Останки Сталина были похоронены у Кремлевской стены ночью при свете прожекторов. Надпись на фронтоне «Ленин — Сталин» удалили, оставив лишь одно имя — Ленин. Внутри Мавзолея посередине зала, там, где проходила линия, разделявшая два гроба, отныне находился один саркофаг — с телом Владимира Ильича Ленина.
На утро следующего дня никакой заметной реакции общественности не последовало. Появились только любопытные — посмотреть, как стал выглядеть Мавзолей.
Однако нельзя сказать, что на погребение Сталина народ вообще не обратил никакого внимания. Приходили письма от несогласных с решением людей, в них отмечалась огромная роль Сталина в исторической победе над фашистской Германией.
Долго никто не хотел брать на себя ответственность за установку давно готового бюста. В течение многих лет могилу Сталина украшали цветы. Каждый день — свежие…
На пленуме, состоявшемся после съезда, Александра Николаевича Шелепина избрали секретарем Центрального Комитета партии. Этот пост был выше, чем тот, что он занимал, будучи во главе КГБ. Ему было поручено возглавить Комитет партийно-государственного контроля, и, кроме того, его назначили заместителем председателя Совета Министров СССР.
После съезда я поехал отдыхать в подмосковный санаторий «Барвиха». Я уже радовался, что наконец-то как следует отосплюсь, да и подлечусь после операции. Но надежды мои оказались преждевременными.
В первую же ночь мне позвонил Шелепин:
— Будь завтра утром в Москве, и все, что привез с собой, прихвати также.
— Так я только что распаковал чемодан!
— Запакуй снова, — был короткий совет.
На мой вопрос, что все это значит, ответил уклончиво:
— Узнаешь утром у товарища Козлова в Москве.
Остаток ночи я провел в размышлениях о том, что меня ждет. Заинтригован был основательно.
На следующее утро я был в кабинете Козлова. С первых же слов стало ясно, что ничего неприятного не грядет — уж слишком дружески начал со мной разговор Фрол Романович. Козлов сразу перешел на «ты»:
— Как тебе известно, Шелепин опять переходит к нам в ЦК. Президиум Центрального Комитета рекомендует тебя председателем КГБ вместо него.
У меня перехватило дыхание.
— Возражать бессмысленно, — с ходу оборвал Козлов мою попытку что-то сказать. — Все решено. В четыре часа дня тебе надо быть у Никиты Сергеевича, — и на этом со мной распрощался.
Я ожидал всего чего угодно, но только не этого. КГБ нельзя было сравнить ни с чем в моей прошлой политической жизни.
Я поспешил к Шелепину. У того было полно работы, и он не мог уделить мне много времени. Мы выпили чаю, я поострил по поводу его конспиративных методов, того, что снова иду по следам, которые он проложил, высказал свою тревогу.
Для деталей времени не оставалось.
— Не бойся, — сказал он мне на прощанье. — У меня в свое время были такие же чувства. Это нелегкая работа, но ничего страшного в ней нет. Это политическая должность.
В четыре часа я предстал перед Хрущевым в его кабинете. Мне было тридцать семь, ему на тридцать больше. Он подал мне руку и сказал:
— Я же говорил вам, что надо поработать в областном или республиканском комитете партии, а уж потом занять большую государственную должность.
— Такая высота мне представляется опасной, — сказал я ему прямо. — Представить не могу, что я там буду делать.
— Шелепин там начал расчищать, а вы продолжите, — последовал ответ.
— Я не профессионал, не специалист, — взмолился я.
— А мы и об этом думали. Профессионалов там и так более чем достаточно. Не раз мы уже на них обжигались, они дров наломали столько… Нам нужны политики, люди, которые проводили бы в КГБ партийную линию: честные, добросовестные, на которых партия может полностью положиться и с которыми может быть уверенной, что они не заведут ее в сложные лабиринты, как уже было раньше. Инструкций и конкретных советов давать вам не буду. Шелепин все вам скажет, знает дело лучше меня. Так что вопрос решен. Советую согласиться. Президиум ЦК единогласно поддерживает ваше назначение.
Дома меня ждала с нетерпением жена, а вместе с ней брат и сестра, жившие в Москве.
— Ну как? Какие новости? — накинулись они на меня прямо у дверей. Особенно горела нетерпением сестра.
— Меня назначают председателем КГБ.
Настала гробовая тишина.
— Шутишь?.. — сказала наконец сестра.
— Нет, говорю совершенно серьезно, — заверил ее я.
Остальные продолжали немо сидеть, не зная, что сказать.
Только сестра покачивала головой и негромко повторяла:
— Ты вместо Берии… Подумать только! И ты будешь решать такие же вопросы, что и Берия?
