[876] Однако Гринспен не захотел втыкать булавку в пузырь, и цены на акции продолжали сильно расти до начала 2000 года. К тому времени восторженные наблюдатели заявляли, что Соединенные Штаты стали «нацией акционеров». Бум на рынке акций, ставший частью более масштабного роста благосостояния в конце 1990-х годов, во многом способствовал тому, что американцы — и без того хорошо себя чувствовавшие после окончания холодной войны — ощутили триумфальное, но иллюзорное чувство собственного превосходства.[877]
Большинство экономистов сошлись во мнении, что неравенство доходов, измеряемое долей национального дохода, приходящегося на различные уровни пирамиды доходов, не только продолжает расти в Соединенных Штатах, но и является более резким, чем в других индустриальных странах. Доля совокупного дохода, приходящаяся на одну пятую часть беднейших американских домохозяйств, сократилась с 4,4 процента от общего дохода в 1975 году до 3,7 процента в 1995 году, то есть почти на одну шестую часть. Доля богатейшей пятой части населения за те же годы увеличилась с 43,2 до 48,7 процента, то есть более чем на 12 процентов. В 1999 году Налоговое управление сообщило, что 205 000 американских домохозяйств имеют доход более 1 миллиона долларов.[878] Очень богатые люди, включая многих руководителей компаний, получали беспрецедентные по своим масштабам зарплаты, привилегии и комфорт. К 1998 году средний доход 13 000 самых богатых семей в США в 300 раз превышал доход средних семей. Эти семьи зарабатывали столько же, сколько 20 миллионов самых бедных семей.[879]
Вопрос о том, почему это неравенство продолжает расти, остается спорным. Некоторые авторы подчеркивали, что топ-менеджеры корпораций стали более жадными и менее патерналистскими и что в этом виновато снижение налогов в пользу очень богатых.[880] Другие подчеркивали, что расовая дискриминация все ещё играет ключевую роль, и что семьи, возглавляемые женщинами, в которых непропорционально много афроамериканцев, и неуклонно растущее число относительно бедных иммигрантов утяжеляют нижнюю часть пирамиды доходов. Рост иммиграции, безусловно, был важным источником растущего неравенства. Практически все аналитики сходились во мнении, что ещё одной важной причиной неравенства является отсутствие роста относительно высокооплачиваемой занятости в обрабатывающей промышленности и постоянный рост числа низкооплачиваемых рабочих мест в сфере услуг. Многие из этих вакансий были заняты по необходимости женщинами, недавними иммигрантами и другими людьми с низким уровнем образования и квалификации.
Все эти факторы способствовали усилению экономического неравенства. Этому способствовали и действия некоторых крупных корпораций. Раздутое чувство денежного превосходства, выражаемое многими руководителями корпораций — «мы получили большую прибыль для компании, и мы заслуживаем большого вознаграждения», — настаивали они, — особенно грубо и в увеличенном виде продемонстрировало менталитет превосходства, присущий большей части культуры в целом.[881] Некоторые крупные корпорации, стремясь уменьшить огромные обязательства, начали сокращать или прекращать давно обещанные пенсионные и медицинские планы с установленными выплатами. Многие работодатели продолжали занимать жесткую позицию по отношению к профсоюзам, потеря членов которых сильно подорвала переговорную силу организованного труда.[882] Эффективно лоббируя в Вашингтоне и столицах штатов, представители крупного бизнеса, в том числе титаны агробизнеса, требовали — и часто получали — от законодателей щедрые субсидии, защиту и налоговые льготы. Не без оснований либералы (и другие) пришли к выводу, что жесткий подход многих лидеров американского бизнеса в 1990-х годах, основанный на принципе «собачьей еды», породил новую, зачастую более жестокую «корпоративную культуру».
Тенденции в сфере образования ещё больше поставили под угрозу равенство возможностей в Америке. В условиях глобализации и компьютеризации «экономики знаний», распространившихся в 1990-е годы, специализированные знания стали особенно важны в профессиях, науке и деловом мире, однако стоимость обучения и плата за обучение в большинстве колледжей и университетов росли гораздо быстрее, чем зарплаты. Хотя несколько богатых частных университетов смогли предложить студентам значительную финансовую помощь, лишь немногие могли позволить себе создать программы приёма «без учета потребностей» или выделить крупные суммы, необходимые для поддержки аспирантов. Сыновья и дочери состоятельных родителей, имея возможность посещать дорогие частные школы и элитные университеты, получали все более завидное преимущество перед своими экономически менее удачливыми конкурентами. К 2000 году многие критики, в том числе президенты университетов, опасались, что формируется образовательная элита разных поколений, которая в будущем опасно расширит власть классовых привилегий в Соединенных Штатах.
