– Если есть возможность сохранить конечность, то, конечно, мы стараемся её сберечь, чтобы там в больницах на Большой земле уже думали, что делать дальше, – обсуждаем мы с Ильичом специфику его работы, – мы даём шанс. Наше первичное звено самое важное. Не дать умереть, вытянуть, спасти конечность – наша задача. Чем лучше доктор на передке, чем слаженней у него команда, тем больше шансов выжить у парней.
Шансы у Ильича неплохие: из тысяч раненых, поступивших к Ильичу, умерло только только четыре человека.
– Вот только на прошлой неделе тринадцать пневмотораксов было. – Ильич показывает пучок из игл, которыми он протыкал лёгкие. – Это те, которые по законам жанра не должны выживать. А у нас они живут.
Ильича знают не только в Горловке, откуда он родом. Теперь уже и в Донецке знают, в Омске знают, Магадане, Мурманске, Забайкальске, Иркутске и других российских городах – география прошедших через руки Ильича только расширяется.
Работа фронтовых медиков как будто и не видна для широкой публики. Одно дело ты танк подбил, за это медаль можешь получить, а другое – человека от удара танка спас, за это благодарность может быть только от спасённого.
И некоторые, кого Ильич спас, когда встают на ноги, потом приезжают и благодарят его. А многие попадают и по второму разу.
– Они знают: если они приехали живыми, то они и уедут живыми. Славик, покажи последние сувениры.
Славик, медбрат, щуплый мужичок с худым, изрезанным глубокими морщинами лицом, приносит и разворачивает бумажный свёрток. В нём куски железа. Они выглядят как самородки, но это производство рук человека.
– Вот такие штуки убивают людей. А это я недавно из головы достал, – Ильич среди осколков взял пальцами пулю.
Пуля совсем уж кажется маленькой в его руках, чуть ли не с ноготок. Но горе она могла причинить большое.
Наш разговор прервался – «Раненых привезли!»
Во дворе оживление. Подъехала к воротам «буханка», санитары, поддерживая, вводят нескольких бойцов. Стаскивают с них бронежилеты, разгрузки и сажают их под скатом. Чумазые, задымлённые, зачумлённые мужики. Только из боя, с передовой, из дыма войны. У некоторых контузия – самое распространённое ранение на этой войне. Медики обступают каждого, осматривают. Смотрят в уши, в глаза, меряют давление.
Команда у Ильича разнообразная. Есть и молодёжь, есть и «старички»: Ильичу сорок восемь, а его заму Юре, такому же крепкому, как Ильич, мужику – уже пятьдесят семь лет. Кто из Донбасса, кто с Большой земли. Кто служит, как Ильич и Юра, с 14-го, кого прикомандировали совсем недавно. Кто местный, кто с Кавказа. Один православный, другой мусульманин. Помимо медбратьев есть две медсестры. И мобилизованные в команде есть, и самомобилизованные. Добровольцы-госпитальеры.
С ранеными разобрались быстро. Тяжёлых случаев нет, оперативного медицинского вмешательства не требуется. Оформили их и отправили дальше по этапу.
– Не всем, которые ко мне поступают, требуется лечение. Некоторые «косят». Проверяю тут слух у одного после контузии, шепчу ему на расстоянии: «27», а он мне типа: «33». И так несколько раз. Шепчу ему снова: «Съебаться хочешь?», а он мне уже честно – «Да», головой кивает. Я таких понимаю и не сужу. Попасть на войну – такого никому не пожелаешь. Человек, попадая в такие обстоятельства, сам не знает, как себя поведёт. Многие не выдерживают.
– К нам ребята приезжают зачастую просто сильно перепуганные, – рассказывает Юра, – их бывает много, но каждому нужно уделить хоть немного внимания, просто подойти, чуть-чуть поговорить, отвлечь, чтобы вывести из панического состояния. Чтобы уже потом доктор с ним мог нормально работать.
Юра – командир эвакуационного отделения, но у него диплом психолога. И эти знания, полученные в мирной жизни, ему пригодились и на войне.
– А сколько работы будет после. У ребят, которые прошли войну, у многих же головы поехавшие, и надо будет им помогать.
Ильичу привозят не только живых раненых… Но и мёртвых. На улице под деревом настил из деревянных щитов. К дереву прикреплена дощечка с изображением иконы Божьей Матери. Под иконой надпись «За веру, Отечество и други своя! Вечная память, вечный покой». В углу дощечка перевязана ленточкой, только не траурной чёрной, а траурно-золотой, георгиевской – в чёрные полоски смерти вплелись золотые – славы. Букет искусственных гвоздик внизу у дерева также перевязан георгиевским бантом.
Убитых кладут на настилы и отпевают. Отпевает отец Владимир – фронтовой священник.
– Уникальный человек! Уникальнейший! – говорит Ильич. – Он был с нами в Волновахе и везде, в самое такое горячее время.
– Таких бы больше, и войну бы выиграли! – поддерживает Ильича медбрат Слава. – У него поверх рясы броник, на бронике надпись «Священник», в разгрузке вместо патронов – свечи, кадило, иконки, святая вода. Он помогает и раненых, и убитых вытаскивать. Вместе с ребятами на бронетранспортёре на передовую с иконой ездит.
– А мы сейчас его пригласим в гости, он, может, рядом, – Ильич звонит по телефону. Через некоторое время приезжает отец Владимир – высокий священник с бородой и в рясе. И в бронежилете.
