Кто эти люди? Зачем им на нас нападать? Что такого им сделали, что безо всяких объяснений они вознамерились убить герцога и его приближенных?
Внезапно звуки снаружи утихают. Да так, что не слышно вообще ничего, кроме звуков дыхания Генри, Клер и моего. Спина быстро покрывается ледяным потом. Все…закончилось? Но каков исход?
Смотрю вверх, как опускается вниз со скрипом ручка, кто-то собирается открыть снаружи дверь. Машинально пытаюсь загородить собой Генри, если получится, может, он сможет выбраться с другой стороны экипажа и сбежать…
Но все мои расчеты и страхи канут прочь, когда с другой стороны предстает фигура герцога, моего супруга. Выдыхаю. И неловко пытаюсь подняться на ослабевших ногах с пола.
Одежда Глена в крови, лицо в капельках запекшейся крови, явно чужой, поскольку ран на голове не наблюдается. Взгляд у мужа мрачный, суровый, но осматривает он нас с облегчением в глазах. Да мы не пострадали, только порядком струсили! А вот за себя бы, супружник, побеспокоился.
Пробегаюсь по нему глазами с головы до ног, отмечая, что, к счастью, муженька не ранен. В мыслях возникает сцена того, как герцог вспарывает нападающему в черном живот. М-да, этот мужчина не из робкого десятка и так просто не подставится.
— Кто это был? — спрашивает, поднимаясь и сразу же плюхаясь на сиденье Генри у брата. Да, именно, меня это тоже интересует.
Присаживаюсь на мягкую обивку и выдыхаю, бежать куда-то я с такими ногами точно бы не смогла. Слабачка, аж стыдно. Может, поучится самообороне и оружием обзавестись? Юг оказался опаснее, чем я могла себе представить.
— Радикалы из приверженцев борьбы за независимость, — сообщает Глен, снимая с рук мокрые от крови перчатки.
Наблюдаю за его движениями не моргая, словно загипнотизированная.
— Из наших все живы. Альфред и Джайан…
Служанка Клер резко вскидывает голову, заслышав последнее имя.
— Ранены.
Моя горничная кусает губу и переводит взгляд в пол, о чем-то волнуясь.
— Можешь проверить брата, ступай, — говорит Глен, и девушка, благодарно склонив голову, покидает карету, распахнув другую дверцу, чтобы не протискиваться мимо своего господина наружу.
Не знала, что у нее есть брат среди рыцарей.
Красные от крови когда-то белоснежные перчатки летят на землю. Прослеживаю их судьбу и приклеиваюсь взглядом к рукам герцога. Красивые и длинные пальцы, все целые, как и бледная кожа рук, без шрамов и внешних повреждений.
Руки и ладони совершенно обычные части тела, в них нет никакой сакральной тайны, но впервые вот так вот увидеть всегда спрятанные мужчиной участки кожи кажется каким-то очень интимным событием. Наверное, по этой причине я не могу оторваться от них до тех пор, пока Глен неловко не убирает руки за спину, прочь от моего изучающего взгляда.
Поднимаю голову, сталкиваясь глазами с мужем.
Его уши опять краснеют.
— Сильно… испугалась? — интересуется его сиятельство, делая странную паузу между словами.
Открываю рот, но ответить не успеваю.
— Еще бы! Я думал, что все, прощай жизнь! — жалуется громко Генри, расстегивая верхние пуговицы рубашки. — Дай пройти, не могу больше в карете находиться! Задыхаюсь!
Глен не двигается с места, загораживая проем двери кареты, отказываясь выпустить юношу наружу.
— Лучше не выходить. Вам обоим. Зрелище не из приятных.
Генри пытается было возмутиться, но замолкает, когда ворвавшийся с ветром в экипаж запах крови касается носа.
Его старший брат устало трет голой от перчатки рукой лицо, размазывая багровые пятна.
— Нам придется некоторое время подождать, двое рыцарей отправились вперед по дороге до поместья за подкреплением. Если они не вернутся в течении получаса, мы вернемся назад в город. Продолжать путь может быть опасно.
Я копаюсь в дамской сумочке и, обнаружив искомое, протягиваю герцогу. Мужчина неловко замирает, но тянется вперед, осторожно, не касаясь пальцами, забирая из моей руки платок. Одно движение, и я бы легко могла взять его за руку.
— У тебя…лицо, — показываю на свои щеки, когда замечаю в темных глазах Глена недоумение. — В пятнах.
Уголки губ Глена напрягаются, он вытирает светлой тканью щеку и отнимает окрасившийся в багрянец платок от лица, удивленно обнаруживая на нем кровь.
17
В другой ситуации я бы рассмеялась, настолько выражение всегда собранного и сурового герцога сейчас выглядит комично. Расширившиеся от неожиданности глаза, которые быстро находят мое лицо и долго вглядываются, ища и не находя на нем какие-то неизвестные эмоции, поджатые от разочарования или чего-то еще губы…
— Я…прошу прощения, — выдавливает неловко Глен.
Я хмурюсь и искренне интересуюсь:
— За что?
— За свой непотребный вид. Благородному джентльмену не престало показываться в таком жутком виде на глаза даме.
