Часть этой воздушной войны была показана по сетевому телевидению и по Cable News Network (CNN), которая с момента своего создания в 1980 году зарекомендовала себя как успешная сеть, предоставляющая круглосуточные новости о событиях по всему миру. CNN вела завораживающие репортажи из Багдада о проносящихся ракетах и вспышках взрывов. Иракские ракеты «Скад» устремлялись к целям в Израиле и Саудовской Аравии, а американские ракеты «Пэтриот» поднимались, чтобы перехватить их. Хотя одна из ракет «Скад» (из восьмидесяти шести, предположительно выпущенных за время войны) убила двадцать восемь американских военных в Дахране (Саудовская Аравия), большинство из них не причинили серьёзного вреда. Американцы утверждали обратное, но более поздние исследования показали, что «Патриотам» относительно не везло с попаданием «Скадов». Однако «Скады» послужили поводом для широко распространенной шутки: «Вопрос: Сколько иракцев нужно, чтобы выпустить по Израилю ракету „Скад“? Ответ: Трое: один вооружается, другой стреляет, третий смотрит CNN, чтобы понять, куда она упала». Президент Буш с жадностью следил за CNN, которая, по его словам, была более оперативным источником новостей, чем ЦРУ.
Когда иракская оборона оказалась практически беспомощной, коалиционные силы приступили ко второму этапу войны в Персидском заливе — операции «Буря в пустыне». Возглавляемая американским генералом Норманом Шварцкопфом, она стала окончательной демонстрацией «доктрины Пауэлла», которая призывала к направлению подавляюще превосходящей военной силы. Часть войск использовала GPS-гаджеты, позволяющие ориентироваться в пустыне. Всего за 100 часов с 23 по 27 февраля эта армия сломила сопротивление иракцев. Десятки тысяч иракских солдат были взяты в плен. Большинство оставшихся бежали из Кувейта в Ирак. Недостоверные ранние оценки числа убитых иракских солдат варьировались в широких пределах, доходя до 100 000 человек.
Реальные цифры, согласно большинству более поздних оценок, вероятно, были гораздо меньше. Один из тщательно просчитанных подсчетов, проведенный бывшим военным аналитиком Разведывательного управления Министерства обороны, признал, что оценки сильно разнятся, но установил максимальное число потерь иракских военных в воздушной и наземной войнах — 9500 убитых и 26 500 раненых. Его минимальные оценки составляют 1500 погибших и 3000 раненых. Число погибших среди гражданского населения, добавил он, могло быть меньше 1000 человек. Американские потери могли быть ничтожными по сравнению с другими. По большинству оценок, число американских солдат, погибших в бою, составило 148 человек (по крайней мере 35 из них — от дружественного огня), а число погибших в результате несчастных случаев, не связанных с боевыми действиями, — 145. В общей сложности 467 американских солдат были ранены в бою. По тем же оценкам, в бою погибли 65 солдат из других стран коалиции (39 из арабских стран, 24 из Великобритании, 2 из Франции).[594]
Когда 27 февраля иракские солдаты бежали, Буш остановил боевые действия. Такое резкое прекращение позволило многим средствам Хусейна, включая танки российского производства и подразделения его элитной Республиканской гвардии, избежать уничтожения или захвата. Когда армии коалиции остановились, они оставили Багдад и другие важные города в руках своих врагов. Саддам Хусейн и его окружение зализывали раны, перегруппировывались и оставались у власти до тех пор, пока очередная война под руководством американцев не отстранила его от власти.
Нет необходимости говорить, что решение о прекращении боевых действий вызвало споры, многие из которых всплыли двенадцать лет спустя, когда президент Джордж Буш-младший (Буш 43) отправил американские войска на очередную войну против Ирака Саддама Хусейна. Буш 41 отменил боевые действия в 1991 году по нескольким причинам. Во-первых, он и его советники, как говорят, беспокоились о том, что коалиционные силы будут обвинены в «резне» — «индюшачьей стрельбе», — если они будут убивать почти беззащитных иракских солдат на полном ходу на «Дороге смерти» в Ирак. Однако он настаивал на том, что его стратегия выхода всегда была ясна: освободить Кувейт и загнать Хусейна обратно в Ирак. Таков был мандат ООН и резолюции Конгресса. «Я не верю, — сказал Буш позже, — в то, что я называю „mission creep“».[595]
Отказываясь преследовать Саддама Хусейна, президент прекрасно понимал, как трудно было обнаружить Норьегу сразу после нападения американцев на Панаму, гораздо более мелкое государство. Буш обратил внимание на ещё одно важное обстоятельство: Некоторые партнеры Америки по коалиции, такие как Сирия и Египет, опасались нарушения баланса сил на Ближнем Востоке. Опасаясь, что беспорядки в Ираке распространятся и будут угрожать их собственным режимам, они выступили против более широкой миссии, которая могла бы свергнуть Хусейна с власти.
