Требуя от Америки решительных действий в мире, Рейган был полон решимости вывести нацию из той, по его мнению, пассивной позиции, которую Соединенные Штаты заняли после войны во Вьетнаме. Тот конфликт, по его словам, был «благородным делом». Рейган снова и снова подчеркивал своё видение Соединенных Штатов как исключительной нации, которая исторически была силой добра в мире. На Америку, последнюю великую надежду, возложена особая миссия по преодолению коммунизма, который, по его словам, был тиранической и в конечном итоге обреченной системой. Рейган пообещал превратить президентство, находящееся под угрозой, в динамично эффективный институт. Он позволит Соединенным Штатам, униженным иранскими революционерами, которые все ещё держали в заложниках 52 американца, вновь встать во весь рост.
Пораженные подобной риторикой, многие противники Рейгана осуждали его как поджигателя войны. Другие считали его неандертальцем, не знающим или не понимающим целого ряда вопросов. Эти негативные впечатления навсегда остались в памяти недоброжелателей. Кларк Клиффорд, видный демократ, позже знаменито сказал, что Рейган был «приятным тупицей». Эдмунд Моррис, несимпатичный биограф, внимательно наблюдавший за ним в середине и конце 1980-х годов, позже назвал его «явным тупицей».[382]
Критики были правы, называя Рейгана жестким консерватором. Противник позитивных действий, выбора и большого правительства, он упрямо и гордо стоял на правом крыле своей партии. Однако те, кто считал его воздушным болваном, недооценивали его. Задолго до 1980 года Рейган был увлечен политическими вопросами до такой степени, что знакомые, которые знали его в голливудские годы, считали, что он скучал и пренебрегал своей первой женой, актрисой Джейн Уайман.[383] В течение многих лет он был прилежным читателем журнала Human Events, ведущего журнала консервативных взглядов. После 1975 года, когда он закончил свой второй срок на посту губернатора Калифорнии, он уделял много времени изучению современных проблем. В период с 1976 по 1979 год он произнёс сотни речей, многие из которых были написаны им от руки, в основном по вопросам внешней политики и обороны.[384] К 1980 году он почти не делал пауз, чтобы пересмотреть свои взгляды. Зная, куда он хочет идти, он следовал прямым и обычно предсказуемым курсом, даже если другие, менее уверенные в своих силах, видели камни и другие опасности на его пути. Упрямая уверенность Рейгана по-прежнему приводила в ужас его противников, но она укрепляла идеологическую последовательность, как её воспринимали его сторонники, которая стала основным источником его значительной политической популярности.
По мере продвижения предвыборной кампании 1980 года становилось очевидно, что Рейган — грозная политическая фигура. Несмотря на возраст, он оставался изящным, спортивным, физически крепким мужчиной, который выглядел гораздо моложе своих шестидесяти девяти лет. Он обладал удивительно спокойным баритональным голосом и легкой манерой держаться на трибуне, а также привлекал внимание публики и был оратором. Американцев, казалось, притягивала его необыкновенная уверенность в себе и особенно его оптимизм, который заставлял его утверждать, что Соединенные Штаты ни в коем случае не вступили в «эпоху пределов». Напротив, по его словам, Соединенные Штаты — исключительная нация во всей мировой истории. Они способны и обязаны делать практически все, что способствует развитию свободы за рубежом. Это неизменно жизнерадостное послание резко контрастировало с атмосферой «недомогания», которая окружала злополучное президентство Картера.[385]
Его дочь Морин позже сказала, что его жизнерадостность выводит из себя: «Этого достаточно, чтобы сойти с ума». Она была права: Подход Рейгана к внутренним и международным проблемам по принципу «Соединенные Штаты могут сделать все» был таким же упрощенным, как и заявления Картера в 1976 году — что он может приехать в Вашингтон как аутсайдер и навести порядок в стране. Но Гэрри Уиллс, биограф Рейгана, понимал ключевые источники его политической привлекательности, подчеркивая, во-первых, что его самоуверенность была заразительна, а во-вторых, что он был странным — «веселым консерватором».[386]
Хотя эти активы сослужили Рейгану хорошую службу в 1980 году, больше всего ему помогло плачевное состояние экономики. В 1979 году инфляция настолько обеспокоила Картера, что он назначил Пола Волкера, консерватора, которым широко восхищались лидеры бизнеса, председателем Федеральной резервной системы. При поддержке президента Волкер начал проводить жесткую политику, включая ограничение денежной массы, чтобы снизить инфляцию. Однако в краткосрочной перспективе это привело к рецессии — худшему из всех возможных политических событий для действующего президента. Безработица, которая в 1977 году составляла в среднем 6%, к маю 1980 года выросла до 7,8%. Процентные ставки взлетели до неправдоподобного уровня — 18,5% в апреле. Плохие экономические новости сохранялись и в последующие годы.[387]
Рейган, воспользовавшись неспособностью Картера вылечить внутренние недуги страны, по понятным причинам подчеркнул магию своих собственных средств. Как показывает его требование увеличить расходы на оборону, он вряд ли был таким последовательным сторонником малого правительства, как надеялись некоторые консерваторы. Он с такой нежностью отзывался о Рузвельте в своей речи при выдвижении кандидатом в президенты, что на следующий день в газете New York Times появилась передовая редакционная статья «Франклин Делано Рейган». Призывая к снижению налогов на 30%, он рисковал вызвать огромный дефицит бюджета. Но, тем не менее, он направил свои призывы консервативным противникам большого правительства. Он настаивал на том, что внутренние расходы должны быть сокращены, а федеральная бюрократия — уменьшена. Он обещал ликвидировать недавно созданные министерства энергетики и образования. «Правительство, — подшучивал он, — похоже на ребёнка, на пищеварительный канал с большим аппетитом на одном конце и отсутствием чувства ответственности на другом».
