Однако, как и Джимми Картер, Клинтон быстро обнаружил, насколько суровой может быть политическая среда Вашингтона. Медленно сориентировавшись, часто нерешительный, он и его советники — некоторые из них были старыми друзьями из Арканзаса — часто казались не в своей тарелке. Провозгласив, что его кабинет министров будет «похож на Америку», он твёрдо решил назначить генеральным прокурором женщину. Его первая кандидатура на этот пост, Зои Бэрд, была вынуждена отозвать своё имя, когда выяснилось, что она наняла нелегальную иммигрантку в качестве няни для своих детей и не заплатила налоги социального страхования, связанные с её работой. Вторая кандидатура, также женщина, оказалась неприемлемой по аналогичным причинам. Только в начале марта Джанет Рино, прокурор из Флориды, была утверждена на этой должности. Она стала первой в Америке женщиной-генеральным прокурором. «Нянькагейт», как назвали это грязное дело СМИ, свидетельствовал о повышенном рвении средств массовой информации к расследованиям, когда речь шла о назначениях в правительстве высокого уровня. Это также заставило людей задаться вопросом, знали ли Клинтон и его сотрудники, что они делают.
Рино едва успела обосноваться на своём посту, как ей пришлось иметь дело с Дэвидом Корешем, главой секты адвентистов седьмого дня под названием «Бранч Давидианы», который подозревался в незаконном накоплении автоматического оружия в своём комплексе в Вако, штат Техас. После перестрелки 28 февраля с агентами Бюро алкоголя, табака и огнестрельного оружия, в которой погибли четыре агента и два члена культа, Кореш и многие его хорошо вооруженные последователи затаились в своём комплексе. Агенты ФБР под руководством Рино держали его в осаде в течение семи недель. 19 апреля — в День патриотов, в годовщину битвы при Лексингтоне и Конкорде в 1775 году, — агенты обстреляли стены лагеря из танков и пустили внутрь слезоточивый газ, после чего Кореш приказал своим последователям облить лагерь бензином и сжечь его дотла.
В результате вспыхнувшего пожара погибло более семидесяти членов культа, включая Кореша и двадцать одного ребёнка, нескольких из которых он зачал от своих многочисленных жен. Выжили только девять последователей. Рино оправдала нападение, объяснив, что получила сообщения об избиении детей внутри комплекса, и Клинтон поддержал её. Однако многие американцы задавались вопросом, насколько внимательно сам Клинтон следил за ситуацией и не действовал ли он — или это была Рино — поспешно.[824]
Тем временем Клинтон оказался втянут в затяжную борьбу за своё заявление — первый акт его администрации — о том, что он отменит запрет на службу гомосексуалистов в армии. С самого начала широкий круг оппонентов, включая генерала Колина Пауэлла, председателя Объединенного комитета начальников штабов, выразил несогласие. После затянувшейся борьбы, которая затянулась до июля, противникам перемен удалось заставить Клинтона согласиться на компромисс: военнослужащие не должны были раскрывать свои сексуальные предпочтения, а их начальники не должны были спрашивать их об этом. «Не спрашивай, не говори», как называли эту политику, никого не устраивало. В течение следующих десяти лет она привела к увольнению около 10 000 военнослужащих, раскрывших свои гомосексуальные предпочтения.[825]
Клинтон снова допустил ошибку, когда попытался уволить сотрудников туристического отдела Белого дома. Их должны были заменить политические сторонники и друзья его жены. Хотя президент утверждал, что сотрудники не справлялись со своими задачами, стало ясно, что это объяснение было прикрытием для партийной чистки опытных работников, служивших его предшественникам. Когда критики предприняли ответную атаку, Клинтон счел себя обязанным восстановить большинство уволенных. «Трэвелгейт», как назвали этот инцидент СМИ, ещё больше продемонстрировал его политическую неуклюжесть в первые месяцы 1993 года.
К тому времени многие обозреватели высмеивали президента, чьи показатели неуклонно падали. Карикатурист Гарри Трюдо изобразил его в виде вафли. В статье на обложке Time он был назван архитектором «Невероятно уменьшающегося президентства». Биограф Джо Кляйн позже назвал выступление Клинтона в эти первые месяцы «любительской игрой».[826]
Хотя Клинтон был потрясен этими противоречиями, он утешал себя надеждой, что ему удастся достичь своей главной цели 1993 года: добиться принятия закона, реформирующего американскую систему медицинского страхования, построенную на скорую руку. «Если я не получу медицинское обслуживание», — сказал он, — «я пожалею, что не баллотировался в президенты». Как он подчеркивал, призывая к реформе, частные расходы на здравоохранение продолжают стремительно расти — с 246 миллиардов долларов в 1980 году до 880 миллиардов долларов в 1993 году.[827] При этом более 35 миллионов американцев — около 14 процентов населения — не имели медицинской страховки, ни частной, ни государственной, а ещё 20 миллионов, как утверждалось, не имели адекватного покрытия. Большинство из этих людей были бедными или безработными. Их бедственное положение наглядно демонстрирует сохранение бедности и неравенства в самой богатой стране мира.
