Помимо этого, было пожертвовано большое количество смесей, одежды, одеял и игрушек. Мы не знаем, кто этот анонимный филантроп, но Мерил Хопкинс, президент благотворительного фонда, назвала его ангелом. Джон, возвращаемся к тебе в студию.
Деклан выключает телевизор и поворачивает ко мне. Он явно в шоке.
— Вор-филантроп? Ничего не понимаю.
— И я. Кстати, у Лиама есть еще компании, связанные с товарами для новорожденных?
— Нет.
Я обдумываю это с минуту, в равной степени обескураженный и заинтригованный.
Пара женщин-воришек врывается на склад и угоняет грузовик с подгузниками. При поимке им грозит обвинение в крупной краже с возможным максимальным приговором в тридцать лет тюрьмы, несмотря на добрые намерения.
На хрена так рисковать?
А как насчет других вещей, одежды, еды и игрушек? Если их тоже украли, то кража подгузников была частью более масштабной, организованной операции. Операции, на планирование которой ушли недели или месяцы.
И все это за просто так?
В этом нет никакого смысла.
Никто в здравом уме не пойдет на такой риск с нулевым вознаграждением. Если воры охотились не за деньгами, то определенно за чем-то другим.
Потому что если я что-то и знаю наверняка о человеческой природе, так это то, что человек, который не мотивирован жадностью, обычно мотивирован чем-то гораздо более темным.
Например, жаждой власти.
Например, желанием отомстить. С этими вещами я слишком хорошо знаком.
Когда я начинаю быстро и жестко печатать на клавиатуре своего компьютера, Деклан говорит:
— Что ты делаешь?
— Собираюсь на охоту.
Как только сайт Министерства обороны погружается, я приступаю к работе.
Спрятались вы или нет, воры, я иду.
ГЛАВА 3
Джули
Когда я снова оглядываюсь через плечо, Фин раздраженно вздыхает.
— Может, ты прекратишь это делать? Ты действуешь мне на нервы.
Я бормочу извинения и делаю еще один глоток «Маргариты», но не могу избавиться от ощущения, что за мной следят.
Если учесть, что выросла я под постоянным контролем нескольких десятков телохранителей, учителей и нянь, это чувство мне отлично знакомо.
Именно поэтому я такая дерганная, хотя должна праздновать.
Фин и Макс, которые сидят по обе стороны от меня за высоким столиком в шумном, переполненном баре «Ла Фиеста», не разделяют моего волнения. Они улыбаются и смеются, флиртуя с симпатичным барменом, за что тот продолжает присылать бесплатные напитки.
Все как обычно. Я — счастливая обладательница яркого света, который производят мои подруги (отсюда и бесплатные напитки), но если бы я оказалась здесь одна, то платила бы сама.
Не потому, что я уродина или что-то в этом роде. Правда, по сравнению с пышной, сладостной красотой Фин и острой, жесткой девичьей сексуальной привлекательностью Макс, я так же интересна, как подошва ботинка.
Это связано с той же причиной, по которой я ношу мешковатую одежду, не пользуюсь косметикой и отзываюсь на фальшивую фамилию: чтобы слиться с толпой. Чтобы раствориться на заднем плане.
Внимание — это последнее, чего я хочу.
Внимание означает вопросы, а вопросы означают ответы, а ответы — особенно правдивые — это то, что я никогда не даю.
Внимание для девушки вроде меня может быть опасным.
Смертельно опасным.
Поэтому я держу голову опущенной, рот закрытым и остаюсь настолько холодной и отстраненной, насколько это возможно, даже когда хохотушки рядом вызывают спонтанную эрекцию вокруг себя.
— Может, уберешь от меня свои штучки? — сердито говорю я, указывая рукой на ее грудь. Хотела бы я, чтобы Фин не испытывала такой любви к блузке с глубоким вырезом. — Они чуть ли не в моей сальсе.
Я отодвигаю тарелку из-под ее нависших грудей, беру лепешку из корзинки в центре стола и макаю ее в соус. Затем кладу ее в рот, наслаждаясь пряным вкусом и хрустом.
Фин безмятежно улыбается.
— Я знаю, тебе это трудно понять, второй размер, но девочкам нужен свежий воздух.
— Что им нужно, так это подтяжки.
Она выгибает брови.
— Хочешь сказать, что мое великолепное декольте обвисло?
— Нет. Я предлагаю тебе инвестировать в нижнее белье, благодаря которому мужское население Бостона не будет знать анатомию твоей груди. Кажется, что ты нацепила кальку вместо лифчика. У того мужика вот-вот случится сердечный приступ.
Фин переводит свой зеленоглазый взгляд на пожилого джентльмена через несколько столиков от нас, о котором и идет речь. Как только он замечает это, давится своим тако.
— Бедняжки, — ласково вздыхает она. — У них нет ни единого шанса.
— Кстати, о бедняжках, — тихо шепчет Макс. — Парень в конце бара — огонь. Мои трусики плавятся.
Она смотрит поверх моего левого плеча, но когда я уже собираюсь оглянуться, она шипит:
— Не смотри!