НЕСМОТРЯ НА ВОЗМОЖНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ этих тревожных долгосрочных тенденций, большинство американцев среднего класса в середине и конце 1990-х годов, похоже, не испытывали особых опасений. Как и раньше, их не слишком беспокоило неравенство: Как и в большинстве случаев в истории Соединенных Штатов, классовое недовольство оставалось относительно приглушенным. Вместо этого большинство людей сосредоточились на своём собственном положении, а также на положении своих друзей и семей. При этом у них были причины быть довольными многими событиями того времени. Взять, к примеру, экологию. Серьёзные проблемы, конечно, сохранялись. Всплеск иммиграции, который, как никакое другое событие, привел к росту населения Америки (с 203,3 миллиона в 1970 году до 281,4 миллиона в 2000 году, или на 38 процентов), продолжал тревожить ряд защитников окружающей среды, которые сетовали на воздействие роста населения на ресурсы и на качество американской жизни.[883] Отчасти благодаря росту населения, битвы за доступ к воде и земле по-прежнему вызывали ожесточенные споры на Западе. Борьба за коммерческую и жилую застройку поляризует общины по всей стране. Большинство ученых согласились с тем, что глобальное потепление создает серьёзные проблемы. Химические стоки от сельскохозяйственных удобрений и пестицидов загрязняют ряд озер, рек и заливов, таких как Чесапикский залив.[884] Сотни токсичных мест ещё предстоит очистить. Миллионы американцев жили в районах, где копоть и смог угрожали стандартам воздуха, установленным Агентством по охране окружающей среды.[885]
Однако во многих отношениях экологическое движение, вырвавшееся вперёд в 1970-х годах, к 1990-м превратилось в мейнстрим.[886] К тому времени давление активистов, в том числе «экофеминисток», привело к росту осведомленности общественности об опасностях, связанных с токсичными химикатами и отравлением свинцом. Другие активисты остановили выдачу разрешений на строительство экологически опасных плотин.[887] Переработка отходов стала нормой в большинстве сообществ. За период с 1970 по 2000 год количество кислотных дождей сократилось наполовину.[888] Развитие высокоурожайного сельского хозяйства привело к восстановлению лесов на значительной части некогда возделываемых земель. Хотя стоки сельскохозяйственных химикатов наносили вред, ужесточение контроля за сбросом сточных вод и промышленных отходов позволило восстановить многие ручьи и озера, включая озеро Эри, загрязнение которого было почти катастрофическим.
Ограничение выбросов от автомобилей и дымовых труб помогло очистить воздух. Несмотря на рост населения и удвоение пробега автомобилей в период с 1970 по 2000 год, за эти тридцать лет количество смога сократилось на треть. Распространение энергоэффективных бытовых приборов, значительное с 1970-х годов, замедлило рост потребления электроэнергии. Не считая внедорожников, большинство автомобилей стали более экономичными по сравнению с 1970-ми годами. Благодаря подобным улучшениям, а также снижению цен на нефть, стоимость энергии, достигшая 13 процентов ВВП во время нефтяного кризиса 1979 года, снизилась до 6–7 процентов в период с 1995 по 1999 год.[889] Потребление энергии на душу населения в Америке, хотя и росло с середины 1980-х годов, увеличивалось более постепенно, чем численность населения или экономический объем производства на душу населения. Очень плохие старые времена 1970-х годов, когда чрезвычайно расточительное использование энергии способствовало возникновению национальных кризисов, к 2000 году, похоже, закончились.[890]
В других отношениях качество жизни в конце 1990-х годов для большинства людей было лучше, чем в 1970-х и 1980-х. Одно из таких изменений связано с питанием. Хотя массовое потребление нездоровой пищи (и малоподвижный образ жизни, связанный с ездой в машинах и просмотром телевизора) способствовало росту ожирения, большинство американцев также получили значительно больший выбор в выборе того, что и где есть.[891] В супермаркетах, а также в городских и пригородных ресторанах, которых в конце 1990-х годов стало очень много, стало доступным широкое разнообразие свежих, местных и сезонных продуктов, а также этнических и органических продуктов. Телевизионные повара — Джулия Чайлд была пионером в этой области — завоевывали все большую аудиторию. Состоятельные посетители ресторанов в крупных городах, таких как Нью-Йорк, могли отведать всевозможные фантазийные закуски, салаты, блюда и десерты. Потребление изысканных вин выросло до огромных размеров. Больше нельзя было пренебрежительно сказать, как это часто бывало, что большинство американцев придерживаются безвкусной и лишённой воображения гастрономической культуры запеканок, индейки с начинкой и (для тех, кто мог себе это позволить) воскресных ужинов с ростбифом, картофелем и яблочным пирогом.