В зеленоватом сумраке подводного грота таймер укрепленного на силовом кабеле взрывного устройства отсчитывал последние секунды.
– Спрашивайте, коллега, – предложил генерал-полковник Шебаршин. Он обошел массивный письменный стол и с удобством разместился в хозяйском кресле, откинувшись на резную готическую спинку и забросив ногу на ногу. – У меня тоже есть к Виталию Анатольевичу пара вопросов, но я с удовольствием уступлю вам, так сказать, право первой ночи, поскольку вам явно не терпится. Да и инициатором этой беседы, как ни крути, стали вы.
– Я почему-то так и думал, – продолжая скалить в улыбке мелкие желтоватые зубы точь-в-точь как тогда в стендовом кресле, сказал полковник Маковский. – Вы не возражаете? – спросил он у Шебаршина и, не дожидаясь ответа, уселся боком к нему на угол стола. – Да вы присаживайтесь, полковник, в ногах правды нет. Справа от вас довольно удобный диван, не стесняйтесь. Пусть вас не смущает, что на этом диване, бывало, тискал специально доставленных из самого Берлина фройляйн бригаденфюрер СС Ризенхофф… Впрочем, о чем это я? Вам ли смущаться такими мелочами! Ведь вы в своих научных изысканиях вот-вот переплюнете самого доктора Менгеле! Так я вас слушаю, Валерий Игоревич.
Черных с видимым облегчением не столько сел, сколько рухнул на антикварного вида диванчик, обитый тисненой кожей, – он очень надеялся, что все-таки телячьей, а не человеческой.
– Вы… это вы? – наконец сумел он выдавить из себя.
– Несомненно, – без необходимости подчеркнув ироническим тоном очевидную бессмысленность этого вопроса, весело ответил двести девяносто пятый, каким-то образом воскресший из мертвых и прикинувшийся полковником Маковским. – Я – это именно я, а не кто-то другой. Понимаю ваше удивление, коллега. Вы ведь до сих пор пребывали в блаженной уверенности, что ноль-два девяносто пятый, этот лысый клоун, за два года буквально въевшийся вам в печенку, откинул копыта в стендовом кресле, не выдержав поданного вами на аппаратуру максимального напряжения…
– Ммм? – вопросительно промычал из кресла Шебаршин.
– Это была случайность, – прижав ладонь к левой стороне груди, истово произнес, обращаясь к нему, доктор Смерть. – Внезапный скачок напряжения в сети, я просто не успел понизить мощность…
– Пустое, – не дав генералу вставить хотя бы слово, отмахнулся Маковский. – Так получилось даже достовернее. Если бы ваш «уникум» спекся на ровном месте, у вас могли возникнуть подозрения.
– Но как?! – задохнулся от изумления Черных. – Это же невероятно! Невозможно! Ведь вы же два года подряд почти ежедневно садились в это кресло, и… и что?.. – И ничего, – кивнул Маковский. – Ровным счетом ничего. Даже чуда и того не было. Хотите, покажу фокус?
Обернувшись, он взял что-то со стола. При этом обнаружилось, что его превосходительство, с нескрываемым удовольствием наблюдая за разыгрывающимся на его глазах спектаклем, рассеянно поигрывает никелированным «парабеллумом» бригаденфюрера Ризенхоффа.
– Осторожнее, Василий Александрович, он заряжен, – мимоходом предупредил Маковский и, повернувшись к полковнику Черных, показал ему широкое плоское колечко из какого-то матово-черного материала, больше всего напоминавшее магнит, какой можно добыть, варварски разломав динамик маломощного бытового аудиоустройства. – Это обыкновенный кольцевой магнит. Это, – он похлопал себя свободной рукой по лысине, – моя голова. Казалось бы, что между ними может быть общего? Однако же, обратите внимание… айн, цвай… вуаля!
Полковник Черных гулко сглотнул: магнит прилип к коже и висел точно посередине лба, делая Маковского похожим на персонаж какого-то фантастического фильма.
– На самом деле это не фокус, – продолжал Маковский. – Фокус – это когда ко лбу прикладывают алюминиевую ложку и она какое-то время держится неизвестно на чем. А здесь все просто: с одной стороны магнит, с другой – пластина из ферромагнетика, а между ними – тонкий слой кожи…
– Экран! – ахнул Черных.
– Приятно иметь дело с образованным человеком, – констатировал Маковский. – Правильно, экран, а не какая-нибудь чертовщина вроде той, что, похоже, полезла вам в голову, когда вы вошли в кабинет… Это был несчастный случай. Мы досматривали корабль, искали… неважно что. Когда я проходил мимо пусковой установки, одна из ракет почему-то сорвалась с креплений, съехала по направляющей и упала точнехонько на меня – не вся, конечно, просто стабилизатор задел голову и снес почти половину черепа… В общем, я умер. А потом, спасибо хирургам, воскрес и со временем научился извлекать из своего увечья не только удовольствие – приятно, знаете ли, удивлять дам, которые не в курсе, лепя себе на лоб декоративные магниты с их холодильника, – но и некоторую пользу. А здесь, учитывая специфику ваших экспериментов, моя инвалидность – это просто дар Божий! – Из-за которого вас сюда и назначили, – прицелившись в него из «парабеллума» и сделав губами беззвучное «пах!», вставил Шебаршин.
