Слухи, что Бэрд по меньшей мере преувеличил ряд своих подвигов, ходили долгие годы, и подозрения усиливал отказ родственников пилота предоставить его записи для публикации. Записи стали доступными для изучения только в 1969 году, когда архив Бэрда приобрел Университет Огайо для основанного Центра полярных исследований имени Бэрда. В журнале полета было много помарок на тех страницах, на которых Бэрд указывал пройденное расстояние, и из-за этого многие высказали мнение, что он фальсифицировал данные. Согласно более мягкой версии, он просто допустил ошибки в расчетах и начал рассчитывать все заново. Никто из исследователей не был абсолютно уверен в своей правоте, но, согласно утверждению Алекса Спенсера, сотрудника Национального музея авиации и космонавтики в Вашингтоне, в настоящее время среди экспертов распространено мнение, что Бэрд и Беннет не долетели до полюса.
В 1959 году, спустя два года после смерти Бэрда, была издана автобиография Балхена, в которой поднимался ряд вопросов. Родственники Бэрда выразили свой громкий протест. Под их давлением издатели вырезали несколько отрывков и отозвали из продажи первые четыре тысячи экземпляров книги. Но полностью родственников Бэрда это не удовлетворило. К тому времени Балхен был уже гражданином США и уважаемым офицером ВВС США, но сенатор Гарри Бэрд, брат исследователя, как утверждается, сделал все возможное, чтобы Балхена не произвели в бригадные генералы и без лишнего шума освободили от его обязанностей. Балхен провел последние годы своей карьеры, изучая печатные материалы в библиотеке Пентагона.
В тот момент, когда некоторые уже не верили, что Бэрд вообще когда-нибудь вылетит в Европу, он решился на полет. Ранним утром 29 июня «Америку» закатили на вершину ската и приготовили к взлету на рассвете. Это был первый взлет большого самолета в трансатлантической гонке после того, как упал и сгорел самолет Рене Фонка. При этом самолет был перегружен больше предыдущего. Одно только радиооборудование весило восемьсот фунтов. Бэрд постарался предусмотреть все возможные случаи. Он даже взял с собой воздушный змей, который можно было бы использовать в качестве антенны для радио и как парус в случае падения самолета в океан. Также он взял на борт две спасательные шлюпки, запасы еды и воды на три недели, мешок писем авиапочты и «освященный» флаг США, сшитый руками прапраправнучатой племянницы Бетси Росс[16] в качестве подарка народу Франции. В последнюю минуту, слегка запаниковав, Бэрд решил уменьшить нагрузку и отказался от двух канистр бензина, фляжки с горячим чаем и четырех пар мокасин, а также снял брызговики с колес. Особой разницы заметно не было, но, к счастью, все обошлось. После довольно тяжелого разгона самолет все-таки поднялся в воздух, перелетел через провода у дальнего края взлетной полосы и устремился навстречу Европе.
Заявленной целью Бэрда был не первый перелет в Париж – он высокомерно заметил, что даже не претендовал на приз Ортейга, – а доказательство того, что в современном мире возможны безопасные и регулярные перелеты над Атлантикой с несколькими пассажирами на борту. Да, он доказал, что такие полеты действительно возможны, но только если пассажиры не возражают против возможной посадки на воду, не долетая до пункта назначения. Если бы Бэрд поставил себе целью доказать, насколько замечательным пилотом был Чарльз Линдберг по сравнению почти со всеми остальными, у него не получилось бы это лучше.
Несмотря на длительную подготовку, почти все в полете шло не по плану. Под главным баком с бензином в центре самолета было оставлено место, чтобы можно было проползать с одной половины на другую, но никто не додумался испытать этот проход в полном зимнем облачении. Бэрд застрял и десять минут пролежал под баком, потому что никто не слышал его криков из-за рева моторов. Новилл, разминая ноги в тесном пространстве, порвал провода, выключив тем самым радио и превратив себя в совершенно бесполезного члена экипажа. Где-то над Атлантикой Балхен попросил Акосту взять штурвал на минутку, пока он будет искать под сиденьем пакет с сэндвичами. За это время Акоста умудрился послать машину в штопор со скоростью 140 миль в час, на которой у него едва не оторвались крылья. Балхену пришлось вырвать штурвал и исправить ситуацию. «Лучше все время вести тебе», – тихо сказал ему Акоста, и Балхен провел за штурвалом почти весь полет. Как писал журнал «Тайм», Бэрд в один момент так разозлился, что даже ударил Акосту по голове фонариком. Они собирались приземлиться у мыса Брей-Хед в Ирландии, но отклонились от курса настолько, что оказались над Брестом во Франции, более чем в двух тысячах миль от предполагаемого назначения.
Но в своей книге «В небо», опубликованной в следующем году, Бэрд ни о чем таком не писал. Согласно его словам, экипаж его самолета осуществил едва ли не один из самых героических подвигов в истории человечества. «Шли часы… было почти невозможно прокладывать курс. Мы не могли определить, в каком направлении дует ветер, куда нас сносит и какой участок воды или суши находится под нами». В заключение он делает вывод: «Я искренне считаю, что ни один из летчиков еще не испытывал ничего подобного». И это не упоминая о том, что по тому же самому маршруту пятью неделями ранее летел Чарльз Линдберг, совершенно один и в похожих погодных условиях, причем приземлился он там, где и собирался, и никогда ни на что не жаловался!
