Толпа отхлынула.
Дмитриев прошел через оцепление.
Я с некоторой досадой отошел от окна. Представление было окончено. Начинались прерванные на полчаса будни.
Дмитриева встретил Фрэнк.
Он внимательно выслушал вождя "Памяти" и принял требование, оформленное в виде адреса, на обложке которого конный витязь в старорусском шлеме беспощадно рубил мечом сонмище хвостатых драконов с еврейскими носами. Не знаю, что хотел сказать художник, но мне стало жалко именно витязя, так как по композиции картины становилось очевидным, что, несмотря на боевой задор, драконы все равно сожрут его вместе с конем.
Дмитриев потребовал, чтобы Крамп прочел петицию вслух при нем.
— Я плохо читаю по-русски, — пробовал возражать Крамп. — Я лучше буду делать… как это? — транслейшн… переворот — ин инглиш — английский…
— Ничего, — грубо сказал Дмитриев. — Русский хлеб все жрете, а читать не можете? Читай давай, а то мы вас здесь, — он ухмыльнулся, — окрестим по православному обряду.
— Вы стоять на территории США, — окрысился Крамп. — Грубиянство не нужно. Я буду прочитывать, что вы хотите, но мое правительство будет протестовать…
— Давай читай, — прервал его Дмитриев, — а потом протестуй сколько хошь!
Сделав подобную преамбулу для беркесовских "слухачей" и заставив Крампа нудно и медленно читать петицию "Памяти", создавая впечатление, что Дмитриев терпеливо, не перебивая, ждет конца, мы прошли через два тамбура в маленькую комнатку, где можно было с уверенностью сказать, что нас никто не подслушает. На всякий случай я еще раз проверил все приборами и для страховки включил два метронома, настроенные на разную частоту. Петиция была длинной. В ней перечислялись все преступления Израиля и США со времен Теодора Гертцля и Теодора Рузвельта. Так что минут двадцать у нас было. Крамп читал медленно, путаясь в словах, начиная каждое предложение читать снова и комментировать. Если бы Дмитриев пришел в консульство, а Беркесову ничего не удалось бы записать, то это тоже было бы очень плохо.
Какие могут быть секреты между американскими дипломатами (а тем более разведчиками) и хулиганствующим в ореоле безнаказанности лидером откровенно нацистской организации?
Самое лучшее, о чем мог подумать тот же Беркесов, — это то, что официальные представители Соединенных Штатов Америки планируют с Дмитриевым организацию еврейских погромов, чтобы еще более дестабилизировать положение в России.
Так что риск от этой встречи был обоюдным, но действовать дальше, не понимая обстановки, было совершенно невозможно.
— Не переиграйте, — сказал я Ицхаку, загерметизировав за собой дверь. — А то обстановка может выйти из-под контроля, как в 30-х годах.
— Это невозможно, — ответил он. — Тогда не было Израиля. Разве мог случиться холокост, если бы существовал Израиль? Никогда. Да и не мы затеяли все это дело в 30-х годах. Ты это отлично знаешь.
— Но пытались контролировать процесс, — напомнил я. — И сорвали резьбу.
— Ладно, — вздохнул Ицхак. — Мы не на симпозиуме по новейшей истории. Выкладывай, что тебе от меня нужно. И побыстрее. Ты хоть соображаешь, что я рискую, придя сюда. У меня нет, как у тебя, легального статуса. Если меня в чем-то заподозрят, то просто разорвут на куски…
Мы оба — американец и израильтянин — говорили по-русски. Я не был уверен, что Бен-Цви знает английский язык, а иврит я знал через пень-колоду. Русский, таким образом, стал языком межгосударственного общения.
— Хорошо, — сказал я. — Нам не нравится, что вы вечно путаетесь у нас под ногами, мешая работать. Что за игры вы здесь разыгрываете за нашей спиной, подключаясь к нашим сетям и системам. Или ты думаешь, что мы ничего не замечаем?
— Мы не играем никаких игр, — зло посмотрел на меня Бен-Цви. — Никаких. В отличие от вас, которые на радостях плетут здесь кружева на полтора столетия вперед, надеясь превратить эту страну в вечный долларовый заповедник. Мы же решаем здесь только одну задачу: собрать весь наш народ на земле Израиля, как было завещано Моисеем и великими пророками священной земли. Тора — это наша единственная инструкция, а в ней, если ты ее читал, ясно сказано: "Господь Бог твой… соберет тебя от всех народов, между которыми посеет тебя… Хотя бы ты был рассеян до края неба, и оттуда соберет тебя Господь, Бог твой… и облагодетельствует тебя, и размножит тебя более отцов твоих… И тогда Господь, Бог твой, все проклятия обратит на врагов твоих и ненавидящих тебя…"
— Слушай, — не выдержал я. — Надеюсь, что ты не собираешься читать мне Тору полностью?
Было заметно, что Ицхаку давно уже не предоставлялся случай процитировать Пятикнижие вслух и это доставляло ему особое удовольствие.
— Я не цитирую тебе Тору, — засопел он. — Я отвечаю на твой вопрос, чем наша служба здесь занимается. Только эмиграцией евреев. Но они так здесь приросли к земле, что их всех надо как следует встряхнуть, чтобы они вспомнили, зачем Господь создал их на этой Земле. И что повелел им после рассеяния всем собраться в Израиле. Вот так. Не знаю, может быть кому-то еще доставляет удовольствие фотографировать здешние прогнившие железнодорожные мосты и ржавые крейсера или воровать скопированные с вас чертежи с новыми системами оружия, но нам это уже давно известно.