– Вот, батюшка, вам флаги и лампадки, – передаёт от гуманитарщиков гостинцы медсестра. – Может, ещё что-то вам нужно?
– Победа, – неожиданно отвечает отец Владимир, – победа нужна.
У отца Владимира свои методы достижения цели, у него своё оружие. Самое весомое – икона Божией Матери. С ней батюшка едет на передовую и благословляет солдат.
– Икона сразу меняет ситуацию на фронте, – утверждает отец Владимир, – сразу фронт двигаться начинает. Солдату смелость даёт. Комбригу – мудрость. Например, когда нужно, подсказывает, что бойцам надо отдохнуть. И комбриг даёт отдых солдатам.
Икона отводит и снаряды от медпункта – отец Владимир обошёл его крёстным ходом три раза. Мы в этом убедились, Ильич показал, как снаряды ложились по кругу. С иконой творятся святые чудеса – она мироточит, когда солдат отпевают, тут, под деревом, на деревянных настилах. Спросите, верю ли в то, что мне рассказывают? Верю. Ведь сказал Христос умершему Лазарю: «Встань и иди!» И Лазарь пошёл.
Если с нами Бог, то с «ними» понятно кто. Война ведётся и на метафизическом фронте. Отец Владимир показывает рукой на небольшую возвышенность вдалеке, где раньше были украинские позиции. После того как позиции были взяты, наши разведчики обнаружили в окопах чёрный коврик с изображением сатанинского козла с пентаграммами и предметы для чёрной мессы. Не верите? Разведчики тоже не поверили своим глазам. Эту историю я знаю, с отцом Владимиром у нас оказались общие знакомые – эти бойцы нам присылали видео. Разведчики – люди простые, далеки от изяществ и излишеств и с таким столкнулись впервые. Они с удивлением рассматривали фигурку повешенного солдата без ноги, подсвечники в виде зелёных костлявых рук, которые держали огарки чёрных свечей, коврик с козлом… Что, это, блядь, за оккультизм?
Они позвали отца Владимира – это по его части. Батюшка место окропил святой водой, а все предметы культа приказал сломать, коврик с Бафометом изрубить и всё сжечь. Сатанинский коврик сжигаться не хотел и долго горел синеватым пламенем.
– Меня потом всего крутило целый день, плохо было, – рассказывает отец Владимир, – целые сутки отлёживался и молился. Потом только полегчало. Чужой, злой дух от них исходит, это даже местные замечают. Мне бабка одна рассказывала: когда они в 2014 году зашли, она сразу почуяла – немцы снова приехали…
В конце светового дня нам довелось увидеть Ильича в деле – подъехала мотолыга, которая привезла уже серьёзного «больного». Завели во двор бойца, лицо небритое, в копоти, чёрные волосы взъерошены. Еле идёт – одна штанина вся в крови. По группе наших ударил укроповский танк, и осколок снаряда рассёк ему ягодицу. Требуется операция.
Быстро сообразили стол, прямо здесь во дворе, на открытом воздухе. Поставили приготовленные козлы, на них положили брезентовые носилки. «Сможешь лечь?» – спросили. Смог, боец забрался на приготовленное ему ложе и лёг на живот.
Ильич посерьёзнел, натянул синие медицинские перчатки, встал, как за станок, перед лежащим. У головы Юра ручки носилок держит, чтоб не тряслись. С другой стороны от раненого Славик лотки и инструменты подносит. Ильич взял ножницы, решительно разрезал у солдата трусы. Ох-хо-хох. Из левой ягодицы чуть ли не клок мяса выдран и сочится кровь густого свекольного цвета. Славик обработал рану, Ильич невозмутимо сунул в кровавую борозду тампон. Взял хирургическую иглу, завёл нить.
И руки хирурга стали делать своё дело. Стежок – стянул, ещё стежок – стянул. Ещё стежок, и ещё, раненый только постанывает на узлах. А Ильич кровавые тампоны из раны под стол кидает и новые в уменьшающуюся на глазах рану вкладывает. Лицо сосредоточенное, движения уверенные, под носилками в такт себе ногой притоптывает, как будто на органе играет.
Видели бы вы эту музыку! Стежок за стежком, тампон кровавый вниз – уже целая горка под носилками собралась. Через некоторые время – готово! Рана заштопана. Великолепная работа. Это творение рук мастера. Прекрасно. Превосходно!
Раненого обмотали пелёнкой, перевернули, натянули поверх штаны, укрыли шерстяным одеялом. Прикатили штатив с капельницей, поставили бойца на прокапывание. Он попросил сигарету. Славик подпалил её, раскурил и вложил в губы. Раненый с удовольствием затянулся. Эх, хорошо. Где так под капельницей дадут закурить. Я бы на его месте тоже наслаждался сигаретой. Всё страшное позади. Впереди больничка.
Это был ещё один боец, который попал в положительную статистику Ильича. И этот Лазарь пойдёт. Правда, не сразу. Раненого отправили с машиной по этапу дальше.
Когда мы возвращались от Ильича, на обочине у дороги «града» уже не было.
Саныч
– Дима, привет! Вы к нам в больницу на Калинина едете? – звонит Бадма Николаевич.
Бадма – депутат Госдумы от ЕР, но депутат хороший с октября он, как доброволец, в Донбассе и оказывает в Донецке помощь по своей специальности – Бадма, помимо всего, высококвалифицированный хирург, отмеченный наградами.