— Это гребаный пони-единорог от Большого злого волка? — визжит она.
— Угу.
Макс взволнованно дышит в трубку.
— И он посылает тебе цитаты из самой романтичной любовной истории, когда-либо написанной? Боже. Мое сердце.
— Не говори ерунды, идиотка! «Ромео и Джульетта» — это не роман, это трагедия! Шесть человек умирают за четыре дня из-за двух глупых подростков!
Макс не трогает моя логика.
— Но ведь ты понимаете символику этой конкретной цитаты, верно?
Я закатываю глаза к потолку.
— Ты в любом случае собираешься просветить меня.
— Ты —Джульетта, ну, очевидно, он — Ромео. Два несчастных влюбленных из враждующих семей, которых свела вместе судьба…
— Мне суждено умереть из-за серии нелепых недоразумений и неудачного выбора времени?
— ... связанные истинной любовью…
— Ой, да брось! Вожделение — это не истинная любовь. В ночь, когда Ромео впервые увидел Джульетту и решил, что она его родственная душа, он тосковал по какой-то другой цыпочке. Поговорим о непостоянстве?
— …и в конечном итоге положили конец вековой вендетте между их семьями…
— Потому что они умерли. Их не стало! Как ты этого не понимаешь?
— Это знак, Джулс, — решительно возражает она. — Забудь про смерть. Он посылает тебе оливковую ветвь.
— Скорее предупреждение.
— Он дает понять, что знает, кто ты. И он знает, кто он. Он знает, что поставлено на кон. Но все еще хочет тебя!
— Ты действительно сошла с ума, подруга.
— Кстати, с каких это пор ты стала таким противником любви?
— С тех пор, как мою мать взорвали бомбой, предназначенной для мафиози, за которого она вышла замуж. — Макс тяжело вздыхает. — О, черт. Прости. Я и мой длинный язык.
— Ничего страшного. Древняя история.
Я швыряю единорога через всю комнату. Он отскакивает от ковра и кувыркается, пока не останавливается, чтобы посмотреть на меня обиженными голубыми глазами.
— Итак... что мы будем с этим делать? Он знает, что ты в том отеле. Он может знать наши с Фин номера, и, возможно, где мы прячемся, потому как у него, похоже, есть жуткие хорошие навыки поиска людей. Он знает адрес нашей квартиры. Он, наверное, знает, где мы все работаем. И мы не можем прятаться вечно.
Я знаю, что она предлагает. И я понимаю, что она права. Но, боже, я не хочу этого делать.
Я хочу, чтобы все это — что бы это ни было — между мной и большим злым волком закончилось прежде, чем начнется.
Я с неохотой достаю из кармана маленькую белую карточку и смотрю на номер.
Глупый Ромео. Мне бы хотелось врезать тебе по физиономии.
— Ладно. Я ему позвоню. Устраивает?
— Не забудь поблагодарить за подарок.
Я вешаю трубку, прежде чем бросить что-нибудь еще через всю комнату, и набираю номер Киллиана.
ГЛАВА 12
Джули
Он отвечает на первом же гудке.
— Привет, милая. — Его богатый акцент окрашен теплотой.
— Привет. — На мгновение у меня заплетается язык. Он не облегчает мне задачу, продолжая молчать. — Эм. Спасибо за подарок.
— Всегда пожалуйста.
— Это не значит, что я доверяю тебе.
— Я знаю.
— Звоню я тебе по настоянию подруги. Я не хотела этого делать.
— Я понимаю.
Мне нечего сказать, поэтому я сижу молча, покусывая губу, пока он не начинает хихикать.
— Перестань кусать губы.
Я испуганно втягиваю воздух и в панике оглядываюсь.
— Ты что, наблюдаешь за мной?
— Нет. Просто ты так делаешь, когда не можешь решить, хочешь разбить что-нибудь о мою голову или поцеловать.
Тяжесть его эго могла бы привести к коллапсу целые солнечные системы.
— Мы уже сто раз это обсуждали. Я не хочу целовать тебя.
— Я знаю, что ты не видишь мое лицо, но сейчас на нем выражение крайнего неудовольствия. Мы же договорились не лгать, забыла?
Мне хочется разорвать этого гребаного пони-единорога в клочья. Зубами. И отправить одному самодовольному ублюдку видео этого.
— Если я когда-нибудь и поцелую тебя, то только дабы удовлетворить болезненное любопытство о том, каково разочарование на вкус.
Он покатывается со смеху.
Это так неожиданно, что я просто сижу и слушаю его какое-то время, не только наслаждаясь этими звуками, но и не понимая происходящего.
— Почему тебе нравится, когда я говорю такие вещи?
Он все еще хихикает, когда отвечает:
— Потому что никто другой не смеет.
Как и многое другое, наличие у него чувства юмора становится сюрпризом. Безусловно, у него раздутое самомнение, но он может и посмеяться над собой. И, стоит признать, его манеры весьма хороши.
Он умудренный опытом, умный и — для безжалостного убийцы с репутацией крайнего насильника — обладает неслыханным самоконтролем.
