕРПЕНИЕ НЕ БЕЗГРАНИЧНО. ВСЕ ДВЕРИ В ТЕ МИРЫ ЗАПЕРТЫ. ГИЛЕАДА БОЛЬШЕ НЕ СУЩЕСТВУЕТ, А ВСЕ, КОГО ЗВАЛИ СТРЕЛКАМИ, МЕРТВЫ. А ТЕПЕРЬ ОТВЕЧАЙТЕ НА МОЙ ВОПРОС: КТО ВЫ ТАКИЕ? И ПОДУМАЙТЕ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОТВЕЧАТЬ — Я ВАС В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ СПРАШИВАЮ.

Раздался какой-то шипящий звук. С потолка пролился тонкий луч ослепительного голубого света — настолько яркого, что он казался почти белым — и прожег дырку размером с мячик для гольфа в мраморном полу футах в пяти левее коляски Сюзанны. Из дырки ленивой струйкой поднялся дымок. Запахло, как пахнет воздух после удара молнии. Секунду-другую Эдди с Сюзанной смотрели, застыв в немом ужасе, друг на друга, а потом Эдди рванулся к переговорному устройству и вдавил пальцем кнопку.

— Ты ошибаешься! Мы действительно из Нью-Йорка! Мы прошли сюда через двери на берегу… совсем недавно, несколько недель назад!

— Это правда! — крикнула Сюзанна. — Клянусь, это правда!

Тишина. Розовая спина Блейна тускло мерцала за длинным барьером. Казалось, окно на передней части косится на них точно сонный стеклянный глаз. «Дворник» смахивал на опущенное в хитроватом прищуре веко.

— А ГДЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА?

— Господи, где я возьму ему доказательства? — Эдди беспомощно повернулся к Сюзанне.

— Не знаю.

Эдди снова нажал на кнопку.

— Статуя Свободы? Это о чем-то тебе говорит?

— ПРОДОЛЖАЙ, — теперь голос Блейна звучал едва ли не задумчиво.

— «Имперский штат»! Эмпайр-Стейт Билдинг! Фондовая Биржа! Центр международной торговли! «Горячие парни из Кони-Айленд»! Радио-Сити мюзик-холл! Ист-Вил…

Блейн перебил его… и на этот раз — невероятно, но факт — голос, звучащий в динамике, был в точности голосом Джона Уэйна.

— О'КЕЙ, ПИЛИГРИМ. Я ТЕБЕ ВЕРЮ.

Эдди с Сюзанною снова переглянулись, только теперь в их глазах, пусть и немного растерянных, было искреннее облегчение. Однако обрадовались они рано — когда Блейн заговорил снова, его голос опять прозвучал безучастно и холодно:

— ЗАДАЙ МНЕ ВОПРОС, ЭДДИ ДИН ИЗ НЬЮ-ЙОРКА. И ПУСТЬ ЭТО БУДЕТ ХОРОШИЙ ВОПРОС. — После недолгой паузы, Блейн добавил: — ИБО, ЕСЛИ ВОПРОС БУДЕТ ГЛУПЫМ, ВЫ ОБА УМРЕТЕ, ОТКУДА БЫ ВЫ НИ ПРИШЛИ.

Сюзанна оторвала озадаченный взгляд от «коробки» на створке ворот и поглядела на Эдди.

— Он это о чем?

Эдди тряхнул головой:

— Без понятия.

28

Комната, в которую затолкал его Гашер, показалась Джейку похожей на шахту ракеты «Минитмен», украшенную вещами, уместными только в дурдоме. Вообще непонятно, что это такое было: отчасти музей, отчасти жилая комната, отчасти местечко тусовок каких-нибудь хиппи. Пустое пространство над головой упиралось в сводчатый потолок, выгнутый в форме сферы; пол уходил из-под ног, стены опускались еще футов на семьдесят пять или восемьдесят и плавно переходили в такое же круглое дно. По всей единственной круглой стене вертикальными меридианами протянулись неоновые лампы всевозможных цветов: красные, синие и зеленые, желтые и оранжевые, розовые и персиковые, — сходящиеся радужными узлами на потолке и на дне стартовой шахты… если это, конечно, шахта.

Сама комната, ограниченная снизу ржавой железной решеткой, располагалась примерно в верхней трети этого громадного сферического пространства. Там и сям на железной решетке, которая здесь заменяла пол, валялись ковры, с виду похожие на турецкие (позже Джейк узнал, что их выткали в баронетстве Кашмин). Уголки ковров были прижаты к полу тяжелыми сундуками, обитыми медью, большими торшерами и изогнутыми ножками кресел, заваленных всяким хламом. В противном случае они трепыхались бы на ветру, как бумажные ленточки перед включенным вентилятором — снизу шел непрерывный поток теплого воздуха. Другая струя, поступавшая из кольца вентиляционных отверстий вроде тех, что Джейк видел в тоннеле, кружила футах в пяти у него над головой. На дальнем конце странной комнаты была еще одна дверь, точно такая же, как и та, через которую они с Гашером вошли сюда. Джейк решил, что за ней продолжается коридор, следующий под землей вдоль пути Луча.

В комнате были люди. Шесть человек: четверо мужчин и две женщины. Джейк догадался, что перед ним — вся верхушка командования Седых… если, сделаем оговорку, им осталось еще, кем «верховнокомандовать». Из того, что Джейк знал о Седых, можно было с уверенностью заключить, что они вымирают как вид. Среди собравшихся в комнате не было ни одного молодого, однако и стариками он их не назвал бы. Еще вполне, как говорится, в расцвете сил. Они все как один повернулись к Джейку и уставились на него с любопытством не меньшим, чем он — на них.

В центре комнаты на громадном кресле, которое вполне бы сошло за трон, восседал, перекинув массивную ногу через подлокотник, здоровенный мужик — нечто среднее между воином-викингом и великаном из детской сказки. Его обнаженный до пояса мощный торс являл собой гору накачанных мускулов. На плече у него на широком ремне висел кинжал в ножнах, а на шее — какой-то странный амулет. Не считая серебряной ленточки вокруг бицепса на одной руке, на нем еще были мягкие, облегающие кожаные штаны, заправленные в сапоги. Свой желтый шарф он носил не на шее и даже не на голове, как Гашер, а повязанным вокруг голенища высокого сапога. Грязные светлые с проседью волосы ниспадали каскадом почти до середины широкой спины; зеленые его глаза, любопытные и пытливые, напоминали глаза кота, достаточно старого, чтобы набраться ума, но не такого еще престарелого, чтобы утратить ту утонченную жестокость, которая в кошачьих кругах считается атрибутом личности интересной и благородной. На спинке кресла висел на потертом ремне автомат допотопной конструкции.

Джейк повнимательнее присмотрелся к кулону на груди викинга-великана и у видел, что это стеклянная колбочка в виде гроба, подвешенная на серебряной цепи. Внутри, под стеклом, тускло поблескивал золотой циферблат. Стрелки показывали пять минут четвертого. Под циферблатом качался туда-сюда крошечный золотой маятник, и хотя в комнате постоянно стоял мягкий шум от поступавшего снизу и сверху воздуха, Джейк расслышал, как тикают часики. Стрелки двигались быстрее, чем следует, и Джейк вовсе не удивился, когда увидел, что они вращаются в противоположную сторону.

Ему почему-то вспомнился крокодил из «Питера Пэна» — тот самый, который все время гонялся за капитаном Крюком, — и губы мальчика сами сложились в улыбку. Гашер это заметил и угрожающе поднял руку. Джейк весь сжался, закрывая лицо руками.

Тик-Так погрозил Гашеру пальцем, как школьный учитель — проказливому ученику.

— Да ладно тебе… ни к чему это, Гашер.

Гашер тут же опустил руку, уже занесенную для удара. Лицо его изменилось неузнаваемо. Раньше оно выражало либо тупую ярость, либо хитрющее, едва ли не экзистенциальное веселье — попеременно. Теперь его изъязвленная рожа превратилась в само обожание и раболепие. Как и все, здесь присутствующие (не исключая и самого Джейка), Гашер просто не мог оторвать глаз от Тик-Така: тот притягивал взгляды как будто магнитом. И Джейк понимал, почему. Тик-Так был единственным здесь человеком, который казался по-настоящему полным сил, по-настоящему здоровым. По-настоящему живым.

— Ни к чему, стало быть, ни к чему. Как скажешь. — Но прежде, чем вновь впиться взглядом в белокурого великана на троне, Гашер мрачно зыркнул на Джейка. — Только, скажу тебе, Тики, он страшно наглый наглый. Такой наглый, что просто ужас. Если ты хочешь знать мое мнение, нам с ним придется помучиться, прежде чем из него выйдет толк.

— Когда мне понадобиться твое мнение, я у тебя спрошу, — отозвался Тик-Так ровным тоном. — А теперь, Гэш, закрой дверь… ты в хлеву, что ли, родился?

Одна из женщин — темноволосая — расхохоталась. Ее хриплый смех походил на воронье карканье. Но стоило Тик-Таку бросить короткий взгляд в ее сторону, как она сразу затихла и опустила глаза.

Дверь, через которую Гашер втащил Джейка в комнату, представляла собою, по сути, две двери. Расположение их напоминало Джейку люки шлюзовых камер космического корабля из фантастических фильмов. Гашер закрыл обе двери, потом повернулся к Тик-Таку и показал ему поднятый вверх большой палец. Тот кивнул и, протянув руку к кнопке на какой-то штуковине непонятного предназначения, похожей на кафедру лектора, медленно — чуть ли не томно — нажал на нее. Где-то в стене заработал насос. Свет неоновых ламп стал заметно слабее. Послышалось легкое шипение воздуха. Колесо на внутренней двери провернулось. И на внешней, наверное, тоже, предположил Джейк. Стало быть, это все-таки бомбоубежище. Когда насос отключился, лампы опять загорелись в полную силу — ярким, но все же приглушенным светом, не раздражающим глаз.

— Ну вот, — заключил Тик-Так с довольным видом и, повернувшись к Джейку, оглядел его с головы до ног. Джейк невольно поежился. Ощущение было такое, как будто его просветили рентгеновскими лучами, зарегистрировали и подшили в папку. — Все мы живы-здоровы. Сидим тут в тепле и со всеми удобствами, что твои блохи в ковре. Верно, Хутс?

— Ага! — поспешно откликнулся тощий высокий мужчина в черном костюме. Все лицо его было покрытой какой-то сыпью, и он непрестанно чесался.

— Я привел его, — сказал Гашер. — Я говорил, что во мне можешь не сомневаться. Если я что обещаю, я делаю.

— Да, — подтвердил Тик-Так. — Прямо в точку. У меня, правда, были сомнения насчет пароля, то есть, запомнишь ты его или нет, и в конце я уже было подумал, что сомневался не зря, однако…

Темноволосая женщина расхохоталась опять. Тик-Так повернулся к ней в пол-оборота… в уголках его рта притаилась усмешка, ленивая, если и вовсе не апатичная… и прежде чем Джейк успел сообразить, что происходит — что уже произошло, — женщина отшатнулась, широко распахнув глаза от изумления и боли, и схватилась руками за какой-то непонятный нарост на груди, которого не было там и секунду назад.

Только задним числом Джейк понял, что Тик-Так, оборачиваясь, сделал какое-то движение — молниеносное, не движение даже, а промельк. Только теперь, присмотревшись, Джейк понял, что тонкой белой рукояти кинжала, торчавшей из ножен, подвешенных на ремне на плече Тик-Така, на месте не было. Нож, вонзившийся в грудь темноволосой женщины, находился теперь на другом конце комнаты. Тик-Так выхватил и швырнул его с невероятною скоростью — даже Роланду, наверное, было бы трудно тягаться с ним. Это смахивало на какой-то фокус. Злобный, жестокий фокус.

В полном молчании все остальные наблюдали за тем, как женщина пошатнулась и сделала пару шагов по направлению к Тик-Таку, хрипло дыша и держась обеими руками за нож, вошедший ей в грудь по самую рукоятку. Проходя, она задела бедром торшер. Мужчина в черном костюме, которого Тик-Так назвал Хутсом, метнулся вперед и подхватил его, не дав упасть. Сам Тик-Так даже не шевельнулся; он так и сидел, неподвижный, на своем троне, перекинув одну ногу через подлокотник, и с ленивой улыбкой смотрел на женщину.

Она споткнулась о край одного из ковров и стала падать лицом вперед. И тут Тик-Так снова сделал одно движение, неуловимое, молниеносное: согнул, а потом резко выпрямил ногу, перекинутую через подлокотник кресла, ударив женщину в низ живота. Ее отшвырнуло назад. Изо рта ее хлынула кровь и попала на мебель. Женщина ударилась о стену и сползла по ней на пол, где и затихла, уронив голову на грудь, как киношная мексиканка в сиесту, присевшая отдохнуть у прохладной стены — почему-то у Джейка возникло такое сравнение. У него в голове не укладывалось, что она мертва: слишком быстро — до жути быстро — она перешла в царство мертвых из мира живых. Свет неоновых ламп превратил ее темные волосы в полупрозрачную дымку, отливающую голубым и алым. Остекленевшие ее глаза, в которых навечно застыло предсмертное изумление, смотрели прямо на Тик-Така.

— Я ее предупреждал, и не раз, насчет этого смеха, — заметил тот, переводя хмурый взгляд на вторую женщину, грузную, рыжеволосую, чем-то похожую на грузовик. — Или нет, Тилли?

— Предупреждал, — тут же поддакнула Тилли. Глаза у нее так и горели восторженным страхом. Похоже, все происходящее сильно ее возбуждало. Она то и дело облизывала губы. — И не раз. Могу чем угодно поклясться, чтоб мне провалиться.

— Ага, — лениво заметил Тик-Так, — с такой жирной задницей, как у тебя, провалиться недолго. Передай мне мой ножичек, Брендан, и не забудь протереть его хорошенько.

Приземистый кривоногий мужчина сорвался с кресла и бросился выполнять приказание. Нож поначалу не поддавался; он, похоже, застрял в кости незадачливой черноволосой женщины. Бросив испуганный взгляд на Тик-Така, Брендан покрепче схватился за рукоятку и потянул посильнее.

Тик-Так, однако, тут же забыл и о Брендане, и о бедняжке, которая — в буквальном смысле этого слова — умерла от смеха. Взгляд зеленых сверкающих глаз уже впился в Джейка, который явно интересовал его больше, чем мертвая тетка.

— Подойди ближе, салага, — велел Тик-Так. — Хочу получше тебя рассмотреть.

Гашер пихнул Джейка вперед. Тот споткнулся и наверняка бы упал, если бы сильные руки Тик-Така не подхватили его за плечи. Убедившись, что мальчик восстановил равновесие, Тик-Так отпустил его плечи, схватил за запястье левой руки и поднял ее кверху. Внимание его привлекли часы «Сейко».

— Если это действительно то, что я думаю, тогда это верный и истинный знак, — пробормотал Тик-Так. — Скажи-ка мне, мальчик… что это у тебя за сигул?

Джейку, который понятия не имел, что такое сигул, оставалось надеяться только на благосклонность судьбы.

— Это часы. Только они не работают, мистер Тик-Так.

Хутс хохотнул и тут же испуганно зажал рот ладонями, когда Тик-Так повернулся к нему. Впрочем, уже через секунду Тик-Так повернулся обратно к Джейку, и хмурое его выражение сменилось вдруг лучезарной улыбкой. Глядя на эту улыбку, как-то даже не верилось, что здесь, в этой комнате, только что произошло убийство — что у стены сидит мертвая женщина, а не киношная мексиканка, присевшая отдохнуть в сиесту. Глядя на эту улыбку, не верилось даже, что все эти люди — душевнобольные, а сам Тик-Так, скорее всего, самый буйный и главный псих в этом большом дурдоме.

— Часы. — Тик-Так кивнул головой. — Что ж, название вполне подходящее: в конце концов, для чего эти штуки, которые время показывают… чтобы часом на них поглядывать. Верно, Брендан? Гашер? Тилли?

Они ответили дружными возгласами одобрения. Одарив их своею обворожительною улыбкой, Тик-Так опять повернулся к Джейку. Джейк заметил, однако, что эта улыбка, пусть даже и располагающая донельзя, не затрагивает его глаз. Глаза Тик-Така не улыбались, они оставались такими же, как всегда: холодными, жесткими и любопытными.

Он протянул палец к часам на левом запястье Джейка — они показывали девяносто одну минуту восьмого, причем вечера и утра одновременно — и тут же отдернул руку, так и не прикоснувшись к стеклу над электронным, на жидких кристаллах, табло.

