До октября 1993 года ни один кризис не заставлял Клинтона уделять большое внимание международным делам. Однако то, что произошло в Сомали, заставило его действовать и имело долгосрочные последствия для внешней политики Соединенных Штатов. Около 440 элитных американских войск в этой нищей, политически хаотичной стране, направленных самим Клинтоном в августе, стремились захватить влиятельного военачальника — одного из многих в Сомали, — который в июне убил и изувечил двадцать четыре пакистанских миротворца ООН. В октябре повстанцам с помощью ручных гранатометов удалось сбить два вертолета Black Hawk с американскими солдатами. В ходе ожесточенных боев, которые продолжались семнадцать часов, сомалийцы убили восемнадцать и ранили восемьдесят четыре американца, все они были сбиты в столице Могадишо.[849]
Американцы в конечном итоге «выиграли» это сражение, убив сотни сомалийцев, в том числе множество мирных жителей, и ранив ещё сотни. Тем временем телезрители в Соединенных Штатах и других странах пришли в ужас от кадров, на которых было видно, как ликующие сомалийцы тащат по улицам Могадишо мертвого американского солдата. Многие возмущенные американцы, в которых ожили мучительные воспоминания о Вьетнаме, потребовали объяснить, что Соединенные Штаты делают в таком забытом Богом месте, как Сомали, и почему Клинтон позволил «ползучей миссии» поставить под угрозу жизни американцев. Другие критики осуждали администрацию за то, что она, по всей видимости, не смогла обеспечить достаточное военное прикрытие для войск.
Клинтон, яростно обличая помощников в невнимании к Сомали, прислал подкрепление, но при этом объявил, что американские войска в конечном итоге будут выведены. Министр обороны Аспин, который в конце сентября отказался предоставить бронетанковое подкрепление, был обвинен в американских потерях и заменен. Когда в марте 1994 года сомалийские группировки подписали шаткое мирное соглашение, президент с явным облегчением вывел из страны американские боевые силы. Миротворцы ООН, включая некоторых американцев, остались. Но в Сомали продолжала царить анархия, и образы мертвого американского солдата, которого тащат по улицам, оставались сильными, способствуя развитию в Соединенных Штатах того, что некоторые наблюдатели назвали новым синдромом — «Вьетмалии». Яркий фильм «Чёрный ястреб» (Black Hawk Down, 2001) впоследствии воскресил эти ужасные воспоминания.[850]
Спустя всего десять дней после кровопролития в Могадишо события на Гаити, казалось, ещё больше унизили самую могущественную страну мира. Около 100 вооруженных и разъяренных гаитян с криками «Сомали, Сомали» заблокировали высадку в Порт-о-Пренсе 200 американских солдат, которые были направлены для обучения гаитянской полиции в рамках миссии «государственного строительства». Ожидалось, что эти усилия позволят вернуть на пост президента законно избранного Жана-Бертрана Аристида, священника-радикала, который был изгнан в результате переворота в 1991 году. Корабль, перевозивший солдат, «Харлан Каунти», был вынужден отвернуть от берега, что заставило президента разразиться очередной тирадой в адрес своих помощников. Как он признал, это событие обнажило очевидный факт: у него не было запасного плана, чтобы справиться с сопротивлением.
Дефолты Могадишо и Порт-о-Пренса, как их видели многие американцы, явно нервировали Клинтона и его советников, которые надеялись продвигать порядок и демократию за рубежом, но при этом сильно опасались подвергать опасности жизни американских солдат. Почти завораживающая сила воспоминаний о Могадишо стала особенно очевидной во время одного из величайших ужасов современности: геноцида в Руанде, разразившегося в апреле 1994 года и продолжавшегося 100 дней. Когда жестокие, зачастую рукопашные схватки и резня с участием хуту и тутси наконец утихли, погибло не менее 800 000 человек, большинство из которых были тутси и умеренные хуту, зарубленные экстремистски настроенными хуту с мачете. Тутси, составляющие меньшинство в Руанде, потеряли, по оценкам, 70% своего народа. (Позже, установив в стране деспотическое правительство, они отомстили, убив несметные тысячи хуту как в Руанде, так и в соседнем Конго).[851] Что должны были сделать ООН или Соединенные Штаты, чтобы предотвратить или существенно ограничить эту бойню, в 1994 году было неясно. Что Америка сделала после того, как в апреле были убиты десять миротворцев ООН, так это взяла на себя инициативу по отказу от западного вмешательства и призвала к выводу миротворцев из Руанды, тем самым дав убийцам карт-бланш. У Соединенных Штатов, как и у других западных стран, не было важных экономических или стратегических интересов в Руанде, и они не проявляли особого желания защищать чернокожее население региона. Когда большинство миротворцев ООН покинули Руанду, Америка стояла в стороне, наблюдая за тем, как нарастает кровавая бойня.
В течение первых двух лет пребывания Клинтона на посту президента у него, казалось, не было хороших ответов на вопрос о том, как успокоить усиливающуюся дикость, которая уничтожала братоубийственных соперников — хорватов, сербов и мусульман — в Хорватии и Боснии.