В отдельной статье, написанной для журнала «Нэшнл джиогрэфик» осенью 1927 года, Бэрд намекает на то, что якобы сознательно вылетел в плохую погоду. «Я не хотел дожидаться таких условий [то есть хорошей погоды], потому что трансатлантические перелеты будущего должны будут совершаться не только при идеальных условиях, – писал он. – Более того, мы могли получить гораздо больше научных и практических знаний при плохой погоде». В результате им пришлось, как он выразился, «вести самый суровый воздушный бой из всех, что когда-либо имели место». И он продолжал: «Я не говорил о своих опасениях своим товарищам. Им и без того приходилось несладко. Напряжение было ужасным. Только авиатор знает, что значит находиться 18 часов в воздухе, не видя земли или воды под собой. Сомневаюсь, что какой-либо другой самолет шел вслепую на протяжении такого длительного времени».
Его слова поразительным образом контрастируют с воспоминаниями Балхена, который сразу после перелета написал в «Нью-Йорк таймс»: «Самолет у нас был хороший. Моторы никогда не давали повода для беспокойства. Ни разу за весь полет мне не приходилось вылезать на крыло, чтобы прочистить мотор… По моему мнению, это был самый скучный и монотонный перелет, в каком я когда-либо участвовал». В своей собственной книге Балхен писал, что полет проходил «в прекрасной и ясной звездной ночи». Это была одна из фраз, которую позже, под влиянием родственников Бэрда, ему пришлось исключить из своей книги.
Когда они достигли Франции в районе Бреста, Бэрд приказал Балхену следовать вдоль береговой линии к Гавру, а не лететь сразу в Париж, то есть идти странным обходным маршрутом. Как позже писал Балхен, под ними проходила прямая железная дорога в Париж, но Бэрд настоял на том, чтобы они сначала подлетели к устью Сены, а потом шли вдоль реки. Так их полет продлился на два часа больше, чтобы подлететь к городу, когда погода улучшится.
Как и в случае с Линдбергом, на аэродроме в Ле-Бурже собралась многотысячная толпа, но после полуночи, когда никто не прилетел и продолжал идти дождь, многие сдались и разошлись по домам. Среди присутствовавших были Кларенс Чемберлин и Чарльз Левин, которые прилетели в тот день в Париж в рамках своего тура по европейским столицам.
Бэрд писал: «Все французские авиаторы, ожидавшие нас в Ле-Бурже, согласились, что мы не только не должны были приземляться из-за плотной облачности, но и, вполне возможно, могли бы погубить нескольких наблюдателей». Однако это расходится с воспоминаниями Чемберлина. «Шел небольшой моросящий дождик, – писал он. – Было облачно, но облака нависали не слишком низко, для того чтобы самолет опустился и безопасно приземлился, как только покажутся огни Парижа». В своей книге Бэрд писал, что наблюдатели с земли слышали звук моторов. Чемберлин сказал, что они ничего не слышали.
«Моей главной задачей стало обеспечить безопасность товарищей и не погубить никого на земле, – продолжал Бэрд, стараясь изобразить свою неудачную попытку как акт героизма. – Единственное, что нам оставалось, – это вернуться к воде». Он приказал развернуть самолет к побережью Нормандии.
Там у них почти закончились запасы топлива. Было слишком рискованно приземляться на поле, поэтому они решили опуститься в море. Балхен совершил идеальную посадку примерно в двухстах ярдах от деревни Вер-сюр-Мер, и четверо членов экипажа вышли на берег, который семнадцать лет спустя прославится как один из береговых плацдармов, на которых высаживались британские войска во время Второй мировой войны. В результате посадки отвалились колеса и их крепление, но в остальном самолет не пострадал.
Об этом эпизоде Бэрд писал следующее: «Я чувствовал свою исключительную ответственность за жизнь своих товарищей. Мне казалось, они не верили в то, что нам удастся безопасно приземлиться, но, тем не менее, смело смотрели в будущее… Они до последнего выполняли приказы. За штурвалом в то время оказался Балхен». На самом деле, такое высказывание граничило с вопиющей неблагодарностью. Балхен вел самолет много часов и, скорее всего, спас их жизни своей умелой посадкой.
Череда любопытных эпизодов на этом не закончилась. Слух всех четырех членов экипажа был нарушен из-за постоянного гудения моторов, и они не слышали друг друга. Акоста, судя почти по всем воспоминаниям, сломал ключицу, хотя позже сказал, что тогда не чувствовал никакой боли. Другим повезло, и они не получили никаких травм. Выбравшись на берег, они почти сразу же увидели на идущей вдоль берега дороге молодого человека на велосипеде, но тот испугался странных чужаков, выбравшихся из моря, и поспешил скрыться из виду. Дрожа от холода, они переходили от дома к дому, но не могли объяснить, кто они. Новилл, все еще страдая от временной глухоты, что-то кричал жителям деревни на плохом французском языке. Наконец они добрались до маяка на холме в полумиле от пляжа. Дочь смотрителя маяка, Марианна Лекоп, позже вспоминала, что ее семья проснулась от звука моторов самолета – довольно необычного звука для деревушки Вер-сюр-Мер. Она посмотрела в окно, но ничего не увидела. «Примерно в три часа мы проснулись снова от того, что в дверь громко стучали, – продолжала она. – Отец увидел у порога четырех человек. Один из них кричал по-французски: «Авиаторы! Америка!» Внутрь вошли четверо усталых мужчин. До этого они безуспешно стучались в еще несколько домов. Они были странно одетыми, полностью промокшими и грязными. Все это показалось нам очень подозрительным».