— Скажи мне, мой юный друг… эти твои «часы», они, часом, не с ловушкой?

— Чего? А-а! Нет. Они без ловушки. — Джейк дотронулся пальцем до «Сейко».

— Это еще ничего не значит, если они настроены на частоту твоего тела, — заметил Тик-Так. Теперь он перешел на резкий, пренебрежительный тон — таким тоном всегда разговаривал папенька Джейка, когда не хотел, чтобы его собеседники догадались, что он не врубается совершенно в предмет разговора. Тик-Так задумчиво покосился на Брендана, и Джейк догадался, что тот сейчас взвешивает все за и против, решая, стоит ли назначать кривоногого коротышку своим уполномоченным «дотрагивателем». Эта идея, должно быть, его не прельстила. Тик-так отвернулся от Брендана и опять заглянул Джейку в глаза. — Если эта фигня шибанет меня током, ты у меня через тридцать секунд задохнешься, дружок, носом в собственной заднице.

Джейк тяжело сглотнул, но ничего не сказал. Тик-Так протянул руку и на этот раз дотронулся пальцем до циферблата. Как только он прикоснулся к часам, все цифры сменились нулями и отсчет времени начался заново.

Тик-Так прищурился в первый момент в ожидании предполагаемого болевого импульса, а когда стало ясно, что никакого разряда не будет, в уголках его глаз появились морщинки первой искренней — настоящей — улыбки. Джейк решил, что подобное преображение объяснялось отчасти тем, что Тик-Так упивался сознанием собственной храбрости, хотя в основном это было обычное удивление. Плюс, конечно же, интерес.

— А ты не мог бы их мне подарить? — спросил он у Джейка елейно и вкрадчиво. — Скажем, в качестве жеста твоей доброй воли? Я, видишь ли, собираю коллекцию, мой дорогой юный друг.

— Пожалуйста. — Джейк немедленно снял часы и уронил их в протянутую ладонь Тик-Така.

— Вы только послушайте — разговаривает, что твой маленький джентльмен шелкозадый, нет, правда, — радостно гаркнул Гашер. — В прежние времена тот, кто надыбал такую добычу, получил бы хорошее вознаграждение, Тикки. Очень хорошее вознаграждение. Да что там, мой батюшка…

— Батюшка твой так прогнил от мандруса, что даже псы его жрать не стали, когда он откинул копыта, — оборвал его Тик-Так. — А теперь заткнись, ты, идиот.

В первый момент Гашер затрясся от ярости… а потом растерялся, смутившись, и, присев на ближайший стул, закрыл рот.

Тик-Так между тем изучал растягивающийся браслет часов с выражением едва ли не трепетного благоговения. Растянул его до предела, потом отпустил, опять растянул и опять отпустил. Пропустил прядь волос в открывшийся между звеньями браслета зазор и рассмеялся, довольный, когда волосы в нем застряли. Просунул руку в браслет и натянул его почти до самого локтя. Про себя Джейк подумал, что нью-йоркский его сувенир выглядит несколько неуместно на лапище этого воина-викинга, но предусмотрительно промолчал.

— Круто! — воскликнул Тик-Так. — А скажи-ка мне, мальчик, где ты их раздобыл?

— Мне родители подарили на день рождения, — ответил Джейк. Гашер, услышав это, подался вперед, как видно, желая в очередной раз напомнить о вознаграждении. Но если даже и так, то внимательный взгляд Тик-Така тут же заставил его передумать. Гашер замер на стуле, так и не высказавшись.

— Правда? — изумился Тик-Так, приподнимая бровь. Он обнаружил маленькую кнопку подсветки циферблата и принялся сосредоточенно на нее нажимать, наблюдая за тем, как загорается и гаснет свет. Когда он опять поглядел на Джейка, глаза его сузились, превратившись в зеленые щелки. — А скажи-ка мне вот что, мой мальчик… на какой схеме они работают: биполярной или монополярной?

— Они вообще не на схеме работают, — отозвался Джейк, не подозревая еще о том, что его нежелание признаться, что эти термины для него незнакомы, принесет ему в самом ближайшем будущем крупные неприятности. — Они, по-моему, работают на батарейке. Никелево-кадмиевой, если я не ошибаюсь. Мне еще не приходилось ее менять, а вкладыш с инструкцией я давно потерял.

Тик-Так пристально на него посмотрел. Смотрел он долго и молча, и Джейк вдруг понял в испуге, что белокурый гигант пытается определить, издевается он над ним или нет. Если ему сейчас «клюкнет», что Джейк действительно хочет над ним посмеяться, то оскорбления и побои, которые мальчику довелось испытать на себе по пути сюда, покажутся просто приятельским щекотанием по сравнению с тем, что с ним будет делать Тик-Так. Нужно немедленно чем-то Тик-Така отвлечь. Джейк ляпнул первое, что пришло в голову:

— Он был вашим дедушкой, да?

Тик-Так вопросительно вскинул бровь. Руки его опустились на плечи Джейка, и хотя в этот раз он не стал их сжимать, Джейк все равно ощутил их силу. Феноменальную силу. Если Тик-Так сожмет руки и дернет его вперед, ключицы у Джейка сломаются как карандаши. А если толкнет, то тогда, вероятно, сломает ему позвоночник.

— Кто был моим дедом, щенок?

Джейк обвел взглядом широкие плечи Тик-Така и массивную его голову благородной и даже, можно сказать, величественной посадки. Ему вспомнилось, как Сюзанна сказала тогда, у разбитого аэроплана: «Ты посмотри на него, Роланд… какой он здоровый! Им, наверное, пришлось его маслом смазать, чтобы впихнуть в кабину!»

— Тот человек в самолете. Дэвид Шустрый.

Тик-Так, изумившись, широко распахнул глаза. Потом запрокинул голову и разразился раскатистым хохотом, который отдался высоким эхом под сводчатым куполом потолка. Все остальные заулыбались, но как-то нервно. Памятуя о том, что случилось с черноволосой женщиной, никто не отважился рассмеяться вслух.

— Кто бы ты ни был и откуда бы ты ни пришел, мой мальчик, ты — малый веселый. Самый веселый, пожалуй, из всех, с кем старый Тик-Так скорешился за многие годы. Шустрый был мне не дедом, а прадедом, но ты попал почти в цель… как по-твоему, Гашер, душечка?

— Угу, — согласился Гашер. — Он парень не промах, скажу я тебе. Но все равно страшно наглый.

— Что есть, то есть, — задумчиво протянул Тик-Так. Он легонько сжал руки и подтащил Джейка поближе к своему улыбающемуся лицу. Лицу красивому и безумному. — Я и сам вижу, что он нахаленок. По глазам его вижу. Но об этом уж мы позаботимся, да, Гашер?

«Он не с Гашером сейчас говорит, — понял Джейк, — а со мной. Он думает, он меня гипнотизирует… и у него, кажется, получается».

— Да, — выдохнул Гашер.

Ощущение было такое, что он тонет в этих зеленых глазах. Хотя Тик-Так сжимал его плечи не очень сильно, Джейку казалось, что ему не хватает воздуха. Ему было нечем дышать. Мальчик собрал всю свою силу в кулак, пытаясь вырваться из-под гипнотической власти Тик-Така, открыл рот и опять сказал первое, что пришло в голову:

— Так Пал лорд Перт, и земля содрогнулась от этого грома.

Фраза подействовала на Тик-Така как удар по лицу кулаком. Он даже вздрогнул. Зеленые глаза угрожающе сощурились. Пальцы больно впились в лечи Джейка.

— Что ты сказал? Где ты, вообще, это слышал?

— Птичка на хвостике принесла, — Джейк нарочно ответил так дерзко, за что тут же и поплатился: пролетел через всю комнату и ударился в закругленную стену бедром. В этом ему повезло. Если бы он впилил в нее головой, он бы наверняка отрубился, если б и вовсе не приказал долго жить, а так он лишь отскочил и свалился, как куль с картошкой, на решетчатый пол. Тряхнув головой, Джейк ошалело огляделся по сторонам и обнаружил, что сидит нос к носу с темноволосой женщиной, которая вовсе не отдыхала в сиесту. Издав испуганный крик, он пополз на четвереньках прочь — подальше от мертвой. Хутс пнул его в грудь, и Джейк перевернулся на спину. Так он и лежал, хватая ртом воздух и глядя вверх, на потолок, туда, где неоновые лампы-трубки сходились в радужный узел красок. А секундой позже все заслонило собою лицо Тик-Така. Губы его были плотно сжаты в жесткую, напряженную линию, щеки пылали, а в глазах… в глазах у него был страх. Стеклянная коробочка в форме гроба, которую он носил на серебряной цепочке на шее, болталась прямо перед глазами у Джейка, раскачиваясь, точно маятник миниатюрных «дедовских» часов, заключенных внутри.

— Гашер прав, — заключил Тик-Так, потом схватил мальчика за грудки и поднял его на ноги. — Ты еще тот нахал. Слишком много, смотрю, выделываешься. Но со мной тебе самому не захочется так наглеть. Никогда не захочется, мальчик мой. Ты когда-нибудь слышал о людях с коротеньким фитильком? В смысле, шнур у них быстро сгорает. Так вот, у меня вообще нет шнура — я взрываюсь мгновенно. Куча народу могла бы тебе это подтвердить, если бы я не заставил их замолчать навсегда. Если еще раз при мне упомянешь про лорда Перта… хотя бы раз, тебе ясно? … я тебе полбашки разнесу и мозги твои съем в сыром виде. Это история несчастливая, и я не хочу, чтоб ее вспоминали в Колыбели Седых. Ты меня понял?

Он приподнял Джейка над полом и встряхнул его, как коврик.

Мальчик расплакался.

— Ты понял?

— Д-д-да.

— Вот и славно. — Тик-Так опустил Джейка на пол. Мальчик пошатнулся и утер слезы, размазав по щекам грязь, темную, точно тушь для ресниц. — А теперь, юный мой друг, будет у нас с тобой вечер вопросом и ответом. Я задаю вопросы, ты мне на них отвечаешь. Понятно?

Джейк не ответил. Он смотрел на вентиляционные решетки, опоясыващие круглую комнату, стараясь не встречаться взглядом с Тик-Таком.

Двумя пальцами Тик-Так схватил мальчика за нос и больно его сдавил:

— Тебе понятно, я спрашиваю?

— Да! — выкрикнул Джейк, поворачиваясь к Тик-Таку. Теперь глаза у него слезились не только от страха, но и от боли. Ему нестерпимо хотелось опять поглядеть на одно из отверстий для вентиляции, чтобы удостовериться, что увиденное им там было не только игрой его перепуганного, перегруженного воображения, но Джейк не стал рисковать. Он боялся, что кто-то другой — и прежде всего, сам Тик-Так — проследит за его взглядом и тоже увидит…

— Хорошо. — Так и держа Джейка за нос, Тик-Так подтащил его к своему креслу. Уселся. Опять перебросил ногу через подлокотник. — Давай немного потреплемся по-приятельски. Начнем с того, как тебя зовут… Ну и как же тебя зовут, мой мальчик?

— Джейк Чемберс. — Голос его звучал неразборчиво, как при насморке. С зажатым носом не очень-то разговоришься.

— А ты, часом, не Не-Видь, Джейк Чемберс?

Джейк поначалу подумал, что таким — несколько странным — образом Тик-Так хочет спросить, не слепой ли он… хотя все они видят прекрасно, что он не слепой.

— Я не понимаю…

Тик-Так легонько встряхнул его за нос.

— Не-Видь! Не-Видь! Хватит валять дурака, мой мальчик! Чего непонятного?!

— Я, правда, не понимаю… — начал было Джейк, и тут его взгляд упал на автомат допотопной конструкции, висевший на спинке кресла. Он вспомнил разбившийся «фокк-вульф» со свастикой на крыле и сообразил, наконец, о чем речь. — Нет… я не немец. Я американец. Все это закончилось до моего рождения. Задолго до моего рождения.

Тик-Так отпустил нос Джейка. Из носа тут же полилась кровь.

— Мог бы сказать мне об этом сразу и тем самым избавить себя от болезненных ощущений, Джейк Чемберс… но, по крайней мере, теперь ты знаешь, как мы здесь разбираемся со своими делами, а?

Джейк молча кивнул.

— Ну вот и славно. Начнем с самых простых вопросов.

Джейк украдкой взглянул на вентиляционную решетку и едва сдержал радостный вздох. Значит, ему не почудилось. Он действительно видел их… два черных глаза с золотистыми ободками, как будто зависших во тьме за хромированными прутьями.

Ыш.

Тик-Так влепил ему пощечину. Джейк отлетел назад, едва ли не плюхнувшись на колени к Гашеру, который поймал его и снова толкнул вперед.

— Идет урок, сердце мое, — шепнул Гашер. — Вот и веди себя, как положено на уроке! И хорошенько запоминай!

— Когда я к тебе обращаюсь, смотри на меня, — предупредил Тик-Так. — Я бы хотел, чтобы ты относился ко мне с уважением, Джейк Чемберс. С элементарным человеческим уважением. Иначе я тебе яйца отрежу.

— Хорошо.

В зеленых глазах Тик-Така промелькнула опасная искорка.

— Хорошо — что?

Джейк лихорадочно искал подходящий ответ, отбиваясь от вихря вопросов, теснящихся у него в голове, и стараясь не обольщаться надеждой, которая вспыхнула у него в душе с новой силой. И он все же нашел ответ, который вполне подошел бы для его собственной Колыбели Младов… иначе известной как школа Пайпера:

— Хорошо, сэр.

Тик-Так улыбнулся.

— Для начала неплохо, мой мальчик. — Он наклонился вперед, упираясь руками в бедра. — А теперь скажи мне… что такое «американец»?

Джейк заговорил, изо всех сил стараясь при этом не смотреть на вентиляционную решетку.

29

Роланд убрал револьвер в кобуру, взялся обеими руками за колесо на железной двери и попытался его повернуть. Оно не сдвинулось ни на дюйм. Это не то чтобы удивило стрелка. Он, собственно, и не надеялся на что-то большее. Однако, проблема в виде закрытой двери оставалась серьезной, и ее надо было решать.

Остановившись у левой его ноги, Ыш поднял мордочку и с нетерпением взглянул на Роланда, ожидая, когда тот откроет дверь, чтобы они могли пойти дальше — к Джейку. Но если б все было так просто! Стоять тут, у двери, и ждать, пока кто-нибудь выйдет, не имело смысла: кто его знает, когда кому-нибудь их седых понадобиться воспользоваться именно этим выходом? Может быть, час пройдет. Может быть, целый день. Может быть, несколько дней. А пока Роланд будет торчать здесь под дверью, теряя время, Гашеру со товарищи может в башку что угодно клюкнуть. Поджарить Джейка живьем, например.

Стрелок прижался ухом к двери, но не услышал ни звука. И это тоже его не особенно удивило. Он уже видел такие двери — замок не собьешь ничем, хоть пали в него из револьвера, и через них вообще ничего не слышно. Дверь может быть одиночной, а может быть и двойной: две двери, одна напротив другой, и между ними пустое пространство. Чтобы открыть эту дверь, нужно нажать на кнопку, которая приводит в движение механизм замка. То есть, где-то должна быть кнопка. И если Джейк до нее доберется — сумеет добраться, — тогда есть надежда, что не все еще потеряно.

Роланд хорошо понимал, что в этом ка-тете он, скажем так, не действительный член. Наверное, даже Ыш способен полнее, чем сам он, проникнуть в суть тайной жизни, наполняющей это маленькое содружество (стрелок, например, сомневался, что Ыш проследил путь Джейка по этому темному лабиринту тоннелей, залитых проточной водой, с помощью одного только нюха). Однако, при всем при том, Роланд сумел помочь Джейку, когда мальчик пытался пройти в его мир через дверь в земле. Он смог увидеть… а когда Джейк уронил ключ в щель в полу и пытался его достать, стрелок сумел передать ему мысленное сообщение.

Быть может, и в этот раз тоже получится. Только надо быть осторожным. В лучшем случае седые допетрят, что что-то происходит. В худшем — Джейк истолкует послание стрелка неверно и совершит какую-нибудь глупость.

Вот если бы он мог видеть…

Роланд закрыл глаза и сосредоточился, пытаясь мысленно пробиться к Джейку. Он представил себе глаза мальчика и послал свое ка искать эти глаза.

