Беспокоящий огонь — страница 25 из 42

oza Nostra.

Не был удивлён, когда из динамиков раздался Муцураев – чеченский бард. В 90-е он пел на русском, но воевал на стороне чеченских боевиков. Несмотря на это обстоятельство, многие российские солдаты любили его слушать и тогда, и сейчас. И я тоже вместе с ними.

Приехали в населённый пункт Нигдеевка. Зашли в расположение «музыкантов». Располагаются «вагнера» по подвалам – тут никакого секрета не выдам, в прифронтовой зоне обстрелы не редкость, и приходится зарываться поглубже в землю. Подвальные помещения обжитые, тёплые. Входы в комнату занавешены шерстяными одеялами. Проведён интернет. Поставлены экраны для наблюдения боя в реальном режиме. Ведутся переговоры по рации. В детстве мы, мальчики из далёкой северной провинции, убегали из дома и проводили время в подвалах хрущёвок. Мы проводили свет, приносили туда свечи, старые кресла, кирпичи, доски, чтобы сложить стол и играть в карты, например. Даже устанавливали растяжки из консервных банок, чтобы «враги» с чужого двора не смогли бесшумно пробраться в наш штаб. И вот такой оборудованный подвал, как у «вагнеров», был нашей мечтой, мечтой детства. Мечты сбываются. Теперь я нахожусь в таком подвале.

В коридоре на кресле растёкся кот. Он уже давно не кiт и спокойно спит в тепле. Вдоль коридора оборудовано несколько лежаков. Один из спящих парней закутан в тёмное одеяло, видна одна голова, и на его спокойное, юное и безмятежное лицо падает луч света.

Мы отметились в штабе, на улице облачились в броню и поехали уже на другой машине, без музыки. Но у меня до сих пор играло шарманкой в голове:

О-о-о-о-о, ты слышишь эхо вечности?

О-о-о-о-о…

Вернувшись, надо будет найти эту песню.

Соледар. В какой освобождённый город в зоне СВО ни заедешь, попадаешь в Сталинград. На въезде покалеченные шквальным огнём деревья обрубками ветвей впились в молочный воздух. У дорог вскрытые консервные банки сожжённых автомобилей. Сначала появились разрушенные двухэтажные дома, потом разрушенные и сожжённые пятиэтажки, все в копоти, дырах и пробоинах. Меня, конечно, такими видами уже не удивишь, но привыкнуть к ним трудно. Или невозможно.

Соледар не смогли взять с ходу во время нашего летнего наступления. Шестому казачьему полку НМ ЛНР удалось только зацепиться за завод KNUFF на южных окраинах города. И уже не было сил и средств брать. Долгое время вэсэушники чувствовали себя довольно вольготно в Соледаре. Летом они рыли окопы, загорали, купались на водоотстойниках. Даже беспилотников не боялись – ребята шестого казачьего показывали нам, как боевик ВСУ нагло скалится в камеру «мавика».

Жив ли этот наглец сейчас? Ситуация резко поменялась, после того как произошла ротация русских войск. Полтора месяц назад под Соледар перебросили «вагнеров», а «казаки» ушли на Кременную. «Вагнера», резко накопив силы, быстро и неожиданно ударили под Соледаром, проломив фронт. «Музыканты», сдерживаемые под Бахмутом, неожиданно нашли слабое место в обороне вэсэушников на этом направлении. И теперь они продвигаются к Бахмуту с запада, со стороны Соледара. Благодатное – это первое село на западе за городом, которое взяли «вагнера».

Гражданских в городе не наблюдается. Улицы немноголюдны, по улицам ходят вагнеровцы – новые жители Соледара. У дорог стоят танки. Наши, русские танки. Мы заехали в один из дворов, во дворе покорёженная детская площадка. Припарковались.

Спустились ещё в один подвал. Там старший определил мне группу сопровождения. Моими собеседниками и сопровождающими в экскурсии назначены Акцепт и Ворон – я намеренно изменил позывные «музыкантов», так как даже их позывные называть нельзя.


► Благодатное взято «музыкантами»


Акцепту на вид около тридцати лет, но уже лысоват, живой такой парень, рассудительный. У Ворона боцманская борода. Брови чёрные, густые, взгляд жгучий. На голове чёрная бейсболка, на руках красные перчатки – жутковато выглядит: как будто кисти рук в крови.

Я пересел к ним в машину, и мы поехали.

– …Тут только ЧВК «Вагнер» работает, одни только мы, никого больше нет… – разговор начался уже в машине. Акцепт акцентирует, что победа в Соледаре принадлежит только «музыкантам» и никому больше. «Вагнера одни заходили в Соледар, «вагнера» сами прошли Соледар насквозь и «вагнера» пошли дальше. Никаких других подразделений здесь не было. У «вагнеров», по слухам, тёрки с Минобороны, те в своих сводках чуть ли не принципиально «вагнеров» не упоминают. Несправедливо.

– … У нас всё своё. Своя авиация, техника. Когда надо, мы их вызываем, они работают.

– То есть вы в гости со своим самоваром пришли?

– Да, точно! Получается, что так.

Мы подъехали к разрушенному мосту на окраине города, остановились и вышли из машины.

– Вот, противник мосты взрывает, но мы всё равно идём вперёд. ЧВК «Вагнер» наводит понтоны, строит мосты. ЧВК «Вагнер» всё своими силами делает.

Уже стало понятно, что ЧВК «Вагнер» – лучшее средство от всех бед и решение любых проблем. Во всяком случае, «ключи» к Попасной и Соледару они подобрали. Сейчас подбирают к Бахмуту.

У разрушенного моста к нам присоединился небольшой отряд «лучших в аду».