С апреля 1992 года по октябрь 1995 года в этих регионах было убито более 200 000 человек, большинство из которых составляли мусульмане, уничтоженные боснийскими сербами, которых изначально подстрекал националистический лидер Сербии Слободан Милошевич.[852] Большинство погибших были гражданскими лицами, убитыми в ходе хирургических операций по «этнической чистке», в ходе которых были изнасилованы тысячи женщин и массы людей изгнаны из своих домов. Во время предвыборной кампании 1992 года Клинтон критиковал Буша за то, что тот оставался в стороне, когда происходила такая бойня, но и он воздержался от смелых шагов, которые могли бы привести к гибели американских солдат. Сохраняя эмбарго на поставки оружия, которое продолжало наносить ущерб недостаточно оснащенным мусульманам, ни США, ни НАТО не вмешивались. Около 6000 перегруженных миротворцев ООН, размещенных в Боснии с ноября 1992 года, оказались фактически заложниками кровожадных соперников на местах.[853]
В конце 1994 года Клинтон несколько ужесточил позицию Америки в отношении проблемных точек мира. В сентябре, пригрозив вооруженным вторжением на Гаити, он добился восстановления власти Аристида и направил войска для обучения местного полицейского констебля. В октябре он заключил «согласованные рамки» с Северной Кореей, лидеры которой пообещали заморозить ядерную программу страны и открыть свои границы для международной инспекции. Взамен Соединенные Штаты обязались поставлять в Северную Корею, где, как считалось, миллионы людей голодают, продовольствие, медикаменты и тяжелый мазут. Но американцы все ещё не проявляли особого энтузиазма в отношении долгосрочного государственного строительства на Гаити, откуда Клинтон вывел американские войска в течение двух лет. Затем Аристид призвал полицию в свою личную армию. Насилие и политическая коррупция вскоре вернулись в страну, где царили беспорядки.[854] События в Северной Корее были не менее обескураживающими. Критики Клинтона утверждали, что скрытное северокорейское правительство, обманув Соединенные Штаты, откажется от своего соглашения.[855]
Учитывая эти разочарования, неудивительно, что Клинтон сетовал на вторжение внешней политики в его планы внутренних реформ. Отчасти в этом был виноват он сам, поскольку в 1993–94 годах он уделял относительно мало времени международным вопросам. Кроме того, Аспин оказался неспособным разрабатывать оборонную политику. Президент особенно не уделял внимания вопросам разведки, практически игнорируя своего шефа ЦРУ Джеймса Вулси. Когда в 1993 году невменяемый пилот врезался на самолете в Белый дом, ходила шутка, что этим пилотом был Вулси, отчаянно пытавшийся привлечь внимание Клинтона.[856]
В ретроспективе становится очевидным, что ни у кого из западных лидеров в то время не было уверенных решений, как справиться с незнакомой международной обстановкой, которая так быстро пришла на смену биполярному миру времен холодной войны. Не было очевидных ответов — только трудный выбор. Должен ли был Клинтон направить американские войска в Сомали в 1993 году или оставить их там после битвы за Могадишо? Должен ли он был быстрее или решительнее вмешаться в ситуацию на Гаити? Мог ли он найти способ сдержать удаленных и явно фанатичных лидеров Северной Кореи? Вовремя мобилизовать Запад, чтобы остановить геноцид в Руанде? Послать американские войска, чтобы остановить этнические чистки на Балканах? Рассматривая эти проблемы, Клинтон прекрасно понимал, что опросы, проведенные в 1993–94 годах, показали, что американский народ с опаской относится к подобным шагам.
Тем не менее, немногие американцы в конце 1994 года давали Клинтону высокие оценки за внешнюю политику. Как в работе с международной ареной, так и в проведении реформы здравоохранения он все ещё чувствовал себя в своей тарелке.
КЛИНТОН ПОСТОЯННО УЧИТЫВАЛ политические соображения и в 1993–94 годах редко переставал думать о предстоящих внеочередных выборах или о своей собственной кампании по переизбранию в 1996 году. Особенно беспокоясь о силе консервативных избирателей, в середине и конце 1994 года он стремился дистанцироваться от либералов в Демократической партии. Так, он поддержал законопроект о социальном обеспечении, который должен был сократить срок пребывания людей в списках нуждающихся. Как и ожидал Клинтон, законопроект, который он представил в конце сессии Конгресса, не прошел, но он дал понять консервативным избирателям, что все ещё думает о реформе социального обеспечения. В сентябре 1994 года ему удалось добиться большего успеха в Конгрессе, когда он добился принятия законопроекта о борьбе с преступностью на сумму 30 миллиардов долларов. Украв у консерваторов гром, закон выделил деньги на 100 000 новых полицейских в общинах по всей стране и на строительство тюрем. Он также предусматривал наказание за федеральные преступления по принципу «три удара — и ты вне игры».