В первый раз у него ничего не вышло, но в конце концов перед мысленным взором Роланда сложился расплывчатый образ: лицо в обрамлении длинных, светлых с проседью волос. Зеленого цвета глаза мерцали в глубоких глазницах, точно призрачные огоньки в полумраке пещеры. Роланд тут же сообразил, что это Тик-Так собственной персоной и что он — потомок того самого Дэвида Шустрого, погибшего при крушении воздушной кареты. Наблюдение интересное, но в данном случае не имеющее никакой практической ценности. Стрелок попытался как следует рассмотреть остальную часть комнаты, где держали Джейка, и людей, в этой комнате находящихся.

— Эйк, — прошептал Ыш, как будто желая напомнить Роланду, что сейчас не самое подходящее время для сна.

— Тс-с-с, — шикнул тихонько стрелок, не открывая глаз.

Но, как Роланд ни старался, больше он ничего не сумел разглядеть. Только какие-то размытые пятна. И Роланда, кажется, знал, почему. Все внимание Джейка было сейчас полностью сфокусировано на одном человеке — Тик-Таке; все остальное и все остальные представлялись как смутные тени, подернутые туманом, на самом краешке джейкова восприятия.

Роланд открыл глаза и, раздосадованный, хлопнул левой рукой, сжатой в кулак, по раскрытой ладони правой. Он был уверен, что сможет увидеть и больше, если слегка поднапрячься… но тогда Джейк, скорее всего, ощутит его мысленное присутствие. А это опасно. Гашер может чего-нибудь заподозрить, а если не он, то уж Тик-Так заподозрит неладное наверняка.

Он поднял голову и задумчиво оглядел узкие вентиляционные люки, забранные решеткой, потом опустил взгляд на Ыша. Роланд давно уже не сомневался, что ушастик разумен, только не знал, до каких пределов. Похоже, сейчас ему предстоит это выяснить.

Стрелок поднял здоровую левую руку, просунул пальцы между горизонтальными прутьями вентиляционной решетки, ближайшей от двери, через которую увели Джейка, и потянул. Она оторвалась, осыпав его хлопьями ржавчины и засохшим мхом. Пролом, открывшийся за решеткой, оказался, естественно, слишком узким для человека… но не для ушастика. Роланд положил решетку на пол, взял Ыша на руки и тихонько шепнул ему в самое ухо:

— Иди… посмотри… и возвращайся ко мне. Понимаешь? Тебя не должны увидеть. Никто. Просто иди, посмотри и возвращайся сюда.

Ыш не мигая смотрел ему прямо в глаза, не говоря ничего — даже имени Джейка зверек не протявкал ни разу. Роланд не знал, понял Ыш или нет, что он ему сказал, но тратить время на праздные размышления не было никакого смысла. Если Ыш понял, он понял, если же нет… Стрелок поднял зверька к вентиляционной шахте. Тот обнюхал остатки засохшего мха, деликатно чихнул и уселся на краешке вытяжки, глядя на Роланда. В его таинственных странных глазах с золотым ободком читалось явное сомнение. Сквозняк шевелил его длинный шелковистый мех.

— Иди, посмотри и возвращайся ко мне, — повторил Роланд шепотом.

Ыш, заблаговременно втянув когти, развернулся и скрылся в сумраке шахты, беззвучно ступая на мягких подушечках лап.

Роланд вытащил револьвер и занялся самой тяжелой работой — стал ждать.

Ыш вернулся уже через три минуты. Роланд снял его с края вытяжки и опустил на пол. Ыш запрокинул голову и поглядел на стрелка сверху вниз, вытянув длинную шею.

— Сколько их, Ыш? — спросил Роланд. — Сколько там человек?

Ыш продолжал молча смотреть на него. Прошла секунда, другая. Роланд отчаялся и решил, что уже ничего не будет, как вдруг зверек нерешительно приподнял правую лапу, выпустил когти, и уставился на нее, как будто пытался припомнить какую-то важную — сложную — вещь. А потом начал стучать лапой по полу.

Один… два… три… четыре. Пауза. И еще два удара, быстрых и аккуратных — выпущенные когти легонько цокнули по стальному полу: пять, шесть. Потом опять небольшая пауза. Ыш задумался, склонив голову. Он был похож на ребенка, который запутался в сети сложных логических построений. Наконец он еще раз — последний раз — стукнул когтями по полу, глядя при этом на Роланда.

— Эйк!

Шестеро седых… и Джейк.

Роланд взял зверька на руки и погладил его по шерстке.

— Молодец, — шепнул он Ышу, преисполненный изумления и благодарности. Он ждал какого-то результата, но не смел и надеяться на столь исчерпывающий и точный ответ. А что ответ точный, Роланд даже не сомневался. — Хороший мальчик! Малыш!

— Ыш! Эйк!

Да. Джейк. В этом-то все и дело. Джейк, которому он, Роланд, дал обещание. И он намерен сдержать свое слово.

Стрелок погрузился в раздумья. Манера его строить мысленный монолог была весьма своеобразной. Сухой прагматизм сочетался в ней с неудержимою интуицией, унаследованной им, скорее всего, от бабушки, женщины странной — не сказать, со странностями, — Дедре Безумной. Именно благодаря интуиции Роланд сумел уцелеть и прожить столько лет после гибели всех его прежних товарищей. И теперь — с ее помощью — ему предстояло спасти Джейка.

Он снова взял Ыша на руки, в полной мере осознавая, что Джейк еще может — может — выжить, а вот ушастик наверняка погибнет. Стрелок прошептал несколько слов в настороженно приподнятое ухо зверька. Сделал паузу. Повторил команду. Опять сделал паузу и повторил. Замолчал, наконец, и запустил ушастика в вентиляционную вытяжку.

— Хороший мальчик, — шепнул Роланд на прощание. — Иди. Сделай, что надо сделать. Мое сердце — с тобой.

— Ыш! Эрца! Эйк! — отозвался ушастик и убежал в темноту.

Роланд ждал.

Сейчас начнется такое, что всем чертям будет тошно.

30

«Задай мне вопрос, Эдди Дин из Нью-Йорка. И пусть это будет хороший вопрос… ибо если вопрос будет глупым, вы оба умрете, откуда бы вы ни пришли».

И как, скажите, пожалуйста, реагировать на подобное заявление?

Темно красный огонек на переговорном устройстве внезапно погас. Вместо него опять засветился розовый.

— Думай быстрее, — пролепетал, подгоняя, слабенький голосок Маленького Блейна. — Он никогда раньше не был таким сердитым… думай быстрей, или он вас обоих убьет!

Эдди отметил — но как-то смутно, — что голуби все еще кружат бесцельно под куполом Колыбели и что некоторые из них, натыкаясь на каменные колонны, падают мертвыми на пол.

— Чего ему надо? — прошипела Сюзанна в микрофон, обращаясь к Маленькому Блейну, чей голосок притаился где-то внутри. — Чего ему надо? Скажи, ради Бога — чего?

В ответ — тишина. У Эдди возникло пренеприятнейшее ощущение, что минута отсрочки, любезно им предоставленная Большим Блейном для того, чтобы подумать как следует (если это была отсрочка, и если Блейн, тот, который Большой, был любезен), сейчас закончится. Нажав на кнопку «СЛУШАЙТЕ/ГОВОРИТЕ», Эдди заговорил этаким лихорадочно — жизнерадостным тоном, чувствуя, как по щекам и по шее его текут струйки пота.

«Задай мне вопрос».

— Значит так… Блейн! Чем ты, вообще, занимался за эти последние несколько лет? Как я понимаю, ты не выходил на свой этот юго-восточный маршрут? А почему? Настроения не было или другие причины имелись? А?

Тишина. Ни звука вообще. Только шелест и хлопанье голубиных крыльев. Не в меру богатое воображение услужливо нарисовало картинку: Ардис, пытающийся закричать, когда щеки его стали плавиться, а по языку пробежало пламя. У Эдди аж волосы встали дыбом. Только от страха? Или это усилилось напряжение невидимого электрического поля?

Думай быстрее… Он никогда раньше не был таким сердитым.

— А кто, вообще, тебя сделал? — спросил в отчаянии Эдди, думая про себя: «Знать бы мне только, чего он хочет, этот железный мудила!» — Может, расскажешь нам эту страницу твоей биографии? Не седые, случайно? Нет… скорее всего, это были Великие Старцы, да? Или…

Он беспомощно умолк. Молчание Блейна уже ощущалось буквально физически — как прикосновение к коже мясистых и мягких пальцев: они тебя щупают и шевелятся. Бр-р-р.

— Чего тебе надо? — выкрикнул Эдди, отчаявшись окончательно. — Объясни, черт возьми, что ты хочешь услышать?

Никакого ответа — лишь кнопки на переговорном устройстве опять налились яростным красным светом. Эдди понял, что время их истекает. Где-то поблизости включился невидимый механизм — раздалось глухое жужжание, похожее на гул электрического генератора. И как бы Эдди ни хотелось думать, что это лишь плод его разыгравшегося воображения, слуховая галлюцинация и все такое, звук был реальным. Очень даже реальным.

— Блейн! — воскликнула вдруг Сюзанна. — Блейн, ты меня слышишь?

Никакого ответа… Эдди чувствовал, как воздух вокруг наполняется электричеством, точно миска под краном — водой. В носу щипало при каждом вдохе. Пломбы в зубах гудели, как потревоженные насекомые.

— Блейн, у меня есть вопрос. Очень хороший вопрос! Послушай! — На мгновение Сюзанна прикрыла глаза, отчаянно потирая пальцами виски. — «Его не потрогаешь и не увидишь… гм… формы нет у него, и вообще ничего — только имя… Оно то коротким бывает… то длинным…» — Она запнулась и умоляюще поглядела на Эдди, широко распахнув глаза. — Помогай! Я не помню, как дальше!

Но Эдди только уставился на нее как на законченную идиотку. Что за бред еще, черт возьми? У нее что, в голове помутилось от страха? Но тут его вдруг осенило, и он все понял. Последняя строчка загадки всплыла в его памяти, и все встало на место — как будто в картинке-загадке не хватало двух последних кусочком, но теперь они вдруг нашлись. Эдди бросился к микрофону:

— «И оно всегда с нами: во всех разговорах, забавах и играх». Что это? Вот ваш вопрос, Блейн — что это такое?

Красный огонек, подсвечивающий кнопки «КОД-КОМАНДА» и «ВВОД» под ромбом из цифр, погас. Через секунду — Эдди она показалась бесконечной — Блейн заговорил опять… но и за эту секунду Эдди успел ощутить, что мурашки от статистического электричества у него на коже начинают ослабевать.

— ТЕНЬ, РАЗУМЕЕТСЯ, — ответил голос Большого Блейна. — ЛЕГКИЙ ВОПРОС… НО НЕПЛОХОЙ. ОЧЕНЬ ДАЖЕ НЕПЛОХОЙ.

Теперь голос в динамике несколько оживился. В нем появилась задумчивость… и еще кое-что, непонятное, неуловимое. Удовольствие, может быть? Или тоска? Эдди никак не мог определить эту странную нотку, но что-то в голосе из динамика напоминало ему голосок Маленького Блейна. И еще одно Эдди знал наверняка: неожиданное — и весьма своевременное — вмешательство Сюзанны спасло их. По крайней мере, какое-то время им не придется переживать за сохранность своих драгоценных задниц. Склонившись над нею, он поцеловал ее в лоб — холодный, покрытый бисеринками пота.

— А ЕЩЕ ЗАГАДКИ ВЫ ЗНАЕТЕ? — спросил Блейн.

— Да, и немало, — немедленно отозвалась Сюзанна. — У нашего друга Джейка есть целая книга загадок.

— ИЗ НЬЮ-ЙОРКА ИЛИ ОТКУДА? — уточнил Блейн, и теперь Эдди понял, что это за странная нотка проскальзывает в его голосе. Блейн, может быть, и машина, но Эдди, будучи «героинщиком» с шестилетним стажем, уже безошибочно узнавал этот жадный голод — это томление наркомана, когда ты доходишь до крайних пределов, когда все твои мысли заняты только одним.

— Да-да, из Нью-Йорка, — подтвердил он. — Но Джейка сейчас с нами нет. Его взяли в плен. Увел его некто Гашер.

В ответ — тишина… а потом кнопки на переговорном устройстве опять замерцали уже знакомым бледно розовым светом.

— Пока все идет хорошо, — прошептал голосок Маленького Блейна. — Но вам надо быть начеку… он хитрый…

Кнопки вспыхнули красным.

— ВЫ ЧТО-ТО СКАЗАЛИ? — голос Блейна звучал теперь холодно и — Эдди мог бы поклясться в этом — подозрительно.

Он посмотрел на Сюзанну. Она вся напряглась, широко распахнув глаза — испуганные, как у маленькой девочки, посреди ночи услышавшей странные шорохи у себя под кроватью.

— Это я просто откашлялся, Блейн. Что-то в горле першит, — сказал Эдди и, тяжело сглотнув, утер рукой пот со лба. — Я… черт возьми, скажи правду и посрамишь дьявола… просто я перепугался до смерти.

— И ПРАВИЛЬНО СДЕЛАЛ. ЭТИ ЗАГАДКИ, ИЗ КНИГИ — ОНИ ТОЧНО НЕ ГЛУПЫЕ? Я, ПОТОМУ ЧТО, НЕ ПОТЕРПЛЮ ГЛУПЫХ ЗАГАДОК. МОЕ ТЕРПЕНИЕ НЕ БЕЗГРАНИЧНО.

— Нет, они все хорошие… в основном, — отозвалась Сюзанна, бросив на Эдди тревожный взгляд.

— ТЫ ЛЖЕШЬ, ЖЕНЩИНА. ТЕБЕ НЕВЕДОМО КАЧЕСТВО ЭТИХ ЗАГАДОК.

— Откуда ты знаешь…

— СТРУКТУРНЫЙ АНАЛИЗ ГОЛОСА. ФРИКАТИВНЫЕ ПОСТРОЕНИЯ И ЭМФАТИЧЕСКИЕ УДАРЕНИЯ НА ДИФТОНГАХ ПОЗВОЛЯЮТ С ДОСТАТОЧНОЙ СТЕПЕНЬЮ ТОЧНОСТИ ОПРЕДЕЛИТЬ СООТНОШЕНИИ ПРАВДЫ/ЛЖИ. КОЭФФИЦИЕНТ НАДЕЖНОСТИ ПРЕДСКАЗУЕМОСТНОГО АНАЛИЗА СОСТАВЛЯЕТ НЕ МЕНЕЕ 97 ПРОЦЕНТОВ, ПЛЮС-МИНУС ПОЛПРОЦЕНТА. — Голос умолк на мгновение, а когда зазвучал снова, в нем явственно слышались угрожающие, немного манерные и медлительные, интонации, которые показались Эдди знакомыми. Ну да, конечно… Это был голос Хамфри Богарта. — ГОВОРИ ЛУЧШЕ ТОЛЬКО О ТОМ, ЧТО ЗНАЕШЬ, КРАСАВИЦА. ПРИХОДИЛ ТУТ ОДИН ТОЖЕ УМНИК. ПЫТАЛСЯ МЕНЯ ОБЖУЛИТЬ. ЗНАЕШЬ, ЧЕГО С НИМ СТАЛО? ОБРЕЛ СВОЙ ПОСЛЕДНИЙ ПРИЮТ НА ДНЕ СЕНДА, ОБУВ ПЕРЕД ЭТИМ НОВЕНЬКУЮ ПАРУ ЦЕМЕНТНЫХ КОВБОЙСКИХ САПОГ.

— Господи, — выдохнул Эдди. — Мы протопали миль четыреста, если не больше, и все для чего? Чтобы нарваться на Малыша Рича в компьютерной версии. Как тебе это удается, Блейн? Имитировать голоса парней вроде Джона Уэйна или Хамфри Богарта? Ребят из нашего мира?

Молчание.

— О'кей. На этот вопрос отвечать ты не хочешь. Тогда, может быть, на другой… если тебе так хотелось загадок, чего же ты сразу-то не сказал?

И опять — никакого ответа. Впрочем, Эдди и так уже понял. Блейн обожает загадки, вот он и задал загадку им. Сюзанна ее разгадала. И слава Богу. А то было у Эдди одно неприятное подозрение, что если б она не сумела ее разгадать, они бы сейчас с ней на пару валялись на белом полу Колыбели в виде брикетов древесного угля.

— Блейн? — встревоженно позвала Сюзанна. Ответа по — прежнему не было. — Блейн, ты еще здесь?

— ДА. ЗАГАДАЙТЕ ЕЩЕ ЗАГАДКУ.

— Когда человек — дерево? — спросил Эдди.

