Хотя адвокаты Клинтона боролись с этими расследованиями на каждом шагу, им не удалось их отменить. В мае 1997 года Верховный суд единогласно отклонил утверждение Клинтона о том, что Конституция защищает его от гражданских исков, подобных тому, который инициировал Джонс, пока он находится в должности. Он постановил, что дело должно быть продолжено.[981] Многие правовые аналитики критиковали это решение, утверждая, что оно подвергает всех будущих руководителей страны риску столкнуться с трудоемкими и потенциально необоснованными судебными разбирательствами по обвинению в неправомерных действиях, которые могли иметь место до вступления президента в должность. Тем не менее решение суда осталось в силе, заставив Клинтона и целую батарею дорогостоящих юристов разбираться с иском впоследствии.[982]
Тем не менее ни Старр, ни адвокаты, помогавшие Джонсу, не узнали ничего нового о связи Клинтона с Левински до осени 1997 года. В этот момент Линда Трипп, коллега Левински по работе в Пентагоне, стала одним из главных действующих лиц в драме, которая вскоре должна была развернуться. Трипп, которой было почти пятьдесят лет, когда она встретила Левински в 1996 году, питала множество обид, особенно на Клинтона и его помощников, которые ранее сместили её с должности секретаря в Белом доме и отправили в Пентагон. Когда она столкнулась с Левински, коллегой по изгнанию в Пентагоне, она поняла, что её молодая коллега была влюблена в Клинтона. Притворившись, что подружилась с ней, она узнала, что у Левински были сексуальные отношения с президентом.
Начиная с сентября 1997 года Трипп тайно записал несколько разговоров, в которых Левински рассказывала интимные подробности своих похождений. Затем Трипп начал делиться записями с юридической командой Полы Джонс, которая искала доказательства внебрачных связей, в которые мог вступать Клинтон на протяжении многих лет. Когда в январе 1998 года Левински дала показания под присягой по делу Джонс, Старр (который общался с адвокатами Джонс до того, как стал независимым адвокатом, и внимательно следил за развитием событий в этом деле) увидел шанс расширить своё расследование.
Эта сложная цепь обстоятельств и личных связей указывала на несколько фактов. Во-первых, Левински, как и многие люди, имеющие романы, не умела хранить секреты. Во-вторых, Трипп был другом из ада. Вооружившись явно порочащей информацией от Триппа, Старр обратился к генеральному прокурору Джанет Рино с просьбой расширить круг расследований, проводимых его офисом. В частности, он надеялся доказать, что Клинтон участвовал в заговоре с целью воспрепятствовать правосудию, устроив Левински на новую работу в Нью-Йорке и побудив её лжесвидетельствовать под присягой по делу Джонса, а также что он нарушил федеральный закон в общении со свидетелями, потенциальными свидетелями или другими лицами, имеющими отношение к этому делу.
Рино, столкнувшись с подобным развитием событий, рекомендовала федеральной комиссии из трех судей, уполномоченной контролировать деятельность независимых адвокатов, дать Старру полномочия расширить расследование, и комиссия быстро их предоставила. Для Старра, который не смог собрать доказательства, уличающие президента в неправомерных действиях, связанных со сделками в Уайтуотере, эти полномочия были просто замечательными. Это было ключевое решение, которое позволило ему копать все глубже и глубже, что привело к одной поразительной истории за другой — и в конечном итоге к импичменту президента.[983]
В это же время через интернет-ресурс Drudge Report просочилась информация о том, что Клинтон состоял в постоянных сексуальных отношениях со стажеркой Белого дома. На следующий день «Репорт» обновил информацию, назвав имя Левински. Газеты, не доверяя источнику, поначалу не хотели печатать столь сенсационную историю, но факты, похоже, подтвердились. Когда 21 января газета Washington Post опубликовала информацию из Drudge Report, её откровения потрясли всю страну. В течение следующих тринадцати месяцев «Моникагейт» то и дело доминировал на первых полосах газет.[984]
Клинтон, который был стойким бойцом, отказался сдаваться. Когда появилась статья в Post, он связался с Диком Моррисом, который согласился провести мгновенный опрос, чтобы выяснить, как американцы могут отреагировать на поведение Клинтона. Когда поздно вечером они снова разговаривали, Моррис сказал, что американский народ готов терпеть президентские интрижки, но не лжесвидетельство или препятствование правосудию. Он также посоветовал президенту не делать публичных признаний. Избиратели, по его словам, «просто не готовы к этому». «Что ж, — ответил Клинтон, — тогда нам придётся просто победить».[985]