По мере приближения к концу предвыборной кампании Рейган все активнее высмеивал экономическую политику Картера. К тому времени он регулярно задавал аудитории риторический вопрос: «Стало ли вам лучше, чем четыре года назад?»[388] Республиканской аудитории особенно понравилась его любимая фраза: «„Рецессия“ — это когда ваш сосед теряет работу, депрессия — это когда вы теряете работу, а „восстановление“ — это когда Джимми Картер теряет работу»[389] — здесь он сделал паузу для эффекта.
Несмотря на то, что подобные колкости уязвляли демократов, в последнюю неделю кампании борьба казалась близкой. Демократы неоднократно утверждали, что Рейган слишком стар для этой работы: Если бы его избрали, он стал бы самым пожилым человеком в истории США, который был избран на пост президента. Более того, Джон Андерсон, фискально-консервативный, социально умеренный конгрессмен-республиканец из Иллинойса, который баллотировался как независимый кандидат, казалось, мог сократить поддержку Рейгана. Больше американцев по-прежнему причисляли себя к демократам, чем к республиканцам. Если Картер сможет удержать остатки избирательной коалиции Нового курса, которая помогла ему победить в 1976 году, он сможет одержать победу снова.
Однако Рейган произвел впечатление во время долгожданных теледебатов с Картером в конце октября. Спокойный и уравновешенный, он притворился, что его огорчают нападки президента. Когда Картер обвинил его в том, что он выступает за глубокое сокращение программы Medicare, он покачал головой и заметил: «Ну вот, опять». В течение следующих нескольких дней Рейган вырвался вперёд.
Результаты выборов, на которых Рейган легко обошел Картера, свидетельствовали о том, что демократическая избирательная коалиция сохранила некоторую остаточную силу, в частности среди чернокожих, членов профсоюзов и малообеспеченных жителей городов. Последующий анализ результатов голосования также показал, что открылся «гендерный разрыв». Женщины, обеспокоенные ястребиной позицией Рейгана во внешней политике и его консервативным подходом к таким вопросам, как образование и здравоохранение, поддержали его с небольшим перевесом — 46% против 45%. В отличие от них, 54% мужчин поддержали Рейгана (против 37% за Картера).[390] Гендерный разрыв сохранился и в последующие годы. Кроме того, Рейган не привлек массы людей на избирательные участки: Явка составила 54,7% избирателей, имеющих право голоса, что было немного ниже, чем 54,8%, проголосовавших в 1976 году.[391] Он набрал лишь 28% от числа тех, кто имел право голоса, и 51% от числа проголосовавших, что всего на 3% больше, чем было у Форда четырьмя годами ранее. Демократы также сохранили контроль над Палатой представителей, 243 против 192.
Тем не менее, не было никаких сомнений в том, что избиратели отвергли Картера. Многие либералы, поддерживавшие Теда Кеннеди в период праймериз, остались к нему равнодушны. Президент получил всего 41 процент голосов, что на 9 процентов меньше, чем в 1976 году. Андерсон, сокративший число голосов обоих кандидатов, получил 8 процентов. Рейган был особенно успешен в Солнечном поясе, проиграв только в Джорджии, родном штате Картера. Его популярность среди белых избирателей на Юге, где Картер был силен в 1976 году, показала мощное влияние расовых чувств — и в меньшей степени религиозных правых — на американскую жизнь и политику.