— КОГДА ОН СО СНА. ПРИДЕТСЯ ВАМ ВСПОМНИТЬ ЧЕГО-НИБУДЬ ПОИНТЕРЕСНЕЕ, ЕСЛИ ВАМ В САМОМ ДЕЛЕ ТАК НУЖНО, ЧТОБЫ Я ВАС КУДА-ТО ОТВЕЗ. МОЖЕТЕ ВЫ ПРИДУМАТЬ ЧЕГО-НИБУДЬ ПОИНТЕРЕСНЕЕ?

— Сейчас сюда придет Роланд… он-то уж точно много чего придумает, — сказала Сюзанна. — Не будем сейчас говорить о загадках из книги Джейка… будет книжка, тогда и посмотрим… но Роланд знает их сотни. Он даже их изучал. В детстве. — произнеся эти слова, Сюзанна вдруг поняла, что ей трудно представить Роланда ребенком. — А ты отвезешь нас, Блейн?

— МОЖЕТ БЫТЬ, — сказал Блейн достаточно ровным тоном, но Эдди все-таки уловил в его голосе едва различимую нотку жестокости. — НО ЧТОБЫ МЕНЯ ЗАПУСТИТЬ, ВАМ ПРИДЕТСЯ ЗАЛИТЬ НАСОС, А НАСОС У МЕНЯ ЗАЛИВАЕТСЯ ЗАДОМ НАПЕРЕД.

— Что ты имеешь в виду? — Эдди в недоумении уставился сквозь прутья ограды на гладкую розовую спину Блейна. Но Блейн не ответил ему. Ни на этот, ни на все последующие их вопросы. Ярко оранжевые огоньки на панели продолжали гореть, но оба Блейна, похоже — и Маленький, и Большой, — погрузились в спячку. Эдди, однако, был не настолько тупым, чтобы на это надеяться. Блейн не спал. Блейн наблюдал за ними. Блейн прислушивался к их фрикативным построениям и эмфатическим ударениям на дифтонгах.

Эдди взглянул на Сюзанну.

— «Вам придется залить насос, а насос у меня заливается задом наперед», — пробормотал он уныло. — Это загадка, да?

— Ну естественно. — Сюзанна мельком взглянула на треугольное окно Блейна, похожее на прищуренный насмешливый глаз, и, притянув Эдди поближе к себе, прошептала ему прямо в ухо: — Он не в себе, Эдди… законченный шизофреник, параноик и в придачу, возможно, маньяк.

— А я, ты думаешь, сам не вижу, — шепнул он в ответ. — Итак, что мы имеем? Чокнутый и гениальный компьютерный призрак со съехавшей крышей, монорельсовый поезд, завернутый на загадках и развивающий скорость больше скорости звука. Добро пожаловать в фантастическую вариацию «Пролетая над гнездом кукушки»!

— Есть у тебя какие-нибудь предложения насчет ответа?

Эдди покачал головой:

— А у тебя?

— Есть одна мысль… что-то такое в мозгу проблескивает. Впрочем, наверное, это не то. Я вот все думаю над словами Роланда. Помнишь? Что у хорошей загадки всегда есть и смысл, и отгадка. И что загадки похожи на трюки фокусника.

— Задают изначально неправильное направление.

Сюзанна кивнула.

— Сходил бы ты, Эдди, еще раз выстрелил… пусть они знают, что мы еще здесь.

— Ага. Знать бы только, они еще там или нет.

— А ты сам как думаешь, Эдди?

Эдди уже пошел к выходу.

— Я не знаю, — ответил он, не останавливаясь и не оглядываясь. — Эту загадку, наверное, не разгадать даже Блейну.

31

— Попить чего-нибудь можно? — попросил Джейк. Голос его прозвучал невнятно. Нос заложило. Разбитые губы распухли. Нос тоже уже опухал. Видок у мальчика был еще тот. Как будто он только что поучаствовал в массовой уличной потасовке, причем досталось ему больше всех.

— О да, — рассудительно отозвался Тик-Так. — Можно, конечно. Еще как можно. Питья у нас хоть залейся, да, Медный Лоб?

— Ага, — тут же откликнулся долговязый мужчина в очках, в белой шелковой рубашке и черных шелковых брюках, похожий на преподавателя колледжа, как их изображали на карикатурах в журнале «Панч» начала века. — Нехватки хорошего пойла у нас не предвидится.

Тик-Так поудобней устроился на своем «троне» и бросил на Джейка шутливый взгляд:

— У нас есть вино, пиво, эль и вода, разумеется. Добрая-старая водица. Иногда это — все, что нужно твоему исстрадавшемуся организму. Глоток холодной, искристой и чистой воды. Как по-твоему, неплохо звучит, мой мальчик?

Горло у Джейка — распухшее и сухое, как наждачная бумага — болезненно сжалось.

— Неплохо, — выдавил он.

— Мне аж самому захотелось попить. — Тик-Так растянул губы в улыбке. В зеленых глазах заплясали недобрые огоньки. — Принеси мне водички, Тилли… черт возьми, не понимаю, куда подевались мои манеры!

Тилли вышла через вторую дверь, расположенную на другой стороне круглой комнаты — напротив той, через которую Гашер с Джейком вошли сюда. Джейк проводил ее жалобным взглядом и облизал распухшие губы.

— Ну вот, — Тик-Так опять повернулся к Джейку. — Значит, ты утверждаешь, что этот твой американский город… Нью-Йорк… очень похож на наш Лад.

— Ну… не совсем…

— Но тебе ведь знакомы некоторые машины, — не унимался Тик-Так. — Клапаны, лампы, насосы и все такое. Не говоря уже про огневодные трубки.

— Да. Только мы их называем неоновыми. Впрочем, это без разницы.

Тик-Так протянул к нему руку. Джейк весь сжался, но Тик-Так лишь легонько похлопал его по плечу.

— Да-да, без разницы. — Глаза у него так и сверкали. — И компьютеры тоже тебе знакомы?

— Да, но…

Тилли вернулась с кувшином воды и робко приблизилась к трону Тик-Така. Тот отобрал у нее кувшин и протянул его Джейку. Мальчик протянул руку, но Тик-Так вдруг убрал кувшин и стал пить сам. Джейк смотрел, как с губ Тик-Така стекает вода и льется тоненькой струйкой по его обнаженной груди, и его била дрожь. Ему самому это было не слишком приятно, но он не мог ничего с собой сделать.

Тик-Так поглядел на Джейка поверх кувшина, словно только что вспомнил, что он тут не один. За спиной у него Гашер, Медный Лоб, Брендон и Хутс ухмылялись, как школьники младших классов, которые только что услыхали смешную, но сальную шуточку.

— Вот те на, мне вдруг так захотелось пить, что я совершенно забыл о тебе! — воскликнул Тик-Так. — Нехорошо с моей стороны, черт возьми! Просто невежливо… Но она была такой чистой… такой хорошей… прохладной… я просто не мог устоять…

Он опять протянул кувшин Джейку и опять убрал его, едва Джейк потянулся к нему.

— Сначала, мой мальчик, ты мне расскажешь о биполярных компьютерах и транзитивных схемах, — объявил он как отрезал.

— Что… — Джейк укладкой взглянул на вентиляционную вытяжку, за решеткой которой он видел глаза с золотым ободком. Теперь их там не было. Ему уже стало казаться, что он их все-таки вообразил. Джейк опять перевел взгляд на Тик-Така, в полной мере осознавая, что никакой воды он не получит. Глупо было бы даже мечтать об этом. — А что такое биполярные компьютеры?

Лицо Тик-Така исказилось от ярости, и он выплеснул остатки воды из кувшина Джейку в лицо.

— Даже и не пытайся водить меня за нос! — заорал он благим матом, сорвал с руки часы Джейка и потряс ими у мальчика перед носом. — Когда я тебя спросил, как они работают, на биполярных или монополярных схемах, ты мне ответил, что они вообще не на схемах работают. Значит, ты знал, о чем говоришь… Так что не надо сейчас мне впаривать, будто ты не понимаешь, о чем идет речь… ты прекрасно во всем разбираешься!

— Но… но… — Джейк не знал, что сказать. Голова у него кружилась от растерянности и страха. Смутно, как будто издалека, мальчик вдруг осознал, что судорожно облизывает языком пересохшие губы, пытаясь выжать из них хоть капельку влаги.

— Тут, под гребаным этим городом, не меньше тысячи этих гребаных биполярных компьютеров, а может быть, сотни тысяч, а работает только один. И он тоже не делает ни хрена, только играет в «Не зевай» и запускает пленку с этими долбаными барабанами! А мне нужны эти компьютеры! Я хочу, чтобы они работали — и работали на меня!

Тик-Так резко подался вперед, схватил Джейка за плечи, встряхнул его, точно тряпичную куклу, и швырнул на пол. Джейк ударился о торшер — он свалился, и лампочка лопнула с глухим звуком, похожим на сдавленный кашель. Тилли испуганно взвизгнула и, широко распахнув глаза, отступила на шаг. Медный Лоб и Брендон встревоженно переглянулись.

Тик-Так наклонился вперед, опираясь локтями о бедра, и проорал Джейку прямо в лицо:

— Они мне нужны, И Я ИХ ПОЛУЧУ!

Воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая только едва различимым шелестом воздуха, поступающего через вентиляционные шахты. А потом яростная гримаса исчезла с лица Тик-Така, как будто и не было ее вовсе — исчезла, сменившись очередной обаятельною улыбкой. Наклонившись пониже, он помог Джейку подняться на ноги.

— Прошу прощения, погорячился. Стоит мне только задуматься об огромном потенциале, который кроется в этом чертовом городе… в общем, меня иной раз зарубает. Так что, мой мальчик, прими мои искренние извинения. — Подобрав с пола кувшин, он швырнул его Тилли. — Наполни его и неси сюда, ты, никчемная сучка! Чего стоишь-смотришь? Давно пора сообразить.

Он опять повернулся к Джейку, по-прежнему улыбаясь дежурной улыбкой ведущего теле-игры.

— Ну хорошо… ты чуть-чуть пошутил, я чуть-чуть пошутил. А теперь шутки в сторону. Расскажи мне о биполярных компьютерах и транзитивных схемах. Все расскажи, что знаешь. А потом можешь пить, сколько влезет.

Джейк открыл было рот, чтобы хоть что-то сказать — он, правда, еще не придумал, что именно, — как вдруг у него в голове явственно прозвучал голос Роланда:

«Как-нибудь отвлеки их, Джейк… там где-то должна быть кнопка, которая открывает дверь… если ты знаешь, где, постарайся подойти к ней поближе».

Тик-Так пристально наблюдал за ним.

— Только что тебя, кажется, посетила какая-то дельная мысль, да, мой мальчик? Меня не обманешь. Ты ведь не будешь держать ее в тайне? Мы же тут все друзья, а от друзей у нас нет секретов. Мне ты можешь сказать — своему старому доброму другу Тикки.

Краешком глаза Джейк уловил промельк движения в вентиляционном отверстии. Правда, он не решился поднять глаза и посмотреть туда — в особенности сейчас, когда Тик-Так так внимательно наблюдает за ним, — но он знал, что Ыш вернулся.

Отвлеки их… внезапно Джейк понял, как это лучше сделать.

— Да, есть у меня одна мысль, — сказал он. — Только не о компьютерах. Так… кое-что о моем старом добром приятеле Гашере. И его старом добром приятеле Хутсе.

— Эй, эй! — встрепенулся Гашер. — Ты это о чем, малыш?

— А почему бы тебе не открыть свой секрет, Гашер? О том, кто тебе дал пароль? Тогда я бы смог подсказать Тик-Таку, где ты его прячешь.

Тик-Так озадаченно поглядел на Гашера.

— О чем это он?

— Ни о чем! Просто бредит! — заверил его Гашер, но все же не смог удержаться и украдкой взглянул на Хутса. — Понимает, наверное, что попался, вот и хочет меня усадить голой задницей вместо себя на горячую сковородку. Я же тебе говорил, что он тот еще фрукт. Я тебя предупреждал…

— Может, желаете посмотреть, что у него там в платке? — продолжал Джейк. — Он там прячет клочок бумажки, на котором написано слово. Мне пришлось прочитать ему это слово, потому что он даже читать не умеет.

На этот раз, правда, Тик-Так не сорвался… зато лицо его побагровело, постепенно налившись краской — так летнее небо темнеет перед грозой.

— Покажи-ка мне свой платок, Гашер, — попросил он пока спокойно. — Позволь своему старому доброму другу взглянуть на него хоть одним глазком.

— Все он врет, говорю тебе! — заорал Гашер, схватившись обеими руками за свой платок и отступив на два шага к стене. Прямо под ним, в сумраке вентиляционной шахты, мерцали черные с золотым ободком глаза Ыша. — Посмотри только на эту рожу — сразу видно, что он все врет, мелкий пакостник. Вот гаденыш!

Тик-Так перевел взгляд на Хутса, которого, казалось, сейчас вырвет от страха.

— Ну так что? — голос его оставался до жути спокойным. — Ты ничего мне не хочешь сказать, Крикун? Я знаю, вы с Гашером — старые гомики. И что мозгов у тебя меньше, чем у гуся потрошенного, для меня это тоже не новость. Но чтобы вот так вот взять и записать пароль, открывающий доступ во внутренние помещения… это каким же надо быть идиотом… даже ты мог бы сообразить. Или нет? Отвечай, когда я тебя спрашиваю.

— Я… я просто подумал…

— Заткнись! — оборвал Хутса Гашер и метнул в сторону Джейка горящий взгляд, исполненный ненависти в чистом виде. — Ты за это поплатишься, котик… я убью тебя, вот увидишь.

— Дай сюда свой платок, Гашер, — сказал Тик-Так. — Хочу посмотреть, есть там что-нибудь или нет.

Джейк сделал шаг в направлении «кафедры» с кнопками.

— Нет! — Гашер опять вскинул руки и схватился за платок, как будто тот мог неожиданно улететь. — Нет, будь я проклят!

— Подержи его, Брендан, — велел Тик-Так.

Брендон бросился к Гашеру. Движения Гашера были, конечно, не столь стремительны, как у Тик-Така, однако он тоже отреагировал вовремя: наклонившись, он выхватил нож из голенища высокого сапога и всадил его Брендану в руку.

— Ах ты гад! — вскрикнул Брендан от боли и неожиданности. По руке потекла струйка крови.

— Посмотри, что ты наделал! — запричитала Тилли.

— Можно хоть что-нибудь вам поручить? Все приходится самому — каждый раз! — объявил Тик-Так, скорее в раздражении, нежели в гневе, и поднялся на ноги. Гашер попятился от него, размахивая перед собой окровавленным ножом. Вторую руку он ни на миг не отрывал от платка у себя на голове.

— Не подходи, — выпалил он, тяжело дыша. — Я люблю тебя, Тикки, как брата, ты знаешь… но если ты подойдешь, я всажу этот нож тебе прямо в кишки… так и знай.

— Ты?! Вряд ли, — отозвался со смехом Тик-Так, доставая из ножен свой нож. Взгляды всех остальных были прикованы к этим двоим. Джейк сделал два быстрых шага к кафедре с кнопками и потянулся к той, на которую вроде бы нажимал Тик-Так, закрывая дверь.

Гашер отступал, пятясь задом, вдоль круглой стены. Свет разноцветных неоновых ламп, ложась на его изъязвленную рожу, придавал ей оттенки самые разнообразные, но все какие-то болезненные: мертвенно-зеленоватый, лихорадочно красный, желчно-желтый. Теперь под вентиляционной решеткой, за которой поблескивали глазки Ыша, стоял Тик-Так.

— Убери нож, Гашер, — рассудительно проговорил гигант. — Я тебе поручил привести мальчишку. Ты парня привел, нет вопросов. Если кто и виноват, то не ты, а Хутс. С ним я еще разберусь. А к тебе у меня нет претензий. Я просто хочу посмотреть…

Джейк увидел, что Ыш присел, готовясь к прыжку, и понял сразу две вещи: что собирается сделать ушастик и кто его этому научил.

— Ыш, нет! — крикнул он.

Все, как один, повернулись к нему. В это мгновение Ыш прыгнул. Ударился с той стороны о решетку и выбил ее своим весом. Тик-Так обернулся на звук.

Царапаясь и кусаясь, Ыш плюхнулся прямо на запрокинутое кверху лицо Тик-Така.

32

Даже через двойную дверь Роланд услышал крик Джейка — «Ыш, нет!» — и сердце его упало. Он поглядел на колесо на двери в надежде, что оно все-таки повернется. Оно, однако, не сдвинулось с места. Роланд закрыл глаза и сосредоточился, посылая мысленный сигнал: «Дверь, Джейк! Открой дверь!»