Следуя этой смелой стратегии, Клинтон в первые несколько дней после появления новостей отрицал все — перед своей женой, членами кабинета, друзьями, помощниками и интервьюерами. 26 января в присутствии жены и членов кабинета министров в комнате Рузвельта Белого дома он предстал перед батареей телекамер и решительно заявил о своей невиновности. С силой ткнув пальцем в сторону камер, он воскликнул: «Я хочу сказать американскому народу одну вещь. Я хочу, чтобы вы выслушали меня. Я повторю это ещё раз. Я не [здесь он погрозил пальцем вниз] имел сексуальных отношений с этой женщиной, г-жой Левински. Я никогда не говорил никому лгать, ни разу, никогда. Эти обвинения ложны [здесь он делает более энергичный жест], и я должен вернуться к работе на благо американского народа».[986]
Его жена Хиллари, приняв заявление мужа, на следующий день решительно поддержала его, заявив широкой телевизионной аудитории, смотревшей шоу Today, что его администрация стала жертвой «обширного правого заговора». Обличая Старра, она добавила: «Мы получили политически мотивированного прокурора, который… буквально четыре года изучал каждый наш телефонный… звонок, каждый выписанный чек, выискивал компромат, запугивал свидетелей, делал все возможное, чтобы попытаться выдвинуть какое-нибудь обвинение против моего мужа… Это не просто один человек, это целая операция».[987]
Выстроив такую защиту, президент ничего не говорил на публике по этому поводу в течение следующих семи месяцев, и за это время он шесть раз отклонял приглашения федерального большого жюри дать показания о своих действиях. Именно в эти месяцы Старр, за которым охотно следили телевизионщики, стал весьма заметной фигурой. Старр был всего на четыре недели старше президента, но вырос он в Восточном Техасе, недалеко от границы с Оклахомой, где родился Билл Клинтон. Его отец был парикмахером и священником консервативной церкви Христа. Сначала Старр учился в колледже Хардинга в Сирси, штат Арканзас, который был связан с его церковью. Летом он продавал Библии от двери к двери. Религиозно ориентированное консервативное воспитание Старра резко контрастировало с воспитанием Клинтона, молодого человека 1960-х годов, который в то же время вел гораздо более авантюрную социальную жизнь.[988]
Как и Клинтон, Старр оставил свои географические корни и устремился на Восток, переведясь из колледжа Хардинга через полтора года, чтобы завершить своё образование в Университете Джорджа Вашингтона. Затем он получил степень магистра истории в Университете Брауна и окончил юридическую школу Дьюка. Он быстро поднялся в мире юриспруденции: работал клерком у председателя Верховного суда Уоррена Бёргера, был судьей в престижном федеральном апелляционном суде округа Колумбия, а затем стал генеральным солиситором в администрации Буша. Политические инсайдеры предсказывали, что когда-нибудь он займет место в Верховном суде. Консервативный республиканец, он методично работал с тех пор, как в 1994 году взял на себя задачу расследования дела об Уайтуотере, и охотно искал доказательства правонарушений, которые могли бы уличить президента.
Поговорив с адвокатами Джонса в 1994 году, Старр был уверен, что Клинтон прелюбодействует, и пленки, записанные Триппом, казались ему почти небесами. Будучи человеком воцерковленным и гордившимся своей моральной чистотой, он находил подробности интрижки Клинтона отталкивающими. Последующие показания различных друзей Левински, которым она также призналась в своих отношениях, ещё больше укрепили Старра в решимости расширить расследование в надежде, что он сможет уличить президента в лжесвидетельстве и препятствовании правосудию. Тем летом он предоставил Левински иммунитет от судебного преследования (в том числе за лжесвидетельство, данное под присягой по делу Джонса), после чего она рассказала федеральному большому жюри о своих сексуальных похождениях с президентом. Она также предъявила испачканное спермой темно-синее платье, которое, по её словам, было на ней во время свидания с президентом. В августе анализ ДНК, проведенный по требованию президента, показал, что сперма принадлежала Клинтону.
Когда улик против него накопилось все больше, Клинтон сам дал показания под присягой помощникам Старра на четырехчасовом допросе в Белом доме 17 августа — и по телевидению предстал перед федеральным большим жюри. Он признал, что вступил в «неподобающие» отношения с Левински, которые включали «интимный контакт», но отрицал, что прямо солгал о своём поведении в своих показаниях по делу Джонса, и отказался отвечать на ряд вопросов. В тот вечер он защищался перед американским народом по телевидению. В четырехминутном обращении он, наконец, признал: «У меня действительно были отношения с г-жой Левински, которые не были уместны… Это был критический промах в суждениях и личный провал с мое