— Дама не возражает. Она прекрасно осознает, что благородный джентльмен только что спас ее жизнь.
Генри тихо хихикает и косится в сторону брата.
— Вот-вот! А еще благородный джентльмен не должен пропускать приемы пищи и голодать.
Ремарка младшего ехидного братца остается без ответа. Ну уж чья бы корова мычала! — думаю про себя, глядя на довольного собой подростка. Глен морщит лоб, но ничего не говорит, как следует стирает с лица брызги крови и мнет в руке платок, не зная, что теперь с ним делать.
У меня впервые проскальзывает мысль, что муж оказывается, довольно забавный. Казалось бы, фасад герцога Грейстона — суровый и жестокий, непоколебимый — но узнав поближе, можно с уверенностью говорить, что мягкости в нем больше, чем в среднестатистическом аристократе и не обделенном титулом и властью мужчине. Просто он не знает, как выразить свои истинные эмоции и чувства, прихожу к выводу я. Может, боится быть отвергнутым?
Спустя двадцать минут ожидания из поместья подтягиваются еще рыцари. В их окружении карета приходит в движение. Мы едем домой. Стараюсь не смотреть, но тем не менее, тела на земле в неестественных позах попадают в поле зрения сбоку сквозь не зашторенное окно экипажа. Я проглатываю ком.
Не нужно жалости, Ева. Эти люди знали, на что шли. Либо они нас, либо мы их. Если бы не умелые охранники и сам герцог, то на земле могло бы лежать твое искореженное тело. Сложно отвернуться, отвести взгляд, несмотря на то, что вид снаружи открывает страшный. Возникшая вдруг фигура всадника, закрывает весь обзор. Поднимаю голову. Это мой муж на вороном коне, подстраивающем шаг под движение колес экипажа. Специально или случайно он направил лошадь так, чтобы сцена побоища не попадала на глаза. Такой простой жест на удивление производит впечатление.
Радикальные приверженцы борьбы за независимость. Так назвал напавших на нас Глен. Новости о повстанцах для северянки и жительницы столицы Евы оказались бы полной неожиданностью. В светских кругах о таких вещах не в курсе. Считается высшей милостью присоединение южных земель — полное и официальное — к империи Норталис.
Тридцать лет назад впервые нога имперца ступила на плодородную землю юга. Понятно и ежу, что коренное население против таких преобразований и отдавать свои территории кому бы то ни было желанием не горело. Но прошлый герцог был воистину мудрым человеком. Он постарался замять первые вооруженные конфликты и дал здешним людям понять, что хорошего может им дать империя. Образование и медицина, улучшение качества жизни, артефакты, которые бы делали труд на полях и пастбищах менее тяжким.
За десяток лет материальное состояние местного население улучшилось, развивались города и села, но вместе с тем, стали возникать голоса борцом за свободу и независимость. Повстанцы. Они не забыли, что имперцы пришли к ним домой с огнем и мечом, не забыли, сколько погибло попытавшихся дать северянам отпор.
Перспективы юга стали очевидны всем. В этом и кроется настоящая причина скрывающихся под лозунгами революции. Как ни крути, а немалая часть налогов и богатств утекает в империю, чем повстанцы недовольны. Зачем делиться? Зачем нам суверен, когда мы сами можем править своими людьми, сами можем получать выгоду от собственной земли? Разумные мысли, что сказать. Кто прав, кто виноват, слишком сложная ситуация чтобы судить.
Зная историю Земли и ее опыт, могу только сказать, что сосед за горами, королевство Соммер вряд ли сидит сложа руки, наблюдая за тем, как лакомый кусочек маячит на горизонте и уплывает из-под носа. Если не Норталис, то будет кто-то другой. Эти южные земли в покое никто не оставит, а местные слишком отсталые и слабые сами по себе чтобы дать отпор захватчику.
Здесь нет резерваций, нет рабства, нет идеологии превосходства северян над южанами, но тем не менее, социальных противоречий избежать не удалось, как наверняка хотел отец Глена, первый наместник Юга, закладывая фундамент для последующего признания южной провинции частью империи и проводя огромную работу с населением. Почивший свекр был, повторюсь, далеко не глупым человеком. И Глен, нынешний герцог, явно идет по его стопам, понимая, как важно усидеть на пороховой бочке и осознавая риски и последствия.
Когда мы въезжаем за ворота резиденции Грейстонов, я выдыхаю с облегчением. Все это время не покидало ощущение тревоги. Прошлая Ева, готова спорить на все доставшиеся мне от нее украшения, после сегодняшнего, собрала бы вещи и бежала отсюда без оглядки. Нет, она бы не ждала так долго, наверное, в тот самый день свадьбы, или, край, на следующий, сверкала бы пятками.
Но ведь на самом деле никуда же не скроешься. Отец и император так просто ведь это дело не оставят. Домой, к родителю, точно не вариант податься. Он выгодно продал дочь, чем больше думаю, тем более очевидным становится, что его величество сделал Оскару Эверетту предложение, от которого невозможно отказаться. Дочь ведь на то и нужна, чтобы ее выгодно сбыть с рук, как достигнет возраста. А сына у маркиза нет. Правда, есть целый полк любовниц, готовых разродиться, стоит только замаячить перспективе стать женой стального магната.