– Так точно, – не оборачиваясь, согласился Маковский.
– Но вскрытие?..
– А что – вскрытие? Если бы вскрывали меня, вы бы не были так разочарованы отчетом патологоанатома. Увеличенная печень с признаками начинающегося цирроза, камни в почках, забитые никотиновыми смолами легкие, а в остальном все как у всех, в том числе и черепная коробка вместе с содержимым… Но патологоанатомов не зря называют докторами мертвых. С живыми пациентами они не контактируют, в лицо их не знают, и совпадение номера на робе с номером в сопроводиловке для них автоматически означает идентичность пронумерованных предметов… то бишь, простите, тел. Но не огорчайтесь так, коллега! Вы ведь все равно, пусть с небольшим опозданием, узнали, что за секрет скрывается внутри, как вы выразились, лысой матрешки! А правда, здорово получилось? Если хотите, я покажу вам запись. Даже меня впечатлил момент, когда с каталки медленно сползает простыня, а из-под нее встает вскрытый, выпотрошенный труп… Бр-р-р!!! Между прочим, оцените мой талант: грим я накладывал собственноручно.
– Но зачем?!
– Стоп, – прервал их беседу Шебаршин и выпрямился в кресле, отложив на край стола пистолет. – Прошу прощения, коллега, но это уже мой вопрос. И я, с вашего позволения, намерен задать его сам.
Маковский с готовностью повернулся к нему лицом.
– Итак, – слегка подавшись вперед и взявшись обеими руками за край стола, произнес генерал, – зачем, Виталий Анатольевич? Я понимаю, вы целых два года носили серую робу испытуемого и садились в стендовое кресло не для собственного удовольствия, а чтобы изучить систему безопасности изнутри, нащупать слабые места… Но к чему это привело? Вы же, фактически, организовали побег, причем удачный! Хороша проверка! Это ведь то же самое, что проверять на прочность противоударные швейцарские часы с помощью гидравлического пресса!
– Я с удовольствием все объясню, – отбросив ернический тон, которым разговаривал с Черных, сказал Маковский. – Побег испытуемого – не случайность, не конечный результат и, разумеется, не цель, а всего лишь промежуточный этап проверки. Потому что безопасность – понятие широкое, и она не ограничивается и не обеспечивается одними только бетонными стенами, минными полями и вооруженными охранниками. Знаете, один мой бывший коллега на заре своей карьеры командовал взводом охраны в дивизии ракетных войск стратегического назначения. Они сторожили шахты с СС-20. Охрана была организована грамотно: тройной периметр ограждения – колючая проволока, охранная сигнализация, шаговое напряжение, а третья, последняя линия – двадцать киловольт, мгновенная смерть, пепел… Рядом с шахтой насыпной холмик, на холмике – белый домик, на домике – зеленая броневая башенка с крупнокалиберным пулеметом, а внутри – солдатики, которых запирали там на несколько дней и выпускали только по окончании срока дежурства – через трое, через четверо суток, а если дороги занесло, так и через месяц…
– К чему вы это все?.. – спросил Шебаршин.
– К тому, чтобы вы поняли, что проникнуть к ракетной шахте и совершить диверсию было крайне затруднительно, если вообще возможно. Так вот, знакомый мне рассказал такую историю. Просыпаются это караульные утречком – все спокойно, сигнализация за всю ночь ни разу не сработала, тишь да гладь… Выглядывают наружу через амбразуру, а на оголовке шахты (он у них «утюгом» называется) сидит бабуся – божий одуванчик – и как ни в чем не бывало перебирает грибы…
– Сказка, – спокойно констатировал генерал.
– Возможно. Сказка – ложь, да в ней намек…
– Не забивайте мне голову ерундой, – слегка раздражаясь, потребовал Шебаршин. – Вы контрразведчик, пускай и бывший, я – ученый… Так давайте оперировать фактами! Вы на свой страх и риск устроили проверку – заметьте, не кому-то, а себе самому – и не выдержали ее, потому что ваш протеже благополучно ушел…
– Я два года ждал и искал такого протеже, которому было бы по силам уйти, – перебил его Маковский. – И я был бы очень разочарован, если бы он задохнулся в этой крысиной норе, подорвался на старой немецкой мине или дал себя поймать морячкам с «Бухты». Неужели вы не понимаете, зачем я это сделал?! Предотвратить побег из этого места – это не работа, а так, имитация бурной деятельности. Наверное, поэтому никто и никогда всерьез не думал о том, что будет, если кто-то из испытуемых все-таки сбежит. Насколько далеко распространяется система нашей безопасности, так ли она надежна, как кажется? Чем, в конце концов, чреват побег? Если, к примеру, завтра сюда явится спецназ ФСБ и начнет нас штурмовать, мы отобьемся – слава богу, есть чем, да и позицией Бог не обидел. Но такой штурм будет означать, что в системе обеспечения безопасности нашего стратегически важного объекта имеется вот такущая, – он во всю ширь развел руки, – дыра. И не здесь, в бункере, а в Москве. Если о нас вдруг начнут трубить средства массовой информации или с трибуны Государственной думы какой-нибудь депутат потребует создания специальной комиссии по расследованию нашей деятельности – какие действия будут предприняты тогда, насколько готовы к этому наши высокие покровители?