Действительно, Шарко в первую очередь хотел обосновать свое учение об истерии. Обвинения в том, что его пациенты симулировали, звучали довольно часто. Работая с истерией, он постоянно находился в пространстве дискуссии о границах между реальной симптоматикой и симуляцией. Симулировать трансфер симптомов, по мнению Шарко, его пациенты не могли просто потому, что были слишком глупыми и необразованными. Этот довод Шарко опровергался легче всего — посетители больницы, где он работал, видели, как пациенты увлеченно читают научные журналы, в том числе с публикациями о новейших методах лечения нервно-психических болезней.
Скептики в Германии, Великобритании, Италии и США проводили контрольные испытания и получали доказательства того, что при истерии совершенно неважно, из какого материала изготовлен лечебный предмет. К исчезновению симптомов приводило использование горчичников, деревяшек, камней, льда, каучука и черепахового панциря.
В целом критики верно уловили, в какую сторону рискует направиться наука о лечении психических болезней после принятия методики Виктора Бюрка. Шарко был близок к этому — недаром Бюрка называли «предтечей шаркотизма»[247] — но он все-таки удержал равновесие и не соскользнул в спиритуализм, чрезвычайно модный в конце XIX в.
Бюрк интересовался феноменом анестезии у загипнотизированных людей. Экспериментируя с металлами, Бюрк заметил, что они одновременно действуют на состояние анестезии и на состояние транса. Это натолкнуло его на мысль о том, что транс и потеря чувствительности являются двумя аспектами одного и того же явления.
Также было известно, что потеря чувствительности и преходящий паралич часто наблюдаются при истерии. Если металл по какой-то причине действует на поверхность тела так, что потеря чувствительности пропадает, то можно попробовать использовать металл для лечения истерии.
Таким образом, в одной точке сошлись три тематические линии в истории психологии и физиологии — гипноз, истерия и поиски веществ, которые неким образом подействуют на тело и оздоровят психику.
До Шарко исследователи состояния транса в научном сообществе Франции имели приблизительно ту же репутацию, что и изобретатели вечного двигателя. Шарко с единомышленниками ввел феномен гипноза в круг научно-исследовательского внимания через проблематику истерии. Еще до Бюрка было отмечено, что больные истерией особенно хорошо подвержены гипнотическому внушению. В то же время у трех основных разновидностей гипнотического транса — сомнамбулизм[248], летаргия[249] и каталепсия[250] — были свои аналоги в симптомокомплексе истерии.
Рядом с той точкой, где встретились целебные металлы, гипноз и истерия, произошло что-то наподобие Большого взрыва, с которого можно отсчитывать историю парапсихологии. В предыстории главнейшую роль исполнил венский врач Франц Антон Месмер (1734–1815). Тезисно его учение сводится к утверждению о существовании некой магнетической субстанции, разлитой во Вселенной, присутствующей в живом организме и обладающей способностью двигаться. Движением этой субстанции Месмер объяснял практически все. Любая болезнь — это следствие того, что в теле нарушился поток магнитных частиц. Чтобы вернуть здоровье, врач с помощью магнитов должен скорректировать внутренний магнетический поток пациента.
С какого-то момента Месмер перестал использовать магниты. Есть версия, что на него произвели впечатление христианские ритуалы, во время которых священник рукой благословляет людей и вещи. Месмер решил, что врач способен направлять целительный магнетический поток на тело пациента движениями рук, а лучше всего делать это одним лишь взглядом. Для накопления запасов лечебных флюидов он сконструировал специальное устройство. Сам процесс лечения Месмер аранжировал по-театральному — особенное освещение, жреческое одеяние, фоновая музыка. Все это было нужно для того, чтобы спровоцировать эмоциональный кризис, во время которого пациенты начинали рыдать, кричать и биться в конвульсиях.
Оккультистам, конечно же, очень нравилось учение о животном магнетизме — оно обладало той беспроигрышной универсальностью, которая свойственна модным на рубеже XX и XXI вв. парапсихологическим понятиям «энергия» и «энергетика». Но несмотря на магический антураж, теория Месмера не требовала от своих сторонников отречения от рационализма. Месмеризм, казалось, не конфликтовал с научной парадигмой того времени и до определенного момента воспринимался как одна из легитимных концепций, объясняющих устройство физической реальности.
К теории животного магнетизма в первой половине XIX в. относились с уважением, не смешивая с шарлатанством или фокусничеством. Положение животного магнетизма было в чем-то более престижным, чем положение гипноза в современной медицинской психологии. Месмеризм не считался лженаукой. Наука самоопределялась, очерчивала границы своего метода, и эксперименты месмеристов по-своему помогали ей в этом. Теория животного магнетизма стала продуктивным вызовом в истории науки, способствовавшим строительству здания научной ортодоксии.