– Шли мы здесь ночью… – стал рассказывать Акцепт, когда мы начали движение.

Согласно мерам безопасности, мы растянулись цепочкой, чтоб случайно или неслучайно прилетевшая мина не убила всех.

– Противник сражался достойно, очень достойно. Ничего плохого сказать о противнике не можем. Нам приходилось даже потягаться в некоторых моментах. Противник кинул все силы. На тот момент было очень много техники противника, и самих его бойцов тоже было очень много. Но… война, ничего не поделаешь. – Акцепт как будто с сожалением хлопнул рукой по ноге. – Нам поставили задачу – мы её выполняем. ЧВК «Вагнер» идёт вперёд.

Я обратил внимание, что у Акцепта не «калашников», а трофейный, американский автомат. На рожке нарисован характерный череп – такие рисунки используют украинские неонацисты. Трофейное оружие подтверждало слова Акцепта, что противник сражался хоть и достойно, но нерезультативно. Прошлого хозяина автомата, очевидно, позвала Вальгалла.

Неожиданно из-за поворота, тарахча, на нас выехал мотоблок с прицепом. В прицепе сидели бойцы, и они радостно замахали нам руками.

– Вот, бойцы передвигаются кто во что горазд. Но многие жители, дождавшиеся нас, добровольно и с радостью отдавали нам машины, – Акцепт сделал акцент на слове «добровольно». – Многие писали расписки: «Я, такой-то такой-то, отдаю в распоряжение ЧВК «Вагнер» свой автомобиль.

Следующий попавшийся на пути транспорт выглядел также необычно. Заклинивший капот у автомобиля был поднят наверх и полностью перекрывал обзор водителю, поэтому тот рулил, высунувшись сбоку из машины в окно.

Вообще, использование гражданских машин в зоне боевых действий – вопрос деликатный, и часто используется вражеской пропагандой как повод к обвинению в мародёрстве. Но реквизицию ведь в военное время никто не отменял. Не будем лицемерами – на войне всё попавшееся под руку, что помогает выполнить поставленную задачу, берётся и используется. И между реквизицией и мародёрством есть пусть и временами тонкая, но чёткая грань.

Эрнст Юнгер, немецкий писатель-фронтовик, прошедший две мировые войны (правда, он был фронтовиком по другую сторону фронта, что не умаляет его таланта), так определял эту границу. Он писал, что солдат имеет право взять себе даже серебряную ложку, если она ему нужна, но при условии, что рядом не лежит ложка оловянная.

– Вот завод, вот оттуда работали снайпера. Акцепт оговорился, слева от нас, куда он указал, стояла шахта. Мне, шахтёру с пятилетним стажем, невозможно было перепутать её с другим промышленным предприятием из-за наличия на её территории наклонного ствола.

– Тяжело было здесь проходить. Мы находились в низине, они на возвышенности. Видно было, что по нам работали профессионалы. Но командование у нас отличное, оно на ходу продумывало и корректировало планы, ставило задачи. Ну и мы на месте тут ориентировались, смотрели. У нас ведь тоже есть снайпера.

– Вот там смотри, башню видишь? Там пулемётчик сидел, – присоединился к разговору Ворон.

– Да, – подтвердил Акцепт, – там работал… работала снайпер. Девушка. Вообще не давала прохода. Снайпер, пулемётчик и автоматчик – они работают втроём. Работает пулемётчик – и не слышно, что работает снайпер. Это тактика такая. Снайпер девушка была. Хладнокровная такая. В основном старалась стрелять бойцам в пах, не знаю, может, что-то личное у неё. Но бойцы продвигались, шли. Тяжело было. Но, как видите, сейчас мы идём тут спокойно.

Учитывая то, что мой собеседник знал пол снайпера, количество и специализацию человек в огневой группе противника и говорил о них в прошедшем времени, то обоснованно было предположить, что группа была уничтожена.

О-о-о-о, валькирии беспечные…


► Шахта Соледара. Вышка, откуда вёлся снайперский огонь


Женщина-снайпер. Я вспомнил весёлого Фунта – бойца из штурмового батальона «Сомали»; тот как-то по приколу на камеру передавал привет украинской снайперше Линдси. Передавал он привет на тот свет – Линдси сомалийцы ликвидировали в Мариуполе, и её винтовка лежала у Фунта в машине. «Анимешная девочка была», – цинично смеялся Фунт.

– А мирных здесь сколько осталось?

– Мы всех эвакуировали. Эвакуировали, несмотря ни на что, шёл обстрел или не шёл. В первую очередь детей, пожилых. А потом и всех остальных. Вот был случай, эвакуировали мать с тремя детьми, старшей девочке – десять, младшей – пять. Выносили их под огнём, построили «щит» из бойцов. Люди встречали нас со слезами на глазах. У меня у самого слёзы наворачиваются, когда детей видишь. Когда ты понимаешь, что девочка пяти лет всё видит это, слышит. У меня у самого дети. Мне та девочка так в шею сильно вцепилась, когда я её выносил, я думал, задушит. Нет, всё это страшно, конечно.

Конечно… Встречать детей на войне – это страшно для солдата, который каждый день имеет дело со смертью. Помню на блокпосту на выезде из Мариуполя мы одну детскую группу угостили киндер-сюрпризами. Мариуполь тогда шумел канонадой и дымился кострами боёв, которые шли уже ближе к центру. Дети – два мальчика и девочка – скучковались троицей и с самым серьёзным и нахмуренным видом стали разворачивать сладкие подарки. Глядя на эту сцену, плакать хотелось. Сердце щемит, когда понимаешь, что они видели то, что не каждому взрослому под силу пережить. Дети ведь не виноваты, что взрослые вдруг решили друг друга убивать всеми способами.