Мой отец никогда не отказывал себе в женщине, если хотел ее.
Если она будет сопротивляться, он бы посмеялся, а потом взял ее. О его аппетитах ходят легенды. Так же как и о его вспыльчивом нраве и его исключительной чувствительности ко всему, что можно истолковать как оскорбление: он перерезал глотку своему собственному портному за предположение, что, возможно, придется перешить пальто, немного увеличив размер.
А этот мужчина реагирует на мои оскорбления смехом.
Он спокойно принимает мой отказ целоваться с ним. Он и пальцем меня не тронул, хотя его желание уложить меня на лопатки было более чем очевидным.
Он сдержал свое слово не причинять мне вреда и отпустить меня, хотя держать меня в плену ему было чрезвычайно выгодно. Без всяких сомнений, мой отец дорого заплатил бы за мое благополучное возвращение (хотя бы потому, что того требовала честь семьи).
Будь я менее осведомленной, я охарактеризовала Киллиана Блэка как джентльмена.
Красивый, опасный, необычный джентльмен, способный прожечь дыры в женском теле жаром своих глаз.
— Ой-ой, она задумалась. Хорошо это не заканчивается, — хмыкает он. Его тон мягкий и дразнящий. Нежный и теплый.
Меня поражает невероятная мысль, что у Киллиана Блэка есть мягкая сторона.
— Я тебя не понимаю, — выпаливаю я.
— Но хочешь. — Его голос становится еще мягче.
— Да, — от ужаса, согласие срывается с моих губ, но я «переобуваюсь» так быстро, как только могу. — Нет!
Мы мгновение молчим, пока я не бормочу:
— Не знаю. — От раздражения я закрываю глаза и делаю вдох. — По правде говоря, да, но я не хочу это признавать, потому что тогда мне придется любить себя еще меньше. Так я стану чувствовать, что иду против того, за что выступаю.
— Потому что?..
— Из-за того, кто ты есть. Кем ты являешься. Что ты делаешь. Все это.
В очередной паузе я ощущаю, что он не знает, как поступить. Киллиан борется с собой из-за чего-то, но я не знаю, из-за чего. Затем в трубке раздается его хриплый голос:
— А что, если я не тот, за кого ты меня принимаешь, милая?
— Но ты именно тот. — Мой ответ последовал незамедлительно.
— Представим, что нет, — дожимает меня он. Его тон мягкий, но напряженный.
— Окей. Если мы отправляемся в страну фантазий, я подыграю. Если бы ты не был тем, кто ты есть, я бы... ну, я бы...
Для начала, я бы хотела заняться с тобой сексом. Много-много горячего секса, потому что ты чертовски красивый жеребец, и я хотела бы скакать на тебе до истощения.
— Милая? Ты еще здесь?
Мои щеки горят. Мне приходится прочистить горло, прежде чем заговорить, чтобы не походить на оператора секса по телефону.
— Я позвонила, чтобы узнать, каковы твои намерения относительно информации, которой ты располагаешь обо мне и моих подругах. — Я снова прочищаю горло. — А также выяснить, как ты узнал, что я нахожусь в этом отеле.
Немного помолчав, он хрипло произносит:
— Для протокола, я бы с радостью занялся бы с тобой тем, о чем ты подумала, но не сказала.
Я прерывисто выдыхаю, роняю голову на руки и закрываю глаза.
Он мне уступает, потому что больше не упоминает об этом. Его тон становится деловым.
— Единственное, что я собираюсь сделать с полученной информацией, это следить, чтобы ты была в безопасности.
— Безопасности? О чем ты?
— Не то, чтобы тебе сейчас особо угрожали, но сербы пришлют за тобой больше людей…
— За мной охотятся сербы?
В то время как мой голос поднялся на октаву, голос Киллиана на одну упал.
— Они тебя не тронут. Даже не приблизятся к тебе. Я обещаю тебе, Джулия, что буду оберегать тебя.
Его слова звучат убедительными, но моим нервам это не помогает.
У меня вспотели ладошки. Я сжимаю телефон, пытаясь контролировать свое дыхание.
— Почему они преследуют меня?
— Судя по всему, твой отец превратил стычку из-за маршрутов торговли наркотиками в войну. Сербы ищут залог.
Мой разум изо всех сил пытается осмыслить эту печальную новую информацию.
— Но меня невозможно найти. Я не пользуюсь своей фамилией и не живу с отцом больше десяти лет. Я заметала за собой следы.
— Любого можно найти, милая, — ласково мурлычет он. — Цифровой след, независимо от того, как сильно его пытаться стереть, все равно остается. Кредитные карты, использование интернета, мобильные телефоны, камеры наблюдения, банковские счета, счета за коммунальные услуги, списки пассажиров авиакомпаний, снимки со спутников и беспилотников… Можно продолжать и дальше. Существует миллион способов для поиска. Это проще, чем ты думаешь. — Он делает паузу. — Тем не менее, ты проделала хорошую работу, заметая свои следы. Я стер то, что нашел в твоем досье ФБР, но это не так уж много.
Какое-то время я хлопаю глазами, пытаясь прояснить зрение.