Побочным результатом популярности месмеризма было освоение такого важнейшего элемента современной медицины, как анестезия. Отключать чувствительность пациентов во время хирургических операций начали сторонники учения о животном магнетизме. Одним из них был Жюль Клоке (1790–1883), именитый французский анатом и хирург. Именно он в 1829 г. на заседании Академии наук рассказал о том, как провел операцию по удалению раковой опухоли у 64-летней женщины, которая перед началом операции была введена в состояние транса[251].
Когда такие же операции начали проводить в Британии, один скандал последовал за другим. Хирургам, которые без доверия относились к «магнетической» анестезии, не нравилось, что их профессиональный имидж портится спорами по второстепенному вопросу, и для того чтобы однозначно отграничить свое поле деятельности от территории экспериментов с магнетическим трансом, они стали применять закись азота и эфир для «отключения» пациента.
О том, что некоторые вещества обладают анестетическим эффектом, было известно давно, просто никому из хирургов не приходило в голову то, что пациента имеет смысл обезболить. Поначалу в нейтрализации человеческого сознания видели нечто угрожающее даже не с медицинской, а с этической точки зрения. Человек становился беспомощным, и не по своей воле, как это бывает при передозировке спиртного, а потому что над его сознанием совершил некую манипуляцию другой человек.
Идеологические столкновения с месмеристами подтолкнули к идее систематического использования анестезии. Помимо этого концептуального спора с магнетической школой, важную роль, по крайней мере в Англии и США, сыграла рыночная конкуренция, поднявшая вверх тех врачей, кто обезболивал своих пациентов.
Момент, после которого статус учения о животном магнетизме, упал до уровня псевдонаучного чародейства, определяется, по крайней мере, во Франции достаточно четко. В августе 1784 г., незадолго до Великой французской революции, комиссия, назначенная королем Людовиком XVI, официально подтвердила отсутствие каких-либо доказательств существования флюидов и отсутствие доказательств того, что эффект от практик, основанных на учении о животном магнетизме, объясняется не силой фантазии, а чем-то другим.
В революционные времена система идей, осужденная поверженной властью, обретает реноме репрессированной правды. Видимо, так и получилось с месмеризмом. Он никуда не исчез — наоборот, превратился во влиятельнейшее учение, оставившее глубокий след в истории цивилизации. Генри Элленбергер (1905–1993), канадский психиатр и историк медицины, автор классической книги об истории психиатрии «Открытие бессознательного»[252], считает, что динамическая психиатрия и психотерапия, как она понимается в XX в., возникли благодаря месмеризму, а отцом психодинамической традиции следует считать не Фрейда, а Месмера.
Когда Бюрк проводил свои опыты, смешались две концепции магнетизма — месмерианская и физическая. Металлы, с которыми работал Бюрк, действовали на нервную систему в соответствии с законами электродинамики. В то же время металлотерапия опиралась на теорию животного магнетизма, несовместимую с физической наукой.
Фундаментальная противоречивость метода освобождала его приверженцев от необходимости следить за логикой своих рассуждений и соотносить их с объективной реальностью. Один и тот же металл использовали для того, чтобы вызвать трансовое состояние у больного истерией, и для того, чтобы вывести больного из транса. То, что одна и та же манипуляция может производить противоположные эффекты на организм, объяснялось законом, сформулированным Амедеем Дюмонпалье (1826–1899), врачом и специалистом в области металлотерапии и лечебного гипноза, — причина, по которой возникает состояние, является причиной, по которой состояние прекращается («la cause qui fait, défait»[253]).
Легкость, с которой игнорировались принципы честного, критического, научного исследования, соответствовала радикальности экспериментов с металлотерапией и гипнозом. Люис довел идеи Месмера до того предела, преодолев который гипнотерапевт оказывался в пространстве компетенции Папюса, плодотворно сотрудничавшего с Люисом.
В 1887 г. Люис опубликовал работу, посвященную дистанционному воздействию лекарств[254]. В ней он описал то, как во время эксперимента показывает загипнотизированным людям пробирки с лекарственными веществами, и один лишь вид пробирки изменяет психическое состояние человека. У дистанционного воздействия лекарств были свои нюансы. Если пробирку с веществом (было испробовано много субстанций, в том числе морфин, коньяк, стрихнин и даже обычная вода) держали за спиной пациента, он (точнее, она, ведь опыты ставились почти всегда с участием женщин) выражал позой и лицом один тип эмоций, если справа — другую эмоцию, слева — третью