— Ну, это ты зря, — не согласился я. — У них есть очень интересные штучки. Мы даже, откровенно говоря, не ожидали. С их помощью вы могли бы прогнать своих друзей арабов куда-нибудь за Тянь-Шань, а то и дальше.
— Мы не ставим перед собой такой цели, — не унимался Бен-Цви. — Наша единственная цель — собрать народ на земле Израиля. А штучки у нас и свои есть. Только мы их не применяем пока. Не настало их время. Ибо не принял Господь жертвы Авраама…
Я в своей жизни повидал многое и, казалось бы, меня уже трудно чем-либо удивить. Но, глядя на Ицхака, я чувствовал себя так, как будто присутствую при демонстрации одного из великих чудес света. Неужели именно этот человек всего несколько минут назад ревел в мегафон антиеврейские лозунги под рев и свист своих сторонников?! Неужели они слепы настолько? Это же вовсе не Александр Невский, а типичный ветхозаветный пророк, как бы сошедший с библейских иллюстраций Доре! Мне тоже вспомнился стих из Священного Писания: "Чем согрешили они или родителя их, что родились слепыми?” Кажется так. Впрочем, не уверен. Я только однажды читал Библию, сидя две недели под арестом в тюрьме штата Калифорния за неуважение к суду.
— Вы полагаете, — продолжал Ицхак, — что это вы развалили СССР своей военной и экономической мощью и до сих пор не можете прочихаться от дурмана гордыня. А все было не так. В этой лоскутной империи евреи всегда были цементирующим началом. Даже вызывая всеобщую ненависть, они сплачивали остальных. Как только число уехавших евреев достигло критической массы, здесь все стало разваливаться на глазах. Тут уж огромное спасибо Иосифу Сталину. Он так их встряхнул, что хватит на сто лет. Так уж никто не сумеет. А мы просто не даем им забыться в этой стране и возомнить ее своей Родиной. У еврея может быть только одна Родина — Израиль. Когда он об это забывает — мы ему тут же об этом напоминаем.
— А что, Сталин работал на вас? — спросил я в изумлении от услышанного.
— Не знаю на кого он там работал, — ответил Ицхак, — но кое-что я слышал от самой Голды. Все, что я могу тебе сказать — Сталин уважал Книгу, хотя об этом мало кто знал. На его глазах произошло воплощение пророчества трехтысячелетней давности — возрождение Израиля. Это произвело на старого генералиссимуса сильнейшее впечатление. Он был очень суеверным человеком и не менее тщеславным. Ему хотелось приложить руку к воплощению пророчества, изреченного самим Господом. Тем более, что Голда умела все это рассказывать гораздо красноречивее, чем я.
— Значит ты прибыл в Петербург, — подвел я итог, — исключительно, чтобы напомнить народу своему о его самой главной задаче на данном этапе.
— Разумеется, — кивнул головой Бен-Цви. — Никаких других задач у меня нет. Ну, разве что, повесить этой стране на шею такие гири антисемитизма, чтобы она уже никогда не поднялась с четверенек.
Я с сомнением покачал годовой: "Боюсь, что вы все-таки доиграетесь до еврейских погромов".
— Что вы так этого боитесь? — поинтересовался Бен-Цви. — Погромы — это не холокост. Что такое погромы? Ну, убьют пять-шесть евреев. Зато, как все остальные поумнеют!
Он помолчал, вздохнул и добавил:
— Только я тебя успокою. Местные жители так деградировали за последние годы, что даже на еврейский погром уже не способны. Любой погром выльется в разгром гастрономов и кавказских лавок. Не смеши меня. Ты столько здесь работаешь, а не видишь, во что превратилась эта страна? Такого обвала еще не знала история. Они, может быть, и искренне не любят евреев, но друг друга ненавидят гораздо сильнее. И это накладывает отпечаток на все.
Он поднялся:
— Ладно. Ты узнал все, что хотел? Мне пора идти.
— Минутку, — сказал я. — Собирая "народ свой", ты не забываешь и своих кузенов-мусульман в отеле "Петрозаводск".
— Это мои дела, — отрезал Бен-Цви. — Тебя они не касаются. Моей организации нужны деньги. Партия нас создала, партия и должна нас содержать. Касимов — это вовсе не ислам. Это КПСС. Когда эта банда уходила в кусты, я имею в виду КПСС, то кое-что оставила здесь так называемым доверенным лицам. Мелочь. Основные богатства попали в западные банки. Касимов — один из распределителей оставшихся в стране денег КПСС. И мы убедили его нас финансировать. Еврейский погром — дело сложное, а сжечь гостиницу можно в пять минут. А мы неистребимы, ибо воплощаем русскую идею…
— И приторговываете ракетами, — добавил я.
Он засмеялся:
— Для нас самое страшное — не иметь сейчас реального противника. Ты же знаешь евреев? Убери от них Дамоклов меч, и все начнут друг друга учить жить. Ракеты еще должны не только нам угрожать, но время от времени и разрываться над нашими городами. Так что извини, то что ты ищешь, попало к нам. А мы уже решим, что с этой музыкой делать дальше. Если надо, доставим в Багдад в