Выбрав реформу медицинского страхования в качестве своей главной цели, Клинтон удивил многих солонтистов на холме, которые ожидали, что вместо этого он займется реформированием системы социального обеспечения. В конце концов, во время предвыборной кампании он обещал реформировать систему социального обеспечения, а в феврале 1993 года заявил, что Америка должна «покончить с социальным обеспечением в том виде, в котором мы его знаем», чтобы оно «перестало быть образом жизни». Сенатор от Нью-Йорка Дэниел Мойнихан, либерал, охотно взялся за пересмотр системы социального обеспечения и отрицал, что страна столкнулась с «кризисом здравоохранения». По его словам, большинство американцев имеют вполне приличную страховку. Президент проигнорировал призывы Мойнихэна. Выбрав вопрос здравоохранения, Клинтон пошёл более либеральным курсом, чем это казалось в 1992 году, когда он вел кампанию как центристский «новый демократ».[828] Кроме того, реформа системы медицинского страхования представляла собой сложный проект, который не удавался предыдущим президентам, начиная с Гарри Трумэна. Тем не менее, он продолжал действовать, поручив разработку плана команде, возглавляемой его женой и старым другом Айрой Магазинером.
К несчастью для сторонников реформ, Магазинер и миссис Клинтон окутали свою деятельность тайной. Они практически игнорировали Конгресс, включая умеренных республиканцев, а также Министерство здравоохранения и социальных служб, где в противном случае подобное предложение могло бы получить поддержку. Вместо этого они прислушивались к мнению множества ученых и других «экспертов», иногда на собраниях по 100 и более человек, которые спорили до самой ночи. Когда в сентябре в результате этого трудоемкого процесса был наконец разработан план, он оказался до невозможности громоздким — 1342 страницы.[829] Либералы были расстроены тем, что Клинтон, возможно, опасаясь политических последствий в 1996 году, если он призовет к повышению налогов для поддержки плана, финансируемого государством, не рекомендовал «единую систему», подобную той, что существует в Канаде. Скорее, план требовал, чтобы большинство работодателей оплачивали 80 процентов медицинских услуг своих работников. Ключевым элементом этой системы должны были стать региональные страховые альянсы, которые должны были способствовать «управляемой конкуренции» между частными медицинскими страховщиками, снижая тем самым страховые взносы. Правительство должно было платить за незастрахованных, обеспечивая всеобщий охват.[830]
Большинство либералов согласились с тем, что план, хотя и сложный, обещал уменьшить экономическое неравенство в Соединенных Штатах. Некоторые крупные работодатели также поддержали его, надеясь, что он позволит снизить стоимость медицинских услуг для их работников. Однако с самого начала предложение столкнулось с резкой оппозицией со стороны заинтересованных групп, в частности, мелких страховщиков, опасавшихся, что крупные компании вытеснят их из игры, и многих мелких работодателей, которых коробило, что им придётся оплачивать 80 процентов медицинских страховых взносов своих работников. Возбужденные, они потратили миллионы долларов на телевизионную рекламу, осуждающую этот план. На Капитолийском холме Гингрич поднял свои силы на борьбу с этим планом. По его словам, Клинтоны «идут против всего хода западной истории. Я имею в виду, что централизованные, командные бюрократии умирают. Это конец той эпохи, а не её начало».[831]
Такие противники серьёзно подорвали шансы на реформу, как и Клинтон, когда он отказался рассматривать компромиссные варианты, которые позволили бы добиться меньшего, чем всеобщий охват. В 1994 году, когда комитеты Конгресса начали рассматривать его планы, противоборствующие группы интересов эффективно мобилизовались. Как и предупреждал Мойнихан, к планам Клинтона охладели не только «эгоистичные группы интересов»: Большинство американцев (тех, у кого есть медицинская страховка), казалось, были довольны своей системой платных услуг и не оказывали особого давления на создание новой и сложной системы. Так что самая амбициозная мечта Клинтона даже не дошла до голосования в демократическом Конгрессе. Окончательно она рухнула в августе 1994 года. Потерпев поражение, президент был вынужден отказаться от этой идеи, оставив миллионы американцев без страховки и миллионы людей, ещё больше зависящих от желания или способности работодателей обеспечить их.