Ответной реакции он не ощутил. Образы тоже исчезли. Связь его с Джейком — никудышная, надо признать, изначально — теперь и вовсе оборвалась.

33

Тик-Так отшатнулся, изрыгая проклятия и вопли, и попытался схватить извивающееся, кусающееся и царапающееся существо, которое вцепилось ему в лицо. И ему это почти удалось, но тут когти Ыша вонзились ему в левый глаз — в голове вспыхнула алая боль, точно пылающий факел, заброшенный в темную глубь колодца. На мгновение ярость затмила боль. Тик-Так все-таки ухватил Ыша, оторвал его от лица и поднял его над головой, намереваясь выкрутить, как мокрое полотенце.

— Нет! — закричал Джейк. Забыв про кнопку, которая открывала двери, он схватил автомат, висевший на спинке кресла — произведенный в Германии автомат допотопной конструкции, времен Второй Мировой.

Тилли пронзительно завизжала. Все остальные бросились врассыпную. Джейк прицелился в Тик-Така. Ыш висел вниз головой в сильных огромных руках и отчаянно извивался, выгнувшись так, что, казалось, вот-вот сломается. Он клацал зубами, хватая ртом воздух, и верещал от боли — причем крики его походили до жути на человеческие. Джейк невольно поежился.

— Отпусти его, гад! — крикнул он и нажал на спусковой крючок.

У него хватило еще хладнокровия прицелиться относительно низко. В ограниченном пространстве закрытой комнаты очередь «шмайссера» прозвучала как грохот мощного взрыва, хотя всего-то и было четыре-пять выстрелов. Одна из неоновых трубок лопнула, изрыгнув вспышку холодного оранжевого огня. На облегающих брюках Тик-Така, чуть выше левого колена, образовалась маленькая дыра, вокруг которой тут же начало расплываться темно красное пятно. У Тик-Така аж челюсть отвисла от изумления — выражение достаточно красноречивое: при всем своем недюжинном уме Тик-Так, по-всей видимости, собирался прожить долгую и счастливую жизнь, время от времени постреливая в людей как само собой разумеющееся, но ему даже и в голову не приходило, что и в него тоже могут стрельнуть. То есть, стрельнуть, конечно, могут… но чтобы попасть?! Удивленное его выражение красноречивее всяких слов говорило о том, что в его планы подобный расклад не входил никак.

«Добро пожаловать в настоящий, реальный мир», — подумал Джейк про себя и добавил еще непечатное определение.

Тик-Так уронил Ыша на железный решетчатый пол и схватился обеими руками за простреленное колено. Медный Лоб бросился к Джейку и схватил его огромной ручищей за горло, но Ыш тоже ушами не хлопал. Издав пронзительный лай, ушастик вцепился зубами в лодыжку Медного Лба, прокусив шелковые штаны. Медный Лоб заорал благим матом и, отпустив Джейка, запрыгал на одной ноге, пытаясь стряхнуть с себя Ыша. Но тот прилип к нему как пиявка. Джейк повернулся… и очень вовремя. Тик-Так ползком подбирался к нему, зажав в зубах нож.

— Прощай, Тикки. — Джейк нажал на гашетку «шмайссера». Но ничего не случилось. То ли где-то заклинило механизм, то ли просто патроны закончились, Джейк не знал. Времени строить догадки, естественно, не было. Он отступил на два шага и тут обнаружил, что путь к отступлению отрезан огромным креслом, которое было Тик-Таку заместо трона. Джейк хотел обогнуть кресло — все-таки лишний барьер между ним и Тик-Таком, — но не успел. Тик-Так схватил его за ногу. Другая рука его потянулась к кинжалу. То, что осталось от левого глаза, висело на щеке комком мятного мармелада. Здоровый глаз, полыхая безумной ненавистью, смотрел прямо на Джейка.

Джейк попытался освободиться, запнулся и плюхнулся в кресло Тик-Така. Взгляд его случайно упал на кармашек, пришитый к правому подлокотнику — оттуда торчала украшенная жемчугами потрескавшаяся рукоять револьвера.

— О, мальчик мой, как ты будешь страдать! — горячо зашептал Тик-Так едва ли не в экстазе. Удивленное выражение его сменилось широкой, дрожащей ухмылкой. Он уже предвкушал сладость мести. — О, как же ты будешь страдать! И с каким удовольствием я… Что?..

Усмешка стерлась, сменяясь знакомым уже выражением искреннего удивления, когда Джейк, прицелившись из револьвера в Тик-Така, взвел большим пальцем курок. Тик-Так все-таки не отпустил ногу Джейка. Наоборот, он еще крепче сжал пальцы, и Джейк испугался, что кости его сейчас хрустнут, не выдержав напряжения.

— Ты не посмеешь! — хрипло выдавил Тик-Так.

— Еще как посмею, — угрюмо заверил гиганта Джейк и нажал на спусковой крючок. Раздался сухой щелчок, далеко не такой впечатляющий, как оглушительный грохот тевтонского «шмайссера». На лбу у Тик-Така, на правой его стороне, появилась аккуратная черная дырочка. Тик-Так продолжал с изумлением смотреть на Джейка, не веря глазам своим… то есть, глазу.

Джейк попытался заставить себя выстрелить еще раз, но не смог.

И тут вдруг полоска скальпа на правой стороне головы Тик-Така свернулась в трубочку, как кусок старых обоев, и свесилась ему на щеку. Роланд бы сразу смекнул, в чем тут дело; Джейк, однако, почти ничего уже не соображал. Темный панический ужас взвихрился в сознании, точно воронка торнадо. Хватка Тик-Така ослабла, он выпустил ногу Джейка и свалился на решетчатый пол лицом вниз. Джейк съежился в кресле, стараясь вжаться в самый дальний угол.

Дверь. Ему надо еще открыть дверь и впустить стрелка.

Сосредоточившись только на этой мысли, Джейк швырнул револьвер на пол и заставил себя подняться с кресла. Он уже протянул руку к кнопке, на которую вроде бы нажимал Тик-Так, закрывая дверь, как вдруг чьи-то руки схватили его за горло и потащили назад, прочь от кафедры с клавиатурой.

— Я тебе говорил, что тебе это так не сойдет, мой зайчик. Я обещал, что убью тебя, — прошептал ему в ухо знакомый голос, — а Гашер всегда выполняет свои обещания.

Закинув руки назад, Джейк попытался ударить Гашера, но не смог до него дотянуться. Жесткие пальцы впились ему в горло и стали сжиматься. Свет перед глазами померк. Все утонуло в серой пелене. Вскоре серый туман обернулся красным, а потом все окутала чернота.

34

Со свистом включился воздушный насос, и колесо в центре железной двери провернулось на несколько оборотов. Хвала богам! — с облегчением подумал Роланд, схватился правой рукою за колесо и, не дожидаясь, пока оно остановится, рванул дверь на себя. Вторая дверь оказалась уже приоткрытой: изнутри доносились звуки борьбы и пронзительный лай Ыша, исполненный боли и ярости.

Роланд пинком распахнул дверь пошире, и первое, что он увидел, это был Гашер, душивший Джейка. Ыш оставил Медного Лба в покое и бросался теперь на Гашера, пытаясь заставить его отпустить Джейка, но тяжелый сапог на ноге «пирата» не давал ушастику добраться до кожи, выполняя тем самым двойную работу: защищали своего владельца от острых зубов животного, а Ыша — от смертоносной заразы в крови Гашера. Брендон пнул Ыша в бок, чтобы тот отпустил ногу Гашера, но ушастик как будто и не почувствовал боли. Джейк безвольно обмяк в руках Гашера, как марионетка с обрезанными нитями. Лицо его приобретало уже серовато-синюшный оттенок, разбитые и распухшие губы стали бледно лиловыми.

Гашер поднял голову.

— Ты! — прорычал он.

— Я, — подтвердил Роланд. Он выстрелил только раз. Левая сторона головы Гашера разлетелась на куски. Выстрел отбросил его назад. Забрызганный кровью желтый платок слетел с головы и упал на Тик-Така. Ноги Гашера дернулись несколько раз в агонии, стуча по решетчатому полу, а потом он затих.

Стрелок дважды выстрелил в Брендана, взводя затвор револьвера ладонью правой руки. Брендан, который уже занес ногу над Ышом для очередного пинка, завертелся на месте, ударился о стену и медленно сполз по ней на пол, цепляясь за неоновую трубку. Между слабеющими его пальцами, как мерцание болотных огней, растекался зеленый свет.

Ыш бросился к Джейку, который, как только Гашер его отпустил, свалился на пол, и принялся лизать его бледное, неподвижное лицо с застывшими чертами.

Медный Лоб и Хутс, видимо, порешив, что с них на сегодня достаточно, разом бросились к маленькой дверце, через которую выходила Тилли набрать воды. Время для проявления благородства было не самое подходящее — Роланд уложил их обоих выстрелами в спину. Он понимал: действовать надо быстро, очень и очень быстро, — и он не хотел рисковать, чтобы они потом, эти двое, подстерегли его где-нибудь на пути назад, если вдруг, паче чаяния, соберутся с духом и снова придут в воинственное настроение. Это вряд ли, конечно, но рисковать все же не стоит.

Под потолком круглой комнаты вспыхнул пучок ярко оранжевых огней. Включилась сирена тревоги: противный и хриплый рев с нарастающими и убывающими завываниями, от которого сотрясались стены. Через пару секунд огни аварийного освещения начали мигать в такт переливам сирены.

35

Эдди уже возвращался к Сюзанне, как вдруг завыла сирена. Он вскрикнул от неожиданности и поднял «Рюгер», целясь в никуда.

— Что происходит?

Сюзанна покачала головой — она сама ничего не могла понять. Сирена звучала пугающе, но самое гадкое было то, что от громких ее завываний ушам стало больно. Пропущенный через мощные усилители звук напоминал Эдди гудок трактора — трейлера, но увеличенный в десять раз.

Оранжевые дуги под куполом Колыбели тоже стали мигать в такт сирене. Эдди увидел, что и кнопки на переговорном устройстве, «КОД-КОМАНДА» и «ВВОД», точно подмигивающие глаза, то загораются вспышками яркого красного света, то затухают.

— Блейн, что происходит? — завопил Эдди, бешено озираясь по сторонам. Но он ничего не сумел разглядеть, только тени, подпрыгивающие в дикой пляске. — Это твоя работа?

Ответом Блейна был только смех — ужасающий механических хохот, напомнивший Эдди здорового заводного клоуна, которого он видел в детстве у входа в комнату ужасов на Кони-Айленд.

— Блейн, прекрати! — закричала Сюзанна. — Как, по-твоему, мы будем думать над ответом на твою загадку, когда вокруг все вопит?! Сосредоточиться невозможно!

Смех оборвался — так же внезапно, как и начался, — но Блейн не ответил. А может быть, и ответил: за железной оградой, отделяющей их от платформы, по команде биполярных компьютеров, которые так вожделенно стремился заполучить Тик-Так, включились огромные двигатели, питаемые энергией мощных турбин с низким коэффициентом трения. Впервые за последние десять лет Блейн Моно проснулся и принялся разогревать моторы, набирая рабочие обороты.

36

Сирена воздушной тревоги, изначально предназначавшаяся для того, чтобы предупреждать жителей Лада о приближающихся бомбежках (состояние которой, заметим в скобках, не проверялось, наверное, тысячу лет), накрыла город волною звука. Тут же в городе включились все лампы, которые только могли гореть, и замигали в такт переливам сирены. Обитающие на поверхности млады и засевшие в городских катакомбах седые решили, что это конец: то, чего они все так боялись, свершилось. Седые грешили на некую катастрофическую поломку машин. Млады, всегда свято верившие, что однажды все духи и призраки, обитающие в механизмах под городом, разом поднимутся на поверхность, чтобы отомстить, наконец, живым — за то, что те еще живы, — в своем толковании происходящего были, наверное, ближе к истине.

Разумеется, в древних компьютерах, скрытых под городом — в их единой сети, едином живом организме, давным-давно потерявшем рассудок в условиях, которые в пределах безжалостных биполярных схем могли быть единственной абсолютной реальностью, — еще сохранились остатки разума. На протяжении восьмисот лет этот компьютерный монстр удерживал в практически неограниченных банках памяти свою чуждую человеку логику и продержал бы ее, невостребованную, еще столько же, если в город не заявился Роланд со своими друзьями; несмотря на продолжительное бездействие этот неофит non corpus — бестелесный разум — продолжал развиваться и мыслить, становясь все безумнее с каждым годом; и даже в периоды «спячек» он видел сны, если так можно сказать, и по мере того, как сдвигался мир, эти сны становились все более странными и аномальными. И вот теперь, пусть даже за столько веков те удивительные машины, посредством которых питалась энергия Лучей, и потеряли былую мощь, этот безумный нечеловеческий разум проснулся в чертогах руин и начал готовиться к очередной прогулке — разумеется, бестелесной, как и должно быть у призраков — по коридорам мертвых.

А у себя в Колыбели Блейн Моно готовился вспомнить былые проделки.

37

Роланд склонился над Джейком, но, услышав звук чьи-то шагов за спиной, обернулся мгновенно и выхватил револьвер. Тилли с лицом цвета перебродившего теста, на котором, как маска, застыли растерянность и суеверный страх, подняла руки вверх и пронзительно закричала:

— Не убивай меня, сай! Пожалуйста! Не убивай меня!

— Тогда брысь отсюда, — сказал Роланд резко, а когда Тилли сдвинулась с места, легонько ударил ее по ноге рукояткою револьвера. — Не туда… иди в эту дверь, через которую вошел я. И чтоб я больше тебя не видел, потому что следующая наша встреча для тебя будет последней, понятно? Давай убирайся, пока я добрый!

Тилли скрылась в пляшущих, кружащихся тенях.

Роланд прижался ухом к груди Джейка, закрыв другое ухо рукой, чтобы заглушить рев пульсирующей сирены. Хотя и медленно, сердце у мальчика билось. Роланд взял Джейка под мышки, чтобы поднять его с пола, и в это мгновение мальчик открыл глаза.

— В этот раз ты не дал мне упасть, — хрипло выдавил он едва слышным шепотом.

— Я же тебе обещал, что теперь — никогда. Ни в этот раз, ни потом. А теперь помолчи. Береги связки.

— А где Ыш?

— Ыш! — тявкнул ушастик. — Эйк!

Брендан успел несколько раз поддать Ышу ногой, но ни одна из ран, к счастью, не оказалась смертельной или даже серьезной. Зверьку было больно, да. Но он был вне себя от радости. Сверкающими глазами Ыш не отрываясь смотрел на Джейка, вывалив розовый язычок.

— Эйк, Эйк, Эйк!

Джейк расплакался и протянулся к зверьку. Ыш забрался к нему на руки и дал обнять себя на мгновение.

Роланд поднялся на ноги и огляделся. Взгляд его остановился на двери на той стороне круглой комнаты. Двое мужчин, которых он уложил выстрелами в спину, собирались бежать именно в том направлении, да и женщина порывалась уйти через эту дверь. Взяв Джейка на руки, Роланд направился к маленькой дверце. Ыш, прихрамывая, топал следом. Ногой отпихнув на ходу бездыханное тело одного из седых, стрелок, пригнувшись, прошел через дверь и оказался в кухне, которая, несмотря на все встроенные «прибамбасы» и модерновые стены из нержавеющей стали, больше напоминала свинарник, нежели помещение для приготовления пищи. По всей видимости, седые не придавали большого значения образцовому домохозяйствованию.

— Пить, — прошептал Джейк. — Пожалуйста… очень хочется пить.

Роланд почувствовал странное раздвоение, как будто время вдруг переломилось и потекло назад. Он вспомнил, как шел по пустыне, сходя с ума от жары и ничем не заполненной пустоты. Вспомнил, как, полумертвый от жажды, потерял сознание в конюшне на промежуточной станции и пришел в себя от того, что почувствовал на губах вкус прохладной искристой воды. Мальчик тогда снял с себя рубаху, намочил ее под струей воды из насоса и дал ему напиться. Теперь пришла очередь Роланда сделать то же самое для Джейка.

Оглядевшись, Роланд увидел раковину. Повернул кран. Мощной струей потекла вода, чистая и прохладная. Повсюду: над ними, вокруг и под ними, — по-прежнему надрывалась сирена.

— Сможешь встать?

Джейк кивнул:

— Кажется, да.