Знал бы я тогда, что ответить…
Лубянка
Если бы я попытался более точно описать те чувства, которые испытывал в начальный период своей работы в должности председателя КГБ, я бы сравнил их с теми, что переживает человек, плывущий по морским волнам при помощи спасательного круга. Хотя и есть у такого пловца надежда выбраться на берег в целости и сохранности, однако хозяином положения его никак нельзя назвать, потому что в значительной мере его судьба зависит от воли случая.
Сознание того, что мне предстоит стать продолжателем Берии, Ягоды, Ежова и им подобных, не давало мне поначалу спокойно спать. Я размышлял обо всем, в чем они были виноваты. И чем дальше, тем больше осознавал, что с моим приходом в тот же самый кабинет, где в свое время они вершили свои дела, часть того негативного груза, который они взвалили на КГБ, в глазах общественности будет отныне связываться и с моим именем.
Часть их деяний была уже разоблачена. Я не мог нести ответственности за их провинности. После разоблачения Хрущевым культа личности Сталина партия взяла совсем иной курс. Однако меня тревожило то, что я еще не настолько понял суть своей новой работы, чтобы с уверенностью сказать себе: ничего подобного никогда не повторится. Себе же я дал клятву, что не допущу ни на йоту того, что практиковалось в сталинские времена.
Однако в деятельности своих предшественников я тем не менее искал и зерна полезного опыта. Я имел в виду тех, кто был здесь до Шелепина. Прежде всего Ф.Э.Дзержинского.
Дзержинский, памятник которому стоял на площади за окнами моего кабинета, относился к выдающимся вождям Великой Октябрьской социалистической революции. С 1917 года он возглавлял Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем — знаменитую ВЧК.
В декабре 1922 года ВЧК была преобразована в ГПУ (Государственное политическое управление при НКВД РСФСР), а еще позже — в ОГПУ (Объединенное государственное политическое управление при Совнаркоме), которое возглавлявший его Менжинский включил в состав НКВД.
И в работе Дзержинского можно найти много недостатков. И при нем имело место насилие. Однако судить о репрессиях его времени — дело довольно трудное. Свирепствовала Гражданская война, империалистические страны начали военную интервенцию. Тогда было жизненно важно восстановить само (государство и органы власти, необходимые для его функционирования.
Создание советской секретной службы было поручено Дзержинскому как партийное задание. Находясь во главе ЧК, он проявил понимание и умение решать общегосударственные задачи.
Особая страница в жизни ВЧК и Дзержинского — борьба с детской беспризорностью. Беспризорных детей, родители которых погибли в годы Гражданской войны и иностранной интервенции, было бесчисленное множество. Детские банды нападали на людей, грабили и убивали. Тысячи детей ночевали на вокзалах, бродили по улицам и площадям, высматривая свои жертвы.
Но эти дети и сами были жертвами, и их надо было спасать. Ленин поручил это Дзержинскому. Чекисты начали собирать их в детские трудовые колонии, куда воспитателями были привлечены умные, талантливые педагоги. В колонии известного педагога Макаренко детям было предоставлено самоуправление. Труд, учеба заполнили пустоту в детских душах. Медленно, но неуклонно уровень криминальности пошел на спад. А бывшие беспризорники возвращались к нормальной жизни. Многие из них стали достойными гражданами, которыми потом гордилась страна…
То, что делал Берия, когда он руководил НКВД, является полной противоположностью деятельности Дзержинского. Черные дела этого человека еще были живы в памяти людей.
Берию отстранили от власти и казнили столь поспешно, что сегодня при анализе и оценке событий минувших лет стали возможны спекуляции в его пользу.
После распада Советского Союза имели место попытки даже представить его как прогрессивного политика, реформатора и чуть ли ни человеколюбца.
Этому служат в известной степени некоторые документы за подписью Берии. Например, решения в отношении структуры органов безопасности, некоторые хозяйственные меры, шаги, предпринятые в системе образования. Берии приписывают заслуги в развитии атомной и топливной энергетики Советского Союза. Однако мало кто из авторов подобных утверждений задумывается о том, какой ценой за все это расплачивался народ.
Правда, не все, что Берия подписывал, рождалось в его голове. Материалы для принятия решений готовились аппаратом образованных людей — юристов, техников, ученых. Это те люди, которые тоже приложили руку к созданию печально известных «троек», на совести которых многочисленные фальсификации судебных расследований и допросов.
Уместно напомнить, что, когда Берия возглавлял работы в области атомной энергетики, немалое значение для развития исследований и производства в этой сфере имела и личная заинтересованность в них Сталина. Основной заботой Берии были здесь, главным образом, поддержание дисциплины, выполнение планов и соблюдение назначенных сроков.
Все его шаги были старательно просчитаны конъюнктурными ходами. Он заботился в первую очередь о том, как увеличить свое собственное влияние и достичь еще большей власти. Например, в то время, когда Берия отвечал за безопасность, на Украине велась борьба против националистов. Особенно активно бандеровцы орудовали в западной части республики, сея ужас среди мирного населения своими расправами.