Буш также полагал, что операция «Буря в пустыне» нанесла серьёзный ущерб военному потенциалу Ирака. Фактически она помогла завершить так и не удавшиеся попытки Хусейна создать ядерные бомбы. Чтобы гарантировать, что Ирак останется слабым в будущем, Хусейн был вынужден согласиться на запрет импорта военной продукции и воздержаться от перевооружения или разработки оружия массового уничтожения. Инспекторы ООН были уполномочены следить за соблюдением этих ограничений и оставались в Ираке до 1998 года. ООН также установила «бесполетные зоны» над шиитскими и курдскими районами Ирака, в которых запрещалось летать самолетам Хусейна. Эмбарго на экспорт и продажу иракских товаров, в частности нефти, должно было ограничить возможности Хусейна по перевооружению. Считается, что эти экономические санкции (в сочетании с жадностью и бездушием Хусейна по отношению к собственному народу) были причиной значительных страданий народа Ирака до декабря 1996 года, когда Хусейн наконец согласился на управляемое ООН соглашение «нефть в обмен на продовольствие», которое позволило ему закупать продовольствие и медикаменты за счет доходов от ограниченных продаж нефти.[596]
В 1992 году министр обороны Чейни изложил аргументы администрации за то, чтобы не брать Багдад, не захватывать Хусейна и не пытаться реформировать страну. Это сильно отличалось от тех аргументов, которые ему предстояло привести в качестве вице-президента одиннадцать лет спустя, когда он защищал оккупацию Ирака Бушем 43. Хусейна, говорил Чейни в 1992 году, было бы очень трудно найти. Более того, смогли бы Соединенные Штаты провести в Ираке значительные реформы? Хотя в Ираке имеется значительный средний класс, и со временем в стране могут быть созданы демократические институты, этот процесс может занять много лет. Учитывая братоубийственную ненависть, разделявшую шиитов, суннитов и курдов (неарабский народ) в Ираке, трудно было представить себе стабильный союз фракций, который мог бы возникнуть для управления страной. Как долго американские и коалиционные силы, осажденные партизанами, должны будут оставаться в Ираке, прежде чем он — продукт давнего межевания, проведенного британцами, — сможет стать хоть чем-то похожим на конституционную республику? Как сказал Чейни в то время: «Как только мы поймаем его [Саддама Хусейна] и избавимся от его правительства, встанет вопрос о том, что поставить на его место?» В 1992 году также было ясно, что администрация Буша, никогда не намеревавшаяся решать столь долгосрочные задачи, мало задумывалась о «стратегии выхода», включающей послевоенную оккупацию и реформы.[597]
Недостаток послевоенного планирования стал до боли очевиден весной 1991 года, когда тысячи курдов и шиитов на севере и юге Ирака, ранее поощряемые Соединенными Штатами, подняли восстание против власти Хусейна. Они были подавлены. Жестокость репрессий Хусейна озлобила многих курдов и шиитов, которые не забыли, что Соединенные Штаты не смогли их защитить. Военные успехи коалиции в 1991 году также не способствовали росту теплых чувств к Америке среди других народов Ближнего Востока. Арабские лидеры — все они были авторитарными — продолжали опасаться, что война, погубив Хусейна, может пробудить беспокойные демократические настроения в их собственных странах. Многие мусульмане особенно возмущались расширением послевоенного присутствия американских военных и либеральных американских культурных традиций в Бахрейне, Омане и Катаре, и особенно в Саудовской Аравии, которая была Святой землей ислама.[598] Тесные отношения, которые Соединенные Штаты поддерживали с Израилем, который Буш убедил не вмешиваться в войну, оставались особенно яростным источником антиамериканских настроений в этом регионе.
Второе мнение Буша, однако, не повредило его политическим перспективам в то время. В конце концов, предвоенная дипломатия была искусной, а военный триумф — славным. Коалиция освободила Кувейт, наказала агрессию и сохранила доступ Запада к нефти в регионе. Буш ликовал: «Ей-богу, мы раз и навсегда покончили с вьетнамским синдромом».
Это было значительным преувеличением: Многие из основных решений администрации во время кризиса — отказ от ротации войск, управление восприятием войны населением путем удержания средств массовой информации вдали от поля боя, опора на доктрину Пауэлла — были приняты для того, чтобы свести к минимуму вероятность повторения событий, подобных вьетнамским. Но в том, что война имела для президента счастливые политические последствия, сомневаться не приходилось. Вскоре после прекращения боевых действий опрос New York Times/CBS показал, что рейтинг его одобрения населением составляет 89%. Это был самый высокий показатель для президента с момента появления подобных опросов в 1977 году.
В СВОЕЙ ПЕРВОЙ ИНАУГУРАЦИОННОЙ РЕЧИ Буш намеренно несколько дистанцировался от рейгановских противников большого правительства. Он пообещал «сделать добрее лицо нации и мягче лицо мира». Но он также повторил тему своей предвыборной кампании: само по себе правительство не может гарантировать более мягкую внутреннюю обстановку. Американцы до