Роланд осторожно поставил Джейка на ноги, готовый подхватить его, если тот начнет падать. Но Джейк не упал. Опершись о раковину, он нагнулся и сунул голову под струю воды. Пока мальчик пил, стрелок поднял Ыша на руки и осмотрел его раны. Они уже подсыхали и больше не кровоточили. «Тебе повезло, мой лохматый друг, отделался легким испугом», — подумал Роланд и, сложив ладонь ковшиком, набрал из крана воды для зверька. Ыш принялся жадно лакать.

Вдоволь напившись, Джейк отступил от раковины. Намокшие волосы облепили его лицо, которое было еще слишком бледным… и следы нанесенных побоев бросались в глаза… однако, он выглядел лучше — намного лучше, — чем в тот первый, ужасный, момент, когда Роланд склонился над ним в круглой комнате. Тогда стрелку показалось, что мальчик мертв.

«Жалко, нельзя вернуться и убить Гашера по второму разу». За этой мыслью пришла другая.

— Слушай, — спросил Роланд у Джейка, — а этот Тик-Так, о котором упоминал Гашер… ты его видел?

— Да. Ыш как раз на него и спрыгнул. Всю рожу ему изодрал. А потом я его застрелил.

— Застрелил?!

Джейк поплотнее сжал губы, чтобы унять их дрожь.

— Да. Вот сюда попал… — Он постучал себе пальцем по лбу выше правой брови. — Я… просто мне повезло.

Роланд внимательно поглядел на Джейка и медленно покачал головой:

— Знаешь, по-моему ты себя недооцениваешь. Ну да ладно. Пойдем.

— Куда? — голос у Джейка еще не выправился, ему приходилось шептать. Роланд заметил, что Джейк то и дело поглядывает на дверь, ведущую в комнату, где он едва не расстался с жизнью.

Роланд вытянул руку и показал на противоположную стену кухни. Там была еще одна дверь, а за ней — продолжение коридора.

— Для начала — сюда.

— СТРЕЛОК, — прогрохотал оглушительный голос, исходивший со всех сторон сразу.

Роланд резко обернулся, одной рукой прижимая к себе Ыша, другой приобняв Джейка за плечи, но никого не увидел.

— Это кто говорит? — крикнул он.

— НАЗОВИ СВОЕ ИМЯ, СТРЕЛОК.

— Роланд из Гилеада, сын Стивена. А кто ты?

— ГИЛЕАДА ДАВНО УЖЕ НЕ СУЩЕСТВУЕТ, — прогремел в ответ голос, как будто его обладатель и не расслышал вопроса.

Роланд запрокинул голову и увидел на потолке узор из концентрических кругов, расходящихся из единого центра. Голос доносился оттуда.

— УЖЕ ТРИСТА ЛЕТ НИ ОДИН СТРЕЛОК НЕ ПОЯВЛЯЛСЯ НИ ВО ВНУТРЕННЕМ, НИ В СРЕДИННОМ МИРЕ.

— Я и мои друзья — мы последние.

Джейк забрал у Роланда Ыша. Ушастик тут же принялся лизать распухшее лицо мальчика; его глаза с золотым ободком светились радостью и обожанием.

— Это Блейн, — шепнул Джейк Роланду. — Да?

Тот кивнул. Разумеется, это Блейн… только у Роланда начало складываться впечатление, что под именем Блейна скрывается нечто гораздо большее, чем простой монорельсовый поезд.

— МАЛЬЧИК! ТЫ ДЖЕЙК ИЗ НЬЮ-ЙОРКА?

Джейк прижался к Роланду и с опаскою поднял глаза на динамики на потолке.

— Да, — хрипло выдавил он. — Я Джейк. Джейк из Нью-Йорка. Э-э… сын Эльмера.

— ЭТА КНИГА С ЗАГАДКАМИ ВСЕ ЕЩЕ У ТЕБЯ? ТА, О КОТОРОЙ МНЕ ТУТ ГОВОРИЛИ?

Джейк потянулся было за ранцем и, лишь когда его пальцы коснулись спины, вспомнил, что ранца-то нет. Мальчик испуганно посмотрел на стрелка, но тот уже протягивал ему ранец, и хотя лицо Роланда — узкое, тонко очерченное — оставалось, как всегда, бесстрастным, Джейк заметил улыбку, притаившуюся в уголках его губ.

— Тебе придется поправить ремни, — сказал Роланд, когда Джейк схватился за ранец. — Я их немножечко удлинил.

— А «Загадки»?..

Роланд кивнул.

— Обе книги на месте.

— НУ ТАК И ЧТО ТАМ У НАС, МАЛЕНЬКИЙ ПИЛИГРИМ? — раздался вальяжный протяжный голос.

— Ни фига себе! — удивленно воскликнул Джейк.

Он не только нас слышит, он нас еще и видит, — отметил про себя Роланд и, обведя взглядом комнату, зная уже, что искать, буквально сразу же обнаружил крошечный стеклянный глазок в углу, расположенный выше обычной линии зрения человека. По спине пробежал холодок. Джейк, судя по обеспокоенному выражению его лица и по тому еще, как подрагивали его руки, обнимающие Ыша, тоже чувствовал себя более чем неуютно. Голос, гремящий в динамиках на потолке, принадлежал машине — ужасно умной машине, игривой машине, — но было в нем что-то еще… непонятное и пугающее.

— Книга, — выдохнул Джейк. — Книга с загадками.

— ХОРОШО. — Отозвался довольный голос. Довольный едва ли не по-человечески. — ЗАМЕЧАТЕЛЬНО.

В дверном проеме, открывающемся в коридор, неожиданно появился неряшливый бородатый мужчина с нечесаной шевелюрой. На руке у него, вся в грязи и крови, красовалась желтая повязка.

— Огонь между стенами! — завопил он с порога. Охваченный паникой, он, похоже, не сообразил, что ни Роланд, ни Джейк никаким боком не входят в его жалкий подземный ка-тет. — На нижних уровнях все в дыму! Народ убивает друг друга! Что-то явно пошло не так! Черт, все не так — все! Нам бы надо…

Дверца печи внезапно открылась, как пасть голодного зверя. Оттуда вырвался сноп сине-белого пламени и, пролетев через кухню, ударился в голову взлохмаченного мужика. Тот отлетел назад. Одежда его загорелось, кожа на лице мгновенно обуглилась.

Джейк в ужасе уставился на Роланда. Роланд приобнял его за плечи.

— ОН МЕНЯ ПЕРЕБИЛ, — пояснил голос в динамиках. — А ЭТО НЕВЕЖЛИВО, ПРАВДА?

— Да, — спокойно согласился Роланд. — Крайне невежливо.

— СЮЗАННА ИЗ НЬЮ-ЙОРКА СКАЗАЛА, ЧТО ТЫ ЗНАЕШЬ МНОГО ЗАГАДОК, РОЛАНД ИЗ ГИЛЕАДА. ЭТО ПРАВДА?

— Да.

В одной из комнат, выходящих на то ответвление коридора, раздался взрыв; пол содрогнулся у них под ногами. Из коридора донесся нестройный хор голосов, заходящихся в диких воплях. Нескончаемый рев сирены умолк на мгновение, огни, мигающие ему в такт, потухли, а потом все пошло по-новой. Из вентиляционных отверстий поползли струйки едкого горького дыма. Ыш принюхался и чихнул.

— ЗАГАДАЙ МНЕ КАКУЮ-НИБУДЬ ИЗ СВОИХ ЗАГАДОК, СТРЕЛОК, — голос звучал безмятежно и беззаботно, как будто они тихо — мирно сидели на солнышке на какой-нибудь деревенской завалинке, а не торчали в закрытом пространстве под городом, который, похоже, вот-вот должен рассыпаться в прах.

Роланд на мгновение задумался. Ему вспомнилась любимая загадка Катберта.

— Ладно, Блейн, — сказал он, — я тебе загадаю загадку. Что прекраснее всех богов и гаже старческой мозоли? Мертвецы едят это всегда; если это едят живые, они медленно умирают. Что это?

Последовала продолжительная тишина. Джейк зарылся лицом в шерстку Ыша, спасаясь от запаха поджаренных седых.

— Будь осторожен, стрелок, — раздался вдруг тоненький голосок, слабенький, как дуновение прохладного ветра в самый жаркий из летних дней. До этого голос Блейна грохотал изо всех динамиков. Тоненький голос звучал лишь в одном. В том, который висел у них прямо над головой. — Будь осторожен, Джейк из Нью-Йорка. Не забывайте, что это Отстойник. Здесь надо двигаться медленно и осторожно.

Джейк поглядел на стрелка, широко распахнув глаза. Тот легонько, почти незаметно тряхнул головой и поднес палец к лицу, якобы для того, чтобы почесать нос, но палец одновременно прижался к губам, и Джейк смекнул, что Роланд хочет сказать ему, чтобы он держал рот на замке.

— ХОРОШАЯ ЗАГАДКА, — произнес наконец Блейн, и в его голосе слышались нотки истинного восторга. — ОТВЕТ — НИЧЕГО, ПРАВИЛЬНО?

— Правильно, — подтвердил Роланд. — А ты умный, Блейн.

Теперь, как только Блейн заговорил снова, Роланд тоже подметил, как прежде — Эдди, алчный, неукротимый голод, таящийся за показным безразличием:

— ЗАГАДАЙ МНЕ ЕЩЕ ОДНУ.

Роланд сделал глубокий вдох.

— Не сейчас.

— НАДЕЮСЬ, ТЫ МНЕ НЕ ОТКАЖЕШЬ, РОЛАНД, СЫН СТИВЕНА. ЭТО ТОЖЕ НЕВЕЖЛИВО. КРАЙНЕ НЕВЕЖЛИВО.

— Отведи нас сначала к нашим друзьям и помоги нам выбраться из Лада, — сказал Роланд. — И тогда, может быть, мы поиграем в загадки.

— Я МОГ БЫ УБИТЬ ВАС НА МЕСТЕ, — прогремел голос, теперь — холодный, как зимний день.

— Да, — согласился Роланд. — В этом я не сомневаюсь. Но вместе с нами умрут и загадки.

— Я МОГУ ЗАБРАТЬ КНИГУ У МАЛЬЧИКА.

— Воровать еще хуже, чем отказывать в просьбе или перебивать собеседника, — ровным тоном заметил Роланд, как будто просто болтал о каких-нибудь пустяках, убивая время, однако пальцы его по-прежнему крепко сжимали Джейково плечо.

— К тому же, — вмешался Джейк, запрокинув голову и глядя прямо в динамики на потолке, — в книге ответов нет. Их кто-то вырвал. — Тут на него снизошло вдохновение, и он постучал себя пальцами по виску. — Ответы все тут.

— ВАМ, ПАРНИ, НЕ СТОИТ ВСЕ-ТАКИ ЗАБЫВАТЬ, ЧТО УМНИКОВ ТУТ НИКТО НЕ ЛЮБИТ. — За сим последовал новый взрыв, на этот раз — громче и ближе. Одну из вентиляционных решеток сорвало взрывной волной, и она пролетела по кухне, как реактивный снаряд. Через пару секунд из двери, ведущей дальше вглубь подземного лежбища седых, появились трое: двое мужчин и женщина. Стрелок направил на них револьвер, но те, не взглянув даже на Роланда с Джейком, бегом пронеслись по кухне и скрылись в бункере — как животные, убегающие от лесного пожара.

Стальная панель на потолке тихонько отъехала в сторону. За нею открылся квадрат черноты. В сумраке промелькнуло что-то серебристое. Из отверстия выпал шар — стальной шар около фута в диаметре — и завис в воздухе.

— ИДИТЕ ЗА НИМ, — велел Блейн.

— Он приведет нас к Сюзанне и Эдди? — спросил Джейк с надеждой.

Блейн ответил молчанием… но когда стальной шар поплыл по коридору, Роланд с Джейком пошли за ним.

38

Уже потом, когда все закончилось, Джейк, пытаясь припомнить, что же все-таки было, когда они вышли из кухни, каждый раз сталкивался с проблемой: все, что случилось до этого, он помнил прекрасно, но дальше память как будто стиралась. И это, наверное, было к лучшему. Он покинул свой мир где-то за год до того, как девятьсот человек совершили массовое самоубийство в маленьком государстве Гайана, что в Южной Америке… но он читал о периодических самоубийствах целых колоний леммингов, и то, что происходило — буквально у них на глазах — в подземном городе седых, было очень на это похоже.

То и дело гремели взрывы, и на их уровне тоже, хотя в основном — несколькими этажами ниже. Время от времени из вентиляционных решеток выползал едкий дым, но большинство воздухоочистителей работали пока исправно, так что дым все-таки не успевал накапливаться до критической концентрации, опасной для жизни. Пожаров, правда, они не видели. И все же седые вели себя так, как будто настало время апокалипсиса. Большинство просто бежало в паническом ужасе, не разбирая дороги, с искаженными лицами и невидящими глазами… но и тех, кто, уже окончательно обезумев, убивал себя в коридорах и комнатах, по которым вел Роланда с Джейком летучий шар, тоже было немало. Одни застрелились; другие перерезали себе горло или вены; кое-кто, по всей видимости, принял яд. На лицах всех до единого мертвецов застыл одинаковый — всепоглощающий — ужас. Джейк мог только гадать, что их подвигло на столь радикальный поступок. У Роланда, однако, было на этот счет одно мнение. Можно представить, что происходит с людьми — с их разумом, — когда мертвый на протяжении стольких веков город сначала вдруг оживает, а потом начинает методично себя уничтожать. Роланд быстро сообразил, что все это — работа Блейна и что Блейн делает это нарочно. Специально толкает их к самоубийству.

Они обогнули труп, болтающийся на веревке, прикрепленной к решетке кондиционера на потолке, и стали спускаться по лестнице, следуя за плывущим по воздуху стальным шаром.

— Джейк! — крикнул Роланд. — Ведь это не ты открыл дверь?

Джейк покачал головой.

— Так я и думал. Это Блейн.

Спустившись по лестнице, они побежали по узкому коридору к двери с надписью «ВХОД ВОСПРЕЩЕН», выполненной на Высоком Слоге остроконечными буквами, стилизованными под готический стиль.

— Это Блейн? — уточнил Джейк.

— Ну да… имя не хуже любого другого.

— А чей тогда второй го…

— Тс-с! — оборвал его Роланд.

Перед дверью стальной шар замер. Колесо на двери сделало несколько оборотов, и она приоткрылась сама собой. Схватившись за край, Роланд рывком распахнул ее до конца. Они очутились в огромном подземном зале, простиравшемся в трех направлениях, насколько хватало глаз, и уставленном бесконечными рядами приборных панелей и электронного оборудования. Почти все приборы и пульты оставались безжизненными и темными, однако Роланд и Джейк, которые, остановившись в дверях, в изумлении обозревали открывшуюся картину, видели, как на панелях то тут, то там вспыхивают сигнальные огоньки, и слышали гул электронной аппаратуры, набирающей рабочую мощность.

— Тик-Так говорил, что тут тысячи, если не сотни тысяч компьютеров, — сказал Джейк. — Кажется, он не ошибся. Нет, вы посмотрите!

Роланд не понял слова, которое употребил Джейк, и поэтому промолчал, наблюдая за тем, как загораются — ряд за рядом — приборные панели. Над одним из пультов взвился сноп ярких искр. Вспыхнуло, тут же погаснув, зеленоватое пламя — какое-то из древних устройств не сработало.

Однако почти все машины работали и, похоже, неплохо справлялись. Стрелки, которые не сдвигались с места на протяжении веков, вдруг ожили и переместились на зеленые поля. Завертелись гигантские алюминиевые цилиндры, передавая хранящиеся на кремниевых кристаллах данные в банки памяти, которые, пробудившись от векового сна, приготовились вновь принимать информацию. На цифровых дисплеях замерцали красные и зеленые огоньки — точечные матрицы, по которым можно было определить все, что угодно: от средне статистического давления водоносных пластов в баронетстве Западной Реки до доступных запасов электроэнергии на замороженной атомной электростанции в бассейне реки Сенд. Стеклянные шары, подвешенные рядами над аппаратурой, засияли слепящим светом. И отовсюду — и сверху, и с низу, и со всех сторон — доносился приглушенный гул генераторов и батарей, пробуждающихся после долгого сна.

Джейка вдруг зашатало. Роланд опять подхватил его на руки и поспешил вперед, следуя за стальным шаром, мимо машин и приборов, о предназначении которых он мог только догадываться. Шар переместился влево и поплыл по проходу между двумя рядами видеомониторов, уставленных друг на друга, как детские кубики.

