Не сработало. Паша обошел кресло, сел рядом со мной на диван и вдумчиво заговорил:
– Я долго думал, почему ты никому на него не пожаловалась. Полгода терпеть – совсем не в твоем духе. У тебя не было ни непомерной гордости, ни чрезмерного смущения, ни тяги к геройству. Стремления изображать великую мученицу – тоже. Ты же просто не могла сказать, верно? Это был какой-то блок?
– Что ты несешь? – саркастично улыбнулась я. – Вениамина невнимательно слушал? Нельзя заставить человека сделать то, чего он не хочет.
– Он не формулировал это в столь категоричной форме. Ходил вокруг да около и убеждал, что нельзя. Хотя некоторым говорил прямо – «вы никогда не сможете». Но у них бы силы не хватило. Вениамин добивался того, чтобы никто и не пытался проверить.
Я молчала и старательно рассматривала тарелку на столике. Хорошая тарелка. Прозрачная, глубокая.
– Тот блок был не единственным, – многозначительно сказал Паша.
Я оторвалась от созерцания тарелки и посмотрела на него. Наши взгляды встретились, по спине пробежал холодок.
– Какие еще? – вырвалось невольно.
– На дар, например.
Награды в рамочках на стене ожили и заплясали перед глазами.
– Поясни, – выдавила я, к огромному удовольствию Паши.
– Он у тебя загашен основательно. Со стороны не разглядишь, даже если присмотришься. А вот тогда в клубе я увидел. Выглядит так, будто энергию глубоко в подсознание загнали и забаррикадировали.
Вот как. Что ж, логично. Зачем Славику было нужно лишнее сопротивление с моей стороны? Чем меньше силы – тем проще. Первые полгода после инициации дар лишь формируется, заметить «потери» невозможно.
– Ага… – равнодушно кивнула я. – И какой у меня дар на самом деле?
– Понятия не имею. Сравни с ощущениями от общения с близкими.
– В смысле?
Паша моему вопросу почему-то удивился.
– Ну, любовь, – объяснил он с видом вселенского гуру. – Сильная, взаимная. Ты бы чувствовала все эмоции любимого человека, и через блок. Или такого эффекта ни разу не было?
– О… – только и смогла протянуть я. – Кое с кем было…
Любовь, значит? Сильная, взаимная?
– А слона-то мы и не заметили, – усмехнулся он.
Захотелось швырнуть в него тарелкой, но тут в дверь постучали. Под Пашино бодрое «Да, Марьяна» в кабинет вплыла рыжая девица с пакетом булочек. Круглых, с сыром. Торжественно высыпала их в тарелку и удалилась. Желание кидаться пропало. Сначала надо спасти булочки.
А Славик редкостная сволочь… Перед смертью и то не признался. «До сих пор одна и вконец запуталась», – так он обо мне сказал. Разумеется, одна. Иначе бы задала ему в больнице совсем другой вопрос. И если Славик сговорился с Хранителем и сумел убить Зорьева, позаботившись о сходстве с серией, то неплохо соображал. По крайней мере, в тот момент. В два счета мог меня разыскать и расквитаться. Почему же не сделал этого?
– Ладно, ты прав, – сдалась я, не в силах больше выносить Пашин испытующий взгляд. Уставилась на хмурое небо за окном и постаралась говорить как можно ровнее. – Славик не был ни садистом, ни извращенцем. Он тоже Вениамину не поверил, и эксперименты любил. Ему надо было уметь все, быть первым, лучшим и далее по списку. Он к своей цели шел годами. Те девочки Славику нужны были лишь в качестве мышек подопытных. Специально особо впечатлительных находил. С ними удобнее: психика слабая, отдача максимальная. Главное, более тесный контакт наладить… всеми доступными способами. Подсознание сразу открывалось. На самом деле его не интересовали ни их тело, ни их воспоминания, ни их дальнейшая жизнь. Внушал что-нибудь и следил за реакцией. Они даже не помнили ничего потом.
Я перевела дыхание, повернулась к Паше. Он смотрел на меня с предельным вниманием.
– Рассказать про этих девочек я действительно не могла никому, – продолжила я, – слова в горле застревали, буквально. И записать не получалось, пробовала. Голова болеть начинала адски. В результате – ни строчки. Где-то спустя год прошло, но чего уже было прошлое ворошить… А на даре, выходит, блок остался.
– Можно попробовать убрать, – огорошил он.
– Выражайся точнее, – потребовала я. – Каким образом это делается?
– Откуда мне знать? Не я же на тебя блок ставил. Но я бы мог попробовать его снять.
– Зачем тебе это?
– Любопытно, – буднично произнес Паша. – И когда ты позвонишь моему отцу? Он уже две недели ждет тебя на работу.
– Никогда, – огрызнулась я.
– Весьма опрометчиво. Идти-то тебе некуда. «Перспектива» – банкрот, твое имя у людей с кровавыми убийствами ассоциируется. Совет не дремлет, а юрист из тебя не шибко талантливый. Чем заниматься будешь?
– А чем я, по-твоему, буду заниматься в банке?
– Мы с отцом это обсудили, – насмешливо улыбнулся Паша. – Он согласился, чтобы ты работала в моем отделе.
В его отделе? То есть он будет моим непосредственным начальником? Обалдеть! Здорово все спланировал. Ну просто по пунктам.
Я хлопнула в ладоши и искренне восхитилась:
– Ой! Прелесть какая. Дай-ка подумать… – Я картинно склонила голову набок. – Нет.
Встала с дивана, одернула свитер.
– Кира, не глупи, – вкрадчиво посоветовал Паша.