— Как я тогда оценю, что он огонь, если не могу смотреть?
— Не смотри прямо сейчас. — Она делает вид, что рассматривает свой маникюр. — Я скажу, когда можно, как только он перестанет прожигать дыры в твоем затылке.
Значит, кто-то смотрит на меня.
Мужчина.
Не хорошо.
— А как он выглядит?
Макс поднимает глаза, затем быстро опускает их к ногтям. Красный румянец расползается по ее щекам.
— Как будто он способен оплодотворить женщину на расстоянии. Господи, вот это глаза. Лицо. Тело…
— Он — помесь Джеймса Бонда и Росомахи, — исподтишка бросив на него взгляд, который она пытается замаскировать, встряхнув волосами, вставляет Фин. — Только больше. И еще горячее.
— И гораздо опаснее, — соглашается Макс.
Опасный? У меня замирает сердце. Все волоски на моих руках встают дыбом.
— Дай мне свою пудреницу, — жестко требую я у Фин.
Они с Макс обменивается встревоженными взглядами, затем Фин зарывается в сумочку, которая все это время висела на спинке стула, и достает оттуда маленькую зеркальную пудреницу, без которой никогда никуда не выходит.
Молча протягивает ее мне.
Я щелчком открываю ее, делаю глубокий вдох и подношу к лицу.
Делая вид, что проверяю свою несуществующую помаду, бросаю взгляд на мужчину позади меня.
Отражаясь в зеркале, пара сверкающих темных глаз встречается с моими.
Господи Иисусе. Я чувствую разряд, как будто кто-то включил меня в розетку.
Макс ошиблась. Он не огонь.
Он гребаный вулкан.
Мощный, темноволосый и очень мужественный, с заросшей щетиной челюстью и широким чувственным ртом. Черный костюм от Armani сидит как влитой, демонстрируя выпуклые бицепсы и накачанные бедра. Когда он проводит рукой по подбородку, я замечаю множество татуировок на костяшках его пальцев.
И словно он знает, что мое сердце ухнуло в пятки от его вида, полные губы изгибаются в легкой насмешливой улыбке.
— Нужно прибраться в пятом ряду, — в ужасе шепчу я.
Это одна из наших многочисленных кодовых фраз, которая означает: «Мы в полной жопе, создаем отвлекающий маневр и сваливаем как можно быстрее».
Фин замирает.
— Вот дерьмо, — выпаливает Макс.
Что до меня, я захлопываю пудреницу, возвращаю ее Фин и допиваю остатки своей «Маргариты». Затем дотрагиваюсь до ножа в кармане пальто, жалея, что у меня не пистолет. Потом перевожу взгляд с одной подруги на другую.
Мое сердце бьется о грудную клетку. Моя кровь — расплавленная в венах лава.
— Готовы?
— Я не собираюсь терять еще одну пару лабутенов, — возмущается Фин.
— Именно поэтому ты обязана всегда носить байкерские ботинки, как я, идиотка. Эти острые штуки, которые так тебе нравятся, не предназначены для бега, — злится Макс.
— Если бы я хотела выглядеть как бездомный цирковой артист, то определенно оделась бы как ты, Максима.
— Поднимайся, Финли.
Нахмурившись, потому что она ненавидит, когда ее называют полным именем, Макс резко встает и уходит, толкая вращающуюся дверь в задний коридор ресторана, где находятся туалеты.
Через пять секунд мы слышим приглушенный грохот, а затем крик. Еще через несколько мгновений оживает пожарная сигнализация.
Ресторан погружается в хаос.
Из коридора, в котором скрылась Макс, выбегают охваченные паникой мужчины и женщины, толкая друг друга и спотыкаясь в спешке о собственные ноги. Посетители за соседними столиками вскакивают с криками и стекаются к входной двери.
Аварийные огни переливаются красным и синим.
Срабатывает система пожаротушения, поливая с потолка ледяной водой.
Над входом в коридор по стене поднимаются серые клубы дыма.
Фин хватает меня за руку. И мы бежим.
Проталкиваясь сквозь поток тел, мы направляемся в сторону кухни, уворачиваясь от опрокинутых стульев и стараясь не поскользнуться на мокром кафельном полу. Оказавшись внутри, я отпускаю руку Фин, и мы расходимся в разные стороны.
Она поворачивает налево к комнате отдыха для сотрудников. Я же бегу к запасному выходу. Мы встретимся позже на квартире после того, как все отправят «все чисто» код на специальной голосовой почте.
Если одна из нас не оставит сообщение, две другие не вернутся в квартиру.
Никогда.
Холодный вечерний воздух снаружи обжигает мои разгоряченные щеки. Я на парковке за рестораном. Переполненные вонючие мусорные баки окружают меня со всех сторон.
Не оглядываясь, добираюсь до улицы так быстро, как только могу. Оказавшись там, резко поворачиваю направо и бегу к оживленному бульвару с четырьмя полосами движения.
Позади себя я не слышу топота шагов. В ушах только дикий грохот моего сердцебиения и мое тяжелое, паническое дыхание.
Дойдя до угла бульвара, я оглядываюсь через плечо, но там никого нет.