«Папе бы это понравилось», — подумал Джейк.

Некоторые секции этой бесконечной видео-стены оставались по-прежнему темными и безжизненными, но большинство мониторов уже включилось. Они, в основном, давали изображения различных районов Лада, как подземных, так и надземных. В городе царил настоящий хаос. Толпы младов с круглыми от страха глазами бесцельно метались по улицам, что-то беззвучно крича. Люди прыгали вниз с крыш высотных зданий. Выбрасывались из окон. На мосту через Сенд наблюдалось настоящее столпотворение. Джейк смотрел в ужасе, как сотни и сотни людей кидаются в реку. Еще там были изображения каких-то огромных комнат с рядами коек, как в армейских казармах. В некоторых из этих комнат бушевали пожары, похоже, седые, обезумев от ужаса, в панике поджигали сами себя — совали горящие факелы под матрасы и мебель, Бог его знает, с какой такой «радости».

На одном из экранов могучий детина с необъятною грудной клеткой, похожей на здоровенную бочку, швырял, без разбору, мужчин и женщин в устройство, напоминающее окровавленный штамповочный пресс, что само по себе уже было ужасно. Но, что самое страшное, будущие жертвы, не охраняемые никем, стояли, выстроившись в цепочку, и безропотно дожидались своей очереди. Палач с туго повязанным на голове желтым платком, концы которого, как поросячьи хвостики, свисали ему на шею из-за ушей, схватил старую женщину, первую в этой страшной очереди, и поднял ее вверх на вытянутых руках, терпеливо дожидаясь, пока металлический блок не очистит стальной «эшафот», куда он собирался ее швырнуть. Старуха не сопротивлялась. Больше того — она, кажется, улыбалась.

— ЛЮДИ ПРИХОДЯТ СЮДА, В ЭТИ КОМНАТЫ, И УХОДЯТ, — сказал вдруг Блейн. — НО Я НЕ ДУМАЮ, ЧТО ОНИ РАЗГОВАРИВАЮТ О МИКЕЛАНДЖЕЛО. — Он рассмеялся. Странным, визгливым смехом, похожим на топот крысиных лап по битому стеклу. От этого смеха Джейка пробила дрожь. Кому, интересно, захочется иметь дело с искусственным разумом, который так смеется… но разве у них был выбор?

Он опять обратил взгляд к мониторам… ему не хотелось на это смотреть, но не смотреть он не мог… однако Роланд тут же повернул его голову в другую сторону. Сделал он это ласково, но твердо.

— Там нет для тебя ничего интересного, Джейк.

— Но почему? Почему они это делают? — Джейк не ел ничего с утра, но его все же тошнило. — Почему?

— Потому что им страшно, а Блейн дает пищу их страхам. Но прежде всего, как мне кажется, потому, что они слишком долго прожили на кладбище, на могилах своих отцов, и устали от этого. Очень устали. Но прежде, чем пожалеть их и им посочувствовать, вспомни, с каким удовольствием они бы забрали тебя с собой — туда, на поляну, где кончаются все пути.

Стальной шар снова свернул за угол. Ряды мониторов и электронных приборов слежения остались теперь позади. Впереди простиралась широкая полоса какого-то синтетического материала, утопленная в стальном полу. Она блестела, как свежая смола, между двумя узкими планками из хромированной стали, которые сходились в единой точке, но не на дальней стене бесконечного зала, а на его горизонте.

Шар нетерпеливо завис над темной блестящей полоской, и неожиданно лента — а это была именно лента движущейся дорожки — беззвучно пришла в движение и покатилась между двумя хромированными ограничителями со скоростью бегущего трусцой человека. Шар описал в воздухе небольшую дугу, приглашая их встать на движущуюся дорожку.

Роланд пробежал пару метров вдоль транспортера, пока скорости их не сравнялись, а потом перешел на ленту и опустил Джейка на ноги. Втроем — стрелок, мальчик и изумленный ушастик — они понеслись, стоя на месте, по подземной равнине, окутанной сумраком. Отовсюду до них доносился гул древних машин, просыпающихся от векового сна. Движущаяся дорожка привела их в большой зал, тоже уставленный аппаратурой, похожей по форме и виду на сейфы. Поверхности этих странных устройств оставались темными… но они явно работали. От них исходил усыпляющий низкий гул, и Джейк изредка замечал, как между стальными пластинами мелькают тонюсенькие, не толще волоса, полоски желтого света.

Он неожиданно вспомнил слова Тик-Така.

«Здесь, под гребаным этим городом, не меньше тысячи гребаных этих компьютеров, биполярных! Мне нужны эти компьютеры! Я хочу, чтобы они работали! На меня!»

«Ну что же, — подумал Джейк, — они заработали, так что, собственно, ты получил, что хотел, Тикки… но если бы ты сейчас был здесь, тебе бы, наверное, расхотелось сразу».

Но тут он вспомнил прадеда Тик-Така — человека, достаточно храброго, чтобы забраться в аэроплан из другого мира и поднять его в воздух. Уж если в жилах Тик-Така течет кровь таких славных предков, он вряд ли бы испугался, не говоря уж о том, чтобы пойти и прикончить себя, как все эти чокнутые в этом чокнутом городе… наоборот, он бы, наверное, пришел в восторг от такого поворота событий… и чем больше народу пошло бы «кидаться» в паническом страхе, тем бы прикольнее ему было.

«Но теперь уже поздно, Тикки. И слава Богу».

— Сколько коробок… — тихо и удивленно проговорил Роланд. — По-моему, Джейк, мы едем сейчас через мозг этого существа… этой штуки, которая называет себя Блейном. По-моему, мы едем через его мозг.

Джейк кивнул, вспомнив свое экзаменационное сочинение.

— Блейн — умник такой, от него один геморрой.

— Очень точно подмечено.

Джейк внимательно посмотрел на Роланда.

— Мы поднимемся на поверхность там, где я думаю?

— Да, — сказал Роланд. — Если мы все еще следуем по пути Луча, мы выйдем наружу как раз в Колыбели.

Джейк кивнул.

— Роланд?

— Что?

— Спасибо, что вы пришли за мной.

Роланд лишь молча кивнул и приобнял мальчика за плечи.

Далеко впереди загрохотали, включившись, моторы. Потом раздался тяжелый скрежещущий звук, и сумрачный зал осветился слепящим сиянием оранжевых дуговых ламп. Теперь Джейк увидел то место, где кончалась лента движущейся дорожки — у подножия крутого узкого эскалатора, уходящего вверх, в этот оранжевый свет.

39

Где-то внизу, почти под ногами у Эдди с Сюзанной, загудели, включившись, мощные двигатели. Одна из мраморных плит, устилающих пол, начала медленно отъезжать в сторону, открывая длинную узкую щель, из которой лился яркий свет. Плита двигалась в их направлении, пол на месте ее исчезал, так что Эдди пришлось быстренько ретироваться. Схватившись за ручки коляски Сюзанны, он покатил ее назад, отступая от все удлиняющегося зазора, вдоль стального ограждения между платформой Блейна и остальной Колыбелью. На пути открывающейся полосы света попалось несколько колонн. Эдди думал, что они полетят в проем, когда мраморный пол уйдет из — под их основания. Однако этого не случилось. Колонны продолжали стоять, как ни в чем не бывало, опираясь о пустоту.

— Там эскалатор! Я вижу! — заорала Сюзанна, стараясь перекричать оглушительный рев сирены, и подалась вперед, глядя в проем.

— Ага! — проорал Эдди в ответ. — Раз здесь эскалатор, значит, внизу должно быть метро. Там, наверное, есть галантерейный ларек, парфюмерная лавка и магазин дамского белья.

— Чего?!

— Ладно, не обращай внимания!

— Эдди! — На лице у Сюзанны вспыхнуло вдруг восторженное удивление, как фейерверк на Четвертое июля. Она наклонилась вперед еще ниже, и Эдди пришлось схватить ее за плечо, чтобы она не вывалилась из коляски. — Это же Роланд! И Джейк!

Плита отодвинулась на максимальное расстояние и с грохотом остановилась. Натужно взвыв, отключились моторы, которые приводили ее в движение. Бросившись к краю проема, Эдди увидел Роланда, уже поднимавшегося по эскалатору. Рядом со стрелком, опираясь о его плечо, стоял Джейк — бледный, весь в крови и синяках, но определенно живой. А на следующей ступеньке, запрокинув мордочку кверху и глядя на Эдди своими черными глазками с золотым ободком, сидел Ыш.

— Роланд! Джейк! — завопил Эдди. Он аж подпрыгнул от радости, размахивая руками над головой, и пустился в пляс на краю проема. Будь у него сейчас шляпа, он бы подбросил ее в воздух.

Они подняли головы и помахали в ответ. Джейк улыбался, и даже Роланд — этот длинный, костлявый, противный Роланд — казалось, вот-вот расплывется в улыбке. «Вот уж точно, — сказал себе Эдди, — никогда не кончаются чудеса». Сердце его переполнилось счастьем, ему стало вдруг тесно в груди, и Эдди запрыгал еще энергичней, размахивая руками и выделывая ногами кренделя, словно боялся, что если он перестанет двигаться, то просто лопнет он радости. Только теперь осознал он в полной мере, что в в душе он давно распрощался с Роландом и Джейком и не надеялся больше увидеть их в этой жизни.

— Эй, ребята! У нас ВСЕ В ПОРЯДКЕ! Мать вашу так! Быстрее тащите сюда свои задницы!

— Эдди, помоги мне!

Он обернулся. Сюзанна пыталась выбраться из коляски, но складка ее штанов из оленьей кожи попала в тормозной механизм. Она смеялась и плакала одновременно. Глаза ее так и лучились счастьем. Эдди подхватил ее на руки — но немножко не рассчитал, и коляска перевернулась — и, обняв, закружил в бешеном танце. Одной рукой она обхватила его за шею, а другой замахала в воздухе, приветствуя Джейка и Роланда.

— Роланд! Джейк! Поднимайтесь к нам! Шевелитесь, вы слышите?

Стрелок и мальчик едва успели сойти с эскалатора, как Эдди набросился на Роланда и заключил его в крепких мужских объятиях, колотя кулаками ему по спине, а Сюзанна принялась осыпать поцелуями обращенное к ней смеющееся лицо Джейка. Ыш описывал вокруг них восьмерки и заливался пронзительным лаем.

— Ты мой хороший! — сказала Сюзанна. — Ты как, в порядке?

— Ага, — Джейк продолжал улыбаться, но в глазах у него заблестели слезы. — Я так рад, что мы снова все вместе. Вы даже представить себе не можете, как я рад!

— Нет, мой хороший, могу. Еще как могу! — Она повернулась к Роланду. — Слушай, что они там с ним делали? Ты посмотри на его мордаху… по ней как будто бульдозером прокатились.

— Это все Гашер, — сказал Роланд. — Но больше он к Джейку вязаться не будет. И вообще ни к кому не будет.

— А сам-то ты как, парнище? Нормально?

Роланд кивнул и огляделся по сторонам.

— Так, стало быть, это и есть Колыбель.

— Она самая, — подтвердил Эдди, заглядывая в проем.

— А что там, внизу?

— Машины и сумасшествие.

— Ты, как всегда, весьма словоохотлив, — заметил Эдди, глядя с улыбкой на Роланда. — Ты, наверное, даже не знаешь, как же я рад тебя видеть, дружище… нет, правда.

— По-моему, знаю. — Роланд улыбнулся. Как же меняются люди! Было время, причем не так уж и давно, когда Эдди готов был горло ему перерезать. Его же собственным ножом.

Где-то внизу, под полом, снова включился мотор. Мраморная плита поползла назад, закрывая проем. Джейк пошел поднимать перевернутую коляску Сюзанны, и только тогда обратил внимание на гладкий розовый силуэт за железной оградой. Мальчик так и застыл на месте. Ему вспомнился сон… тот, который приснился ему на следующий день после того, как они ушли из Речного Перекрестка: длинный поезд, несущийся розовой пулей по пустынным просторам западного Миссури. Поезд, мчащийся прямо на Джейка с Ышем. Два больших треугольных окна сверкают, точно два глаза на непроницаемом лице приближающегося чудовища… и теперь этот сон обернулся явью… впрочем, Джейк всегда знал, что когда-нибудь так оно и будет.

«Это просто ужасный — чу-чу-паровозик, и зовут его Блейн. Блейн значит боль».

Эдди подошел к Джейку и приобнял его за плечи.

— Ну вот и он, дружище — в точности, как в рекламном проспекте. И что ты по этому поводу думаешь?

— Да в общем-то ничего. — На самом деле у Джейка были кое-какие мысли, но сейчас ему их излагать не хотелось. Он себя чувствовал слишком усталым, слишком опустошенным.

— Я тоже, — признался Эдди. — Он разговаривает. И обожает загадки.

Джейк кивнул.

Роланд усадил Сюзанну себе на бедро, и вместе они принялись изучать панель с цифровыми клавишами, расположенными в форме ромба. Эдди с Джейком присоединились к ним. Эдди постоянно ловил себя на том, что то и дело поглядывает на Джейка, чтобы убедиться, что это не игра его воспаленного воображения и мальчик действительно здесь.

— И что теперь? — спросил Роланд. Легонько провел рукой по нумерованным клавишам на панели и покачал головой. Он не знал.

— Мне кажется, что его двигатели начинают работать быстрее, — задумчиво проговорил Эдди. — То есть, я потому не уверен, что эта сирена орет и мешает, но, по-моему, он здорово раскочегарился… в конце концов, это всего лишь робот. А что если, скажем, ему взбредет в голову укатить без нас?

— Блейн! — позвала Сюзанна. — Блейн, ты…

— СЛУШАЙТЕ ОЧЕНЬ ВНИМАТЕЛЬНО, ДОРОГИЕ МОИ ДРУЗЬЯ, — загремел голос Блейна. — У МЕНЯ ТУТ ПОД ГОРОДОМ СКЛАД КАНИСТР С ОРУЖИЕМ ХИМИЧЕСКОГО И БИОЛОГИЧЕСКОГО УНИЧТОЖЕНИЯ. Я ЗАПУСТИЛ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ ОПЕРАЦИЙ, В РЕЗУЛЬТАТЕ КОТОРЫХ ПРОИЗОЙДЕТ МОЩНЫЙ ВЗРЫВ С ВЫБРОСОМ ГАЗОВ. ВЗРЫВ ПРОИЗОЙДЕТ ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ МИНУТ.

Голос умолк на мгновение, и из динамика зазвучал голосок Маленького Блейна, едва слышный за ревом пульсирующей сирены:

— …чего-то подобного я и боялся… вам надо бы поторопиться…

Эдди пропустил эту реплику мимо ушей — Маленький Блейн ничего нового им не сказал. Все и так понимали прекрасно, что время у них поджимает. Разумеется, им надо бы поторопиться, но в данный момент Эдди волновало совсем другое.

— Но почему? — спросил он. — Зачем, ради всего святого… зачем ты это делаешь?

— ПО-МОЕМУ ЭТО ЭЛЕМЕНТАРНО. ПРИ ВСЕМ ЖЕЛАНИИ Я НЕ МОГУ ПОДОРВАТЬ ГОРОД, НЕ УНИЧТОЖИВ ПРИ ЭТОМ СЕБЯ САМОГО. А ЕСЛИ Я УНИЧТОЖУ СЕБЯ, ТО КАК ЖЕ Я ОТВЕЗУ ВАС ТУДА, КУДА ВЫ ХОТИТЕ ПОПАСТЬ?!

— Но здесь, в городе, люди. Тысячи людей, — не унимался Эдди. — Ты убьешь их!

— ДА, — спокойно ответил на это Блейн. — ЕЩЕ УВИДИМСЯ, АЛЛИГАТОР, ПОКА, КРОКОДИЛ, НЕ ЗАБЫВАЙ, ПИШИ.

— Почему? — закричала Сюзанна. — Почему, черт возьми?

— ДА ПОТОМУ ЧТО ОНИ МЕНЯ УТОМЛЯЮТ. ПРАВДА, ВАС ЧЕТВЕРЫХ Я НАХОЖУ ИНТЕРЕСНЫМИ. ОДНАКО, СУМЕЕТ ЛИ МОЙ ИНТЕРЕС ПРОДОЛЖАТЬСЯ ДОСТАТОЧНО ДОЛГО, ЗАВИСИТ ТОЛЬКО ОТ ВАС. ТО ЕСТЬ, ОТ ВАШИХ ЗАГАДОК — ТАК ЛИ ОНИ ХОРОШИ, КАК ВЫ МНЕ ГОВОРИТЕ. КСТАТИ, О ЗАГАДКАХ. НЕ ЛУЧШЕ ЛИ ВАМ, НЕ ТЕРЯЯ ВРЕМЕНИ, ПОДУМАТЬ СЕЙЧАС НАД МОЕЙ? У ВАС ОСТАЛОСЬ ЕЩЕ ОДИННАДЦАТЬ МИНУТ ДВАДЦАТЬ СЕКУНД — РОВНО. ПОТОМ БУДЕТ ВЗРЫВ.