– Губу обратно закатывай, – расщедрилась я на ответный совет. – Я знаю, чего ты хочешь. Так вот: обломись.
– Мне кажется, принять мое предложение в твоих же интересах.
– Тебе кажется. В моих интересах, чтобы всякие аморальные козлы без принципов не научились выносить людям мозг в прямом смысле слова. И уж тем более – чтобы не научились благодаря мне.
– Ого, – присвистнул он и медленно поднялся с дивана. – Звучит как-то грубо, не находишь?
– Зато правдиво. Хочешь уметь делать, как Славик? Вперед! На ком тренироваться – знаешь. Даю подсказку: девочек младше пятнадцати не бери, с ними хуже срабатывает.
– За кого ты меня принимаешь?
– Догадайся, – с наслаждением бросила я ему в лицо. – У тебя даже круче получится, чем у Славика. Силы больше, папочка отмажет, если что.
– Сядь и остынь, – велел Паша строго. – Ничего подобного я делать не собираюсь.
– Он тоже сначала не собирался. По мелочи проявлялось: туда влезть, сюда повлиять, там подсмотреть. Чужое согласие при этом роли не играло. Какое дело великим до массовки? Вы лучше других и имеете право переступить через тех, этих и вообще через всех. Причины найдутся, и важные. Все оправдают. Хотя зачем вам оправдания? Они для жалких, неуверенных в себе неудачников. А вы не такие!
– Тебя не в ту сторону унесло, – бросил он с раздражением.
– Да ну? Плохо описываю? Никого не напоминает? Имей в виду, Славик до этого только к сорока годам додумался. У тебя процесс явно быстрее идет.
– Перестань говорить так, словно мы с ним похожи.
– А вы похожи, – выпалила я и рванула к двери.
Паша меня не остановил. Проводил озадаченным взглядом и даже никакой гадости на прощанье не сказал.
Выйдя в приемную, я нарезала круг вокруг стола изумленно моргающей рыжей Марьяны и замерла. Нетушки! Рано уходить.
Я поспешила назад к кабинету, распахнула дверь и ворвалась внутрь. Паша стоял на том же месте и следил за моим приближением с наигранным безразличием. Выглядел маленько растерянным, будто его выпихнули на сцену перед толпой зрителей, а текста не выдали, и он не знал – то ли позорно отмолчаться, то ли начать импровизировать.
– Забыла кое-что, – пояснила я. Схватила со столика тарелку и шагнула к выходу. – Удачи в исследованиях!
Он выразительно покрутил пальцем у виска, пожелав мне проспаться как следует. Марьяна встретила меня округленными глазами и немым вопросом: «Нафига?».
– Дома доем, – подмигнула я.
Вытащила из шкафа куртку и с чистой совестью выбежала в коридор.
Планы не сбылись. Лифт останавливался на каждом этаже, булочки вкусно пахли, особенно сырные. Я лопала их под неодобрительное сопение солидного дядечки с третьего этажа. Предложила ему угоститься – фыркнул и отвернулся. Обидел, можно подумать! Мне же больше достанется.
В салоне Ленд Крузера я впала в странную прострацию и сама не заметила, как доела все булочки – и с яблоком, и с зеленью. Заодно прикончила конфету, по ошибке затесавшуюся в эту сдобную компанию. В чувство пришла, лишь увидав дно тарелки. На нем была вызывающе красным цветом выведена размашистая надпись: «В Сигмеон-банке работают только лучшие!». Корпоративненько. Нервно хихикнув, я закинула тарелку в одну из коробок на заднем сидении. Чем не трофей? Уезжать без него было бы обидно.
Руки тряслись, на глаза наворачивались слезы. Я запретила себе истерить на парковке и поехала домой, выкрутив звук радио на максимум. Ушам было больно, зато непрошенные мысли в голове не приживались. Их мгновенно сдувало очередной громкой песней.
Поднявшись в квартиру, я прикончила остатки рома из холодильника, высказала кактусу все, что думаю по поводу сегодняшнего замечательного дня, и с наслаждением разбила на кухне шесть чашек. Расчистила угол от осколков, села туда и постаралась расплакаться. Вдруг легче станет? Вместо этого рассмеялась. А ведь смешного ничего не было!
Судя по тому, как я чувствовала Рому, дар у меня точно выше среднего. Ха-ха! За всю жизнь развила единственный навык – распознавать ложь, угробив годы на тренировки, а могла бы запросто научиться гораздо большему. В два счета – бац, и привет, Поток. И никто из вемов не смотрел бы на меня, как на жалкое недоразумение. Впрочем, я и так неплохо устроилась. «Перспективу» фактически в одиночку подняла, добилась всего, чего хотела. Без суперспособностей, атак на чужие подсознания и манипулирования эмоциями. Значит, и дальше проживу. Паша пусть катится со своими щедрыми предложениями к адским бабушкам. Будет настаивать – приму меры. Я далеко не дура. Какие бы у него ни были дела с Хранителем и ритуалами, от Аниты он это скрыл. Совету подобное очень не понравится. Сдам и не моргну.
Стало еще смешнее. Что это со мной? Паша утверждал, что непомерной гордости у меня нет. Откуда же она взялась? Лейка вроде не кусала, сотрясение мозга такого эффекта бы не дало. Всегда мечтала о силе, а теперь тянет прокричать на весь мир, что и без нее обойдусь. Самое обидное, что Славик умудрился сдохнуть, и хрен я ему что выскажу. Почему он не сказал мне про блок? Один урок был, и тот не усвоила. Роли – всего лишь роли. Можно сто деловых костюмов напялить, суть не изменится. В одном Паша прав – идти мне не к кому и некуда. Частную практику не потяну, обычная раб