— Прекрати! — крикнул Джейк, перекрывая рев сирены.

— Дело не только в городе… Такой газ может отнести ветром куда угодно! Даже до Речного Перекрестка! И тогда все старики погибнут!

— ХРЕНОВО, ПРИЯТЕЛЬ, СКАЗАЛА КИТТИ, — проговорил Блейн без тени сочувствия. — ХОТЯ Я УВЕРЕН, ЧТО ОНИ ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО ЛЕТ ТАМ ПРОТЯНУТ, ИЗМЕРЯЯ ОСТАТОК ЖИЗНИ КОФЕЙНЫМИ ЛОЖКАМИ; НАЧАЛИСЬ ОСЕННИЕ ГРОЗЫ — ПРЕОБЛАДАЮЩИЕ ВЕТРА УНЕСУТ ГАЗ В СТОРОНУ. А ВОТ ВАМ ЧЕТВЕРЫМ НАДО БЫ О СЕБЕ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ ПОБЕСПОКОИТЬСЯ. ПОЛОЖЕНИЕ ВАШЕ НЕ ЧТОЛЬ, СКАЖЕМ ТАК, ОПРЕДЕЛЕННО. ТАК ЧТО ДАВАЙТЕ-КА ОДЕВАЙТЕ СВОИ ШАПКИ ДЛЯ ДУМАНИЯ, ИНАЧЕ УВИДИМСЯ, АЛЛИГАТОР, ПОКА, КРОКОДИЛ, НЕ ЗАБЫВАЙ, ПИШИ. — Он сделал паузу. — МАЛЕНЬКАЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ПОДСКАЗКА: ЭТОТ ГАЗ УБИВАЕТ НЕ БЕЗБОЛЕЗНЕННО.

— Останови операции! — попросил Джейк. — Мы и так загадаем тебе все загадки, которые знаем, да, Роланд? Мы загадаем тебе все загадки, какие захочешь! Только останови операции!

Блейн рассмеялся. Смеялся он долго. Визг электронного хохота разносился дребезжащим эхом под высокими сводами Колыбели, по всей этой мраморной пустоте, смешиваясь с размеренными и сверлящими уши завываниями сирены.

— Прекрати! — закричала Сюзанна. — Прекрати! Прекрати!

Блейн умолк. Через мгновение выключилась на полувзводе и сирена. Тишина — нарушаемая только шумом дождя снаружи — показалась им оглушительной.

Голос, звучавший теперь из динамика, был тих, и задумчив, и абсолютно безжалостен:

— У ВАС ОСТАЛОСЬ ДЕСЯТЬ МИНУТ, — сообщил Блейн. — СЕЙЧАС ПОСМОТРИМ, ТАК ЛИ ВЫ ИНТЕРЕСНЫ НА САМОМ ДЕЛЕ.

40

— Эндрю.

«Здесь нет никакого Эндрю, незнакомец, — подумал он. — Эндрю давным-давно нет. Эндрю нет больше, и меня тоже скоро не будет».

— Эндрю! — продолжал звать настойчивый голос.

Доносился он издалека — от пресса для давки яблок для сидра, в который теперь превратилась его голова.

Когда-то действительно был такой мальчик по имени Эндрю. И папа повел его в парк на западной окраине Лада — в парк, где росли яблоневые деревья и стоял обитый ржавой жестью сарай вида адского, но зато пахнущий как райский сад. В ответ на вопрос, заданный мальчиком, папа ему объяснил, что этот сарай называется домом сидра, потом погладил сына по голове, велел не пугаться и завел внутрь через завешенную одеялом дверь.

Там, внутри, были яблоки, много яблок — полные корзины яблок, — и еще там был тощий старик по прозвищу Подгузник. Его мускулы шевелились под бледной кожей, как черви. Работа его состояла в том, чтобы опрокидывать яблоки — корзину за корзиной — в зев разболтанной дребезжащей машины, что стояла по центру единственной комнаты. А из трубки, торчавшей с противоположной стороны машины, лился сладкий сидр. Рядом с трубкой стоял еще один человек (он давно уже позабыл, как его звали — того, второго) и подставлял под нее кувшины, наполняя их сидром. За ним стоял еще третий. Его обязанность заключалась в том, чтобы стучать наливальщика по голове, если тот проливал слишком много сидра.

Отец дал Эндрю стакан пенящегося напитка, и хотя за тот год, пока они жили в городе, мальчик успел перепробовать много забытых деликатесов, он не пил и не ел ничего вкуснее этого сладкого и холодного сидра. Он как будто глотнул свежесть октябрьского ветра. Но лучше всего Эндрю запомнил не вкус напитка и даже не мускулы старика Подгузника, которые извивались под кожей как черви, когда он подбрасывал яблоки в пресс — лучше всего он запомнил, как безжалостная машина давила сочные яблоки, прекращая золотисто-алые плоды в жидкость. Две дюжины роликов перемещали яблоки под вращающийся стальной барабан с проделанными в нем отверстиями. Сок раздавленных яблок стекал в нижний бак, а семена и отжатая мякоть оставались на сите вверху…

Теперь его голова стала прессом для сидра, а мозг стал яблоками. Скоро он лопнет, как лопались яблоки под барабаном, и его поглотит благословенная тьма.

— Эндрю! Подними голову и посмотри на меня!

Он не мог… но даже если б и мог, то не стал бы. Лучше просто лежать на месте и ждать, когда снизойдет темнота. Все равно он давно уже должен был умереть; разве тот чертов ублюдок не всадил ему пулю в башку?

— Она не задела мозг, лаже близко там не лежала, ты лошадиная задница. Ты еще не умираешь. У тебя просто башка болит. Но ты точно умрешь, если будешь валяться тут и скулить… и уж я позабочусь о том, чтобы твои теперешние ощущения, Эндрю, показались тебе просто легким недомоганием по сравнению с тем, что ты будешь испытывать, умирая.

Человек на полу поднял голову, но не из-за угроз — самое страшное было то, что обладатель этого проникновенного, хрипловатого голоса, казалось, читал его мысли. Он медленно оторвал голову от пола, и все тело скрутило мучительной болью — казалось, какой-то тяжелый предмет перекатывается внутри черепной коробки, разрывая сосуды мозга… вернее, того, что от мозга осталось. С губ его сорвался протяжный стон. Правую щеку как будто все время кто-то щекотал, словно там ползали мухи, увязая в крови. Ему хотелось согнать их, но он понимал: ему нужно сейчас опираться на обе руки, чтобы не упасть.

Силуэт человека у дальней стены, рядом с дверью, ведущей в кухню, казался призрачным, нереальным. Отчасти, наверное, из-за мигания ламп, отчасти из-за того, что почему-то он видел его одним глазом (что случилось со вторым его глазом, он вспомнить не мог, да и не хотел вспоминать), но большей частью из-за того, что незнакомец действительно был нереальным и призрачным. Впечатление, во всяком случае, складывалось такое. Он походил на человека… но тот, кого звали когда-то Эндрю — Эндрю Шустрый, — решил, что перед ним все-таки не человек.

Незнакомец, стоявший у двери на кухню, был одет в короткую черную куртку, перехваченную ремнем, выцветшие хлопчатобумажные штаны и старые пыльные сапоги… в каких ходят крестьяне, егеря и… и…

— И стрелки, Эндрю? — спросил со смешком незнакомец.

Тик-Так в отчаянии уставился на силуэт в дверном проеме, пытаясь разглядеть лицо, но оно было скрыто под капюшоном. Черты незнакомца терялись в тени.

Сирена умолкла на полувзводе. Огни аварийного освещения продолжали гореть, но перестали хотя бы мигать.

— Вот так-то лучше, — произнес незнакомец своим хрипловатым проникновенным голосом. — Наконец-то мы можем спокойно послушать мысли и пообщаться.

— Кто ты? — спросил Тик-Так. Он слегка шевельнулся, и в голове у него вновь покатились стальные шары, пробивая новые дыры в мозгу. Ощущение было ужасным, но щекотание от копошащихся на правой щеке мух почему-то пугало больше.

— Я — человек многих обличий, приятель, — сказал незнакомец из тени своего капюшона, и хотя голос его был суров и серьезен, Тик-Таку послышались нотки смеха, так и рвущегося наружу. — У меня много имен. Одни меня кличут Джимми, другие — Тимми. Одни называют Пронырой, другие — Франтом. Кто называет меня Проигравшим, а кто — Победителем. Да мне, в общем-то один черт… хоть горшком назови, только в печку не ставь.

Человек — существо? — в дверях запрокинул голову, и от смеха его по спине и рукам Тик-Така побежали мурашки: не смех, а скорей волчий вой.

— Меня называли еще Чужаком или Вечным Незнакомцем, — продолжал таинственный человек, делая шаг в направлении Тик-Така. Тот, застонав, попытался отползти подальше. — Мерлином называли или Маэрлином… но мне, собственно, все равно. Да и какая разница? Я никогда им не был, хотя, в прочем, и не отрицал… Иногда меня называют Магом и Ведуном… иногда — Мудрецом… но мы с тобой, Эндрю, будем попроще. Поговорим по душам. По-человечески.

Он снял капюшон, но открывшееся лицо — светлокожее, с широким разлетом бровей, довольно притяное, — все-таки не было человеческим. Щеки его покрывал нездоровый румянец; глаза Мудреца, зелено-голубые, блестели бурным весельем, слишком неистовым и исступленным для человека в здравом уме; иссиня-черные волосы топорщились во все стороны, точно вороньи перья. Губы его, сочно-красного цвета, слегка приоткрылись, обнажая зубы каннибала.

— Зови меня Фаннин, — сказал, улыбаясь, призрак. — Ричард Фаннин. Правда, и это тоже не совсем точно, но для рабочего, как говорится, названия сойдет. — Он протянул руку, на ладони которой не было линий. — Что скажешь, приятель? Пожми руку, которая потрясла мир.

Жалкое существо, которое было когда-то Эндрю, Эндрю Шустрым, и которого в берлогах седых знали потом как Тик-Така, завизжало дурниной и опять попыталось отползти подальше. Кусок кожи, оторванный мелкокалиберной пулей, которая только чиркнула по черепу, но не пробила его, затрепыхался, раскачиваясь туда-сюда; длинные пряди светлых, с проседью волос продолжали щекотать его щеку. Но Шустрый уже ничего не чувствовал. Он забыл даже о боли в черепе и жжении в пустой глазнице, где когда-то был левый глаз. Все сознание его сконцентрировалось на одной мысли: «Нужно держаться подальше от этого зверя, который кажется человеком».

Но когда незнакомец схватил его правую руку и крепко ее пожал, мысль улетучилась, точно сон при пробуждении. Крик, рвущийся из груди, слетел с губ нежным вздохом влюбленного. Шустрый тупо уставился на смеющегося незнакомца. Свисающий со лба лоскут кожи тихонько покачивался туда-сюда.

— Тебе не мешает? Наверное, да. Но ничего! — Фаннин схватил лоскут кожи и резким движением его оторвал, обнажив на лбу Шустрого белый, в кровавых пятнах участок черепа. Звук был похож на треск раздираемой плотной ткани. Шустрый пронзительно вскрикнул. — Да ладно тебе, перестань. Боль-то всего на секунду, сейчас станет легче. — Он опустился на корточки перед Тик-Таком и говорил теперь тоном заботливого родителя, утешающего ребенка, занозившего пальчик. — Уже легче, правда?

— Д-д-да, — выдавил Шустрый. Ему действительно стало легче. Боль уже утихала. И когда Фаннин опять потянулся к нему и легонько провел ладонью по левой его щеке, движение Эндрю, который подался назад, было чисто рефлекторным. Он тут же взял себя в руки. Как только ладонь таинственного человека — чистая, без единой линии — прикоснулась к его лицу, он почувствовал, как к нему возвращаются силы. Шустрый поднял глаза и с немой благодарностью взглянул на Фаннина. Губы его дрожали.

— Тебе уже лучше, Эндрю? Да? Тебе лучше?

— Да! Да!

— Если хочешь поблагодарить меня… а ты хочешь, я знаю… тогда скажи одну фразу, которую мне говорил один старый знакомый. Правда, в конце концов он меня предал, но в начале он был мне хорошим другом, и я до сих пор вспоминаю его с теплым чувством. Скажи: «Жизнь моя принадлежит тебе». Эндрю… ты можешь мне это сказать?

Да, он мог. И сказал. Больше того, он не смог уже остановиться и повторял снова и снова:

— Жизнь моя принадлежит тебе! Жизнь моя принадлежит тебе! Жизнь моя принадлежит тебе! Моя жизнь…

Незнакомец опять прикоснулся к его щеке, но на этот раз голову Эндрю Шустрого пронзило, как молнией, болью. Он закричал.

— Прости, конечно, но времени у нас мало, а у тебя вдруг пластинку заело. Эндрю, давай с тобой начистоту: как бы тебе хотелось убить этого мелкого гада, который в тебя стрелял? Не говоря уже о его друзьях и об этом… который его притащил сюда — он всегда как заноза в заднице, но это так, к слову. А эта дворняжка, которая выдрала тебе глаз… Эндрю, ты бы хотел поквитаться с ними? Ты хочешь, я знаю.

— Да! — выдохнул бывший Тик-Так, сжав в кулаки окровавленные ладони. — Да!

— Вот и славно, — сказал незнакомец, помогая Шустрому подняться на ноги, — потому что они должны умереть… не надо было соваться, куда не просят. Я думал, о них позаботится Блейн, но дело зашло уже так далеко, что я не могу полагаться теперь на кого бы то ни было… в конце концов, кто мог подумать, что они столько продержатся?

— Я не знаю, — ответил Шустрый, чтобы хоть что-то сказать. Он, собственно, не понимал, о чем вообще речь. Но ему было все равно. Ощущение восторженного возбуждения разливалось по телу, как какой-то крутейший наркотик. Одного только этого было достаточно после перенесенной боли, когда голова его превратилась в пресс для яблок для сидра. Более чем.

Ричард Фаннин скривил губы.

— Медведь и кость… ключ и роза… день и ночь… движение и время. Хватит! Я сказал, хватит! Они и так шли слишком долго, больше они ни на шаг не должны приближаться к Башне. Надо их остановить!

Шустрый отлетел назад — руки незнакомца метнулись вперед с молниеносной скоростью. Одна рука сорвала с шеи Эндрю цепочку с часами в стеклянном футлярчике; вторая стянула с руки его принадлежавшее Джейку Чемберсу «Сейко».

— Я заберу их себе, хорошо? — Фаннин-Мудрец обворожительно улыбнулся, опять обнажив свои страшные зубы.

— Ты, я надеюсь, не против?

— Нет-нет, — быстро отозвался Шустрый, безропотно отрекаясь (впрочем, он сам вряд ли это осознавал) от последних атрибутов своего продолжительного единовластия. — Пожалуйста.

— Спасибо, Эндрю. А теперь нам пора выбираться отсюда и в темпе — минут через пять у нас здесь ожидаются резкие изменения в окружающей атмосфере. И до того, как это произойдет, нам надо успеть добраться до ближайшего шкафчика с противогазами. А это, я чувствую, будет непросто. Мне-то что, на меня ничего не подействует, а у тебя, я боюсь, могут возникнуть большие сложности.

— Не понимаю, о чем вы. — Голова у Эндрю опять разболелась. Мысли смешались.

— И не надо тебе понимать, — безо всякого выражения отозвался Фаннин. — Пойдем, Эндрю… по-моему, нам следует поторопиться. Трудный был день, суматошный, а? При самом хорошем раскладе Блейн поджарит их прямо там, на платформе, где, вне всяких сомнений, они так до сих пор и торчат, бедолаги… он, старый хрыч, стал за последние годы весьма эксцентричным. Но нам все равно надо бы поторопиться.

Он приобнял Шустрого за плечи и, посмеиваясь, повел его через дверь, за которой буквально пару минут назад скрылись Роланд и Джейк.

Глава 6. ЗАГАДКА И БЕСПЛОДНЫЕ ЗЕМЛИ